Горин посмотрел на часы.
– Короче, Сань. Думай головой. Я тебе адреса‑телефоны дал, в Москве устроишься. Насчет того, что я тебе сказал, – я сказал, а ты послушал. Дальше сам соображай. Давай… сейчас набчелнинский подойдет, у него стоянка короткая…[8]
Я кивнул.
– Благодарю за все. Не прощаемся.
– Надеюсь…
Вышел из машины. Горин резко газанул, разворачиваясь. Я проводил его взглядом.
Вокзал в Агрызе – своеобразный, он стоит на обрыве, площадь – внизу, и чтобы подняться наверх, к платформам, – надо по лестнице идти, длинной. Эта лестница была передо мной – как лестница куда‑то вверх…
Сам не знаю куда. Но вверх.
Свистнул электровоз. Мне пора…
Югославянск, Россия30 сентября 2017 года
Замість тепла – хижа імла, замість надій – дим!
Замість вірити в себе ми віримо снам,
Наші права – це порожні слова, для тих, хто керує всім,
Та не довго чекати залишилось нам.
Украинизированная версия песни «Перемен!» Группа «Кино»
Примерно в это же самое время зафрахтованный у «Аэрофлота» «Суперджет» готовился совершить посадку в новом, только что открытом аэропорту Югославянска…
Самолет был зафрахтован фирмой «М‑Трейдинг» – кстати, согласно полуофициальному циркуляру ФНС, налоговой службы, – наличие в названии юридических лиц приставок типа «‑м» или цифровых типа «‑2000» есть один из признаков, свидетельствующих о недобросовестном характере операций этой фирмы. Но в данном случае все было законно. Данная фирма была зарегистрирована примерно год назад и за этот год нарастила обороты с нуля до двух с половиной миллиардов рублей, занимаясь преимущественно экспортом‑импортом продуктов питания. Возможно, это было потому, что принадлежащие этой фирме грузы таможились в течение суток по минимальным возможным ставкам, а грузы старых, уважаемых, с историей импортеров – стояли сутками, иногда и неделями. Возможно, потому что таможенные инспекторы упорно закрывали глаза на то, что, по крайней мере, часть продуктов ввозилась этой фирмой из стран санкционного списка. Впрочем, о тесной связи Национально‑демократической партии России и Государственного таможенного комитета знали в Москве даже бродячие собаки.
Партия национал‑демократов была зарегистрирована несколько лет назад, но до недавних пор была ничем не примечательной мелкой партейкой, которую зарегистрировали в расчете на будущее, возможно, даже на продажу – чтобы застолбить красиво звучащий бренд, и потому что партии стало регистрировать намного проще, чем до этого. Год назад в партии полностью сменилось руководство и политический совет. И в него вошли очень серьезные фигуры, в том числе депутаты Государственной думы и отставные офицеры спецслужб и силовых ведомств.
Истинным хозяином партии был Святослав Леонидович Баринов. Еврей по матери, его состояние достигало полутора миллиардов долларов, но при этом он нигде не светился и не обладал никакими статусными предприятиями и объектами. Сферами его интересов были сельскохозяйственные земли, земли под застройку, малоэтажное строительство, торговля продуктами питания и производство… у него также было несколько миноритарных пакетов в крупных компаниях. Сейчас он летел в Ростов‑на‑Дону с целью камерно договориться с некоторыми миллиардерами Юга о вложении денег в партию и вообще – в политику. В отличие от некоторых других партийных хозяев Баринов не просто купил проект и нанял политтехнологов – он сам занимался партийными делами, и потому дела у партии шли хорошо и все политологи гарантировали ей прохождение в обновленную Думу. Место давали от третьего до пятого‑шестого.
Вторым по значимости человеком партии был Олег Иванович Кухарцев. Он был действующим полковником ФСБ, официально возглавлял службу безопасности одного из оборонных предприятий в средней полосе России, эта должность позволяла занимать ее действующему, а не отставному офицеру. Реально же Кухарцев был темной личностью, на работе почти не появлялся, и никто не задавал по этому поводу никаких вопросов. Если бы вам довелось поговорить с Кухарцевым по душам – что было почти невозможно, потому что полковник был неразговорчив, – то вы узнали бы, что за плечами полковника и Дагестан, и Чечня, и Украина, и одна среднеазиатская республика, где он два года проработал консультантом, помогал ставить разведку. Оттуда он, кстати, привез очень необычный трофей – два килограмма золота в слитке. Но где это золото теперь – знал только сам полковник.
Третьим по влиянию был депутат Государственной думы двух созывов Петр Иванович Куликов, он же – лицо партии. Начинал он в «Яблоке», но быстро понял, что эта оппозиция будет вечной, и перешел в партию власти. В партии власти он поначалу отметился несколькими сумбурными и вызывающими законопроектами, которые привлекли к нему внимание, пусть и негативное, потом – оседлал украинско‑патриотическую тему. На этой теме он проехал до самого конца, получил определенный рейтинг, выбился из серой массы депутатов – и потом технично соскочил. В нацдемах он оказался довольно случайно – но прижился, и потом политтехнологи партии выбрали его паровозом – лицом партии, первым номером предвыборного списка. Именно он должен был выступать на митинге, но сейчас он сидел в головной части салона вместе с политтехнологами. Баринов и Кухарцев – хозяева – сидели сзади, и Куликов даже не думал к ним обращаться. И правильно делал.
Такова была повторно рождающаяся в России демократия. Если в обычных странах бизнес конвертировал свои деньги в политическую, публичную власть, то в России в публичную политическую власть конвертировалась власть непубличная, в основном силовая и контролирующая те или иные сегменты бизнеса. Все это напоминало конец восьмидесятых: лев готовится к прыжку. Мафия, деловики – собирались конвертировать накопленные теневые капиталы в политическую власть и влияние. Но мало кто помнил, чем все это закончилось: к двухтысячному году на Олимпе не было практически ни одного «хозяина жизни» восьмидесятых…
Баринов просматривал биржевую информацию на своем мобильном. Кухарцев жал эспандер, он это всегда делал, когда нервничал. До Ростова было еще минут пятнадцать…
– Ты уверен, что этот твой…
– Билоконь, Святослав Леонидович…
– Билоконь. Что он вхож?
– Он вхож. При должности. В Украине все проще…
– Да ну…
– Проще, Святослав Леонидович…
Миллиардер нехорошо, цинично усмехнулся.
– Лучше некуда. Вопросы, которые ты ставишь, – доля в активах на Донбассе и в Луганске в случае, если мы работаем…
– В обмен на?
– В обмен на то, что мы им даем дышать! – выругался Баринов. – Им доступ на наши рынки открывается – мало? Все равно их барахло больше никому и на… не нужно.
– Они будут говорить про деньги.
– Какие деньги?
– Репарации, наверное. За Крым там…
– Ага. Хрен им, а не репарации.
Баринов задумался.
– Хотя нет, обожди. Они какой процент возьмут?
– В смысле, Святослав Леонидович?
Баринов вздохнул.
– В прямом, Олег, в прямом. Включай мозги. Допустим, мы им кидаем ярд из госбюджета – сколько обратно нам вернется?
Кухарцев присвистнул.
– Ну, вы голова, Святослав Леонидович…
– Во! – Баринов поднял палец и обычным тоном добавил: – Чечены сколько брали?
– Двадцать обычно.
– Тогда торгуйся с десяти, если что, поднимешь до пятнадцати. Хохлам этого хватит… не чеченцы. Обломаются.
– Понял.
Про себя Кухарцев тоскливо подумал, что никогда ему на самый верх не выбраться, хозяином не стать. Ну, банчит он наркотой… точнее, обеспечивает часть транзита афганского героина из Средней Азии в страны ЕС, – сколько он имеет? В год три‑четыре ляма получается. И при этом – он таким сроком рискует! А если на его участке дороги будут проблемы – его либо на бабки поставят, либо вырежут и его. А Баринов с ходу придумал, как целый арбуз зеленый прикарманить, и не один. И не надо ни спать вполглаза, ни договариваться о левых рейсах, ни проплачивать. Просто кинул из бюджета арбуз – через несколько дней девятьсот лямов на счета упали. О – размах!
И ведь сделает…
Сволочь, сделает, пока ты будешь ж… на наркотранзите рисковать. И где справедливость?
– Слава России! Мы сегодня здесь собрались для того, чтобы показать, что в России есть народ. Многонациональный народ. Мы разные, нас много, нас – огромная страна, которая сложилась по воле истории и по воле наших народов. Мы заплатили кровью за наше единство. И мы не позволим его развалить. Чего мы хотим? Мы хотим народную демократию. Мы хотим свободы слова. Мы хотим, чтобы люди не боялись коррупционеров, не боялись произвола силовых структур. Мы хотим свободную сильную страну. Мы хотим, чтобы президент нашей страны был ответственен перед народом. И так и будет. И сегодня мы говорим, что пусть победит тот, кто самый сильный, у кого самая внятная программа. Но это наш выбор, это наша страна, это наша свобода…[9]
И ведь сделает…
Сволочь, сделает, пока ты будешь ж… на наркотранзите рисковать. И где справедливость?
– Слава России! Мы сегодня здесь собрались для того, чтобы показать, что в России есть народ. Многонациональный народ. Мы разные, нас много, нас – огромная страна, которая сложилась по воле истории и по воле наших народов. Мы заплатили кровью за наше единство. И мы не позволим его развалить. Чего мы хотим? Мы хотим народную демократию. Мы хотим свободы слова. Мы хотим, чтобы люди не боялись коррупционеров, не боялись произвола силовых структур. Мы хотим свободную сильную страну. Мы хотим, чтобы президент нашей страны был ответственен перед народом. И так и будет. И сегодня мы говорим, что пусть победит тот, кто самый сильный, у кого самая внятная программа. Но это наш выбор, это наша страна, это наша свобода…[9]
Среди тех, кто слушал восходящую звезду российской политики, был ничем не приметный человек… единственное, что привлекало внимание, – это наголо выбритая голова да время от времени ходящие по скулам желваки. Слушал он молча…
Заметив на себе нехороший, пристальный взгляд, он не стал рисковать. Выбрался из жиденькой толпы митинга, побрел в сторону Дона. Обычный работяга, такой как все, одетый не дорого и не дешево. Если бы его обыскали – ничего бы не нашли, кроме странной металлической палочки в кармане – обрезка арматуры. Палка как палка – законом не запрещена. Палка как палка – для тех, кто не знает слова «явара»[10].
Богатяновку – район, существовавший с позапрошлого века, припортовый район шпаны, – уже давно снесли, деревянные двухэтажки, обшитые потемневшим от времени тесом, сменили зеркальные стрелы элитного жилья. Дон, видовые квартиры. Но он помнил Богатяновку еще другой, любил гулять по ней – она напоминала ему прибрежный район в Днепропетровске, Днепре, где он родился. Дон напоминал ему Днепр… казачья река… казачий город… да люди другие. От ненависти начинало тяжко бухать сердце и руки сжимались в кулаки. Но он держал себя в руках…
Пробежав по проулку, он перелез забор стройки – этот путь он присмотрел заранее. Охранник заметил, но связываться не решился. И правильно сделал…
На противоположной стороне стройки он забрался в небольшую «Газель» с двойной кабиной. В кузове были тюки с изолоном.
– Шо робытся? – спросил водитель.
– Нет. Нет… ничего.
– Все заложили?
– Так. Все як вчили.
– Никто не видел?
– Ні. Нікого.
– Хорошо…
Человек с наголо бритой головой помолчал.
– Товар отримаєте у Бійця. Завтра. П’ятсот.
– Добре.
– Робіть якісно. Я перевірю.
– Так.
Ничего не отвечая, человек вышел из «Газели», хлопнул дверью…
Сзади завозился еще один, он спал, тяжело дыша и отфыркиваясь.
– Скільки часу? – хриплым голосом спросил он.
– Година вже!
Человек закашлялся.
– От, це я задрых…
– Тобі б тільки спати.
– Голова болить…
– Пити меньше треба…
– Та не пив я…
Водитель знал, что его напарник, может, и в самом деле не пил. А может, и пил. Водкой он спасался от болей, которые время от времени наваливались на него. Боли, а также нарушение режима бодрствования и сна – все это последствия тяжелой контузии, которую его напарник «отримал» в Донецком аэропорту…
– Сідай за кермо. У нас ще два об’єкти.
– Зараз…
Когда напарник сел за руль, водитель, устроившийся сзади, буднично сказал:
– Голова тут був.
– Чого? Вин тут?
– Так.
Напарник нервно стукнул кулаком по рулю.
– Що йому було треба? Що він говорив?
– Казав, щоб робили якісно. Він перевірить.
– Сволота…
– Він же твій керивник колишній…
Ничего не ответив, напарник тронул машину с места…
Таких, как эти двое, в России было достаточно. Оба – с Правого сектора, один зверствовал в Харькове, второй – находился в селе Пески, неоднократно ездил в Донецкий аэропорт вместе с ротациями. Бывший студент из Винницы, он стал опытным сапером и едва не погиб при окончательном штурме Донецкого аэропорта зимой пятнадцатого.
Теперь они стали террористами. Они въехали в Россию по поддельным документам, легализовались. Пошли работать в строительной сфере, как и многие их соотечественники. Поскольку у них были деньги, они купили машину, вложили немного денег в оборотку и поставляли на стройки всякое… типа утеплителя. Цены у них были хорошие.
Еще – они делали то, что на языке Уголовного кодекса называлось «приготовлениями к террористическому акту». То есть они получали нелегально переправляемую через границу взрывчатку и закладывали ее в фундаменты строящихся домов вместе со спутниковым телефоном Thyraya, позволяющим подорвать заряд дистанционно из любой точки земного шара. И сколько уже было таких домов, со смертью, таящейся под ногами, – бог весть.
Они мстили за свою страну как умели. Считали, что поступают правильно. Думали, что тем самым они заставят русских испытать хоть малую толику той боли, которую испытывали они. Заставить их понять, что они чувствовали. Только…
На этом объекте заряд уже был заложен. Только сапер‑украинец, двадцатитрехлетний парень, контуженный в Донецком аэропорту, умышленно повредил детонатор, и бомба теперь не могла взорваться, хотя внешне все было нормально. И на предыдущем объекте он сделал то же самое…
Потому что он, выживший чудом и один из немногих, кто смог отступить ночью в Пески по полю, помнил, какой это ужас, когда пол уходит из‑под ног и ты летишь вниз, на несколько этажей. Именно это и было с ним, когда русские пробили стену направленным взрывом, а потом сдетонировала часть боекомплекта. Он выжил – и не хотел, чтобы это почувствовали другие. Он был не таким, как его напарник, который воевал только с ватниками в Харькове, чем, кстати, гордился, и не такой, как его командир, который при подозрительных обстоятельствах попал в плен, а потом получил звание Героя Украины…
Он нес войну в себе – но не хотел нести ее другим людям. Виновным или нет – неважно. Он знал, что война останется в нем до конца, но только в нем она и должна остаться…
Слава Украине… Героям слава…
Конечно, в российской политике настоящие дела решались не на митинге. Настоящие дела, как водилось еще с партийных времен, решались в баньке, в приватной обстановке…
Сейчас банька представляла собой сорокаметровую дизельную яхту океанского класса, которую губернатору любезно для встречи предоставил один из местных олигархов, чье состояние перевалило за один миллиард долларов. Девиц привезли из местного университета, с этим сейчас тоже было проще: тысяча евро в день – и все решено. Это вам не СССР… Распаренный после сауны губер любил пересказывать мужикам одну историю, как один из его преемников, тогда еще первый секретарь обкома партии, устроил скандал и отказался трахать привезенную ему девицу, потому что, как выяснил, она не состояла ни в партии, ни в комсомоле. В результате пришлось гнать машину в город, потом обратно и принимать даму в комсомол прямо на месте и в… неглиже. Кстати, это походило на анекдот, но это было правдой. Сейчас проблемы были несколько другого свойства… люди губернатора схалтурили при подготовке визита, и уже на борту яхты выяснилось, что один из московских гостей предпочитает молодых людей и быть пассивом, а второму и вовсе нравятся маленькие мальчики. Интеллигенция, понимаешь, пришла во власть. Пришлось спускать на воду скоростной катер и гнать машину… проблему решили только к вечеру. Некоторые гости из местных также были не в восторге: выходцы они были из весьма конкретной братвы, и столоваться за одним столом с «петухами» им было как‑то не в жилу. Но постепенно все договорились обо всем, братва смягчила свои требования, когда лишних девиц отдали им… в общем, постепенно все устаканилось…
За доступ к телу возможных руководителей обновленной России местным бизнерам пришлось раскошелиться – сумма начиналась от шести нулей, и раскошеливаться теперь приходилось не по разу, потому что в России была демократия, и кто победит на выборах и попадет в правительство – впервые за много лет было непонятно. Бизнеры скрипели зубами, но платили. В США было так же, но там платили один раз – либо демократам, либо республиканцам. В России платить приходилось не два раза, а больше, потому что партий было больше, а бизнесмены не могли быть демократами или республиканцами – они просто хотели выжить и должны были платить всем сразу. Если кому‑то не заплатил, а он победил, – нет сомнений, что в следующие несколько лет победитель тебе это припомнит, и не раз. В свою очередь для политиков предвыборная кампания была чем‑то вроде гастрольного чеса для артистов – надо было собирать деньги на реальную предвыборную кампанию и, может быть, что‑то еще и заработать.