Очень опасная игра - Гэвин Лайалл 9 стр.


Двинь он меня прикладом, я бы понял. Но он только озадаченно нахмурился:

— Вы в кого-то стреляли, сэр?

— Да, но не об этом сейчас речь. Вы встретитесь с сестрой?

Он кивнул, и на мгновение я подумал, что пробился сквозь его скорлупу. Но потом он сказал:

— Я понял, что вы бывший военный, по тому, как вы в тот полдень управлялись с ружьем.

Я вспылил:

— Черт бы вас побрал! — И чтобы не заткнуть его глотку его же собственным ружьем, предпочел немного пройтись.

Вскоре я успокоился и вернулся к нему:

— Ладно, все в порядке. Вы не хотите ее видеть. Мы живем в демократическом обществе — значит, всякое насилие исключается. Вы напишете ей записку?

Он задумался.

— Вероятно, я увижусь с ней через несколько дней, сэр. И передайте, что она может взять на себя обязанности попечителя, если ей так этого хочется.

— Хорошо. Я возвращаюсь. — Тут я повернулся, чтобы идти, но остановился. — Все-таки, думаю, вы чего-то избегаете, Хоумер.

Он выпрямился — плотный, невысокий, но спокойный и полный достоинства.

— Могу вас заверить, сэр, что я ничего не избегаю. Я охотник. Вероятно, вы этого не понимаете, сэр.

— Будь я проклят, если понимаю.

Я зашагал обратно к «Биверу», столкнул машину в воду и прыгнул на борт.

Я все еще был зол, но в основном на себя. Я проделал невообразимую работу, пытаясь остаться невтянутым в семейные проблемы Хоумеров.


Вернувшись обратно в Ивало после заката солнца, я снова ел яйца, в баре «Майнио». В тот момент я не испытывал особой тяги к еде, а скорее был настроен на пару стаканов шнапса, но я твердо знал, что лучший вариант — начинать с яичницы. Я чувствовал себя неуютно, был взвинчен. Частично в результате затихающих всплесков похмелья, частично от сознания необходимости передать послание миссис Бикман, но главным образом потому, что последнее время я слишком много летал в запретной зоне. В начале лета это казалось оправданным риском. У меня была работа на весь сезон и впереди — открытие большого никеля. Сегодня же мне предстоял лишь один вылет на полдня, эквивалентный стоимости мятой банки сардин. Риск казался неоправданным.

И все же я знал, что должен это сделать. Контракт предусматривал завершение работы в полном объеме. Точно так же обстояли дела и с посланием для миссис Бикман.

Я покончил с яичницей и парой сигарет, и теперь мне оставалось только пойти в отель и разыскать миссис Бикман.

Она все еще сидела в обеденном зале, одна, зло затягиваясь сигаретным дымом и прихлебывая кофе из большой чашки. Официантка не слишком жаждала подпускать меня в летной куртке к своим клиентам-миллионерам, но тем не менее я прорвался.

Миссис Бикман прежде всего осведомилась:

— Вы его видели?

Я уселся напротив нее и заказал кофе и шнапс.

— Да, я его видел.

Потом глубоко вздохнул:

— Он не хочет возвращаться в Штаты, он не хочет встречаться с вами… пока. Может быть, спустя некоторое время. Он сказал, что, возможно, куда-то отправится на несколько дней поохотиться.

Она обдала меня холодным взглядом и решительно вздернула подбородок.

— Это его ответ?

— Да, почти дословный.

— Вы передали ему мое письмо?

— Да.

— И рассказали, что я прилетела сюда из Штатов, чтобы с ним встретиться?

— Я все ему сказал. Поверьте, миссис Бикман, я действительно старался убедить его. Закончилось все небольшой, но резкой перепалкой. Я думаю, что он не прав, но, в конце концов, это его дело.

Официантка принесла кофе и шнапс и осведомилась, не нужно ли миссис Бикман еще чего-нибудь.

Та бросила:

— Не сейчас. — Затем мне: — Думаю, вам лучше просто отвезти меня к нему.

Я ухватился за шнапс, ответив:

— Сожалею…

Сейчас ее взгляд был подобен дулам пушек, направленных на вас в упор с крейсирующего вокруг боевого корабля.

Я опять ухватился за спасительный шнапс.

Однако у нее было куда больше опыта принудить таких людей, как я, сдаться и сказать «да», чем у меня — отшивать публику вроде нее и посылать… ну, скажем так, подальше.

— Итак, сколько мне это будет стоить?

— И я могу назначить собственную цену?

— Да. — В ответе снова прозвучала холодная твердая сталь.

Я некоторое время поразмышлял, затем решительно покачал головой:

— Это прекрасная идея, миссис Бикман. Но когда он меня нанимал, одним из условий было обеспечение ему абсолютного одиночества. Условие все еще остается в силе. Он сказал, что встретится с вами через несколько дней. Кроме того, он сказал, что может предоставить вам права попечителя. Это поможет делу?

Она нацелила на меня свой подбородок и выстрелила залпом из всех орудий.

— Нет, это вовсе не поможет, черт вас возьми! Мне нужно его видеть. Вы способны это понять?

Я опустил пустой стакан на стол.

— Тогда заплатите медведям. Может, они знают, где он находится!

И встал.

Она сказала уже более спокойным, примирительным тоном:

— Да поймите, наконец, вы же совсем не в курсе дела, мистер Кэри.

— На все сто процентов в точку, когда имеешь дело с семьей Хоумер, миссис Бикман… Он тоже толковал мне, что я многого не знаю и недопонимаю. Вы оба правы. Все, что касается вашей семьи, несколько превышает возможности моего ума. Но главная вещь, которую я действительно не могу постигнуть, — так это как я умудрился оказаться между двух огней. Все, я сдаюсь. Если вы ближайшие два-три дня еще пробудете здесь, я отвезу вас. А до тех пор можете забыть обо мне.

Я вышел на улицу.

И в тот же момент пожалел об этом, и совсем не потому, что этот ресторан был единственным местом в городе, где продавали ликер. Почему я не догадался предложить ей провести вечер, осматривая достопримечательности Ивало, одной из которых могла оказаться хижина Билла Кэри? Если бы мы только могли удержаться от разговоров о ее брате.

Но именно ее брат, а не Билл Кэри, был единственной причиной ее пребывания в Ивало. И я отправился домой на свидание с остатками виски, привезенного из Стокгольма.

Глава 13

На следующее утро, вскоре после семи, я был уже в баре «Майнио» и ждал, не объявится ли Микко, когда кто-то позвал меня к телефону. Звонок был из аэропорта Ивало.

— Пилот Адлер только что связывался с нами по радио и спрашивал, не сможете ли вы его встретить на месте приземления, — сообщил диспетчер. — Он предполагает сесть на реке через три четверти часа. Вы все поняли?

— Нет, но все равно спасибо.

— Он сказал, что это очень важно. Ему нужна ваша помощь.

— Что ему нужно? Ладно, забудем об этом. Где он сейчас?

В голосе диспетчера чувствовалось недоумение, как будто, передавая это сообщение, он пожимал плечами.

— Он находится к югу отсюда. Думаю, около Рованиеми.

Я поблагодарил и поспешил к заказанной мною яичнице. Моим первым побуждением было послать Адлера ко всем чертям вместе с его проблемами. Но потом я решил, что так нельзя. Слишком одиноко и неприятно станет в Лапландии, если все станут посылать друг друга к черту с их трудностями, ведь когда-нибудь и у любого из них могут возникнуть неприятности. Так и рождается между пилотами круговая порука.

Однако лучше бы я не был убежден, что Оскар хочет, чтобы я вытащил его из передряги, которая возникла по его же собственной вине.

Микко все еще не объявился, и я подумал, не зайти ли в его пристанище узнать, в чем дело. Это следовало сделать, если бы не уверенность, что болезнь — просто камуфляж поиска другой работы, так что если я вдруг явлюсь и посоветую ему ставить компрессы на воспаленный лоб, ничего, кроме общего смущения, не получится. В конце концов я выпил еще две чашки и без четверти восемь отправился на мост.

Солнце только-только вставало, лениво выплывая из дымки на горизонте. То ли это был первый осенний туман, то ли дым от лесного пожара на русской стороне. Оскар обычно заходит на посадку с востока, против течения, перед мостом. Это ему обеспечивает широкую и длинную посадочную площадку, течение, помогающее тормозить, чтобы не ткнуться носом в мост, и эффективное приводнение, прекрасно видное из обеденного зала отеля. Неплохая реклама.

Я закурил, облокотился на парапет и стал внимательно разглядывать воду внизу. Под водой все еще были видны остатки старого моста, уцелевшие с тех времен, когда немцы взорвали его в 1944 году, во время отступления.

Должно быть, Адлер здорово сбросил газ, так что я не услышал и не увидел «Цессну», пока она не появилась всего на высоте в две сотни футов в полумиле вниз по течению. В этом парне многое может не нравиться, а мне, например, очень многое в нем просто претит, но следует признать, что летать он умеет.

Вираж был точен и экономен, так что ему не пришлось использовать хоть какую-то дополнительную мощность. Закрылки выпущены наполовину. Все, что оставалось, — это полностью выпустить закрылки и посадить самолет на поплавки.

Вираж был точен и экономен, так что ему не пришлось использовать хоть какую-то дополнительную мощность. Закрылки выпущены наполовину. Все, что оставалось, — это полностью выпустить закрылки и посадить самолет на поплавки.

Вдруг неожиданно самолет перевернулся на спину. Он дико метался над речкой вверх шасси всего в десяти футах от воды. Пилоту удалось справиться с машиной и удержать ее в таком положении, и теперь она неслась прямо на меня, следовательно, на мост, — как в некоем фантастическом фильме — с проклятыми огромными поплавками, торчащими прямо в небо.

В какой-то миг я оцепенел, и этот миг растянулся, как это бывает в замедленном кадре кино. Такое случается раз или два за всю вашу летную жизнь. Вы видите терпящий бедствие самолет и понимаете, что он и сидящий в нем летчик стремительно несутся к гибели. И в данной ситуации знаете, что летчик тоже это знает.

Но Адлер не сдавался. Он был молодец. Он не мог попробовать вернуть самолет в нормальное положение, не обломав крыло, поэтому сделал единственное, что еще было возможно в данной ситуации: дал полный газ и попытался перелететь через мост в положении вверх шасси. И это ему почти удалось. Двигатель взвыл, и нос приподнялся. Затем медленно и уверенно его потащило вниз, пропеллер коснулся воды, и ее гладь взорвалась высоким фонтаном. Хвост резко взлетел вверх, самолет подпрыгнул над водой, и пропеллер, должно быть, сломался, потому что двигатель взвыл и сорвался на визг. Визг становился все более пронзительным, когда самолет крутанулся и рухнул набок. В следующий момент его накрыла масса падающей воды.

Я поймал себя на том, что спокойно изрекаю:

— Он должен был держать нос высоко, но не успел сообразить, когда прибавил газу и находился «вверх ногами»…

Затем я помчался к месту аварии.

Пятно взбаламученной воды тянулось четверть мили вниз по течению.

Пока я, с трудом переводя дыхание, бежал по берегу, мимо меня промчалась полицейская машина, подпрыгивая на ходу, как плоскодонка, спущенная в реку с переката. Впереди меня бежали к берегу какие-то люди. Некий человек тащил маленькую лодку. Когда я добрался до места, одна лодка была уже почти на середине реки, вторую спускали с противоположного берега. Если даже не учитывать мое состояние после забега на четверть мили, не слишком-то я мог помочь, разве что поплыть туда и предоставить им возможность спасать еще одного тонущего. Так что я просто стоял, глотая воздух и переводя дух.

Один из поплавков «Цессны» отломился и лениво дрейфовал по течению. Конец другого торчал над поверхностью, и это указывало, что самолет так и висит «вверх ногами» чуть в стороне от берега.

Один из полицейских был в лодке. Другой увидел меня, узнал и подошел.

— Вы знаете, кто это был? — спросил он.

— Оскар Адлер. Но я не знаю, был ли он один.

— Знаете, что случилось?

— Я видел, как это произошло.

— Но вы не знаете, в чем причина?

— Могу только догадываться. Может быть, Адлер вам объяснит.

Толпа вокруг загомонила, и мы уставились на лодки. Два человека втаскивали чье-то тело в одну из лодок. Кто-то склонился над ним. Полицейский, находящийся там, встал и отрицательно покачал головой, сообщая результаты на берег.

Его партнер на берегу снова повернулся ко мне и хотел что-то сказать.

Я его опередил:

— По-шведски я говорю лучше…

Он мрачно глянул на меня, затем медленным уверенным движением извлек блокнот.

Этот человек все делал подобным образом: медленно, но уверенно, не тратя лишних усилий. Крупный мужчина плотного телосложения, с неизбывно усталыми голубыми глазами на бугристом лице. Через несколько лет он обзаведется огромным, как бочка, животом, а сейчас он мог сгрести меня одной рукой и спокойно перебросить через реку, но ему понадобилось бы слишком много времени, чтобы принять такое решение. Его маленькая, лихо заломленная белая фуражка была сильно сдвинута на затылок, и огромные пятна пота растекались под мышками на выцветшей форменной рубашке.

Он сказал по-шведски:

— Если они вытащили Адлера, он нам уже ничего не расскажет. Вы — пилот, и вы, наверное, единственный, кто видел, как это случилось. Можете вообще ничего не рассказывать мне сейчас, через некоторое время вам придется объясняться с шефом или чиновниками из управления гражданской авиации. Но я не хотел бы, чтобы вы что-нибудь забыли или начали выдумывать. Ясно?

Толпа зашумела опять: в лодку втащили второе тело.

Полицейский на борту проделал тот же ритуал и снова отрицательно покачал головой.

Толпа отозвалась гомоном, как мне показалось, с явным оттенком ужаса. Ныряльщики забрались во вторую лодку.

Полицейский с усталыми голубыми глазами спрятал блокнот и сказал:

— Вы бы лучше помогли их опознать.

И зашагал сквозь толпу. У него это здорово получилось — шагать сквозь толпу.

Лодка причалила к берегу, и пожилой тип в деревянных башмаках, загорелый до черноты, шустро спрыгнул на песок, придерживая ее за нос.

Мой полицейский одним движением отмел жаждущих помочь, взялся за корму лодки и просто вытряхнул все ее содержимое на берег в трех футах от воды.

Его напарник едва успел выпрыгнуть. Он был меньше, худее, с острым птичьим лицом, наполовину скрытым солнечными очками.

— Кто это? — деловито осведомился он.

Здоровяк ответил:

— Он может их опознать.

Коротышка снял очки и окинул меня с ног до головы быстрым, подозрительным взглядом.

— Один из них — Адлер, — заявил он. — Другого я видел, но кто он — не знаю. А вы?

Я протиснулся вперед и взглянул на трупы.

У Оскара была сломана шея: никому не советую смотреть на человека со сломанной шеей, не призвав для этого на помощь все свое мужество. Другой был весь изранен, лицо тоже сильно пострадало, но все же было узнаваемо.

— Я его знаю, — заявил я. — Микко Эскола. Он работал у меня.

— У вас?

Солнцезащитные очки снова были водворены на место, что сделало его похожим на холодного, въедливого следователя.

— Вы знали, что он находился в этом самолете?

Коп-здоровяк сказал:

— Нет нужды сейчас в этом копаться. — И повернулся ко мне: — Где вас можно найти?

— У меня сегодня полет.

Коротышка фыркнул. Здоровяк сказал:

— Если вы вернетесь к ленчу, можете лететь.

Я кивнул и стал пробираться сквозь толпу, которая возбужденно обсуждала случившееся по крайней мере на четырех языках, так как большинство зевак были постояльцами отеля.

Кто-то осторожно взял меня за руку. Я мгновенно стряхнул руку и только потом взглянул, кто это был.

Алекс Джад, толстяк.

— Еще раз приветствую, — улыбнулся он. — У вас все в порядке, и вообще как дела?

Он определенно не выглядел человеком, за день до этого побывавшим в авиационной катастрофе. На нем был новый отглаженный светло-серый костюм, кремовая рубашка и полосатый галстук, но уже другой. Теперь он выглядел солидным, представительным господином, готовым купить Лапландию по сходной цене. Но здесь он был не для этого.

— Откуда вы взялись?

— О, моего парня поместили в госпиталь, и надолго. И поскольку там мне больше нечего делать, то вчера вечером последним рейсом я прибыл сюда. Что тут случилось?

— Финский пилот и еще один парень погибли в катастрофе.

— Кто они?

Было ли в его голосе беспокойство?

Я ответил:

— Молодой финн. Делал кое-что для меня… прежде.

— А… — Он кивнул. — Я уж было подумал, не случилось ли чего с вами.

— Держу пари, это так и было, — угрюмо буркнул я.

Он взглянул на меня в явном замешательстве, отчетливо запечатлевшемся на толстом лице.

— Я не совсем…

— Давайте-ка отойдем в сторонку.

Мы прошли немного по берегу.

— Я хочу, чтобы это была наша последняя встреча, Джад. Именно так, я не хочу видеть вас снова.

Озадаченное его лицо выглядело презабавно, однако он не обиделся.

— Я не понимаю, что вы…

— Отлично. Объясняю вам без околичностей. Вы — из департамента иностранных дел, который в народе называют секретной службой. Я не знаю, какие у вас тут дела, и не хочу знать, но зато я прекрасно знаю, что вы под колпаком у кого-то, кто также замешан в этом деле. Если у вас еще остаются на этот счет сомнения, будьте уверены, что вчерашний пожар в моторе — отнюдь не случайность. Вернувшись за своей клиенткой, я взглянул в «Остер», и у меня не осталось сомнений в справедливости моих суждений.

Лицо Джада расползлось в симпатичную открытую улыбку.

— Я ужасно сожалею, мистер Кэри, мне действительно очень бы хотелось быть секретным агентом, но я всего лишь бизнесмен, специалист по древесине. Если желаете, можете удостовериться.

И он захихикал, издавая сочные бодрые звуки.

— Бьюсь об заклад, вы способны это доказать. Департамент иностранных дел можно было бы считать сонными бездельниками, если бы вы не могли ничего доказать. Но вот что доказать невозможно, так это что в реальной жизни существует деревообделочная фирма, способная пойти на безумные расходы, чтобы переделать «Остер» в гидроплан, а я-то знаю приблизительно, сколько это стоит. Дороговато для единственного полета в Финляндию. Так что его переделывали для вполне определенной цели. В Британии теперь гидропланы вообще не используют.

Назад Дальше