«Насмерть-то оно насмерть, – подумал Малярийкин. – Но никто и никогда, ни в реальном, ни в игровом бою, не запрещал стоять насмерть с умом». Противник наверняка будет стараться «сливаться» грамотно. Защищать свой последний рубеж. Использовать свой последний шанс. И шанс, надо признать, всегда присутствовал. Особенно – в обороне.
Байбулатов не раз и не два перечислял случаи, когда один-единственный танк или один-единственный взвод совершали «чудеса», выбивая целые колонны и даже команды под корешок.
От фермерского двора в лес ускользала петляющая дорога. Знакомо. Все было точно так же, как в начале сражения, только рельеф словно развернулся в обратную сторону. В прошлый раз Малярийкин атаковал «из леса». А сейчас – станет атаковать «в лес».
Второй вымпел, расположившийся справа от Малярийкина, долбил отходившие в спешке машины противника, немногочисленные и поврежденные. Как догадался Малярийкин несколькими минутами ранее, это были «коробочки» арьергардного заграждения, полумертвые от попаданий. Основные силы, вернее, то, что от них осталось, противник уже успел скрыть в лесу и успешно закреплялся на новых неизвестных позициях.
Все это не радовало.
Глядя, как арьергардные танки противника драпают к лесу, пытаясь укрыться от убийственного огня Второго вымпела, Маляр готов был не думать, не считать и с ходу броситься в смертоносную атаку наскоком.
Но делать так сейчас не стоило.
Во-первых, Малярийкин уже так делал. А значит, враг вполне может рассчитывать на повторение неоригинальной тактики бросаться в омут головой. Во-вторых, на взятие фермерского двора и бой с арьергардной группой ушло времени довольно много. И основной отряд вражеской команды имел достаточный временной интервал, чтобы спокойно подумать, определить оборонительные рубежи, распределить машины и даже дать немного отдохнуть экипажам. То есть оборона была готова. Возможно, враг только и ждал момента, когда Малярийкин ломанется вниз, рассчитывая, как в предыдущие два раза, сломать врагу хребет с ходу.
И этот план – вражеский план! – Малярийкин уже невольно осуществлял.
Легкие и юркие машины противника, пусть поврежденные, но не потерявшие способности огрызаться, пятились к лесу и одновременно пробовали вести организованный арьергардный бой по всем канонам танкового искусства. Башню развернуть назад на сто восемьдесят. Полный ход к лесу, с одновременным перезаряжанием орудия. Потом мгновенная остановка. Желательно – на каком-то промежуточном, минимальном возвышении. Выстрел из стационарного положения. И снова – полный вперед, драпать к лесу. Вот и вся наука.
Но проблема состояла не в этом. Не во вражеском арьергарде.
Наиболее горячие бойцы Второго вымпела уже начали преследование. В том же стиле. Полный ход на форсаже. Остановка. Выстрел. Снова полный ход.
Таким образом, танки Малярийкина как бы уже втягивались в новый бой, плавно произраставший из старого. Атака неизвестных позиций противника в лесу как бы уже началась. Без ведома Малярийкина, без приказа, без плана. Впрочем, приказ-то был – добить арьергард в фермерском хозяйстве.
Не теряя ни секунды, Малярийкин распорядился в микрофон общей связи преследование прекратить. Но не всем. Средние танки Второго вымпела развернулись обратно, в сторону захваченного фермерского двора, но вот двум самым легким «Хантерам» Маляр велел продолжить преследование. Чтобы прощупать почву.
Как выяснилось почти сразу же и как предполагал Малярийкин, смотреть было на что. Через несколько минут отступающий враг скрылся в лесу. «Хантеры» спешили за ним. Но стоило им едва подбежать к опушке метров на сто пятьдесят, как движение «Хантеров» было остановлено буквально шквальным огнем. Мини-атака захлебнулась, не начавшись. Первому «Хантеру» первым же залпом «снесли голову», то есть вырвали башню и подожгли. Во вторую машину вонзилось сразу несколько снарядов буквально за две-три секунды. Искореженный корпус, превращенный почти мгновенно в бесформенную груду металла, вспыхнул яркой звездочкой взрыва (детонировал боезапас) и остался стоять обожженным угольком, чадя развороченными отверстиями от жестоких попаданий. Вопросом, что стало с пилотом, – как и во многих случаях до этого, – Малярийкин старался не задаваться. Ответ был неприятный, от него к горлу подползала тошнота. Особенно «радовал» Малярийкина тот факт, что это именно он, Петя Батькович Малярийкин, минутой ранее обрек двух человек на верную смерть. С другой стороны, отдав приказ остальным бойцам Второго вымпела прекратить атаку, он спас жизни еще десятку живых людей. В том, что засевшие на опушке ребята из противоположной команды раскатали бы в чернозем весь Второй вымпел, сомневаться не приходилось. Огонь был страшный, не менее чем из десятка стволов.
Любая атака, даже полновесная атака в линию всей команды Малярийкина, была бы отражена. На то и оборона, чтобы десятком укрепленных, зарытых в землю и замаскированных стволов держать сотню.
Здесь, впрочем, Малярийкин начинал сомневаться. Его мозг и взгляд зафиксировали при уничтожении героев-«Хантеров» около десяти почти одновременных орудийных залпов. Но это вовсе не означало, что в лесу спрятан всего десяток стволов.
Было ясно, что противник занял для обороны выгодные позиции на господствующих высотах, закрытых кустарником и деревьями, на расстоянии примерно метров ста от опушки. При этом в кустах были сделаны редкие, невидимые отсюда просеки, через которые вражеские танкисты могли осуществлять наводку и вести огонь, оставаясь абсолютно безнаказанными. Именно о таком тактическом раскладе говорил тот факт, что при расстреле «Хантеров» никто из команды Маляра не заметил вспышек выстрелов. Это значило, что «коробочки» противника спрятаны достаточно глубоко в лесу. Но стреляли они при этом прицельно! Это значило, что имели возможность вести наводку. Технически организовать подобную позицию несложно. Танк заходил в лес по широкой боковой дуге на примерно выбранную по карте точку (обычно, опять-таки, на некоторое небольшое промежуточное возвышение в глубине леса). Оттуда два танкиста с маленькими ручными электропилами расчищали просеку, срезая только тонкие кусты и ветки выше высоты орудийного зева. Редкая просека в сто метров длиной, когда одним движением срезают только тонкие стволы, отнимает у двух человек примерно пятнадцать минут. Просеки для каждого засадного танка-стрелка обычно делались две – для двух рубежей, через которые должна была пройти атакующая волна вражеских танков. И делалась сбоку (или под углом) от вектора атаки. В лесу занять боковую (или угловую) позицию относительно вектора атаки было не сложно. После этого оставалось только ждать. Используя прицельную оптику, танкист мог долбить наступающего врага часами. При этом оставаясь незаметным – его не выдавала даже вспышка выстрела. Определить его местонахождение по просеке также не представлялось возможным, так как просеки как таковой в реальности не существовало. Танкисты-дровосеки не вырубали стволы деревьев под корень, не оставляли пней, не делали в лесу дорог и тропинок. Они срезали тонкие ветки. На определенной высоте, и не более того. И выборочно – редкие тонкие стволы, оказавшиеся «на линии». Обнаружить такую оптическую «просеку» не сложно по свежим срезанным веткам. Но для этого надо побродить по лесу пешком.
Мысль направить в лес пару спешенных танкистов Малярийкин сразу отбросил. Во-первых, это не поощрялось правилами. Точнее – прямо запрещалось, но никто и никогда за этим в играх не следил. Да и случаи, когда спешенный безоружный танкист мог помочь в танковом бою бронированной машине, были единичными. Просто действовать надо было по-другому. Прежде всего – определиться с силами засады противника. Сколько их там? Все или только часть? Разбросаны только на опушке? Опушка леса от левой границы локации до правой границы локации, учитывая угол, с которым лесной массив их касался, протянулась километров на пятнадцать, не менее. Или по лесу в глубину, до асфальтированной площадки? То есть километров на двадцать.
На эти вопросы ответов у Малярийкина и его командиров не было.
Можно предположить, что несчастные «Хантеры» были обстреляны только частью огневых средств. Не раскрывать полностью систему огня и уничтожить малые силы атакующего противника своими малыми силами – логично для противоборствующей команды.
Можно также предположить, что противник ощетинится всеми средствами лишь с началом мощной атаки, в которую Малярийкин, по вражеской задумке, бросит основные силы своей команды.
Но можно предположить и совершенно обратное: в лесу засел единственный отряд противника. Например, как в случае с засадой над «петлей» шоссе несколькими часами ранее. А основная оборонительная позиция находится еще дальше.
Но это было маловероятно. Прежде всего потому, что у врага почти не осталось пространства, чтобы отступать. Да и позиция на опушке была прекрасной. Ничем не лучше и не хуже, чем какая-то гипотетическая новая линия в лесной чаще. Да и времени на подготовку обороны на опушке у вражеской команды хватало. Малярийкин преследовал авангардные отряды врага вовсе не «на плечах».
Пока единственный факт, доступный Малярийкину, заключался в одном. Выслушав наблюдения своих более опытных командиров взводов и вымпелов, которые также наблюдали за преследованием вражеского арьергарда от фермерского двора, Малярийкин записал на листочке нехитрые логические соображения и посчитал, что на опушке леса при уничтожении «Хантеров» проявили себя следующие орудия.
Три «Твинса». Четыре «Грома». Слабый «Шафт». Пара неплохо прокачанных «Смоки» и один огнемет. О да, разумеется, огнемет! К этой машине и к этому игроку у Малярийкина, пожалуй, будет особый счет в финале текущего боя.
Чтобы не пугать затаившегося противника своими хлопающими глазами и расстроенной физиономией, Малярийкин приказал отвести все подразделения команды за высотку с фермерским подворьем, а также в кустарник, южнее. И там уже – продолжить невеселые размышления. Да потихоньку приступать к подготовке к последующим действиям.
Следовало признать: противник, перекрыв лесную опушку, добился своей цели. А вот Второй вымпел Малярийкина, не сбив противника с занимаемого рубежа, не справился со своей задачей и не расчистил путь для продвижения главных сил своей игровой команды.
«Как бы там ни было, думать долго не стоит и положение надо резко менять. Надо действовать!» – решил Малярийкин. Но что предпринять конкретно? После тщательной оценки обстановки показалось, что он нашел выход из создавшегося положения.
Идти в лобовую атаку всей мощью и проверять вражескую оборону на крепость путем потерь машин и людей – глупо. Делать еще одну «разведку боем» малыми силами легкобронированной скоростной техники – нецелесообразно, поскольку потери несоразмерны цене информации, полученной таким образом. Ну, узнают они примерное расположение еще одной засады вдоль опушки. И что?
Можно попытаться обойти позицию слева. Но опять-таки нецелесообразно. Поскольку маневр бы осуществлялся прямо на глазах у противника: местность фактически открытая и труднопроходимая. Кочки, низкие курганы, грязь, ручьи. Для любого танка, конечно, вещь преодолимая. Но скорость замедляет. На форсаже не пролетишь.
Удары по «Хантерам» – теперь это было достаточно очевидно – нанесены через оптические просеки из глубины леса под значительным острым углом. Об этом говорило месторасположение погибших «Хантеров». Точка, где они были обстреляны, находилась в месте, где лесная опушка изгибалась, образуя справа и слева своеобразные выступы лесного массива. Танки-снайперы, работавшие через просеки, могли сидеть там. В этих выступах.
Так что обходить противника справа еще менее разумно, так как с этой стороны позиции правый выступ лесного массива выпирал в сторону Малярийкина дальше и обходить его надо было дольше. Для этого потребовалось бы слишком значительное время, за которое противник вполне мог бы выдвинуть в ту же сторону для организации обороны до взвода. И, абсолютно аналогичным образом организовав оптическую просеку, разбомбить вышедшие на огневой рубеж танки Маляра. Такое бесполезное «скакание» вдоль фронта с периодическими попытками штурма противнику выгодно. Он мог бы мучить Малярийкина так половину дня. Выбивая его машины одну за другой. А потом, снизив разницу в соотношении сил, перегруппироваться и отойти на следующий рубеж, где вновь задержать продвижение тем же методом.
И Малярийкин решил завязывать «с размышлениями на тему» и – не оригинальничать.
Совместить все три плохих варианта, превратив их, таким образом, в один более-менее хороший. Решение, действительно, было примитивным. Зато – небезосновательным. И вот почему.
По замыслу бывшего автомеха, основные силы его команды (Третий вымпел), двигаясь несколькими волнами, первая из которых должна состоять из самых тяжелобронированных танков группы, начинали атаку опушки леса, заранее готовясь к потерям.
Одновременно с указанной лобовой атакой «Второй вымпел», состоящий преимущественно из средних танков, демонстративно уходил за левый (северный) выступ лесного массива, пытаясь обогнуть оборонительный рубеж противника и атаковать его пятью-шестью километрами севернее во фланг.
Одновременно с этим обходным маневром Третий вымпел, состоящий из скоростных «легкачей» со слабым башенным вооружением, делал гигантский крюк в том же северном направлении, огибая оборонительный рубеж по еще более широкой дуге.
«В сложившейся обстановке, – размышлял Малярийкин, – действуя тремя отрядами одновременно, но на разных векторах атаки, мы сможем сковать сопротивление противника на фронтальном направлении, тем самым не позволяя отвлекаться на отражение ближнего флангового удара. А также нанесем упомянутый ближний фланговый удар, делая практически невидимым еще одно, дальнее, направление атаки».
Распределение танков по скорости и бронированию также выглядело разумным и было рассчитано на неожиданность продвижения во фланг и тыл противника. Неожиданность, соответственно, достигалась за счет быстрого выхода обходных подразделений и их стремительного флангового маневра.
Отдав необходимые распоряжения командирам Первого и Второго вымпелов («дальний» и «ближний» фланговый охват соответственно) Малярийкин вызвал по аппарату голосовой связи, чтобы не стучать в чате и не тратить лишнее время, командира Третьего вымпела, развертывание атаки которого собирался контролировать сам.
– Значит, задача выглядит на первый взгляд достаточно просто, – сообщил Малярийкин, объяснив предварительно основу своих соображений. – Третий вымпел производит фронтальную атаку передового оборонительного рубежа противника. Рубежа укрепленного, пристрелянного и крайне опасного.
Сказав так, Малярийкин внимательно посмотрел на подчиненного. Тот кивнул. У него в глазах явно прыгали силуэты «Хантеров», подожженных на глазах у всей команды многочисленными, но, главное, почти одновременными попаданиями засевших в засаде вражеских танков.
– Поэтому производить атаку мы будем эшелонами. Распределение эшелонов предлагаю такое. Деление машин будет осуществляться прежде всего по степени бронирования. И только во вторую очередь – по мощности башенного вооружения и скорости. Первый эшелон – только тяжелые, бронированные машины. Второй эшелон – машины среднего бронирования с мощными дальнобойными орудиями. И только они. Все остальные «коробочки» – наш тактический резерв. Его разбиваем на две части. Чтобы, точно так же, последовательно, вводить в бой. Первая часть – с более тяжелым бронированием (разумеется, из машин, оставшихся после выделения первого эшелона). Вторая часть – с более мощным вооружением (из машин, оставшихся после выборки второго эшелона).
Каждый эшелон делится на две группы. Правая входит перпендикулярно линии опушки в правый выступ лесного массива. Левая – в левый выступ лесного массива. По достижении оборонительного рубежа связываем противника боем, до подхода двух фланговых отрядов. Ну, коротко, так.
– Идем в лоб, – слабо возразил командир вымпела. – Много людей положим. Про машины я и не говорю.
– А есть варианты? – угрюмо спросил Малярийкин.
– Нет.
Деление на эшелоны произвели по списку «коробок», входящих в вымпел. Список содержал в таблице основные ТТХ каждого танка, так что долго рассчитывать не пришлось. Списки эшелонов Малярийкин распространил через командный чат. В результате спустя буквально пять минут после разговора с командиром Третьего вымпела бронированные машины уже начали выстраиваться для атаки.
Одновременно Маляр определил задачу для самого себя.
Он обладал предметом, необходимым для последнего эпизода боя в локации Моховое.
Маляр обладал самым мощным танком из всей команды. Это влияло на его дальнейшие действия кардинально. Из пассивного наблюдателя и командира Малярийкин превращался в рядового бойца. А его танк – из впечатляюще красивого командного пункта в полноценную боевую машину. «Может, так и надо, – подумал Малярийкин. – Да и давно пора. А то столько железа впустую пропадает».
В случае участия «Мамонта» в боевых действиях в качестве рядовой «коробки» Малярийкин превращался не только в бойца, танкиста, стрелка, пилота, но еще и в потенциальный обгорелый труп. Умереть в «Мамонте» чуть-чуть сложнее, чем в «Васпе первом». Сложнее – на несколько миллионов в конвертируемой валюте. Но все же очень возможно. Особенно если мерить жизнь не в дензнаках, а в уровне опасности, которой обладал в бою любой корпус. Очень возможно, что в командной схватке, где заранее известна машина командира противоборствующей группы, катать по локации на «Мамонте» или иной топовой модели бронированного гробика куда опасней, чем на том же беспонтовом «Васпе». Потому что беспонтовый «Васп» никому не нужен. А вот желающих раздраконить в состояние металлолома элитную командирскую модель – всегда живчиков хоть отбавляй.