– Ну ладно, фраерок, завязывай пялиться, а то сейчас опознает меня кто-нибудь из твоих соседей. Фигней не майся. Есть разговор, – видя замешательство Маляра, заявил Шапронов. – Надеюсь, сразу мочить меня не станешь, выслушаешь хоть. А?
С этими словами Шапронов по-хамски просунул руку в щель, сдернул изнутри цепочку и без всякого разрешения товарища Малярийкина нагло перешагнул порог. Малярийкин, просто опешивший от происходящего, не сопротивлялся.
Шапронов был один, без охраны. И, судя по выражению лица, явно Малярийкина не боялся. Во всяком случае, насчет «сразу мочить меня не станешь» ничуть не переживал. И это было понятно – Шапрон превосходил Малярийкина габаритами достаточно существенно, чтобы не переживать.
«Подстава какая-то, – ошалело решил Маляр. – Хотя что за подстава? На хрена я нужен ему?»
– Ух ты! – вслух и без выражения сообщил он. – Неужели и правда вы, товарищ командор?
– Я самый. Покурить у тебя можно?
– Можно. Но с куревом сложно. Тут на окраине говно одно продают. Да и с деньгами у меня…
– Да я ж и не прошу. Вот, свои. На, угостись.
Шапронов достал из нагрудного кармашка пачку, выбил о ладонь сигаретку себе, потом протянул Малярийкину. Тот крякнул. Настоящий табак пах просто замечательно. Да и что? Неужели товарищ Шапронов станет травить его, в самом деле? Малярийкин взял. Бесплатное курево из рук заклятого врага.
– Че, на пороге стоять будем? Разговор правда важный. Мне нужно минут десять. Уделишь?
Малярийкин подумал. Потом утвердительно кивнул головой. Потом кивнул в сторону балкона.
– Идем!
На балконе Шапрон щелкнул зажигалкой, дал прикурить. Затянулись.
Всякое «общественное» освещение на окраинах города отсутствовало. Ни фонарей, ни горящих витрин магазинов. Ночь была безлунной. Так что вокруг царствовала тьма, рассеянная только тусклыми звездами. Малярийкин украдкой бросил взгляд вниз.
Судя по тому, что можно было разглядеть, Шапронов прибыл к нему в гости не только без охраны, но и без водителя. Причем не на своей крикливо-монстрообразной южноафриканской «Рыси», в которой обычно передвигался по городу, а сам за рулем, на «убитой» маленькой серенькой машиненке, которую Малярийкин едва разглядел в темноте. Камрюха древняя, что ли? Ну, может быть. Конспирация, короче. Малярийкин усмехнулся.
Было ясно, что Шапрон чего-то от него хочет. От него!
При этом выглядел Шапронов достаточно мрачно. Несмотря на бодрый стиль вторжения к Малярийкину в хату. Глаза непобедимого чемпиона бегали по лицу Малярийкина деловито-насмешливые, но красные, воспаленные, как будто не спал несколько дней подряд и жил на каком-то крайнем надрыве. Или на транквилизаторах. Для танкистов, особенно топовых, – обычное дело. Даже лихие гусарские густые усы из позапрошлого века словно поникли, потеряв потенцию, и казались теперь на самоуверенной роже чем-то излишним, особенно на фоне щетины и красных глаз.
Если бы Шапронов заявился к Малярийкину в таком вот забавном формате полгода назад, тот был бы рад по самые гланды. Достал бы из угла кувалду и размозжил бы уроду башку в мелкое крошево. Но вот сейчас… мочить командора зверским способом почему-то совсем не тянуло.
«Апатия одолела, что ли?» – мелькнуло в голове.
Вариантов послать Шапронова на хрен было множество. Например, попытаться скинуть с балкона. Маляр не был уверен, что физически справится с более мощным, а главное, более опытным командором. Но обрез, заткнутый под олимпийкой за пояс, внушал уверенность в обратном – можно сначала шмальнуть Шапронову в рожу, а потом уже скинуть. Дебил какой-то. На смерть приперся. Сам. Интересно.
Ну что же, пожалуй, выслушать его стоило.
Пока Маляр размышлял, Шапрон смотрел на него очень внимательно. И тоже размышлял. Видимо, реакции Малярийкина были для опытного командора если не открытой книгой, то достаточно доступным чтивом, поскольку, как только Маляр решил в своих умозаключениях Шапронова пока не убивать, тот немедленно воздел сигарету вверх и принялся «вещать».
После перекура они вернулись в комнату. Шапронов присел на диван. Малярийкин – в кресло напротив. И внимательно слушал гостя, потирая щетину. Шапронов говорил спокойно, ровно, как с телевизора. Рассказывал, в принципе, интересные вещи. Интересные месяцев двенадцать назад, до переломанных костей и всей суеты с чехами и «КТО». Для прошлого Петра Малярийкина, дооперационного, рассказ Шапронова, наверное, и имел бы большую эмоциональную значимость, рвал бы на куски душу. Но вот сегодняшний Малярийкин ощущал внутри только пустоту…
– …Надеюсь, ты понимаешь, Маляр: в нашем городе дела в «Красных Танках» веду вовсе не я, а как раз совсем другой человечек. Тебе, Маляр, хорошо известный. Человечек этот сначала протолкнул в топ танкистов Юнгу. Было это как раз около двух лет назад. Надеюсь, Юнгу ты помнишь?
Малярийкин, не вставая с кресла, придвинулся к Шапронову ближе, на мгновение став прошлым Маляром из старого «наш-ангара». В гневных глазах вспыхнула угроза, но Шапрон даже не шевельнулся и взгляд не отвел.
– Помню ли я Юнгу? Помню, млять. Помню, товарищ Шапронов. А еще я помню свою мастерскую и труп напарника, сдохшего у меня на руках. А еще – одну девушку с перерезанным горлом. Знаешь, я с этим живу, старый ты чудак, – очень спокойно ответил Маляр. Не разгибаясь в прежнее расслабленное положение на кресле, он протянул левую руку к сигаретной пачке, положенной Шапроновым в середину разделявшего их маленького столика. Правая рука в то же время покоилась локтем на ручке кресла, готовая вырвать из-за спины обрез. Маляр не спускал с Шапронова глаз. Только дернись, сука, только дернись. Но Шапронов не двигался.
– Тогда мне, – продолжил командор прежним ровным голосом, – как старому чудаку, надеюсь, не надо объяснять тебе, умнику, что местные банды, завязанные на «КТО», основные деньги получают вовсе не с призовых. Включая, между прочим, и чехов.
– Чехов… – протянул Малярийкин, с тоской вспоминая Калмышева и Нику. – И с чего же они гребут свое поганое лаве?
– Все банды сидят на букмекерах, – пояснил Шапронов. – Ну, после рэкета, шлюх, продажи непаленых стволов и наркоторговли. Основные бабки крутятся здесь.
– В подконтрольных букмекерских конторах? – уточнил Маляр очевидное.
– В подконтрольных букмекерских конторах, – уверенно подтвердил Шапрон. – На букмекерах же завязана деятельность наших основных банков. Во всяком случае, местных сибирских банков, из Скайбокса. С платежеспособностью населения, сам понимаешь, сейчас туговато. А давать кредиты бандерлогам – все равно что пальцы себе отрезать. Так что процентов восемьдесят банковской монетной массы крутятся вокруг «КТО». Это займы спонсорам и игрокам на покупку корпусов и навесного оборудования, это оплата спонсорами содержания команд перед большими чемпионатами. Займы частным лицам на ставки… И, конечно, собственные ставки. Ты знаешь, банки играют редко, в основном в крупных финалах между прославленными игроками. И, разумеется, банки никогда не рискуют. Суммы слишком большие. Надеюсь, ты понимаешь, почему именно банки и курирующие их банды никогда не проигрывают? Это очевидно.
– Очевидно, – подтвердил Малярийкин. – Вот только не очевидно, к чему ты это говоришь. К чему все? К чему ты клонишь?
– К человечку. К человечку, про которого я тебе толкую уже полчаса. Человечек этот сидит при чехах. Именно он как раз в подобных ситуациях, ну, при участии крупных банков, и рулит букмекерами. Вернее, результатами букмекерских сделок. Как раз перед знакомством со всей вашей компашкой мне предстоял серьезный бой с Юнгой. Деньги там стояли нереальные, если помнишь. Но вот беда: Юнга оказался принципиальным. И, как малолетний дебил с юношеским максимализмом, сливать именно этот бой отказался. Чехи, которые, собственно, являются одним из главных кланов, делающих бабки на «КТО», предъявили тому человечку: мол, ты организатор – исправляй или сдохни. Слово «сдохни», сказанное чехами, обычно крайне впечатляет. Но человечек им возразил в ответ: ваш Юнга, сами разбирайтесь. А как с чемпионом разбираться? Убить его нельзя. Массы, так сказать, не поймут. Сечешь?
Малярийкин кивнул.
– В общем, мочить Юнгу надо было тихо и с определенной теоретической проработкой, – продолжил Шапронов. – Мол, убили из мести, или случайно, или еще как. Но чтобы на чехов никто не подумал. В общем, человечек тот спросил меня еще до встречи с вами, знаю ли я какую-нибудь мастерскую на окраине города, чтобы Юнге удобно было туда проехать. В северо-западном дистрикте, рядом с географическим ареалом обитания чеховской группировки, я слышал только про вас с Калмышевым. И то потому, что один мой знакомый чинил у вас свой драндулет и оставил хороший отзыв. Я навел справки. Приехал.
– О, да. Нам тогда повезло, – с сарказмом скривился Маляр. – Сам командор залез в наш сортир.
– Да брось, – спокойно возразил Шапронов. – Не знаю, каким там моим фанатом был твой приятель Калмышев, но вот от появления Элены вы оба чуть не кончили в штаны. Было интересно наблюдать за вашей реакцией. Лена ведь была неплоха в тот день, согласись? В общем… по большому счету, Калмышев твой виноват во всем сам. Ты можешь клясть меня или чехов сколько угодно. Но Калмышеву ясно объяснили, что надо сделать. Байк поправить так, чтобы человека убить. Причем чемпиона. Причем за бабки. И Калмышев твой – согласился. Но не подумал, что, кроме байка деланого, чехам еще и труп того, кто делал, понадобится. Потому и кончили его. Не потому, что чехи подонки, – это и так ясно каждому, они же бандюки, им имидж по-другому не позволит. А потому, что Калмышев твой – дурак. Прости, что о мертвом плохо…
– Да я не поспорю: дурак, – перебил командора Малярийкин. И замолчал. Да уж, с последним доводом Шапронова не поспоришь. Калмышев добровольно согласился на предложение об убийстве другого человека. Пошел на мокруху. За плату. И Малярийкин знал об этом с самого начала, со слов самого Калмышева. Что уж тут возражать?
– Понято, – произнес Маляр вслух. – У меня один вопрос только: почему Калмышева так страшно убили? Ведь можно было просто пристрелить.
Шапронов пожал плечами.
– Да черт их знает, – ответил он. – Лично на Калмышева эти уроды зла не держали, естественно. А зверства, ты уж извини, чехам нужны были, видимо, исключительно из пропагандистских побуждений. И только.
– А насилие над девушкой? – добавил так же спокойно Маляр.
– А насилие… – Шапронов качнул вихрами, – да я не знаю. Ника твоя, насколько понимаю, вообще случайно попалась под руку. Не повезло. Девушка она была симпатичная, а отморозки – они отморозки и есть, вот и все. Кстати, именно из-за случайного характера этого дикого налета на вашу мастерню за тобой потом никто не охотился, когда ты ушел. Тебе повезло, а ей нет.
– Да уж, повезло! – зло выплюнул Малярийкин.
– Им просто один Калмышев нужен был, чтобы стрелки перевести. А вы с девушкой – так, налет.
Помолчали.
– Но потом ты начал дурить, – продолжил Шапронов со вздохом. – Зачем-то в Скайбокс приперся. Возле дома моего вертелся. Как я понял, чтобы меня убить, так? Напрасно. Не знаю, поверишь ты или нет, но я лично в том налете не участвовал. И даже о нем не знал. До тех пор, пока из новостей не услышал. И Калмышева к убийству Юнги не я склонял.
– Он имя мне твое назвал.
– Серьезно? Не может быть. Так и сказал: мне Шапронов предложил Юнгу мочкануть?
Малярийкин подумал.
– Нет.
– Ну так с чего ты решил?
– А что еще мне было решать в той ситуации? Я знаю, что ты хотел, чтобы Юнга спекся.
– Лена сказала?
– Да.
Шапронов вздохнул.
– Ну что же, такое было, не спорю. Но мечтать, чтобы конкурент перестал мешать, и убить его, да еще так мерзко, – разные вещи. Верно?
– А я не знаю.
– Не веришь мне?
– А что, должен?
– Ну… пожалуй, не должен… Впрочем, я сюда пришел не оправдываться. Веришь, не веришь – я правду сказал. Смотри сам… В общем, когда ты появился в Скайбоксе, борода тебя не спасла. Ребята из СПС мне влет чирикнули: мол, ходит тут паренек из мастерни, в которой Юнгу мочканули. Зуб, мол, на тебя, Шапрон, точит. Вроде бы, казалось, дело конченое – в Скайбоксе один в поле не воин. Выцепить тебя в подворотне с парой пацанов да на перо посадить – дело «тьфу»! Без шума и пыли. Чисто, гладко. Но тут опять человечек тот вмешался.
Человечек. Малярийкин поднял глаза и остановил неподвижный взгляд на Шапронове, будто в первый раз увидел. Не сразу, но постепенно до него начала доходить суть того, о чем говорил командор.
– Видишь ли, «КТО» – штука опасная, – уловив искру понимания в глазах Малярийкина, продолжил Шапрон. – Люди туда идут в основном из-за денег, когда уже совсем плохо. Естественно, поэтому основная масса новобранцев постоянно очкует да трясется из-за копейки. Это плохо сказывается на рейтинге, так как хороших бойцов из подобных уродов не получается по определению – неважно, есть у них талант к игре или нет. А вот ты – другое дело. Тебя же прямо раздирала ненависть. К тому же технически был подкован. Да и молод, горяч. В общем, человечек тот решил тебя на игру подсадить. И подсадил. Пошел ты как баран волкам в глотку. Вернее, конечно, как доблестный танкист на игровой полигон.
Малярийкин сжал пальцы в кулак. К нему начала возвращаться злость. Глубинные чувства, словно всколыхнувшись, стали подниматься со дна, увлекая с собой все темное и мрачное, давно запрятанное в душе Малярийкина под замок.
– Однако вскоре начал ты человечку нашему докучать, – говорил Шапронов. – Слишком быстро баллы набирал, начал составлять конкуренцию проверенным «своим» игрокам.
– Своим игрокам? – тупо переспросил Маляр.
– Ну, понимаешь, в обычных условиях после того, как игрок переходит определенный уровень, к нему подходят и делают предложение, от которого он отказаться не может. От бабок кто откажется? Но ты был делом совсем иным, к тебе с лаве соваться бесполезно. Принципиальный. Да и бои ты сливать не стал бы, верно? Поэтому решил тот человечек тебя мочкануть. Как Юнгу, но проще. Еще и использовав напоследок. Дело в том, что при убийстве Юнги были свидетели. Ты будешь ржать – но как раз те самые чехи, которые убили Калмышева с его девушкой. Понятно, что замочил Юнгу Калмышев. А заказали – лидеры чеховского ОПГ. Вот только у простых чехов, которые были, конечно, не в курсе гениального замысла руководителей, могли возникнуть вопросы. Чехи ведь не боятся убийств, пойми. Они даже гордятся ими и всякий раз, когда кого-то мочат, выставляют это напоказ. Но не в случае с чемпионом «КТО», тем более их собственным чемпионом. Понимаешь? Поэтому человечек засуетился. За такой косяк его самого могли на пику посадить – легко. Один из чехов начал задавать ненужные вопросы. Человечек дал команду и – ап! В результате распределения игроков по командам, то есть якобы совершенно случайно, вы с этим долбаным чехом-правдолюбцем столкнулись почти лицом к лицу. К чему могла привести подобная встреча на Эльбе, было очевидно всем заинтересованным сторонам. Ему прострелили башку. Тебя размазали в говнище в тот же вечер, прямо в подъезде дома. И то, что ты выжил после нападения, – случайность. Сейчас уже не интересная никому.
На сей раз Малярийкин переварил сказанное быстрее. Он не спорил, не перебивал. Для него вдруг стало важно то, что говорил человек напротив. Об обрезе он позабыл. Многое в голове, пазл за пазлом, щелчком становилось на свои места…
– Ну а чего ты ко мне-то сейчас пришел? – спросил он Шапрона, не переставая усиленно, едва не со скрипом извилин, анализировать услышанный рассказ. – Объяснить, что ты не виноват? Доказать это нищему бомжу?
Не вставая с дивана, командор выпрямился, сложил руки на груди.
– Да затем, чтобы ты понял, братюнь. Если не виноват один человек, то виноват другой. Если я не виновен в смерти Калмышева и его девушки, то виновен кто-то еще. Надеюсь, ты допетрил, кто именно?
Маляр допетрил.
* * *Надо сказать, Шапронов Малярийкина не подвел. Спустя ровно сутки после визита супергероя в дверь снова требовательно постучали.
Малярийкин привычно прошаркал к двери. Привычно отпер, даже не ставя на цепочку. Посмотрел. Широко распахнул дверь, делая приглашающий жест рукой.
Через порог шагнула Элена.
Такая же Прекрасная, как всегда. Такая же гладкая и воздушная. Такая же тонкая и возвышенная. Малярийкин моргнул. Перед глазами за мгновение промелькнули кадры их последней встречи. Вот Лена с «глоком» разносит мозги чеховским отморозкам. Вот Лена в спину убивает засевшего в кладовке бандитского паразита. А вот швыряет собакам отравленное мясцо.
За спиной Лены на секунду мелькнуло крупное мужское лицо. Лена сделала жест, лицо испарилось. Водитель или охранник. Ясно.
Лицо самой Лены в это же время изображало крайнюю возвышенную радость. Очень естественную после годичного расставания.
– Отлично выглядишь, Маляр! Вижу, у тебя работы невпроворот.
– Я тоже рад тебя видеть, Лен. Ну, проходи.
Но она осталась стоять. Маляр с удивлением заметил, что губы ее дрожат.
– Я искала тебя, Маляр, – воскликнула гостья неожиданно хриплым голосом.
– А я старался, чтобы не нашла.
– Зачем?
– Чтобы ты не видела меня таким.
– Раненым? После больницы?
– Поломанным.
Элена проглотила комок. Отвернулась.
– Ты знаешь, кто это сделал?
– Не точно. Но догадаться несложно.
– Надеюсь, меня ни в чем не винишь?
– А разве ты в чем-то виновата?
– Звучит как упрек.