– Но надо же что-то делать!
– Ничего. Проживем. Сергей – он совестливый. Сам так себя изъест, что нам и делать ничего не придется. Надо набраться терпения.
– Но ведь он должен понимать, что Петя растет, что ему нужны новые вещи, я уже не говорю о других нуждах.
– Ничего он нам не должен. Его ночная кукушка нас уж точно перекукует.
– Но ведь мы не для себя просим! Для внука! Я крайне, крайне разочарована Сергеем. И ведь ничего нельзя поделать! Вот что меня убивает! Остается только сидеть и ждать, пока, как вы говорите, его совесть замучает. А если не замучает? Что тогда будет с Петечкой? Нет, я сейчас же перезвоню сыну и поговорю с ним уже в другом тоне!
– Ох, Роза, ты же знаешь, что ничего хорошего из этого не выйдет, – баба Дуся опять перешла на «ты». – Мужики ведь они простые, как три копейки. Ты с ними по-хорошему, на жалость бьешь, спасибо говоришь, они тебе и больше дадут. А воевать начнешь, так и положенной копейки не дождешься. Они ж как щенки блохастые – пока им пузо чешешь, так они ластятся, а как носом ткнешь в их собственное говно, так и тяпнут за ногу.
Баба Дуся со своим крепким крестьянским умом опять оказалась права. Сергея замучила совесть, и спустя еще два месяца он рассчитался с бабулями по алиментным долгам. Взятки брать Сергей не стал, но репетиторством занялся. Судя по всему, Марина была не в курсе того, что «алиментные» конверты вернулись к прежнему объему.
Сейчас Петя понимал, что бабушки обеспечили ему счастливое детство. Настолько счастливое и беззаботное, что оставалось только удивляться. А уж чего это им стоило – тут уж никто не знает, кроме них самих.
Удивительно, но Роза Герасимовна не виделась с собственными внучками. Все-таки они для нее были такими же родными, как и Петя. Но бабушка, «сделав визит знакомства» – первый и последний, со всей изобретательностью, вежливостью и соблюдением приличий отказывалась от новых встреч. Хотя Сергей и звал, и предлагал, и приглашал. Роза Герасимовна неизменно сказывалась больной и занятой.
Петя услышал, что бабе Розе девочки не понравились – они были похожи на мать, на Марину, которая, о ужас, за столом спросила у дочки:
– Все? Накушалась?
Роза Герасимовна, запивая домашнюю рябиновку сватьи валокордином и валокордин рябиновкой, смеялась и плакала:
– Я ей говорю, что «накушалась» можно употреблять только в значении «напился водки». А она меня не понимает! Я ей говорю, что есть прекрасные синонимы – «насытилась», «сыта», а «кушать» допустимо, только если речь идет о младенцах! А она меня не понимает! И девочки! У них простые детские глаза без всякого выражения! Вообще без выражения! Круглые глазенки. Как Сергей этого не замечает? Они ведь вообще ни о чем не думают! Там даже мысль не шевелится! И совершенно лишены чувства юмора, как и их мать. А ведь юмор – это признак интеллекта! Хоть какого-то намека на разум!
– Ну что ты придираешься? – Баба Дуся подливала сватье рябиновки и капала щедрую порцию капель. – Я тоже неправильно говорю. И садить, и ло́жить.
– Но ты же не говоришь – «накушалась»!
Баба Дуся хохотала, и баба Роза смеялась, утирая слезы, поперхнувшись рябиновкой.
Петя же понял, что отца он должен делить с тетей Мариной, со сводными сестрами, а бабушек он не должен делить ни с кем. Они его, и только его. И тоже расплакался, лежа в кровати. От счастья, от гордости, от осознания того, что баба Роза выбрала его. Он был рад, что отомстил отцу и сестрам. Был счастлив, что баба Роза назвала сестер тупыми. Значит, его она считала умным.
Впрочем, по бабе Розе было сложно понять – кого она любит, а кого нет. Вот с бабой Дусей было все понятно. Хотя тоже относительно. Петю всегда интересовала тема любви-нелюбви. Он даже пытался обсудить ее с Сашкой, но тот не понял.
– Если с бабой, то понятно. Если дает, значит, любит.
– А если с родными?
Сашка пожал плечами. Родня, с его точки зрения, не должна любить. А вот защищать – обязана. Петя мечтал, чтобы его тоже так любили – защищали, как Сашку. Во всяком случае, когда у Пети в школе возникали проблемы, баба Роза всегда винила внука и слушалась учительницу, верила каждому ее слову. Роза Герасимовна даже не разбиралась – кто прав, кто виноват, безоговорочно принимая вину на себя, то есть на Петю. Зато Сашкина мама за сына готова была «перегрызть горло» любому. Так Сашка говорил, с гордостью: «Мать чуть горло не перегрызла».
Родители были на Сашкиной стороне, даже когда его поймали на драке во дворе – он не был зачинщиком, просто дал сдачи, но сильно, так, что сломал нос однокашнику. Сашку, естественно, потащили к директрисе – отец пострадавшего однокашника обещал «позвонить кому следует» и упечь Сашку в колонию для несовершеннолетних. Сашкина мать, ворвавшись в школу, не слушая объяснений, не пытаясь разобраться, пообещала повыдергать патлы директрисе и оторвать одно место папаше, который угрожал ее Сашке колонией. Она была уверена, что если сын полез в драку, то было за что. И как ни странно, такая слепая материнская любовь, животная ярость и выставленный родительский щит подействовали – директриса тут же пошла на попятную, признав, что пострадавший подросток вечно задирал малышей. Немедленно припомнила, что Сашка всегда помогал перетащить стулья и парты, и предложила разойтись миром. Но папаша требовал «правосудия». Тут, правда, подъехал Сашкин отец и объяснился с ним по-мужски, пообещав и ему сломать нос, а заодно переломать обе ноги. Под конец конфликта в школу явился абсолютно трезвый Сашкин дядя, и против такой силы отступили и папаша, и директриса, которую Сашкин дядя между делом напоил «шампусиком» и накормил шоколадкой.
Петя, который был свидетелем этой истории, смотрел на родителей друга с обожанием. За него никогда никто так не заступался. И не важно, что потом, дома, отец надавал Сашке ремнем, да еще и мать добавила скрученным полотенцем – чтобы силу рассчитывал и думал, с кем связывается. Но там, в школе, они его ни словом не попрекнули. Петя не понимал, почему Сашка этого не ценит и не видит.
* * *Так вот, про любовь…
– Сволочи все, – говорила баба Дуся.
– Устаю от бессмысленного общения, – вторила ей баба Роза.
Обе при этом считались прекрасными соседками и милыми, приветливыми женщинами.
Петю они любили безоговорочно. Сергея любила баба Дуся. К Сашке баба Дуся относилась хорошо. Сашкиного дядю бабуля терпеть не могла – он ей обещал забор поменять, да так и не собрался, отделывался «завтраками». Баба Дуся называла его пустоболом и не могла простить, что мужчина не держит слово. А вот баба Роза считала его хорошим, поскольку он ни разу не отказал ей в просьбе отвезти Петю в деревню или привезти его в город.
Но больше всего Петю волновала любовь-нелюбовь бабы Розы к Сергею, собственному сыну.
Однажды Петя нашел у бабы Дуси в ящике кухонного стола, куда она складывала квитанции за свет и телефон, чеки из магазина, листочки с рецептами и прочие ценные бумаги, свадебную фотографию своих родителей. Они стоят в загсе и ставят подписи. Лица матери под пышной фатой почти не видно. Зато отец виден хорошо – он внимательно смотрит на женщину, регистрирующую брак.
– Можно я возьму себе? – спросил Петя.
– Бери, конечно, – ответила баба Дуся, – ей здесь не место, даже не знаю, как тут оказалась.
Петя положил фотографию в коробку с конвертами. И спустя время, уже в городе, показал ее бабе Розе.
– Смотри, что мне баба Дуся дала.
– Я и не помню этого снимка. – Роза Герасимовна осталась равнодушной.
– Тебе не нравится?
– Нет. Тут Сергею только девятнадцать исполнилось, а у него фигура сорокалетнего мужика, – фыркнула баба Роза. – Рыхлый, дебелый. Даже не знаю, что в нем Света нашла. В детстве он таким не был. Даже странно, как я это допустила. – Баба Роза была искренне удивлена тем, что ее сын выглядел столь непривлекательно.
После этого разговора Петя долго стоял голый перед зеркалом и разглядывал себя – у него тоже будет фигура сорокалетнего мужика и баба Роза станет недовольна? А фигура сорокалетнего – это какая? Петя, придирчиво разглядывая свои тощие ноги и впалую грудную клетку, искренне страдал. Если бабе Розе он не будет нравиться, значит, она перестанет его любить – как папу.
Был еще один момент, который Петя в детстве принимал как должное – ни разу они не сидели все вместе за столом. Или баба Роза, Петя и отец, или баба Дуся, Петя и отец. Но чаще всего – обе бабушки и Петя. Он мечтал – вот бы хоть один раз, хотя бы на его день рождения, все собрались вместе, как собирались родственники на дни рождения Сашки, когда дядька напивался, мать ругалась с отцом, но все сидели за накрытым столом, бок о бок и подкладывали друг другу шашлык. День рождения Сашки всегда превращался в праздник – собирались дети со всей округи, во дворе ставили магнитофон, который орал взрослые песни, Сашке разрешали выпить пива, и все дружно произносили тосты – за отца, за мать, за самого именинника.
У Пети дня рождения, можно сказать, и не было.
– Это потому что ты зимой родился, а я – летом. Летом проще. Свистнул – и все пришли, – утешал его друг.
Петя ни разу не почувствовал праздника. Отец в этот день, как правило, звонил и отделывался сухим поздравлением. Подарки он или передавал спустя несколько дней, или сильно заранее – баба Роза хранила их в шкафу, и Петя задолго до праздника знал, что ему подарят, и снова и снова переживал разочарование. Отец всегда дарил ему игрушки не по возрасту. Он считал, что Петя так и остался ребенком лет шести, и передавал то пистолет с пульками, то лук со стрелами, то конструктор.
Баба Роза и баба Дуся делали совместный подарок – что-нибудь очень нужное и полезное. Однажды Роза Герасимовна даже подарила ему витамины, очень дорогие и редкие, которые достались по исключительно счастливому случаю и обещали богатырское здоровье. Баба Роза украсила банки ленточками и торжественно преподнесла внуку. Петя кивнул, поблагодарил, а потом высыпал все содержимое в унитаз. Он думал, что бабушка поймет, догадается, но она не сказала ему ни слова, даже не попрекнула, хотя в унитаз смылось несколько ее пенсий.
Тетя Марина передавала плитку шоколадки или коробку конфет, обязательно с белой начинкой, которую Петя терпеть не мог.
Самые ценные подарки доставались от Сашки и его родни. Друг подарил ему первый бритвенный станок, первую упаковку презервативов, первую пачку сигарет и первую бутылку виски.
Сашка же учил его пользоваться всеми дарами. Сашкина мама с отцом передавали деньги. А дядька торжественно вытаскивал какую-нибудь модную вещь – джинсы, рюкзак, плеер. И Пете оставалось только гадать, откуда вечно пьяный дядька доставал такие шикарные вещи. Сашка только ржал, когда Петя спрашивал у него о происхождении подарка.
– Дают, бери! – неизменно отвечал друг.
Первый день рождения, торжественный, официальный, ему устроила Ксюша. Вечером его ждал празднично накрытый стол, за которым сидели Елена Ивановна, тетя Люба и сама Ксюша. Пете торжественно преподнесли три коробки, завернутые в подарочную бумагу, в которых лежали галстук, рубашка и часы. Галстук выбрала Ксюша, рубашку – Елена Ивановна, часы – тетя Люба. Она же первая произнесла тост за здоровье именинника, и все чокнулись.
Петя сидел и краснел, не зная, как реагировать. Тетя Люба пихала его ласково в бок и требовала, чтобы он «поухаживал за женщинами». Петя покорно приподнимался, подливал всем вина. Елена Ивановна даже встала, чтобы сказать слова поздравления. И все чокались и только после этого пили.
Баба Роза терпеть не могла чокаться. Она приподнимала бокал и отпивала. Исключение делалось только для сватьи. Более того, Роза Герасимовна считала, что звенеть посудой за столом – неприлично. И уж тем более моветон произносить здравицы. Роза Герасимовна считала, что все эти слова отдают кладбищем – поминками.
Однажды, когда еще ничто не предвещало скорой беды, баба Роза ни с того ни с сего попросила сватью (Петя делал вид, что спит, но слушал, о чем говорят бабушки на кухне):
– Дуся, умоляю, только никаких речей на моих поминках!
– Да не дождешься! От меня уж точно! – ответила Евдокия Степановна, пытаясь пошутить.
– Дуся, я серьезно. Не надо, – настаивала Роза Герасимовна.
– Ты же знаешь, что это невозможно. Что я могу? – Баба Дуся заплакала.
– Ты можешь. Как ты скажешь, так и будет, – ответила баба Роза.
Петя не знал, исполнила ли баба Дуся обещание. Он не знал, говорили ли слова на поминках. Но был уверен – лично баба Дуся не произнесла ни слова. Не говорила заупокойные тосты. А просто пила, не чокаясь.
Так что, сидя с Ксюшей и ее родственниками, Петя был совершенно ошарашен. И когда от него потребовали ответный тост, он не знал, что сказать. Не знал, как ответить. И произнес первое, что пришло в голову, шутку: «За присутствующих здесь дам». И дамы довольно заулыбались, приняв тост всерьез.
Петя долго пытался разобраться в собственных чувствах. С одной стороны, ему было приятно, что Ксюша, Елена Ивановна и тетя Люба так отнеслись к его празднику. Старались, готовили. А с другой – ему стало невыносимо тоскливо. Он представил себе точно такое же застолье через год и через два. И все эти поздравительные слова – для чего они? Ведь он не такой уж щедрый, как сказала о нем Елена Ивановна, и не такой уж умный, что отметила Ксюша. Да и не столь порядочный, как расписала его в своем тосте тетя Люба. Вранье это все. И в чем смысл этого стола, который ломился от еды, выложенной по случаю праздника в тарелки из «парадного» сервиза, пылившегося в серванте?
Петя сидел рядом с довольными женщинами, которые теперь вроде как считались его семьей, и хотел, чтобы все было как прежде. Услышать голос бабы Дуси, сухое поздравление отца, и даже шоколадке от тети Марины он был бы рад. Он скучал по Сашке, который еще с утра отправил ему поздравительную эсэмэску.
Отец не позвонил. Петя получил от него письмо, в котором тот сообщал, что у него случился гипертонический криз, а тетя Марина занята девочками – у обеих подозрение на круп. И подарок он передаст позже, как только все выздоровеют и Петя сможет их посетить.
Петя залез в Интернет в поисках странной болезни – крупа. Выяснил, что это связано с горлом, и хмыкнул. У Пети были понос, диатез, энурез, но никогда не было такого красивого заболевания, как круп.
Воспользовавшись перерывом в праздновании, которое для него становилось все более бессмысленным, Петя ушел в комнату и позвонил бабе Дусе.
– Петя! Ты почему не приехал? – Баба Дуся сняла трубку после первого же звонка и кричала, как будто с ней случилось несчастье.
– Я завтра приеду! – закричал в ответ он, пытаясь вспомнить, договаривался ли с бабушкой, что заедет.
– Почему завтра? – орала баба Дуся.
– Я приеду! – прокричал Петя.
– Памперсы не вези! Я экономлю!
Петя понял, что бабушка опять приняла его за отца, что в последнее время случалось все чаще.
– Ты доволен? – спросила Ксюша у Пети, когда посуда была помыта, мусор вынесен и все разошлись по комнатам.
– Да, очень, спасибо, – ответил он.
Назавтра Петя приехал в деревню и получил от бабы Дуси дарственную на дом и участок. После чего надрался с Сашкой до помутнения рассудка и переспал с Риткой.
Домой он вернулся спустя сутки. Ксюша смерила его презрительным взглядом, Елена Ивановна сокрушенно вздохнула, а тетя Люба, которая, казалось, поселилась в квартире навечно, приехав на три дня, фыркала и брызгала слюной, как сломанный смеситель. Смеситель, как оказалось, и вправду слетел еще вчера, и три женщины дружно решили не вызывать мастера, обмотав кран тряпками.
– Почему? – удивился Петя.
– Есть вещи, которые должен делать мужчина, – буркнула Ксюша.
Петя про такое разделение обязанностей ничего не понимал. Его бабушки умели справляться с любыми делами, а тот же Сашка намывал полы в собственное удовольствие и готовил в охотку.
Петя вызвал сантехника и покорно кивал, когда потный мужик рассказывал ему, что нужно поменять прокладку. Петя заплатил за прокладку и вроде как выполнил мужскую функцию.
– А чего вы сами-то не вызвали? – неосторожно спросил он у Елены Ивановны и получил в ответ еще один выразительный сокрушенный вздох.
Чтобы разрядить обстановку, Петя выложил на стол дарственные от бабы Дуси. И действительно – женщины заулыбались, расцвели, как будто он вывалил на стол драгоценности и наряды. Тетя Люба метнулась к плите греть блины с мясом, Елена Ивановна запустила стиральную машинку с грязными Петиными вещами, а Ксюша мило улыбалась и спрашивала, как поживает баба Дуся.
Петя же вдруг вспомнил: однажды он приехал в деревню с Розой Герасимовной и увидел, как Евдокия Степановна, стоя на шаткой лестнице-стремянке и вооружившись ручной бензопилой, спиливала ветки старой вишни.
– Бабушка! – закричал Петя, поскольку испугался, что баба Дуся или свалится, или отпилит себе бензопилой палец, как отпилил дядька Сашки, правда, по пьяни.
– Я подержу, – спокойно сказала баба Роза и подперла плечом стремянку. На пару, отодвинув Петю на безопасное расстояние, они спилили ветки не только у вишневого дерева, но и у двух яблонь. Переставляли лестницу, баба Роза держала бензопилу, чтобы сватья приняла удобное положение.
Петя хотел позвать на помощь Сашку, Сашкиного отца, дядьку, но бабушки отмахнулись.
– Сами справимся, – ответили они дружно и продолжили пилить. Особенно Петю поразила сила бабы Розы, которая в деловом костюме, в шейном платке с приколотой брошью стояла под лестницей и легко, даже элегантно, как дамскую сумочку, держала бензопилу, пока баба Дуся пристраивала лестницу к стволу.
* * *– Дорогие друзья! Мы уже повеселились, потанцевали, поели и поучаствовали в конкурсах. Самых активных и веселых наших гостей я хочу наградить ценными призами. А жених с невестой помогут мне выбрать самых достойных победителей, которые сделали наш вечер таким позитивным и веселым. Ну а кому приз не достанется, будет вам урок на будущее – нечего было греть стул, надо было показать свои таланты! Итак, девушка, вы. Как вас зовут? Ирина? Ирине вручается приз за самый зажигательный танец! Что же вам вручить? Ну конечно, бигуди! Приз на локон накрутите и прическу наведите. И мужчины, как и я, сами лягут в штабеля!