«Пойди, поговори. Объясни, чем тебе сделали больно, почему. Я не гарантирую, что ты эту девушку вернешь, но такой шанс всегда есть. Уже хотя бы потому, что ты поступишь по-человечески. Она это оценит, если не глупа… Вы сможете хотя бы остаться друзьями!»
Девушка здесь, конечно, ни при чем, это же было иносказание… Но почему он сам не подумал, ни разу не подумал, что можно пойти и поговорить?!
С другой стороны, как же он мог подумать? Этот человек – его враг. Вся сломанная мамина жизнь и его, Ромкина, на его совести! А с врагом переговоры невозможны! Как в той игре, из которой он только что вышел. Отстреливаемся – милости не ждем!..
Мама сказала, что Он ничего не знал. И что до сих пор не знает. Но Роман не очень-то ей поверил. Мама была слишком доброй, слишком! Она всех прощала, вот и Его простила, и солгала сыну, чтобы он не держал на Него зла…
Как он любил своего отца! Он боготворил его! А отец выгнал их с мамой, словно лишайных собак! И как они жили долгие годы, которые разъедали сердце Романа неразделенной любовью к отцу, нищетой, маминым постоянным алкогольным забытьем, – этого никому не понять, потрать он хоть миллион слов!
И все эти годы в его сознании бился вопрос: ЗА ЧТО? За что отец так с ними поступил?!
И вдруг, спустя много лет, он узнал ответ на этот вопрос! Оказывается, что во всем виноват этот человек! Из-за Него отец оказался не отцом и лишил Рому своей любви… И мать лишил, и она умерла из-за этого, – из-за Него!
Не знал Он, как же!.. Как Он мог не знать, если спал с женщиной? Обязан был спросить! Поинтересоваться!
Мама рассказала Роме перед смертью, как пришла к Нему и сказала, что все у нее в жизни наладилось с мужем, что она ждет ребенка (его, Рому!) и больше к Нему приходить не будет.
Ну, хорошо, Роман мог это представить. Приходит женщина, говорит, что больше встречаться с мужчиной не будет. Бывает.
Потому что она беременна. Бывает.
Она замужем и возвращается, так сказать, в семью. Бывает, такое обязательно бывает, даже если у Романа лично такого не случалось пока.
Но какое Он имел право не спросить: а не от меня ли ты ждешь ребенка, Ася?!
Хотя, вдруг подумалось Роману, если бы мама даже тогда знала, что ребенок от Него, она бы все равно Ему не сказала! Она слишком отца любила. Который вовсе не отец, как выяснилось…
«Я не гарантирую, что ты его вернешь, но такой шанс всегда есть. Уже хотя бы потому, что ты поступишь по-человечески. Он это оценит, если не глуп… Вы сможете хотя бы остаться друзьями!»
Слова Ланы, в которых он проставил правильные значения, уже не иносказательные, убивали его. Они крутились в голове, втягивая в свой круговорот другие мысли…
А если мама правду сказала перед смертью? «Я очень хотела ребенка, но никак не могла забеременеть… Я думала, что бесплодна. И оттого была так беспечна…»
Роман тогда спросил ее: «Но ведь потом ты поняла, что ребенок от Него? Почему ты не нашла Его за все это время? Почему не сообщила о том, что у тебя от Него сын, я?»
«Он мне ничего не должен, Ромашка, – мама иногда его так называла, когда они были наедине. – Наша близость была по моей инициативе. Как я могу предъявлять к нему какие-то счеты? Он меня, по сути, спасал, помогал выстоять, а я к нему теперь с требованиями? Это было бы нечестно, Ромка…»
А подыхать – честно? Жить в нищете – честно? Все Ромкино беспросветное детство – честно?
И так выходило нечестно – и так. Никак не получалось правильно. Сплошная несоразмерность.
«Пойди, поговори. Объясни, чем тебе сделали больно, почему».
Но он не пошел.
«Уже хотя бы потому, что ты поступишь по-человечески».
Но он поступил не по-человечески.
«Вы сможете хотя бы остаться друзьями!»
Не сможем. Теперь не сможем уже ничего…
Роман сжег мосты.
Правильно сказала Лана.
Несоразмерность.
Все в порядке?
Александра все плакала и не могла остановиться. Наверное, за пять дней ее молчаливого горя у нее накопилось слишком много невыплаканных слез.
Перевалило за полвторого ночи, но Алексей, не колеблясь, позвонил Вере.
Когда-то она была его клиенткой,[8] и с тех пор стала другом. И, что важно, она была психологом. И, что еще важнее, она чувствовала людей. Без этого таланта никакие знания не помогут.
После его первых фраз Вера предложила немедленно приехать. Если бы было не так поздно, Кис бы согласился, конечно. Но, прикинув время на дорогу, отказался.
– Саша за эти дни исстрадалась, Вер. Я надеюсь ее уложить спать после разговора с тобой. Давай все же по телефону попробуем!
Он проговорил с ней минут десять, вводя ее в курс дела, затем позвал к телефону Александру.
Она помотала головой. Опухшее от слез лицо, горка промокших бумажных носовых платков – такой он Александру никогда не видел!
– Я не могу… – произнесла она хрипло, – не могу говорить..
– Можешь! – строго ответил он и протянул ей трубку. – У Веры к тебе вопросы. А я пока тебе воды принесу и еще носовых платков…
Вера попросила описать знакомство и ухаживания Романа: шаг за шагом и жест за жестом. И Александра, то бася, то хрипя, то срываясь на шепот, рассказывала, отвечала на ее вопросы, чувствуя, как потихоньку расслабляются горловые мышцы и утихают спазмы во всем теле.
Дослушав, Вера снова позвала к телефону Киса и потребовала детально передать ей разговор с инвалидом, соседкой-собачницей и с тем человеком, который выгнал мальчика и его мать из дома.
– Ну что ж, – произнесла она, закончив свои расспросы. – Саша рядом? Включай телефон на громкоговоритель, Кис!
– Из всего того, что я узнала, – заговорила Вера своим спокойным, ровным голосом, – я рискну сделать заключение. И будем надеяться, что я не ошибаюсь. Шансы на то, что дети живы и даже относительно благополучны, очень высоки. Слышишь, Саша?
– Слышу… – ответила она и снова хлюпнула носом.
– Алексей прав: это месть. Но только формально. На самом деле для Романа это способ прокричать свое отчаяние, выплеснуть боль оттого, что его не любили… Это способ обратить на себя внимание отца! Не забывайте, в жизни Романа уже был один «отец», от предательства которого мальчик так и не оправился. И ты, Кис, для него второй отец и второй предатель. Поэтому он не мог просто прийти к вам и рассказать, что он твой сын. В такое решение он не мог поверить… Оно ему даже вряд ли пришло в голову. В результате его чувства, не имея возможности излиться прямо, трансформировались в месть. Вы следите за моей мыслью?
– Конечно, Вера, – ответил Кис.
– Вы там мычите хоть что-нибудь в ответ. Такие вещи тяжело по телефону рассказывать, не видя глаз…
– Му, – сказал Кис. – Давай дальше!
Но Вера потребовала ответа от Александры.
– Все в порядке, Вер, не волнуйся…
– В порядке? – слышно было, как Вера усмехнулась. – Ну, ты даешь! Нежданно-негаданно у Алеши обнаруживается сын, который начинает знакомство с похищения твоих малышей… не говоря уж о том, что для затравки он попытался тебя соблазнить… А ты говоришь «в порядке»!
– Ну, я же просто так… Ты хотела услышать мой голос. – Александра слабо улыбнулась.
– Ладно, продолжаю. Сам Роман, конечно, не догадывается о подводных течениях собственной психики, формулируя свои мотивы как-нибудь возвышенно… Например, как восстановление справедливости. У него было бедное и печальное детство, и он хочет, чтобы Алексей прочувствовал сейчас, как плохо детям без родителей.
– Именно это мы с Сашей и сказали друг другу. Симметрично.
– Правильно сказали. Словами Роман не смог бы все это объяснить, он решил дать своему отцу именно прочувствовать! И в определенном смысле мальчик прав…
– Как это?! – вскинулась Александра. – В каком смысле «прав»?!
– Саша, не кипятись, – раздался из динамика спокойный голос Веры. – Он не прав в нравственном плане: ничто не может извинить похищения детей. Но я не о нравственной стороне дела, я о внутренних процессах, происходящих в его душе. Если говорить о «послании», которое Роман хочет донести до отца – то есть до Алексея, – то избрал он самый эффективный способ это сделать! Избрал он этот путь тоже не умом, а подсознательно, но зато верно. Страх за ваших двойняшек, отчаяние – все эти чувства терзают вас в первую очередь потому, что вы боитесь, что детям плохо. И Роман вас таким способом «наказывает», а еще он вам рассказывает, как было плохо ему. Саша, слышишь?
– Да…
– Ты меня понимаешь?
– Да…
– Я думаю, что он был искренен, когда говорил тебе о любви… Просто любовь его была не та, за которую он хотел ее выдать, ты правильно рассудила, ты в его глазах почти Мадонна. Он полюбил в тебе мать своих брата и сестры, жену своего отца, женщину-идеал… И тебе он тоже не захочет причинить зла, точнее, большего зла, чем уже причинил. Я даже допускаю, что Роман вернет детей вскоре!
– Я не стану ждать, пока его осенит мысль меня облагодетельствовать и вернуть детей, как ты догадываешься! – проговорил Кис.
– Алексей, не заводись.
– Я не завожусь… Ты говоришь, что он хотел дать мне понять, как плохо детям без родителей… Я не переврал твои слова?
– Самую малость. Не дать тебе понять, а заставить тебя прочувствовать. Но это не принципиально, продолжай.
– Тогда скажи мне: что же он мог реально с ними сделать? Что значит «детям плохо»?! В каком это месте? Где их искать?
– Алексей, давай думать вместе. Будем исходить из того, что он решил устроить вашим счастливым, благополучным детям такую жизнь, как была у него: несчастливую, неблагополучную. При этом я сильно сомневаюсь, что он стал бы сам возиться с двумя грудными детьми, устраивая им такую жизнь. Он не справился бы, да и опасно это для него, для его плана. А план свой он продумал хорошо, судя по тому, что вы мне рассказали. Голова у парня варит, с логикой все отлично, твои гены, Кис, – было слышно, как Вера усмехнулась. – Так что Роман детей кому-то пристроил. И не в богатый дом, тут сомнений нет… Теперь соображай сам, в какой форме это могло выразиться. Ты лучше меня знаешь неблагополучную сторону жизни в силу твоей профессии…
– Он их отдал какой-нибудь алкашке?
– Не исключено.
– Или… Вера, спасибо. Огромное тебе спасибо! – вдруг воскликнул Алексей.
– Надеюсь, что есть за что, – Вера улыбнулась.
– Ты даже не представляешь, как есть… Кажется, я уже знаю, где искать детей!
– Скажи!
– Нет. Прости, боюсь сглазить.
– Хорошо. Держи меня в курсе. Саша, ты здесь?
– Да…
– Постарайся выспаться этой ночью. Ты тоже, Кис. Что-то мне подсказывает, что завтра вам предстоит бурный день… – С этими словами Вера отключилась.
Кис погладил трубку.
– А мне? Скажи мне! – умоляюще посмотрела на него Александра. – Где ты собираешься искать детей?
– В детских домах, Сашенька. В сиротских приютах.
– Сиротских? Приютах?
– Вера права, абсолютно права! Это именно то, что хотел сказать мне Роман: как плохо быть сиротой…
Господин Кисанов, вы очень удивитесь…
Роман вернулся в игру и отчаянно стрелял еще полночи. На глазах его стояли злые слезы, изображение расплывалось, и он потерял свой космический корабль. Вернувшись на станцию, взял еще один, потерял и его, как и очень много виртуальных денег, принадлежащих всей его виртуальной корпорации.
Команда засыпала его обвинительными сообщениями.
Прочитав их, Роман сильно ударил по клавише ввода и вышел из игры. Он и тут виноват! Ну просто во всем виноват, причем именно он! А все вокруг белые и пушистые. Чудеса!
Теперь он страшно жалел, что разоткровенничался с Ланой. Неважно, что иносказательно. Про девушку он выдумал, и черт с ней, – а вот о своих мыслях сказал… И что же? Чувствует себя теперь дерьмом последним!
Кирюшку с Лизой украл! По детским домам развез! Плачут, небось плохо без мамы с папой…
Он вспомнил маленькие теплые тела. Как они засыпали у него на руках, когда он пытался их укачивать по очереди той жуткой ночью. Да он с кошкой бы так не поступил, блин! А тут дети, да не вообще дети, а его брат и сестра, бли-и-ин!
Конечно, он дерьмо и есть!
Ему стало душно. Роман распахнул окно в звездную морозную ночь. Постоял у него, пока не замерз. Вернулся к компьютеру.
В игру входить нет смысла: он только снова станет промазывать по целям и принимать неправильные стратегические решения. И читать ругань ребят…
Самым правильным было бы лечь спать, но как тут лечь, когда такие мысли разъедают мозги, как кислота…
Подумав, Роман решил, что разумнее будет отвлечься. Он вышел в Интернет и включил RuTube-сайт, на котором все, кому не лень, ставили забавные видеоролики. Он их тупо просматривал, один за другим…
И неожиданно наткнулся на нечто странное… В кадре находился инвалид – его инвалид, Николай Петрович! Какие-то вспышки, взрывы, толпа – и вдруг лицо Петровича! Оно осветилось огнем фейерверка-фонтана, загоревшегося совсем недалеко от его коляски, после чего инвалид сразу резво откатил, исчезнув в темноте.
Вот это да!
Роман еще раз перечитал комментарий к видеоролику: «Салют на «Речном».
Он слышал краем уха по радио позавчера, об этом говорили в новостях… Что кто-то устроил фейерверк прямо посреди толпы у выхода из метро «Речной вокзал»!
Но при чем тут Николай Петрович?
Ему, наверное, просто померещилось. Не может такого быть!
Рома снова прогнал запись. Несколько вспышек на каком-то газоне, звуки петард, обалдевшая толпа… И под конец тот самый кадр: сбоку от метро столб пламени, который осветил лицо инвалида, сидевшего в кресле-коляске: это он, сомнений нет, это Николай Петрович!
Чушь какая-то. Зачем инвалиду устраивать фейерверк?!
Или он тут ни при чем, и его соседство с финтифлюшкой совершенно случайно? Но что он делал на «Речном вокзале»?
В новостях это происшествие никак не комментировали. Только добавили, что «ведется следствие». Но потом к происшествию не вернулись. Или Роман пропустил…
Данное событие не укладывалось в голове. Николай Петрович был изрядным выпивохой, да, но не настолько, чтобы оборзеть окончательно и устроить салют у выхода из метро! Да метро-то какое отдаленное! И где он этой пиротехники набрался?
И вдруг он вспомнил… Васян, друг-алкаш его закадычный, на заводе пиротехнических изделий шоферил! Он и нужные фейерверки мог обеспечить!
Да, но только с какой целью? Ради чего?
Хрень какая-то!
Роман снова прогнал ролик, вглядываясь в каждое лицо. Фонарей там было немало, да и свет от этих фонтанов поддавал яркости…
Еще раз.
Еще раз.
Ну, точно! Видно только ушанку и пол-лица, но сомнений нет: это Василий Федорович!
ЗАЧЕМ?
Что-то тут нечисто. Ой как нечисто!!!
И зачем они фотки сделали с детской одежды? Зачем ее на диване разложили? Зачем его, Ромкин, чемодан спрятали? Милиции хотели сообщить? Сыщику?
Тогда где милиция, где сыщик? Не смогли найти Романа? И не смогут, Роман об этом позаботился!
Но для чего тогда этот фейерверк???
Роман никак не мог связать между собой два события логически, но этот финт с салютом его очень напряг. За всем этим таилось что-то нехорошее…
Ночь, слабо разгоняемая светом монитора, вдруг сгустилась, и ее черные крылья надвинулись на него. Роман непроизвольно оглянулся.
ОПАСНОСТЬ. Он ее нутром учуял.
Завтра на работу нельзя!
И сюда, домой, нельзя!
Нужно куда-то бежать. Нужно где-то скрыться!
Где?
У него нет дома. Нет родителей. Нет никого, чтобы попросить помощи, убежища… И сейчас он должен бежать незнамо куда, как загнанный охотниками зверь…
И все потому, что он сделал что-то неправильное.
Несоразмерное.
Он не «по-человечески» поступил, да?!
Иди-ка ты, Лана, со всеми своими психологиями к чертовой бабушке!
Он просто не сумел правильно осуществить свой план. Он где-то прокололся. Он хотел быть на уровне – таким же логичным, как Он, которого расхваливали в найденных Ромой статьях. Он бросил Ему вызов: ты такой суперпуперсыщик? О’кей, а я вот не хуже тебя, я все предусмотрел, обо всем подумал! И ты меня не найдешь, не вычислишь, супергерой!
А вышло из этого…
Хрень вышла.
Некоторое время Рома еще тупо смотрел в монитор, не видя толком экрана. Потом встал и налил себе виски. Из той самой бутылки, что стояла у него в холодильнике со смерти мамы. Недопитой ею бутылки. После курса дезинтоксикации и лечения, когда мама вернулась из санатория, к спиртному она больше не прикасалась, и бутылка с виски так и осталась стоять на дверце.
Почему мама держала виски в холодильнике, он не знал. Может, по аналогии с водкой, которую нужно пить холодной. Роман не хотел в этом разбираться. Алкоголь, хоть холодный, хоть теплый, губит. Это он знал лучше кого бы то ни было!
Но сейчас он плеснул себе в рюмку чистого виски, выпил залпом, как водку, и вернулся к компьютеру. Открыл текстовой редактор и принялся набрасывать:
«Господин Кисанов, вы очень удивитесь, конечно, но пишет вам ваш сын…»
Стер, написал:
«Здравствуйте, Алексей Андреевич Кисанов…»
Стер, написал:
«Алексей Андреевич, вы не знаете о моем существовании, но я ваш…»
И снова стер.
В восемь утра Алексей набрал Серегу и попросил помощи в обзвоне домов ребенка и прочих вариаций сиротских приютов. Серега, быстро уяснив суть дела, обещал полное и первоочередное содействие.
А в восемь пятнадцать утра в их дверь позвонили.
Соседка, взбудораженная, – вся округа знала каким-то образом о похищении их детей! – указала на коляску.
– Я подумала, что это важно… – Она подтолкнула коляску к Алексею. – Она тут у вас под дверью стояла…
В двойной коляске лежали два комбинезона – тех самых, которые были на малышах в день похищения! А к одной из спинок был приколот конверт.