Он болезненно поморщился, сделал пальцами такое движение, будто стряхивал со стола пепел, и повторил:
– Ступай-ступай! Видеть тебя больше не могу! Не могу и не хочу! А ты, Игорь Станиславович, задержись пока.
Покинул кабинет я без особых сожалений. У меня не было даже желания сказать что-нибудь в свое оправдание. Я испытывал, пожалуй, даже некоторое облегчение – такое облегчение испытывают, наверное, все запутавшиеся люди, когда кто-то берется распорядиться их судьбой. Но какова моя скромная помощница! Оказывается, она неотрывно следила за каждым моим шагом и регулярно информировала о моих промахах дядю. Разумеется, он не мог оставить без внимания критику снизу, хотя, по-моему, ему самому активность племянницы была не слишком приятна.
Я вернулся в отделение и не спеша принялся собирать свои вещи – вопрос о моем пребывании в этой больнице был, кажется, решен. Вещей было немного – рецептурный справочник, личный фонендоскоп и карманный приемник «FM», в котором села батарейка, – но копался с ними я так долго, что за этим занятием меня застал Макаров.
На лице его было написано обычное выражение уверенности и довольства жизнью. Он заглянул в ординаторскую, подмигнул мне, а потом с веселым изумлением уставился на мой стол, где кучкой лежало подлежащее эвакуации имущество.
– Ты куда это собрался? – спросил он как ни в чем не бывало.
Я пожал плечами. Игорь Станиславович зашел в ординаторскую и по-приятельски уселся на край моего стола.
– Выбрось все из головы! – сказал он. – Ты чего расстроился? Я все уладил.
Я посмотрел на Макарова с недоверием, но он победоносно усмехался, небрежно покачивая ногой, обутой в модельный башмак.
– Я убедил старика, что он не прав, – сообщил Макаров. – Не знаю, чего тебя понесло на Маленковскую, но имей в виду, я сказал Штейнбергу, что у тебя там живет престарелая тетка, за которой нужно постоянно присматривать. У него явная склонность ко всякого рода племянникам и племянницам – он без труда поверил. Вопрос, таким образом, исчерпан. – Он лукаво посмотрел на меня и хлопнул по плечу. – А кто у тебя там на самом деле, а? Женщина? Любовь?
– Скорее дружба, – ответил я, убирая в стол имущество.
* * *
Роман Ильич, подслеповато щурясь, смотрел на ослепительно сверкающий прямоугольник окна и ждал конца утренней пятиминутки, которая по традиции проводилась в кабинете заведующего отделением. Ночная смена закончилась, и теперь можно было с чистой совестью отправляться домой, только дождаться окончания разбора, который сегодня проводил и.о. заведующего Романов.
Голос старшего смены, докладывающего об итогах дежурства, звучал монотонно и неторопливо. Романа Ильича неудержимо тянуло в сон. Он встряхивал головой и зевал, прикрывая рот рукой, но это не помогало. Раньше даже после тяжелой смены он чувствовал себя значительно бодрее, чем сейчас. Видимо, сказывалась постоянная нервотрепка.
В окне была видна асфальтовая площадка, ярко-желтые бока реанимобилей, зеленые пятна травы на газоне и высокая стена, огораживающая эту часть двора. В центре асфальтовой площадки о чем-то спорили и лениво переругивались водители.
Романов, которого в отделении не видели уже месяц, был необычайно активен, задавал язвительные вопросы, заставляя по несколько раз повторять одно и то же, и с удовлетворением утверждал, что в его отсутствие все распустились.
– Ничего, – сказал он в заключение. – Я теперь за вас возьмусь! Вольница закончилась. А то взяли моду... Вот, например, Ладыгин... Что, Ладыгин в другой смене? Ну что ж, поговорим и с другой сменой! Займемся, будьте уверены... А пока все свободны!
Роман Ильич с облегчением поднялся со своего места и направился к выходу. По правде сказать, ему было любопытно, на чем засыпался Ладыгин. Чужие неприятности он воспринимал с искренним удовлетворением, они странным образом помогали Четыкину самоутверждаться в собственных глазах. Может быть, причины лежали в далеком детстве, когда он был болезненным и слабым и обвинения в никчемности сыпались на него со всех сторон. Он был хуже всех в учебе, в труде, в спорте, и даже курить он так и не смог научиться. Впоследствии ему удалось обойти многих своих сверстников и кое-чего добиться, однако чужие неудачи по-прежнему приятно волновали Романа Ильича. Особенно он ликовал, когда впросак попадали такие везунчики, как Ладыгин. Этого смазливого, широкоплечего и легкомысленного типа Четыкин терпеть не мог.
«Нужно будет порасспрашивать в смене, – решил он. – Все равно кто-нибудь расскажет, в чем там дело». Он ленивой походкой шел по коридору, предвкушая ожидавшие его впереди два блаженных дня свободы и ничегонеделания, как вдруг сзади его окликнули. Четыкин оглянулся.
– Ну-ка, Роман Ильич! – нетерпеливо крикнул ему заведующий, выходя из кабинета. – Возьми-ка там у меня трубку! Кто-то тебя спрашивает! – И, моментально забыв о Четыкине, бодро устремился по коридору, подхватив под руку старшего врача смены и в чем-то его громогласно убеждая.
Роман Ильич застыл, будто споткнувшись, неуверенно оглянулся по сторонам и нехотя отправился обратно. Настроение у него мгновенно испортилось – будто его внезапно и намеренно окатили жидкой грязью.
Конечно, он ждал этого звонка. Он ждал его уже больше суток, но опять был застигнут врасплох. Если бы ему хотя бы дали сначала выспаться! Беззвучный стон вырвался из груди Романа Ильича.
В кабинете заведующего уже никого не было. Снятая телефонная трубка лежала на середине стола. Через раскрытую форточку доносилось рычание санитарных машин.
Роман Ильич подошел к столу и обреченно взял трубку.
– Четыкин слушает, – ровно сказал он.
– Это Артур, – сообщили ему. – Зайдите сейчас в библиотеку, посмотрите свежие газеты. Я к вам подойду.
В трубке сразу же послышались короткие гудки. Роман Ильич положил ее на рычаг и с тоской поглядел на беззаботных людей, копошившихся возле машин. Сейчас он ненавидел их всех. Он был лишен покоя, которым они обладали, и даже солнце над ними светило ярче, чем над Романом Ильичом.
Но выбора не было – он отправился в библиотеку. Официально она называлась трескуче и гордо: информационно-методический центр – и располагалась в том же крыле, что и кабинеты начальства. Врачи ходили в центр неохотно и подолгу там не задерживались, хотя выбор специальной литературы там обширнейший.
Скромно, придерживаясь места поближе к стеночке, Роман Ильич добрался до библиотеки и вошел в просторный, залитый светом зал. Возле стеллажей, набитых книгами, в окружении каталогов и компьютеров сидела библиотекарша – молодая и очень интересная женщина. Поговаривали, что она любовница главного, поэтому даже самые отчаянные ловеласы не делали попыток с ней сблизиться. Так что она была обречена на каждодневное одиночество и скуку.
Кроме библиотекарши, в зале находились двое врачей, которые, сидя порознь за полированными столами, заваленными книгами и научными журналами, усердно что-то писали в толстых тетрадях, изредка вскидывая голову и глядя по сторонам невидящими глазами. Наверное, они готовили диссертации.
Поколебавшись, Роман Ильич направился к отдельному столику, на котором лежали подшивки газет. Выбрав «Медицинскую газету», Четыкин плюхнулся на стул и принялся невнимательно перелистывать широкие, пахнущие типографской краской листы.
Время тянулось невыносимо медленно. Никто не обращал на Романа Ильича внимания. Красивая библиотекарша колдовала над клавишами компьютера, периодически бросая в окно мечтательный взгляд голубых разочарованных глаз.
Через окно в зал лилось щедрое солнце и доносились призывные звуки отъезжающих машин. У Романа Ильича опять начали слипаться веки. Он клевал носом, зевал и вскоре впал в полусонное оцепенение.
Он даже не услышал осторожных шагов подошедшего к нему человека. И лишь когда тот опустился рядом на стул, вздрогнул и открыл глаза. Человек придвинул к себе подшивки газет и сделал вид, что погрузился в чтение.
Роман Ильич потер лоб ладонью, тряхнул головой и виновато улыбнулся соседу.
– Здравствуйте, – не поворачиваясь, сказал тот. – Я – Артур.
– Вы?! – растерянно произнес Четыкин.
– Я, я! – сказал сквозь зубы сосед. – Ведите себя спокойнее.
В руке его неизвестно откуда появился конверт, который Артур незаметно сунул между страниц «Медицинской газеты».
– Это вам, – скупо сообщил он. – Спрячьте. Там найдете адрес. Поедете туда немедленно. У руководства есть к вам вопросы.
– А-а... – растерянно начал Роман Ильич.
– Все. Идите, – буркнул Артур, не отрывая глаз от газеты. – Когда будет нужно, я вас найду.
Роман Ильич судорожным движением спрятал в карман плотный белый конверт и захлопнул подшивку, из которой вылетело облачко пыли. Артур бросил на него короткий укоризненный взгляд и тут же отвернулся.
– Все. Идите, – буркнул Артур, не отрывая глаз от газеты. – Когда будет нужно, я вас найду.
Роман Ильич судорожным движением спрятал в карман плотный белый конверт и захлопнул подшивку, из которой вылетело облачко пыли. Артур бросил на него короткий укоризненный взгляд и тут же отвернулся.
Четыкин встал и быстро пошел к выходу. Сон как рукой сняло. Голубоглазая библиотекарша даже не подняла головы, когда он протопал мимо. «Ну и черт с тобой», – подумал Роман Ильич.
Ему еще нужно было зайти в отделение за чемоданчиком. Шагая по коридорам, он пытался на ощупь определить, что находится в плотном конверте. Это у него плохо получалось, и он бросил бесполезные попытки. Он решил заскочить в туалет, где ему никто не помешает.
– Вы еще не ушли? – удивился и.о. Романов, натыкаясь на него в коридоре.
– Я... я заходил в библиотеку... – с кривой улыбкой признался Четыкин.
Но Романов, пропустив ответ мимо ушей, уже скрылся за дверью своего кабинета. Четыкин тоже скрылся в мужском туалете, и, запершись в одной из кабинок, раскрыл конверт. В нем лежали двадцать стодолларовых бумажек и визитная карточка. «АО "Воздаяние", – прочел Роман Ильич. – Луньков Кузьма Алексеевич. Отдел менеджмента и координации. Ул. Писцовая, 12».
Постепенно его отпускало волнение, и страх как-то притупился, стал будто компактнее и незаметнее. Роман Ильич понял, что свою роль здесь сыграли деньги, в появлении которых он уже отчаялся. Однако доллары нашли его, и это придало жизни осмысленности, а Роману Ильичу уверенности.
Правда, ему не очень хотелось встречаться с мордастым Кузьмой, но возможность увидеть офис своих работодателей искупала все неприятности, связанные с предстоящим свиданием. Кажется, ему начинали больше доверять, и это открывало новые перспективы. Романа Ильича успокоило также и то, что гонорар был двойной – значит, и в последнем случае он не дал осечки, и претензий к нему не будет.
Четыкин забрал свой чемоданчик, попрощался с коллегами и покинул территорию больницы. Он чувствовал себя значительно бодрее и решительнее, чем полчаса назад.
Однако встреча с Кузьмой не оправдала ожиданий Романа Ильича. Прежде всего он испытал разочарование, когда по адресу, указанному в визитной карточке, обнаружил не роскошный офис, нарисовавшийся в его воображении, а переоборудованную трехкомнатную квартиру. Вдобавок теперь эта переоборудованная квартира возвращалась почему-то в исходное состояние. Вся оргтехника была демонтирована и вывезена, а в комнатах стояли лишь жалкие остатки конторской мебели. Повсюду лежал мусор и пыль от осыпавшейся штукатурки. Табличка на дверях была сорвана и болталась на одном гвозде.
Роман Ильич не сразу решился переступить порог странной квартиры. Дверь оказалась незапертой, в прихожей горел свет – это придало Четыкину уверенности, и он все-таки вошел, с сомнением озираясь по сторонам.
В пустых стенах шаги раздавались гулко и странно – точно водолаз шел по железной палубе. На звук шагов из комнаты выбежал сердитый и деловитый Кузьма. Увидев Четыкина, он сосредоточенно выругался матом и спросил:
– Ты думаешь, я тебя весь день здесь буду ждать?
– Я сразу поехал, – оправдываясь, сказал Роман Ильич. – Сразу, как мне сказали.
– Ладно, иди сюда! – приказал Кузьма и увел Четыкина в дальнюю комнату.
Там он сел верхом на стул, положил подбородок на спинку и, глядя Четыкину в глаза, требовательно спросил:
– Скажи мне быстро – у тебя есть друг, который хочет купить квартиру?
Роман Ильич сделал удивленное лицо.
– У меня вообще нет друзей, – сдержанно ответил он. – Я привык надеяться на себя.
– Мне насрать, что ты там привык, – сдержанно ответил он. – Ты предлагал кому-нибудь квартиру на Маленковской?
Лицо у него сделалось по-настоящему злым.
Роман Ильич испугался. Он не понимал задаваемых вопросов, не знал, куда клонит Кузьма, и от этого неприятное чувство неизвестно откуда надвигающейся беды начинало вползать в его душу.
– Простите, – волнуясь, произнес он. – Как я мог предлагать кому-то квартиру? Я же не идиот!
– Я очень на это надеюсь, – мрачно сказал Кузьма. – Только непонятка получается, док! На Маленковскую на днях мужик заявился, как и ты – в белом халате. На тебя сослался – сказал, ты ему эту квартиру обещал.
– Мужик? В белом халате? – потерянно забормотал Четыкин. – На меня сослался? Не может быть!
– Чего не может! – рявкнул Кузьма. – Может! Он мне чуть челюсть не сломал! Я десять минут в отключке был... А ты говоришь – не может!
– Да я не мог никому про ту квартиру сказать! – плачущим голосом проблеял Четыкин. – Вы сами подумайте! Для этого самоубийцей нужно быть!
Кузьма нахмурился и долго разглядывал Романа Ильича.
– Да нет! Я тоже думаю, что ты никому не говорил! – неохотно признался он. – Но вот вопрос – откуда он узнал, а? Может, он следит за тобой?
– Да кто следит-то? – спросил Четыкин.
– А вот у вас в больнице есть один такой... Боксер, кстати... Ладыгин фамилия. Ты не вместе с ним работаешь?
– Ладыгин?! – выпучил глаза Роман Ильич. – Это был он? Вы уверены? Не может быть! Да я за всю жизнь с ним десятком слов не перекинулся! Мы друг друга и видим-то редко – он в другой смене работает...
– А он тобой почему-то интересуется, док! – с упреком сказал Кузьма. – Вот, например, откуда он узнал, что ты на Маленковскую ездил? И что квартира освободилась? – Это же фиксируется, – растерянно объяснил Четыкин. – Вы же «Скорую» вызывали...
– Ну так что ж из этого, – упрямо сказал Кузьма. – Ты же, к примеру, не интересуешься, куда это боксер ездит? А он, выходит, интересуется! С чего бы это?
Четыкин потерянно пожал плечами. Лихорадочно перебирая в памяти то, что он знал о Ладыгине – а знал он очень немного, Четыкин не мог найти никакого разумного объяснения.
– Ладно, – хмуро заключил молодой человек. – Собирайся. Поедем сейчас в офис, к хозяйке. Пусть она сама решает...
– В офис? – пробормотал Четыкин. – А мы разве не в офисе?
– Был офис... – неопределенно ответил Кузьма, вставая.
Они вышли из разгромленной конторы, и Кузьма запер дверь на ключ. С Четыкиным он больше не разговаривал, и Роман Ильич опять впал в уныние, ощущая себя вконец запутавшимся и никому не нужным.
Кузьма, оказывается, был на машине – они сели во дворе в желтый «Форд» и поехали в сторону Кутузовского проспекта. Там, не доезжая парка Победы, Кузьма затормозил возле большого здания, состоявшего, казалось, сплошь из одних окон. Ко входу в здание вела широкая бетонная лестница, а возле стеклянных дверей висело не менее полутора десятка различных вывесок. Видимо, это были названия фирм, арендующих здесь помещения.
Кузьма вылез из машины и, не запирая ее, пошел в здание. Похоже, здесь он чувствовал себя достаточно уверенно. Роман Ильич торопливо шел за ним следом, ощущая, как все больше потеет его ладонь, сжимающая ручку «дипломата».
Кузьма провел его на третий этаж, где у входа в общий коридор среди других фирменных табличек Роман Ильич увидел знакомое: «АО "Воздаяние". Офис занимал три или четыре большие комнаты в конце коридора. Обставлены помещения с претензией на некую домашность – с обилием комнатной зелени и нестандартной мебели ярких, веселых тонов. Но тем не менее человек, попадая в офис "Воздаяния", испытывал тягостное гнетущее чувство, чему виной была неудачная архитектура здания, из-за которой практически на всех этажах царили жара и духота. Кондиционеры помогали мало.
В приемной, куда Кузьма заглянул вначале, никого не было – лишь молоденькая девушка с рыжей челкой сидела за компьютером, отключившись полностью от окружающего мира и возвращаясь в него лишь затем, чтобы отхлебнуть пепси из большой бутылки, стоящей на подоконнике.
– Где Терновских? – бесцеремонно спросил у нее Кузьма.
Девушка, не глядя, махнула куда-то в сторону остреньким подбородком и пробормотала: «Там... у начальницы...» Кузьма выругался и пошел в следующую дверь. За следующей дверью опять сидела девушка, и опять перед ней был компьютер. Однако она на нем не работала и встретила вошедших вполне осмысленным взглядом.
– Он сейчас у начальницы, – ответила она на вопрос о Терновских. – Подождите, пожалуйста, Кузьма Алексеич! Она не велела никого пускать...
Кузьма опять выругался и с мрачным видом упал в кресло. Четыкину он садиться не предлагал, но и не запрещал, и, немного поколебавшись, Роман Ильич тоже опустился в кресло, чувствуя, как гудят уставшие ноги.
Долго сидеть ему не пришлось. В соседней комнате послышались громкие голоса, шаги, дверь распахнулась – и из нее вышел необычайно высокий человек. Все у этого человека было необыкновенно длинным – тело, руки, шея, точно флагшток, торчащая из воротника рубашки, нос, свисающий чуть ли не до верхней губы, и даже ботинки были длинными, как у клоуна на манеже. Выходя из дверей, он был вынужден согнуться чуть ли не пополам.