Но сказано – значит, сделано. При лобовой атаке на укрепленный рубеж противника (а главное – рубеж невидимый и разящий из глубины леса сквозь оптические просеки) команде Малярийкина мог понадобиться каждый тяжелобронированный танк. И прежде всего – сверхмощный «Мамонт», прокачанный до третьей модификации.
Конечно, всегда был вариант пересесть. Малярийкин, как лидер своей команды и спонсор-плательщик (за Ленин счет), достаточно свободно распоряжался собственными бойцами. И если бы он попросил кого-то из обладателей «Хантера» или «Викинга» пересесть на его «Супермамонт» – никто бы не отказал. Вот делать так было позорно. Как в настоящем бою, так и в игровом. Хоть обладая деньгами, хоть будучи нищим.
Прибыв в первый взвод первого атакующего эшелона, Малярийкин впервые в жизни встал на своем «Мамонте» в строй других боевых машин. До этого, в Ливане и Тотенкопфе, деление на команды было условным и реального «командования командой» не было. Координацию или организацию взаимодействия никто не осуществлял. Имелись и командный чат, и голосовая связь, и аппараты видеосвязи, но пользовались ими только знакомые между собой танкисты, а если и какие-то иные, то лишь для пустого трепа. В высшей лиге «КТО» все было иначе. Командуя боем уже больше нескольких часов, Малярийкин, пожалуй, только сейчас почувствовал, что это такое – командный бой высшей лиги. По-настоящему. Это было нечто максимально приближенное к реальной танковой войне. Без пехоты и самолетов, но все же – максимально приближенное.
Первый взвод первого атакующего эшелона встал крайним справа. Командир (теперь уже не Малярийкин как лидер группы, а всего лишь командир эшелона) поставил задачи командирам отдельных взводов. Проверил размещение боевых машин. Оценил состояние и настроение личного состава. Еще раз обговорил способы действий танковой линии в наступательном бою, отметил характер предстоящего лобового боя. Предупредил о потерях.
В том, что потери будут, никто не сомневался. На то и фронтальная атака – насмерть.
Перед началом фронтального наступления Малярийкин связался по аппарату голосовой связи с командирами Первого и Второго вымпелов, чтобы проверить, как выполняется ими фланговый маневр. Малярийкин сделал это заранее, так как полагал, что в горячке наступательного и смертельно опасного боя вряд ли сможет осуществлять командование удаленными подразделениями без задержек.
Согласно докладам, Первый и Второй вымпелы двигались установленным маршрутом в направлении север – северо-запад в обход выступа лесного массива. Через несколько минут, достигнув определенной рекогносцировкой точки входа в лесной массив, Второй вымпел начал развертывание для атаки. Третий вымпел, прикрываясь курганами и кустарником, невидимый и стремительный, продолжил движение согласно первоначальному приказу.
Когда Второй вымпел, завершая свой фланговый маневр, вошел в лес (пятью километрами севернее погибших «Хантеров»), противник встретил его огнем на подходе. Попав под обстрел и будучи сильно впечатлен гибелью «Хантеров» в подобной же ситуации, командир Второго вымпела вывел свои машины из-под вражеского огня и отступил восточнее лесного массива.
Наличие нового рубежа обороны в точке вторжения Второго вымпела было крайне неприятно. Но предельно понятно. Малярийкин все же лелеял надежду, что оборонительные рубежи противоборствующей команды не окажутся растянутыми настолько далеко. С другой стороны, ничего иного Малярийкин, в принципе, не ожидал.
В обстреле Второй группы при попытке входа в лесной массив заключался и положительный момент. Стреляли незначительными силами, примерно взвод или два – то есть всего шесть стволов. Из легких орудий. Что соответствовало не серьезному заграждению, а скорее прикрытию, дозору или разведке. Огонь противник вел уже без применения оптических просек. А напрямую с края лесного массива.
Узнав об этом, Малярийкин понял, что Второй вымпел наткнулся на незначительное охранение, которое выстрелами орудий не столько пыталось предотвратить вторжение бойцов Маляра в глубь леса, сколько предупредить свои более тяжелые подразделения об опасности с фланга.
В этой обстановке Малярийкин приказал командиру Второго вымпела повторить бросок в лес, усилить давление и атаковать более активно, чтобы рассеять или добить машины вражеского дозорного отряда.
По счастью, Маляр не ошибся. Засады в глубине леса не было. Действительно, на фланге работал всего лишь дозор. Проникнув в лесной массив, Второй вымпел начал развернутую атаку.
Командир-танкист понял намерение Малярийкина и больше не пасовал. Не только в аппарат связи, но и непосредственно в воздухе над головой (с расстояния пяти километров), Малярийкин услышал грозный гул артиллерийских орудий Второго вымпела. Гулко заговорили танковые стволы. Пилоты вели по вражескому дозору плотный, уничтожающий огонь.
Вскоре легкие машины дозора оказались рассеяны. Танкисты Второго вымпела без потерь пересекли злополучную опушку леса. Командир Второго вымпела немедленно, как и было ему приказано, выпустил две ракеты зеленого огня. Сделано это было не столько для Малярийкина, который прекрасно слышал доклад своего бойца, сколько для привлечения внимания вражеской команды: Малярийкин – уже в лесу! После ракетного сигнала машины Второго вымпела развернулись в боевой порядок и начали широким строем прочесывать местность влево. Одновременно, таким образом, завершая глубокий охват вражеского оборонительного рубежа.
Малярийкин понимал, что проникновение в лес ни в коей мере не гарантирует отсутствие рубежей и точек обороны (тех же оптических просек или эскарпов) в глубине лесного массива. Враг мог прятаться за любым холмом и курганом. Поэтому танки Второго отряда двигались осторожно, ища сквозь оптику пушечные цели, готовые вести огонь на ходу. Огонь, пусть малорезультативный в таких обстоятельствах, но необходимый хотя бы в целях разведки и отвлечения на себя вражеских сил.
Как только сигнальная ракета поднялась в воздух, командир первого эшелона дал команду к началу наступательного боя. Лобовая атака на центральной позиции началась!
Линия сверхтяжелых танков Малярийкина сорвалась с точки построения и поползла в сторону оборонительного рубежа.
Шли медленно. Переваливая через курганы и кочки. Через несколько минут, как только линия эшелона достигла останков подбитых «Хантеров» (те еще чадили сизым дымком), из леса раздались первые артиллерийские выстрелы и стрекот подкалиберных гранатометов, которые часто устанавливались рядом с основным башенным орудием на танках бывалых ветеранов игры «КТО». Это засевшие в лесу «коробочки» противника начали массированный обстрел из всех видов вооружения.
Огонь был шквальный. Работая через просеки, враг все же имел достаточно ограниченный сектор обзора. Для мощных орудий против слабо– или среднебронированных танков или же против наступающего танка-одиночки, для которого можно было заранее накопить энергию выстрела в орудиях типа «Шафта» и в некоторых других, тактика работы сквозь оптические просеки годилась идеально.
Но в случае массовой атаки тяжеловесов эта тактика пасовала.
Пройдя линию огня, попадания получили десятки танков. Несколько коробок – пылали. Но пока броня выдерживала попадания. Наступающий эшелон пер вперед.
Еще триста метров до опушки леса.
Еще двести метров.
Еще пятьдесят.
Промчалась минута, и линия вошла в лес.
Ломая вековые деревья многотонными корпусами, одновременно пробивая просеку для ползущих следом средних танков второго эшелона, тяжеловесы рвали вперед, с ходу стреляя не только из башенных пушек, но из всех видов навесного оружия, доступного пилотам в этот момент. Громадные машины, еще не достигнув заветных эскарпов противника, шквальным огнем лупили в глубину леса практически вслепую. Ориентируясь то на угаданное случайно направление оптической просеки, то на вспышку выстрела, которая мелькнула за деревьями едва заметной искрой.
Такой странный способ ведения огня оказался, почти к восторгу Малярийкина, достаточно эффективным. Попаданий, возможно, не было, однако вражеские орудия замолкали одно за другим. Первыми прекратили «пукать» слабосильные «Смоки». И это правильно – такие, с позволения сказать, пушки были титанам Малярийкина откровенно безразличны. Затем замолчали «Твинсы». Остальное же, более мощное вооружение «засадного» отряда противника продолжало ухать, но все реже и более выборочно.
Малярийкин связал снижение огневой активности противника сначала с более ответственным отношением к поражению целей, то есть соперники стали целиться лучше, выбирать, кого смогут подбить, а кого нет. Но вскоре Маляр убедился, что соображения его были ошибочны. Враг не стал выбирать танки с меньшим бронированием. Устрашенные безумным натиском тяжеловесов Маляра, засадные «коробки» врага… стали примитивно ретироваться.
Малярийкин связал снижение огневой активности противника сначала с более ответственным отношением к поражению целей, то есть соперники стали целиться лучше, выбирать, кого смогут подбить, а кого нет. Но вскоре Маляр убедился, что соображения его были ошибочны. Враг не стал выбирать танки с меньшим бронированием. Устрашенные безумным натиском тяжеловесов Маляра, засадные «коробки» врага… стали примитивно ретироваться.
Откапываясь из эскарпов и покидая точки, от которых прорубались оптические просеки, засадные танки противника мгновенно лишались всех преимуществ. И тут уж тяжеловесы Малярийкина показали себя! Орудия на тяжелых танках врага были мощные, но скорости и маневренности таких «коробок» терялись в лесной чаще мгновенно. К этому времени в лес и на линию огня подтянулся второй атакующий эшелон Маляра – вторая шеренга танков, состоявшая из отборных «середняков» с мощным вооружением. Добивание отступающего врага, окончательно бросившего «оптические» позиции, пошло веселей.
Обрадованный «подмогой» Малярийкин решил оставить аналитику и приступить к тому, что также являлось фактором, способным изменить итог его лобовой атаки, – к непосредственному использованию своего танка. Вступить в бой.
Как уже говорилось, Малярийкин гарцевал в этот день на «Мамонте» и по всем ТТХ (кроме разве что скорости) был лучшей машиной в группе. Точнее, самой дорогой – низкий поклон за бабки одной богатой телеведущей. Кроме орудия основного калибра, «Мамонт» имел также разнообразное навесное вооружение. Не мудрствуя, Малярийкин решил опробовать свой главный козырь в контактном бою – сверхтяжелую башенную пушку.
– пропел сам себе Малярийкин, приникая к прицельному монитору и подкручивая оптику.
Произвольно выбрал ближайшую цель, улепетывающую далеко впереди от тяжеловесной наступающей линии.
И не поверил своим глазам!
Перед ним, достаточно далеко, но прекрасно наблюдаемый в оптику, продирался сквозь чащу памятный товарищ – выкрашенный в хаки «Титан» с прокачанным огнеметом. Что это будет «Титан», Малярийкин, разумеется, не имел понятия. Но он узнал огнемет! «Хантеры», погибшие на поле, были раздолбаны другими орудиями засадной группы. Поливать их огнем вовсе не было необходимости. Возможно, в одной из машин кто-нибудь смог бы выжить. Но не выжил. Благодаря человеку, нет – существу, убегавшему от Малярийкина на «Титане».
С откровенным удовольствием Малярийкин навел прицел на убегающего садиста с огнеметом. Выжал гашетку накопления энергии. И с наслаждением спустил курок.
Вспышка!
Отдача оказалась сильной. Это было плохо, поскольку могло приводить к вздрагиванию ствола и снижать точность попаданий. На мощных орудиях такое случалось часто… Но, прежде чем делать выводы, следовало посмотреть результат. По сути, это был первый выстрел, который Малярийкин произвел с борта «Мамонта» в боевых условиях по реальной цели.
Он снова приник к оптике, присмотрелся. Свистнул.
Надо признать, произведенный эффект от единственного выстрела его впечатлил. Вражеский танк элементарно исчез. Перед Малярийкиным зияла свежестью гигантская, почти шестиметровая воронка и разлетевшиеся во все стороны куски погибшей машины. Башня танка была литой, потому только сильно деформировалась и отлетела метров на десять в направлении запад – северо-запад от эпиценра взрыва. Двигатель – на двадцать метров в противоположную сторону. Катки, гусеницы, остатки кормовой части борта, буквально какие-то клочки бронированных плит и листов, перелетев вековые сосны слева от вектора атаки, валялись вообще за пределами видимости.
Действие пушки «Мамонта» просто потрясало. Мощь, конечно, была чрезмерной. Зачем так? Пожалуй, эта воронка лишний раз доказывала игровой, развлекательный характер «КТО». «Красные Танки Онлайн» являлись прежде всего зрелищем, тотализатором, вроде скачек на ипподроме. И только потом настоящим боем. Ибо настоящий бой должен вестись экономно. Сверхпушки в нем ни к чему.
В любом случае, своим первым выстрелом Малярийкин остался доволен. По крайней мере, он наказал одного зарвавшегося врага. Ну а остальное – от дьявола. Снова прильнув к окуляру оптического прицела, Малярийкин принялся расстреливать попадающих в зону видимости врагов, как мишени в тире. В ответ доставалось и ему. Заряды методично, один за другим врезались в корпус «Мамонта», то и дело сбивая прицел, а также заставляя неопытного пилота сильно нервничать. Ведь Малярийкин все-таки был неопытным пилотом – сражаясь на «Васпах», он привык, что каждое явное попадание в корпус приводит к существенным повреждениям машины. На «Мамонте», как выяснилось, к попаданиям можно относиться проще. Хотя, конечно, смотря к каким. Топовые модели могли и «Мамонт» сбить одним выстрелом. Но здесь, в лесу, при странном характере боя (нелепая погоня тяжеловесов за более легкими и быстроходными корпусами, возможная только в труднопроходимом лесу) и при необычном характере огня (отступающие огрызались, порой почти не целясь и не накапливая энергию для «мощных» выстрелов), «Мамонту» почти наверняка ничего не грозило.
Та опасность, которой страшился Малярийкин несколькими минутами ранее, не существовала. Вражеские танки драпали. И для того, чтобы обращать внимание на «топовых» врагов и всех остальных, у них просто не хватало драгоценных секунд.
И только Малярийкин об этом подумал, как со стороны глубокого вражеского тыла, то есть с направления, в сторону которого наступали его эшелоны, послышался грохот и засверкали вспышки взрывов. Это атаковал противника посланный во фланговый охват Второй вымпел.
В целом предположение о глубокой вражеской обороне оказалось верным. Кроме первых десяти машин, безнаказанно расстрелявших «Хантеры», в лесополосе скрывались сотни вражеских танков. Сейчас, однако, это уже не имело значения. После прибытия машин Второго вымпела преимущество Малярийкина в численности в любом случае было тотальным.
Противник, видимо, не ожидал такого мощного удара с тыла и в лоб. Атакованный одновременно с двух сторон и быстро лишившийся последних огневых укрытий, враг поспешно начал отходить в направлении к «собственному входу» в локацию.
Лесополоса стала реже. Очевидно, линии бегущих и преследующих танков уже приближались к границе локации. И тут требовалось жать. Как только деревья стали более редкими, более легкие танки противника смогли наконец использовать свое превосходство в скорости и начали уходить от настигающих их врагов. Очень скоро сквозь редкие нитки хвойных стволов Малярийкин увидел просвет. Лес заканчивался, и стал виден стык дорог, выходивший уже непосредственно на асфальтированную площадку, где начинала игру противоборствующая команда.
Не снижая темпов движения, отряд Малярийкина устремился к стыку дорог.
Но, вылетев из леса, Малярийкин вдруг был вынужден остановиться.
На асфальтированную площадку, никем не защищенную, а потому доступную и открытую, въезжали его собственные «Васпы» – легкобронированные машины Первого вымпела. Те самые, что он отправил в глубокий фланговый охват. Отступившие из леса оставшиеся машины противника также остановились. Ведь «Васпы», оккупировавшие асфальтированную площадку, по сути, взяли их лагерь.
Это была победа!
Победа
Утро стояло ясное, тихое. Такое никогда не забудешь. Вид бескрайних пшеничных полей, протянувшихся от горизонта до горизонта, и небесная бездна, настолько глубокая и бесконечная, насколько глубок и бесконечен сам Господь Бог, производят особенно сильное впечатление именно в тот день и в то утро, когда жизнь, возможно, закончится и человека поглотит другая бездна, настолько же бездонная, но гораздо более темная и унылая.
Стояло утро двенадцатого сентября.
Малярийкин завтракал: грыз ржаной сухарик, нарезал себе половинку арбуза. Локация Твардовщина располагалась очень далеко от Скайбокса, на самой окраине зоны, подконтрольной Новосибирской Территориальной Администрации. Объяснялось это двумя причинами: во-первых, прощальный бой командора Шапронова должен был идти с некоторым нарушением правил, и проведение его на самой границе бандитского региона призвано было сглаживать эксцессы. А во-вторых, локация Твардовщина являлась самой большой из доступных в Сибирских «КТО».
Полигон развернулся под теплым солнышком на площади без малого в пятьдесят тысяч гектаров. Без всякой ошибки, именно – в пятьдесят тысяч. Это была площадь небольшого европейского государства. Ну, а в сибирских постсоветских реалиях прошлого века – площадь колхоза-миллионера.
Такую гигантскую территорию невозможно ограничить не то что бетонными плитами, как некоторые «нубские» локации, но даже проволокой или флажками. Поэтому Твардовщина оказалась полностью открытой.