Только однажды «ровное» настроение Пети дало сбой. Ксюша любила шить. Она шила мягкие игрушки по специальным выкройкам и дарила знакомым на праздники. В комнате на шкафу у нее лежали многочисленные зайцы с обвислыми ушами и непропорционально длинными лапами, коты в жилеточках, куклы с длинными волосами и даже старички в ночных колпаках и с подушками в руках. Все игрушки были удивительно похожи друг на друга и немного на Ксюшу. У них были только глаза – бусины и намек на нос в виде стежка. Но Ксюша всех лишала ртов. И эти безротые куклы казались грустными, неприкаянными страдалицами. Даже куклы в нарядных платьях и кружевных чепцах выглядели унылыми, неинтересными созданиями. Каждая была на что-то обижена. А уж овечки, которых она шила целыми стадами, и вовсе выглядели несчастными, готовыми к закланию.
Увлечение шитьем закончилось после того, как Ксюша пришла к подруге, у которой была маленькая дочка, и увидела огромный пакет, выставленный в коридоре для выноса на мусорку. Из пакета торчали и Ксюшины бедные овечки, и безрадостные барышни, и коты в куцых жилетках, которых она дарила девочке, – никогда с пустыми руками не приходила.
– Дочка с ними не играет. Плачет, – объяснила подруга, решив не врать. – Они депрессивные, понимаешь? Даже у меня от них настроение портится. И так полно проблем, еще твои бараны…
Ксюша посмотрела на дочку подруги, которая играла с огромным плюшевым зайцем розового цвета. Малышка нажимала на мягкую лапу, и заяц самозабвенно орал, что он мишка, ласковый мишка, очень любит мед…
– Он же заяц, – не поняла Ксюша.
– Ну, брак, наверное, – отмахнулась подруга, – перепутали. Я только дома обнаружила, что он петь умеет. Ну и не стала в магазин возвращать – дочка очень зайца хотела. Какая разница – заяц, мишка, главное, что ребенку нравится.
– Но он ведь заяц, – настаивала Ксюша, – а поет, что мишка. Это же странно, разве нет? Ты считаешь, что этот розовый уродец лучше моих игрушек?
– Вот родишь, тогда поймешь, что странно, а что нормально! – не сдержалась подруга.
Ксюша забрала пакет с собственными подарками и ушла. Подруге она больше не звонила.
Целый месяц Ксюша не находила себе места – сидела в Интернете в поисках нового хобби, разрываясь между керлингом и вышиванием крестиком. Однажды, вернувшись с работы, Петя увидел Ксюшу сидящей на диване и с остервенением втыкающей иглу во что-то мягкое и зеленое. Она сидела и тыкала, не обращая внимания ни на пришедшего Петю, ни на телевизор, ни на Елену Ивановну, которая поглядывала на дочь с испугом.
– Что это? – спросил Петя.
– Фелтинг. Валяние из шерсти. Лягушку хочу сделать, – объяснила Ксюша.
Через несколько дней Ксюша показала ему лягушку – с длинными непропорциональными лапами, крошечным брюшком, огромной головой, удивительно грустную и совершенно несчастную. После лягушки Ксюша взялась за гусеницу и все вечера тыкала иголкой в шерсть.
Вот тогда-то, увидев, с каким остервенением и яростью Ксюша орудует длинной иглой, Петя даже испугался.
– Похоже на куклу вуду, – пошутил он, но Ксюша шутки или не услышала, или не поняла, или не оценила.
Петя каждый раз вздрагивал, когда видел, как Ксюша втыкает иглу в ногу очередной лягушки, которых на шкафу собралось уже на целое болото.
– Хочу каждому гостю сделать подарок на память о нашей свадьбе, – сообщила Ксюша, – как ты думаешь, что лучше – туфелька или голубь?
– Лучше туфля, – ответил Петя, представив себе, как Ксюша втыкает иголки в грудь голубкам, достигая нужного объема и пропорций.
– Ладно, – согласилась Ксюша и принялась раскладывать материал. А Петя тогда подумал, что совсем не хочет жениться на Ксюше, на секунду представив себе, как она хладнокровно втыкает ему в горло здоровенную иглу или вязальную спицу.
– Тетя Люба спрашивала, когда к нам приедут твои родители для знакомства? Что ей сказать? – Ксюша продолжала тыкать в месиво, которое должно было превратиться в очередного несчастного пернатого или водоплавающего.
– Я спрошу, – отозвался Петя. – И нужно нам вместе съездить к бабе Дусе. Ей тяжело передвигаться. Лежит, почти не встает.
– А она придет на свадьбу? – без особого интереса спросила Ксюша.
– Не знаю. Не думаю. Все-таки уже возраст. Как будет себя чувствовать. Да и с грядками своими она расстаться не может. Надо будет поехать, огород вскопать.
– Пусть наймет кого-нибудь. Почему ты должен копать?
– Она не доверяет чужим. А мне не трудно. За полдня управлюсь. Я хочу, чтобы ты с ней познакомилась.
– Список гостей нужно составить. – Ксюша его будто не слышала. – Значит, минус один стул, если не будет бабы Дуси. И нужно поменять дату.
– Хорошо, – согласился Петя, думая о том, что, может, оно и к лучшему, что баба Дуся не познакомится с Ксюшей заранее. Если бабуля будет против его женитьбы… Да, тогда свадьба точно не состоится.
– Получается, в мае?
– Ну да.
– Ты не веришь в приметы? Вроде бы плохо в мае… Может, отложить на июнь?
– Как хочешь.
– Тебе все равно, что ли? – Ксюша взяла несчастную лягушку и начала втыкать ей иглу в глаз, делая его больше, навыкате.
– Надо спросить в загсе, когда есть свободные даты.
– Ближайшие – в мае.
– Хорошо.
– Почему ты со всем соглашаешься? – Ксюша расправилась с одним лягушачьим глазом и принялась за другой.
Петя не ответил. Он уснул. И ему опять приснилась баба Роза, которая грозила ему пальцем. Хотя, насколько Петя помнил, ни разу в жизни она так не делала.
Петя проснулся очень рано, до будильника. Ксюша уснула с лягушкой, которой вечером сделала огромные глаза – такого размера, что они казались на голове лишними. Петя поморщился – новое Ксюшино творение смотрело недобро. Неудивительно, что дети от ее игрушек плачут.
Что там Ксюша вечером говорила? Составить список гостей и перенести дату свадьбы. Кто будет с его стороны? Баба Дуся «уже минус один стул». Петя не ожидал, что Ксюша с такой легкостью исключит его бабушку. Могла бы для приличия хотя бы сделать вид, что ей жаль. Надо позвать Сашку. С подругой. Плюс два стула. Тут Петя закрыл глаза и снова, уже не во сне, увидел бабу Розу, которая грозила ему пальцем. Видение было настолько реальным, что Петя сел на кровати.
* * *Сашку, пожалуй, единственного Петиного друга детства, баба Роза терпеть не могла и «всячески пресекала общение». Роза Герасимовна была убеждена, что всему плохому Петю научил именно этот его приятель, больше некому. Надо признать, что бабуля была права – Сашкиными стараниями Петя стал сносно ругаться матом, покуривать, пить пиво и общаться с девочками. Не так, как Сашка, конечно же, но хоть как-то.
Сашка жил в деревне бабы Дуси по соседству, через два дома. И хотя они были ровесниками, Петя всегда ощущал собственную никчемность, дремучесть и несостоятельность рядом с другом. Сашка умел все – водить отцовскую машину, кататься на велосипеде без рук, целоваться по-настоящему, делать самокрутки, разводить костер и запекать картошку. Он умел виртуозно ругаться, тырить булки из магазина и клянчить мелочь на станции. Пете казалось, что Сашка может все.
Друг всегда был рядом и объяснял то, чего не понимал Петя, о чем не решался спросить у бабушек, да и вообще ни у кого. Сашке можно было рассказать все как есть. И получить ясное, простое объяснение. Именно Сашка объяснил Пете, что такое развод и что бывает после. Что командировки родителей – детская сказка, а на самом деле у отца давно другая баба, а у матери – «хахель». Он так и говорил – «хахель». И поэтому Петины родители развелись. Иначе почему? Сашка шел по жизни легко, плевал на неприятности и во всем искал выгоду. Так, Пете он за три секунды объяснил открывшиеся преимущества развода его родителей – можно просить деньги у отца, можно бить на жалость – бабули сделают все, что он захочет. Можно… Да столько всего можно делать! Например, шантажировать! Как? Деньгами! Отец только рад будет откупиться, лишь бы Петька ему не мешал. А если есть деньги, то можно жить свободно! Петя слушал друга с восторгом и почтением. И не верил ни единому слову.
– А ты проверь, – предложил однажды Сашка. – Если кишка не тонка. Тут главное, не сдрейфить, не соскочить раньше времени, а держаться до конца.
– Как?
– Попроси денег. Или подарок. Подороже. Который тебе и не светил.
– Зачем?
– Там разберемся. Сможешь?
– Смогу…
И Петя прерывающимся голосом позвонил отцу из автомата со станции и попросил велосипед. Велосипед ему был нужен позарез. Это был тот подарок, который уж точно ему не светил. У бабы Дуси не было денег на такую дорогую игрушку, а баба Роза считала велосипед «травмоопасным», учитывая «слабые кости» внука и хронический недостаток кальция в организме, который не восполняла даже толченая яичная скорлупа. Сашка же давно гонял на пусть и старом, но настоящем, большом велосипеде. С багажником и фарами. И будь у Пети велосипед, он смог бы увидеть то, что видел Сашка – водохранилище, пионерлагерь, короткую дорогу на станцию… Без велосипеда Петя был «не в компании».
– А ты проверь, – предложил однажды Сашка. – Если кишка не тонка. Тут главное, не сдрейфить, не соскочить раньше времени, а держаться до конца.
– Как?
– Попроси денег. Или подарок. Подороже. Который тебе и не светил.
– Зачем?
– Там разберемся. Сможешь?
– Смогу…
И Петя прерывающимся голосом позвонил отцу из автомата со станции и попросил велосипед. Велосипед ему был нужен позарез. Это был тот подарок, который уж точно ему не светил. У бабы Дуси не было денег на такую дорогую игрушку, а баба Роза считала велосипед «травмоопасным», учитывая «слабые кости» внука и хронический недостаток кальция в организме, который не восполняла даже толченая яичная скорлупа. Сашка же давно гонял на пусть и старом, но настоящем, большом велосипеде. С багажником и фарами. И будь у Пети велосипед, он смог бы увидеть то, что видел Сашка – водохранилище, пионерлагерь, короткую дорогу на станцию… Без велосипеда Петя был «не в компании».
– Пап, мне велосипед нужен. – От волнения Петя даже начал заикаться. Сашка стоял рядом и слышал каждое слово.
– Хорошо, – ответил отец.
– Спасибо большое, – поблагодарил Петя и быстро положил трубку.
– Вот «спасибо» было лишним, а так все нормально, – одобрил друг. Петя не верил в то, что все получится. Ему вдруг стало так страшно, как никогда. Как будто он совершил преступление. После этого звонка он опять перестал спать, и баба Дуся капала ему валокордин.
Через два дня на участке появился новый сверкающий велосипед. Настоящий, взрослый. Такой роскошный, что даже Сашка присвистнул от зависти и прямо при взрослых восхищенно выругался.
Он разглядел велосипед, чуть ли не каждую спицу потрогал и остался чрезвычайно доволен:
– Ну что, сработало?
– С-с-с-сработало, – согласился Петя, надеясь, что все это пройдет, как сон. Подарку он был совсем не рад. Велосипед стал для него видимым, осязаемым свидетельством того, что он, Петя, – преступник, шантажист и его надо наказать. Петя под давлением Сашки, который насильно вывозил друга на прогулки, увидел и водохранилище, и короткую дорогу к станции, но удовольствия не получил. Он стал молчаливым и замкнутым, обнаружив новую болезнь, которую счел карой – заикание. Точнее, первым заметил Сашка. Они стояли на берегу водохранилища и Петя, глядя на воду, восхитился:
– Б-б-б-белое.
Сашка заржал.
– П-п-п-поехали, – сказал Петя, и Сашка тут же перестал смеяться:
– Ты чего?
– Не-не-не знаю, – Петя тоже перепугался, вдруг услышав себя со стороны.
– Да ладно тебе, нормально же все получилось, смотри, красотища-то какая! – Сашка, судя по виду, перепугался не на шутку. – Чего ты забебекал вдруг? Тебе ж велосипед и взаправду был нужен. Чего ты?
Сашка смотрел на друга, как на больного – домой они доехали в два раза быстрее. Сашка, чего с ним никогда не бывало, ворвался в дом и признался бабе Дусе, что Петя начал «бебекать». Сашка сам чуть не плакал, изображая, как его друг заикается. Петя стоял рядом и молчал.
– Ну-ка, скажи что-нибудь, – потребовала баба Дуся.
– Что? – переспросил Петя.
– Ну вот, все нормально! – Баба Дуся улыбнулась и отправила Сашку восвояси – мать давно обозвалась.
– Есть будешь? – спросила баба Дуся.
– Б-б-буду, – ответил Петя.
Евдокия Степановна ахнула и кинулась звонить сватье. Это напугало Петю еще больше – баба Дуся никогда не признавалась бабе Розе в том, что внук простудился или засопливился. А тут – позвонила, говорила коротко, серьезно, без вскриков и причитаний. Роза Герасимовна немедленно вытребовала Петю в город, где его уже ждал логопед-дефектолог. Частный, само собой. А также неврологи, обследования и анализы. Велосипед баба Роза категорически потребовала оставить на даче, связав после консультации с врачом заикание с переизбытком эмоций. Так что подарком Петя, можно сказать, и не успел толком воспользоваться. Во время лечения он начал заикаться еще сильнее – страшно боялся, что его с Сашкой план раскроется и про шантаж узнает баба Дуся. А когда баба Роза обвинила его отца во всем произошедшем, Петя просто онемел. Он думал, что отец расскажет, что это он, Петя, звонил и выпрашивал велосипед. Сергей, видимо, что-то пытался объяснить, но Роза Герасимовна не пожелала слушать – бросила трубку. Врачи все как один приняли версию о велосипеде спокойно, заявив, что сильные положительные эмоции могут оказываться не менее, а даже более травматичными для психики ребенка, чем отрицательные. И Петю лечили от велосипеда и заикания.
Больше ничего Петя у родителей не просил. Ни разу. Даже когда они спрашивали, что он хочет на Новый год или на день рождения, Петя твердо заявлял, что ему ничего не нужно. Заикание прошло – не сразу, через год. Сашка, чувствуя и свою вину, сразу «давал в рыло» любому, кто обзывал Петю заикой или передразнивал. Страх перед телефонными разговорами и просьбами у Пети остался на всю жизнь. Он предпочитал писать письма по электронной почте, сводя личное общение к минимуму.
А Сашка так и остался его другом. Он был единственным, с кем Петя мог поговорить так, как ни с кем не разговаривал. Сашка на все и всегда давал лаконичный совет: «Забей». Когда они перешли в старшие классы, Петя стал чувствовать разницу в воспитании – все-таки баба Роза вложила в него много. С Сашкой нельзя было поговорить о книгах, фильмах, марках, которые с увлечением собирал Петя. Но с ним можно было просто молчать. И печь картошку на берегу водохранилища.
Эта дружба сохранялась вопреки всему. Когда Петя оказывался на даче у бабы Дуси, он мог позвонить Сашке, и тот приезжал сразу же – на старой раздолбанной машине или на новой, на которой «дали покататься». Друг получил права, сходил в армию, женился, родил ребенка, бухал, скандалил, развелся, менял машины, женщин, снова собирался жениться. Петя ничего из этого не мог себе даже представить. Он мечтал хотя бы день пожить Сашкиной жизнью. Жизнью, в которой можно срываться, гнать на дачу, врезаться в фонарный столб, возить баб на водохранилище, пить водку до полной отключки, продавать машины, уезжать на полгода в другой город… Сашку все любили – и его сын, и бывшая жена, и нынешняя сожительница, и друзья, и временные коллеги… Петю не любил никто. Или любили, но он этого не замечал. Замаринованный, засоленный, закатанный в любви бабушек, он не знал, какой бывает другая любовь.
Петя окончил институт, работал в офисе с девяти до шести, долго встречался с Ксюшей и не знал, как «забить» на проблемы. Он даже напиться толком не мог – его начинало тошнить, и внутри срабатывал предохранитель.
Но к Сашке Петя относился с прежним уважением, как к старшему брату, как к наставнику. Ведь если бы не он, Петя бы думал, что непременно умрет от проглоченной косточки от черешни, веря бабе Розе. Сашка тогда, в детстве, сожрал целый кулек черешен с косточками, чтобы доказать, что от этого не умирают. Потом у него, правда, был понос, но ведь не умер, доказал! Даже девственности Петя лишился на даче у Сашки и не без его посредничества – Сашка пригласил девиц, всех напоил кислым вином и чуть ли не насильно затолкал Петю в комнату….
А до этого было потрясение. Колоссальное. Когда они учились классе в шестом-седьмом, Петя уже считался гуманитарием. Алгебра, физика, геометрия вводили его в стойкий ступор. Петя был способен к языкам, любил читать, неплохо знал историю, хотя и путался в датах. А Сашка оказался математиком, любую задачку решал легко и быстро. За Петю он делал все домашние каникулярные задания и даже пытался ему объяснить формулы. С той же легкостью Сашке давались физика, геометрия и черчение. За пятнадцать минут он делал чертеж, на который у Пети уходило три дня кропотливого, изматывающего труда. При этом он по-прежнему изъяснялся матом, страницами, выдранными из книги, мог растопить костер, а над Петиными порывами написать фантастический роман посмеивался.
Петя, завороженно глядя, как Сашка решает ему задачки по математике, признавал его превосходство. Приятель к тому же неплохо разбирался и в электрике – мог починить проводку, наладить телевизионную антенну, повесить люстру, сделать дополнительную розетку. Когда баба Дуся просила о помощи, Петя бежал к Сашке, и тот никогда не отказывал. Только удивлялся:
– Чё сам-то не сделаешь? Я ж тебе сто раз показывал!
– Я не запомнил, – признавался Петя.
Сашка хохотал и проверял контакты, паял, тянул, прятал под плинтусами, рассказывая при этом другу об очередной бабе, которую завалил прямо в машине.
* * *Петя лежал рядом с Ксюшей и пытался угадать, можно ли Сашку звать свидетелем на свадьбу? Но других друзей у него не было. Стоит ли рассказать Ксюше, что у приятеля были феноменальные способности к математике, или не стоит? Или рассказать ей, как шестнадцатилетнего Сашку поймали на краже в магазине электроники и еле-еле отмазали? Или о том, что тот выносил утку за старой бабкой, ставил ей уколы и дежурил у кровати, подменяя мать? Или рассказать Ксюше о том, как Сашка закрутил любовь с медсестрой, которая доставала ему рецепты на препараты. «Наркоту», как он говорил. Медсестра была лет на двадцать старше Сашки, но ему было все равно. Бабка мучилась от боли, и он был готов трахать кого угодно, лишь бы не видеть, как она страдает.