– Я подумала, что это важно… – Она подтолкнула коляску к Алексею. – Она тут у вас под дверью стояла…
В двойной коляске лежали два комбинезона – тех самых, которые были на малышах в день похищения! А к одной из спинок был приколот конверт.
Кис поблагодарил соседку и, к ее вящему разочарованию, закатил коляску в квартиру и закрыл дверь. После чего с дрожью в пальцах разорвал конверт.
Внутри лежал листок бумаги, распечатанный на компьютере:
«Господин Кисанов, вы очень удивитесь, конечно, но пишет вам ваш сын…»
Буквы затанцевали твист, и Алексею пришлось отвести взгляд, немножко поизучать стенку, успокоить сердце, глазные яблоки, нервы, руки, кишки… – что там еще есть в организме, который задергался в твисте целиком? – прежде чем он смог вернуться к чтению.
«…ваш сын. Это я украл ваших детей. Кирюша и Лиза находятся по адресам…»
Далее следовали точные адреса двух подмосковных домов ребенка и даже схема проезда.
«…Я знаю, что поступил неправильно, извиняюсь. Я не хотел плохого сделать вашим детям. Они мои брат и сестра, и я даже люблю их.
Вы помните мою маму? Ее звали Ася, она недавно умерла. Это она меня родила, от вас.
Моя мама тоже поступила неправильно. Она должна была вам давно сказать, что у нее есть сын от вас, то есть я. Но она этого не сделала, она не хотела вас обременять. И я тоже не сказал. Мне нужно было сначала прийти к вам и рассказать всю правду. А вместо этого я украл у вас детей, чтобы вам отомстить.
Я знаю, что это неправильно. Я не прошу у вас прощения, потому что этого нельзя простить.
Заберите поскорее Кирюшу и Лизу из детских домов, им там плохо, конечно.
Может быть, неправильно, что я вам все это написал, но я все делаю неправильно. Я не буду вам мешать, вы больше обо мне никогда не услышите. Пусть Кирюша и Лиза будут счастливыми.
И вы тоже, Алексей Андреевич, Папа.
Роман».
Неуклюжесть этого письма не оставляла никаких сомнений в его искренности.
Тяжело проглотив ком в горле, Кис заметался. Будить ли первым делом Сашу, спавшую после полубессонной ночи со снотворным? Звонить ли Сереге – или снова просить Веру о помощи?
Он потряс жену за плечо:
– Сашенька, дети нашлись! Просыпайся, я выезжаю, я тебе с дороги позвоню и все объясню!
Он запрыгнул в сапоги, накинул дубленку и выскочил на улицу. Он решил поехать за Лизой, и, садясь в машину, набирал уже Серегу.
– Отправь кого-нибудь по адресу… – Кис продиктовал. – Там Кирюша! Я еду за Лизой! Роман мне письмо прислал…
Алексей завел мотор, переключил телефон на наушник и, выруливая со стоянки, рассказал Сереге содержание письма.
– Сделаем! – ответил Серега. – Сейчас пошлю кого-нибудь, не дергайся! Теперь ведь все нормалек, а?
«Нормалек»? Алексей не был в этом уверен. Он через часок-другой вернет своих с Сашей детей – и это «нормалек».
Но у него теперь был еще один ребенок – а вот с ним совсем не выходил «нормалек»… Примет ли его Александра после всего того, что случилось?
Да примет ли он его сам?
Не те слова. Принять-то, конечно, примет… Поможет, станет опекать… А вот простит ли?
Простит ли? – вот в чем вопрос…
– Надо его найти, Серега. Романа надо найти! Слышишь?
– Дык уже ищем. Ты чего, Кис? Мы же его арестовать должны, сам понимаешь! Прокуратура, само собой, закроет дело, раз он адреса сдал – считай, похищенных детей вернул, – но взять-то его надо, старина, порядок есть порядок…
Ну да. Конечно. Порядок есть порядок.
Он позвонил домой, однако на звонок никто не ответил. Значит, Александра под действием снотворного еще спит. Не проснулась даже от его потряхивания за плечо. Даже от слов, которыми он это потряхивание сопроводил.
Ну что же, пусть спит. Она никогда до всех этих событий снотворное не принимала, и оттого оно вырубало ее полностью. Тем лучше. Может, выйдет так, что он уже обернется к тому времени, когда она проснется. А там и Серегин человек подтянется с Кирюшей! То-то будет Саше радости!
Кис даже глаза зажмурил на секунду, предвкушая сцену.
Кажется, они выбираются из той жути, в которой жили последние пять дней.
Кажется, жуть сегодня отступит, как отступают ночные кошмары при свете дня.
Кажется, все теперь будет в порядке…
Кажется?
Будет?
В порядке?
Всё?
Его размышления прервал звонок. Серега.
– Кис, а парень твой на работу не вышел сегодня! Его место проживания мы выяснили, сейчас человека отправлю к нему на квартиру. Но телефоны не отвечают, ни сотовый, ни домашний, – худой знак!
Худой знак, Алексей согласен. Похоже, что сын его ударился в бега. Парень не знает, что освобождается от уголовной ответственности, поскольку добровольно вернул похищенных детей (указав адреса, по которым их развез)? Испугался и сбежал?
Или…
Что, собственно, «или»?
А то! Оно там есть, это «или»!
Нужно с Верой поговорить!
От тревожных мыслей его оторвал звонок Саши.
– Алеш, мне приснилось – или ты вправду сказал, что…
– Да, родная, да! Роман нам прислал письмо с указанием адресов! Я уже подъезжаю! Как только заберу Лизу, сразу тебе позвоню! А за Кирюшей едет Серегин человек!
…Забрать Лизу оказалось не так-то просто – Алексей об этом заранее не подумал. Пришлось задействовать Петровку, Серегу, который страшно чертыхался. Сообщить, мол, в милицию о подкидыше они там, в доме малютки (так это называлось), не поторопились, хотя должны были; а тут вдруг воспылали любовью к протоколу!
Иными словами, прошло немало времени, прежде чем Алексей получил на руки Лизоньку.
Масечка, как она припала к нему, как обхватила его ручками!
– Па… – сказала она.
До этих пор Кис, слыша односложные высказывания детей, думал, что они случайны; но теперь он точно знал: «Па» – это «папа»!
До этих пор он почему-то думал, что его дети слишком маленькие, чтобы любить, и что они пока нуждаются только в тепле родного человека. Как котята или щенки, которые инстинктивно определяют по запаху и чему-то-там-еще теплое, кормящее и защитительное тело матери.
Но теперь он понял, когда Лиза прижала ротик к его носу – она пока еще не умела целовать, – что она выразила ему, папе, свою любовь.
Любовь, черт побери!!! Такое человеческое чувство…
И только на обратном пути, когда Лизонька уже спала на заднем сиденье, поняв, что папа снова с нею, и когда Серега подтвердил, что Кирюшу тоже уже забирают из дома ребенка, – только тогда он снова вспомнил о другом своем ребенке.
О Романе. О его письме, оставившем у него тяжелое и беспокойное чувство. И о своем намерении переговорить с Верой.
Отчего-то ему было непросто ей позвонить. Письмо Романа его напрягало и даже пугало…
Он сначала позвонил Саше: «Все в порядке, родная, мы с Лизой едем домой! И Кирюшу привезут скоро!»
Встав на заправке, он набрал номер Веры, но тут же дал отбой.
Сначала нужно удостовериться, что с Кирюшкой все в порядке!
Он перезвонил Сереге – убедился, что с Кирюшей все в порядке…
Кис знал, что лукавит с собой. Он просто тянул время.
Потому что был уверен, что Вера подтвердит его догадку.
Он обернулся на Лизоньку. Она спала безмятежно, она даже во сне, масечка, знала, что все закончилось, что папа снова с ней.
Отступать некуда. Алексей решительно набрал Веру. Прочитал ей письмо Романа. Спросил по окончании, с трудом подбирая слова:
– Вер, тебе не кажется, что это прощание?
Вера молчала.
– Вер… Это означает суицид, да?
Вера молчала!
– Вера-а-а!!!
«Машинка для собственной смерти»
Роман, после того как оставил коляску и записку, пошел бесцельно слоняться по улицам. Ему теперь оставалось только одно: уйти из этой жизни!
В которой он сделал много неправильных вещей, но правильных вещей в этой жизни не существовало!
Если бы только он просто сам ошибся, можно было бы еще надеяться, что ошибки исправимы…
Но они не были исправимы, потому что сама жизнь устроена неправильно и постоянно ошибалась.
Роман точно знал, что он был прав!
И точно знал, что был не прав…
Несоразмерность?
Это не поддавалось осмыслению.
А тогда зачем ему такая жизнь?
Да ну ее на хрен!
Он слонялся по улицам, пытаясь придумать, как лучше, как легче уйти из жизни, чтобы перестать всем мешать. Он оказался в жизни лишним, никому не нужным человеком. Он даже маму не смог спасти, а теперь и Ему только навредил… Все испортил – сжег мосты, как сказала Лана.
Девушки – она думает, что ему нужны девушки! Смешная, она, конечно, ничего не поняла! Не ее вина, ведь Роман ей ничего толком не рассказал. Месяц морочил ей голову про девушку, даже Гульдена у нее выманил для знакомства с якобы девушкой…
А толку?
Может, надо было Лане рассказать всю правду, и не иносказательно – она все-таки психолог, подсказала бы, наверное…
Да теперь уж что. Теперь поздно. Он сделал столько ошибок, что их уже не исправить. Ни Лане, ни ему.
Глупый, подлый, никому не нужный – он лучше уйдет из этой жизни. Оставалось только решить как.
Повеситься?
Газом он отравиться не может, у него плита электрическая…
Утопиться?
Выпрыгнуть из окна, это не получится: квартира, которую он снял, когда мама еще была жива и когда он надеялся на их новую жизнь, – эта квартира располагалась всего лишь на втором этаже…
Разбиться на машине? Неплохой вариант, уйти вместе со своим «Вольво», единственным родным существом, оставшимся у него после смерти мамы… Страшно только одно: остаться живым и покалечиться. И жить дальше, как Николай Петрович, в инвалидном кресле…
А еще существуют какие-то таблетки, которыми можно отравиться! Но Роман не знал какие…
Выходило, что остается ему повеситься. Или утопиться. На Москве-реке ледок еще тонкий: если пойти по нему, то непременно провалишься…
При этой мысли его передернуло. Он сразу представил, как начнет барахтаться в ледяной воде, как в последний момент инстинкт самосохранения даст себя знать, и он примется цепляться за хрупкий лед…
Хоть бы кто-нибудь его убил! Ну, просто так, от нечего делать! Пырнул ножом или лучше бы застрелил из пистолета…
Пистолет! Вот что ему нужно! Быстро и безболезненно!
Только где его найти? Где-то ведь можно, наверняка можно!
В Интернете, конечно, в Интернете! Там найдется все, что угодно!
Но домой возвращаться нельзя. До Романа уже могли добраться, и дома его в таком случае ждет засада…
Интернет-кафе!!!
Покружив по улицам центра, Роман обнаружил искомое заведение. И меньше чем через два часа он уже назначил встречу продавцу пистолета на окраине Москвы, в Новогирееве. Наверное, продавцу оружия так удобнее, а Роману было все равно.
И он поехал в Новогиреево.
– Вера-а-а! Не молчи, прошу тебя!
– Алексей…
– Что?! Не темни, говори прямо!
– Хорошо, – согласилась Вера. – Да, письмо Романа наводит на мысль о том, что он решил уйти из жизни. Ты ведь это хотел узнать?
– Это.
– Я тебе ответила.
– Спасибо.
– Кис…
– Вера, не трать слова.
– Кис, послушай меня! – сердито ответила она. – У меня нет привычки тратить слова понапрасну!
– Хорошо. Слушаю.
– Только я ничего не гарантирую…
– Я знаю, Вера.
– Я только предполагаю…
– Я тоже обычно только предполагаю, Вера.
– Он не уйдет просто так.
– Но он действительно намерен уйти, да?
– Он намерен… Он думает, что намерен!
– Объясни!
– Алексей, первым делом ты не должен чувствовать себя виноватым перед ним!
– Вера, оставь мне это решать самому. Скажи мне про Романа!
– Не оставлю! Ты чувствуешь себя виноватым, и ты сейчас готов…
– Вера!!!
– Не перебивай! Ты готов ему все простить, все! А этого быть не должно!
– Ты забыла. Ты просто забыла, что я умный. Я не умею так точно говорить, как ты, но это не значит, что я идиот!
– О боже. Ты о чем?!
– Я о том, что далеко не готов его простить. При условии, что он не кинется сегодня же в реку, не повесится, не отравится… Я готов надавать ему пендюлей, но для этого нужно, чтобы он был жив, черт возьми!
– Он не уйдет из жизни…
– Ты уверена?!
– Ты мне дашь договорить?! Я уверена в том, что он не уйдет просто так, Кис, – не повидавшись с тобой!
– Хм, он решит меня окончательно угробить и повеситься на моих глазах? На тополе в ближайшем к моему дому сквере?
– Не ерничай, Кис!
– Да уж куда мне…
– Короче, – строго ответила Вера, – ему нужно знать, как относится к нему отец. То есть ты.
– Ты считаешь, что я должен ему отправить рождественскую открытку? Типа: приходи, дорогой, мы тебя тут заждались, подарки лежат под елкой, и забудь о том, как ты подло поступил?!
– Кис, – Вера, похоже, совсем рассердилась. – Не утомляй меня!
– Что я не так сказал?!
Бедная Вера. Алексей, всегда столь сдержанный, чувствовал себя сейчас так, словно в машине потерял управление. И, сам того не желая, скидывал на Веру все свои сомнения, противоречивые чувства, страхи и надежды.
– Верик… – Кис смягчил тон. – Прости. Ты сказала, что он захочет узнать, как я к нему отношусь… Правильно? И ничего не предпримет… не покончит с собой раньше, чем поймет мое к нему отношение… Так?
– Так, Кис. Мысль о самоубийстве – это, скорее всего, эмоция, а не намерение. После того, что он сделал, он понял, что любовь отца ему не заслужить, и теперь хочет наказать себя. Но раз он тебе об этом пишет, то, вероятно, еще надеется на прощение…
– И каким образом он станет это выяснять?
– Не знаю, Алексей. Ищи внимательно вокруг себя! Он окажется где-то рядом, он придет…
Впервые в жизни Роман держал в руке пистолет. Он оказался довольно тяжелым – такой внушительный и холодный кусок металла.
Продавец объяснял устройство пистолета и показывал, как им пользоваться. Роман рассеянно слушал его объяснения.
– …и нажать на спусковой крючок…
– На что?
– А тебе зачем, собственно, пистолет-то?
– Так… На всякий случай. Для самозащиты.
– И как же ты будешь самозащищаться, когда пользоваться им не умеешь и меня не слушаешь?
– Извините.
Продавцом был толстый дядька с сальными редкими волосами, все жизненные интересы которого, кажется, сводились к оружию. Или к деньгам, которые он выручал за него. Они стояли в каком-то дворе возле электрораспределителя, откуда их видеть никто не мог – ни прохожие, ни жильцы из окон.
– Да мне-то что! Тебе надо – слушай. Не надо – хиляй отсюда. Деньги я получил, мне по фигу.
– Мне надо! – смутился Роман.
На этот раз он сосредоточился и внимательно выслушал инструкцию по обращению с пистолетом…
Говорят, есть люди, которые любят оружие. Наверное, им оружие придает уверенности в себе. Им нужно какое-то место в жизни, и для того, чтобы его занять, они хотят освободить это место от других людей. В этой маленькой черной машинке – а что такое, собственно, пистолет, как не машинка? – сидела Смерть. Смерть других людей, чье место хотели занять любители оружия.
Роман не чувствовал никакой нежности к пистолету. Вот другую машину, «Вольво», он любил. А машинку для чужой смерти – нет.
Впрочем, это он отвлеченно так рассудил, потому что в руках у него была машинка для его собственной смерти, а не для чужой. И с нею было спокойнее. Она, эта машинка для его смерти, словно снимала с него всю тяжесть, всю вину. Даже неправильность жизни эта машинка могла исправить, даже ее!
Потому что какая может быть неправильность жизни, если жизни больше нет?
То-то.
Эта мысль утешала, успокаивала. Он бы даже сказал, умиротворяла. У-мир-о-творяла – то есть мир творила в душе… Потому что это был последний и непобиваемый аргумент в его пользу. С таким аргументом Роман мог позволить себе даже роскошь не торопиться! И пожить еще до вечера.
Он почувствовал голод. Притормозил у какой-то пиццерии, вошел, сел за столик, заказал еду. С тех пор как мама умерла, он не особо экономил. Раньше он экономил: хотел купить им с мамой квартиру – для него было важно слово купить! То есть приобрести в собственность. Чтобы мама почувствовала себя настоящей хозяйкой. Хозяйкой квартиры, из которой ее никто никогда не сможет выгнать!
Но мама не дождалась, пока он наберет достаточно денег…
Может, ему следует написать завещание? У него не такой уж маленький счет в банке… Завещать деньги Лизе и Кирюше?..
Ха-ха, будто откупиться!
Роман расплатился, оставил щедрые чаевые. Хоть кому-то польза от его денег.
Вышел на улицу. Куда теперь?
Возникла мысль: покончить поскорее с задуманным!
Потом возникла другая: убедиться, что с Лизой и Кирюшей все в порядке.
И он поехал к тому скверу, где столько раз гулял с Александрой, разговаривая с ней об истории России, о летописях и архивах…
И где, спрашивается, теперь искать этого засранца?! Он, видите ли, страдалец, теперь собирается руки на себя наложить!
Кис вспомнил почерпнутое откуда-то из литературы, что в старину розги замачивали. Интересно, в чем? Он бы замочил сейчас, с удовольствием!
…Он сидел у Сереги в кабинете на Петровке, следя за поступающими отчетами. На работе «этот засранец» не появился, в снимаемой им квартире его нет. Оставалось его искать по номерам машины, а они уже имелись в распоряжении у Сереги. И еще по сотовому.
Но, видать, «засранец» и впрямь был не глуп (гены, как сказала Вера!): телефоном ни разу не воспользовался и постов ГИБДД избегал.
Время тянулось. Алексей нервничал, повторяя, как заклинание, слова Веры о том, что «это скорее эмоция, чем намерение».