Но это была небольшая, хотя и глубокая яма. А тут…
Верх дерна я аккуратно подрубил, вынул пластами и оттащил в сторону – пригодится. Копал осторожно, чтобы не повредить большие корни – сухое дерево само по себе признак того, что что‑то не то, хотя его можно и на дрова срубить. Вынутую землю – за исключением того количества, что мне нужно, – я вывозил на машине в мешках и по дороге домой сваливал на проезжую часть лесовозной дороги, заваливал промоины. И то дело.
Но теперь яма, кажется, готова. Яма большая, примерно восемь метров на десять. Все нужное я уже завез домой, следующий шаг – буду делать каркас и выкладывать дно и стены изолоном. Затем каркас уже буду обшивать доской, потом – крыша и внутренняя отделка. Внутри – сделаю что‑то вроде полатей, поставлю балконную дверь – с пластиком. И будет у меня настоящий схрон.
Блин, отдышаться бы…
С трудом – а работаю я всегда до упаду – дотащил мешок до багажника, забросил. Бросил в машину лопату, вытер руки предвыборными агитационными листовками Национально‑демократической партии России. Вчера я забрал в местной типографии часть отпечатанного тиража. Тут просто печатать дешево – как оказалось, дешевле, чем во Владимире. Полдня ездил по окрестностям и расклеивал их, а позавчера – ночью, потемну – расклеивал в райцентре, чувствуя себя каким‑то… большевиком‑подпольщиком, что ли. Но делать нечего, если вступил в партию, если являешься доверенным лицом кандидата – будь добр, соответствуй.
Не сказать, что мне это не нравилось, – просто муторно очень. Но, наверное, правильно…
Привычно выбросив по дороге землю, я поехал в деревню. Заехал, только чтобы переодеться и опрокинуть на себя в бане два ведра почти холодной воды – вчера топил. Одним из преимуществ купленной мною фазенды был сад с вишнями. Старыми, плодоносящими вишнями, которые в сезон гнутся под тяжестью кистей крупных, багровых ягод.
И только тот, кто пробовал такие ягоды – не сок, а именно такие ягоды, с куста, – только тот меня поймет…
Надо ехать…
Выборы – тяжкий труд, это одновременно и работа, и игра. Но результат… результат окупает все.
Ночь подсчета голосов мы провели на участках, в качестве доверенных лиц и членов комиссий. Утром во Владимир я привез тридцать восемь процентов голосов – в первом туре и при двенадцати кандидатах это огромный отрыв. Там же, во Владимире, я узнал, что Бобенков избран депутатом Государственной думы по одномандатному округу, а национальные демократы неожиданно для всех заняли не третье‑пятое место, а второе, причем в опасной близости от властной коалиции «Демократического выбора России». Более того, расклад голосов при выборах в Думу таков, что ДВР теперь не сможет сама сформировать правящую коалицию, не идя на серьезные уступки, а и. о. президента Бельский оказывается в политической изоляции.
К вечеру основные европейские структуры заявили о том, что выборы в России соответствуют основным демократическим нормам, а миллиардер, финансист и меценат Хорошевский заявил о том, что в России отчетливо проявились признаки антидемократической реакции.
Видимо, чувствовал, что его кандидату, после всего, после провала на парламентских выборах, после побоища геев в Москве, после довольно прохладного приема России в международном сообществе – осталось недолго. Выборы он не пройдет.
МоскваРоссия27 мая 2018 года
Вот и настало время переезжать в Москву. Хотел я или не хотел…
Собственно, для меня переезд – не такое и сложное дело, я уже оторвался от корней. Но переезд в Москву… это конкретный… не буду даже говорить, что это. Кто водил автомобиль в Москве – тот меня поймет…
На улаживание дел ушло две недели. Служба такси, треть в которой была зарегистрирована на меня и которую я практически уже создал (если знать как, иметь знакомства в лизинге – то проще простого), – моя доля была выкуплена кем‑то, связанным с партией, плюс мне заплатили как доверенному лицу кандидата, как доверенному лицу партии и подъемные. На эти деньги я купил неплохую двухкомнатную квартиру в пределах МКАД по специальной цене – из‑за кризиса стояли в продаже много квартир, владельцам которых нужны были деньги, – и эти очень специфические цены знали риелторы. Я даже не удивился, когда ко мне «подкатился» однопартиец, представился риелтором Лешей и сказал, что у него для меня есть предложение, от которого я не смогу отказаться…
Бобенков тоже переезжал в Москву, но у него уже была квартира в пределах Садового кольца. Может, даже служебную квартиру брать не будет…
Что происходит? Я уже прикинул – партия национальных демократов – строится как организация мафиозного типа. То есть свои помогают своим. Если ты в ней – то ты покупаешь у своих, продаешь своим, помогаешь своим чем можешь. Это не так плохо, это лучше, чем вялотекущая социальная война всех против всех. Вопрос только в том, какие цели ставит для себя Баринов…
Ющук уходил наверх – он был помощником Куликова, и теперь он ни много ни мало претендовал на пост организатора фракции в Государственной думе. Организатор фракции – это тот, кто держит в сейфе карточки для голосования, разруливает конфликты, договаривается с другими фракциями и партиями.
В общем, второй после лидера фракции в Думе человек.
Мы с ним встретились на партийном мероприятии, которое было устроено в честь победы, сняли целый ДК, пригласили Полину Гагарину, еще артистов, хватило только ума баб не приглашать – корреспонденты так и шмыгали. Настроение было… ну, победное настроение, что там говорить. Да и было основание – второе место было для нас однозначной победой. Поддали все, Куликов вообще на ногах не стоял (у него были проблемы с алкоголем, это я потом узнал). Я тоже поддал, что со мной бывает крайне редко…
Ющук был веселым, но в руках себя держал.
– Как, Сань! Чего не радуешься?!
– Да я радуюсь…
Ющук похлопал меня по плечу.
– На мое место другой человек идет. Но я тебя запомнил. Осмотрюсь на новом месте… тебя найду. Ок?
– Ок…
Это теперь новая мода была – говорить «ок» вместо «о’кей»…
Баринова на мероприятии не было.
УральскРоссия18 июня 2018 года
В Уральск я махнул кружным путем.
Проблема в том, что у нас при приватизации и аэропорт, и самолеты достались одному собственнику – «УралАвиа», на сто процентов принадлежащей государству. И вот тут интересы компании вошли в противоречие с общими интересами города и республики. Дело в том, что не было денег на обновление авиапарка – и он постепенно стал самым старым в России. Но была возможность не пускать в аэропорт чужаков на более современных машинах. И вот – человек, желающий вылететь в Уральск, оказывался перед выбором. Либо втридорога до Уральска на старом советском «Як» или «Ту», либо – на «Аэробусе», «АТР» или «СуперДжете» – до аэропорта Бегишево в Набережных Челнах. Новенького, недавно реконструированного и завоевавшего в две тысячи четырнадцатом звание лучшего аэропорта стран СНГ 2014 года. Оттуда ходят автобусы, которые доставляют пассажиров прямо в центр Уральска…
И вот уже в аэропорту я понял, что что‑то не то…
Аэропорт – старого типа, там самолеты не к рукавам причаливают, по старинке подгоняют трап, в автобус – и до аэропорта. И вот когда я выходил из автобуса, я заметил рядом с аэропортом не только вооруженных ментов, но и БТР какой‑то странной конструкции, похожий на южноафриканский «Ратель». А в аэропорту я заметил, что очередь движется как‑то странно и часть людей отводят куда‑то в сторону.
Предъявил паспорт, девица в форме посмотрела, показала – в сторону.
– В чем дело?
– Простая проверка.
Особой вежливости в ее голосе не было.
Так я оказался в компании примерно человек двадцати – и в нашем полку постоянно прибывало. И нас охранял полицейский.
– Совсем офигели… – процедил сидевший рядом человек в неплохом костюме и с сумкой для ноутбука.
– А что происходит? – спросил я.
– А че, не видишь? Татарстан отделяется. Самостийники, блин.
Здорово…
– Цель вашего визита в Республику Татарстан?
– Проездом, до Уральска.
Мент с сомнением перелистывал мой паспорт…
Самостийник? Ничего. Я подожду, я не гордый. Только знаешь чего? У сицилийцев есть поговорка: «Если тебя заставили поклониться, поклонись очень и очень низко. И помни об этом до тех пор, пока не отомстишь».
А вообще – какой же ты придурок. Какие же вы все придурки. Татарстан со всех сторон граничит с Россией – раз. Город Набережные Челны – это комсомольская стройка, ее строили люди со всех уголков Союза, и город этот до сих пор интернациональный, а не татарский. Попробуешь сюда со своей самостийностью лезть – тут вас так взгреют… А мы поможем. В Татарстане половина населения – русские, кроме того, живущие в городах татары так же европеизированы – и что ты им будешь, свои тюркские бредни впаривать? И заставлять учить татарский – право, если бы вы начали учить английский, это было бы умнее намного. Далее – есть кряшены, это крещеные татары, – и как с ними быть, они не мусульмане. Ну и последнее – это ваххабитский актив, который так и ждет, чтобы броситься на ослабевшую власть и начать ваххабитское восстание. И если у них получится – то тебя первого повесят на фонарном столбе, и хорошо еще, если только повесят.
А ты сейчас передо мной пальцы кидаешь, власть показываешь. Но отпустишь. Потому что и сам ты не знаешь, что делать. И начальники твои не знают. Просто «обозначаете позицию».
И вот когда ты меня отпустишь – это и станет самой большой ошибкой в твоей жизни, индюк набитый.
Так ничего и не найдя в моем паспорте, мент выписал какой‑то квиточек.
– На таможне отдадите. Следующий…
Ну. Я же говорил – отпустят.
Микроавтобус был тот же самый – «Фиат Дукато», только проезд стал дороже в полтора раза. Водитель собрал с нас эти квитки и сказал, что на таможне все схвачено. Заодно и выругал эту таможню последними словами. Сел за руль, завел двигатель.
Поворот. Выезд на трассу. Темно… ртутный свет энергосберегающих фонарей щедро льется на ровную, без изъянов дорогу, подсвечивает плакаты. На горизонте заревом горят Набережные Челны – город, возникший на пустом месте, по воле советского руководства, затеявшего здесь строительство гигантского автомобильного завода, крупнейшего в СССР и одного из крупнейших в мире. Он существовал и до сих пор, несмотря на кризис, работал, выпуская самую разную технику, в том числе бронетранспортеры и даже колесные БМП. Еще дальше – Елабуга, тоже город, но несостоявшийся. Здесь должен был быть построен второй АвтоВаз, огромный автозавод, по размерам еще больше ВАЗа, который должен был выпускать до восьмисот тысяч автомобилей в год, и тем самым планировалось полностью решить проблему дефицита автомобилей в СССР в двенадцатой пятилетке. Известно даже было, какую модель автомобиля тут будут выпускать – «Фиат Панда», в том числе и полноприводную – самое то для села и мелких городов. Увы… Горбач, гнида пятнистая, постарался, страну запорол. Но все равно Елабуга в последнее время работала, там пусть и не было такого размаха, но делали «Фиаты», «Форды», тракторы «Беларусь» по лицензии собирали, еще что‑то. А дальше – Нефтекамск с его гигантской нефтепереработкой.
Что же вы делаете, гниды…
Большим упрощением ситуации является предположение, что во всем виноваты только татарские элиты, возжелавшие стать президентами, министрами, тусоваться в ООН, в ОБСЕ, быть послами в Вашингтоне, Лондоне, Париже (и естественно, вся эта роскошь за счет налогов, что взимают с народа). Не все так просто. Не знаю, как и почему так происходит, но народы, что украинский, что татарский, что какой еще, находясь в составе единого государства, начинают чувствовать себя какими‑то уязвленными. Вдруг понятие «старший брат» становится унизительным. И начинает хотеться создать что‑то маленькое, но свое, где уже мы будем старшими братьями. И начинается… флаг… собственная история… таможня… День независимости. Появляется какое‑то коллективное воодушевление, что, мол, вот отделимся и станем жить лучше. И упаси бог попытаться обломать этот общенародный кайф… а по‑другому его и просто не назовешь. Именно общенародный кайф, приход, как у наркомана. И если ты вдруг появишься и напомнишь, что со всех сторон – Россия, и что такая мощная промышленность, какая есть в Татарстане, нужна только по‑настоящему огромной стране, и что пол‑республики русских и с ними как‑то потом придется уживаться, и что на содержание многочисленных органов власти надо будет отстегивать немалые деньги… упаси бог в момент общенародного воодушевления встать и сказать все это. Тебя и заклюют, и заплюют, и забьют. Это все мы уже проходили… право же, не стоит забывать. Девяностый и девяносто первый год, громадная страна – и полумиллионные митинги в Москве. Полумиллионные! И это по самой скромной оценке. Целые площади, забитые людьми, – и попробуй только слово против скажи. И это ведь в Москве – не в Киеве, не в Алма‑Ате, не в Ташкенте, не в Минске – в Москве! Самые крупные и многочисленные митинги были в Москве. Нигде, кроме Прибалтики, общественно значимые силы не боролись за выход из СССР, во всех других республиках это были маргиналы. И именно в Москве прорывалось наружу то самое истерическое воодушевление, та самая инфантильная надежда на лучшее, на то, что через год‑два будет лучше, что Запад поможет. И немногочисленные голоса тех, кто призывал остановиться и подумать, тонули в этом гвалте. Их называли красно‑коричневыми, врагами перестройки, врагами демократии, агрессивно‑послушным большинством. И травили, не давали слова сказать – до тех пор, пока не развалили страну.
Думаете, здесь по‑другому будет?
Да как же…
«Таможня» на границе представляла собой почти что бутафорию. Заняли пост ГИБДД, который за несколько лет до этого освободили, чтобы «взятки не брали». Одна очередь была общей, по второй наш водитель прошел в «зеленый коридор» вместе с фурами, лихо притормозил у строительной бытовки, над которой развевался красно‑зеленый татарский флаг. Водила нырнул в будку, появился минуты через три. Рванули – шлагбаум открылся сразу…
Вот и вся таможня.
Это на самом деле кусок. И кусок конкретный. Тот, кто поставил этот шлагбаум и эту будку, – встроился в цепочку. Деньги идут по цепочке, понимаете? От конечного покупателя – и выше, выше. На каждом этапе кто‑то откусывает кусочек. Производитель, конечно, заинтересован в том, чтобы этих кусочков было как можно меньше, потому что каждый кусочек – это им недополученные деньги. Потому рыночная экономика и эффективна – есть конкретный, деньгами заинтересованный в ее эффективности субъект.
И весь нормальный мир как раз сокращает цепочки, уменьшает число посредников. Помните, кстати, в перестройку и после – сколько всяких посредников вдруг появилось – как прыщи на пятой точке вскочили… простите.
А вот у нас по‑другому. Это в Европе снимают таможни и создают единые шенгенские зоны – а у нас их ставят. И вот эти вот самостийники включились в цепочку, претендуют на свой кусочек, и не объедешь их иначе как по полю. Наверное, объезд по полям есть уже. А потом – как с Украиной – поставят стену, и объезда не будет. И будут претендовать уже не на кусочек, а на кусок, потому что не обойти их и не объехать. И этот кусок пойдет наверх, уменьшаясь в размерах, откусит от него каждый, от лейтенантика – начальника таможенного поста и до генерала с большими погонами. И начнут таможенные лейтенантики строить трехэтажные коттеджи, как в Украине.
А все потому, что догадались трассу перекрыть и поставить шлагбаум.
А кто в результате всего этого проиграет? Да мы же и проиграем…
На въезде в Уральск тоже был большой, раньше покинутый гаишниками пост, а теперь – милиция там была. Кстати, Уральск расположен на самой границе Татарстана, до Агрыза, стратегически важной станции, таксисты гоняют, доставляя «за три счетчика» тех из пассажиров, которые в Уральске на поезд опоздали. Так что Уральск от этой самостийности все равно в стороне не останется. В свое время в Уральске на горе стоял огромный храм (его восстановили, но меньшего размера) – так вот, в погожие дни из Агрыза были видны купола этого храма и их золотой блеск…
Менты тут тормозили выборочно, нас не тормознули.
Высадился в знакомом до боли центре, сел на трамвайчик. Не знаю… в Москве тошно мне почему‑то – а здесь все свое. Во Владимире не тошно – а в Москве почему‑то тошно…
Дверь стояла закрытой, я сунул ключ, опасаясь, что не подойдет, но нет… подошел. Знакомый коридор и шкаф… справа кухня.
Я защелкнул замок обратно, прошел и сел на диван, не зажигая свет. Потом – как тогда… в тот день – прошел в соседнюю комнату, подошел к окну. Ночной город жил, тяжко дышал, не мог заснуть…
Крыши домов дрожат
под тяжестью дней,
небесный пастух
пасет облака.
Город стреляет в ночь
дробью огней,
но ночь сильней,
ее власть велика.
Тем, кто ложится
спать, ‑
Спокойного сна.
Спокойная ночь.
Тем, кто ложится
спать, ‑
Спокойного сна.
Спокойная ночь.
Я ждал это время,
и вот это время
пришло.
Те, кто молчал,
перестали молчать.
Те, кому нечего ждать,
садятся
в седло,
их не догнать, уже
не догнать…[14]
Я это время не ждал – я бы и жил так, как жил. Правильно мыслят китайцы, самое страшное их проклятье – «чтоб тебе жить в эпоху перемен». Но время пришло. И просто сидеть и смотреть на то, что происходит, я не собирался…
Горина на том месте, где он раньше работал, не было.
Я немного подождал, а потом поехал в то место, где был офис такси, и выяснил, работает ли созданная нами служба такси. Мне сказали, что работает, и дали адрес. Я купил в близлежащем «Магните» печенье и молоко и устроился на своем наблюдательном пункте.
Ленар появился через два часа, машину он сменил – теперь у него был «Рендж Ровер»… с тех пор, как в городе открыли салон «Ягуар Рендж Ровер», этих машин в городе стало ощутимо больше. Раньше были очень популярны ку‑седьмые[15].