Докурив, Павел подложил веток в костер и лег на спину. Улыбка вновь скользнула по губам и исчезла, потому что была лишней…
Он повернулся на бок, погладил Валентину по плечу, обнял и прижал к себе:
– Тебе так будет теплее, – прошептал он, готовясь получить сполна.
– Если думаете, что я не смогу вас убить, – раздался ледяной голос, – то глубоко заблуждаетесь.
– Тебе так будет теплее, – повторил он. – Большего я не сделаю.
Почему-то она не ожидала от него подобной нежности и честности и не стала отказываться от этой маленькой порции тепла, которую он предложил. «Ну и пусть, – подумала Валентина, – а то еще схвачу воспаление легких. Пусть греет, пусть».
***Она сумела смело взглянуть в глаза минотавру. А это много. Очень много. «И не тратьте больше времени на маскарад».
– Не буду, – прошептала Соня, подходя к комоду.
Хорошо, что Комлев ее не прогнал. Ей рано уходить, рано. Она уже и сама хочет отодвинуть Лору в сторону и зажечь в его сердце гибельный огонь. Потому что это единственная боль, которую она может ему причинить, – он неуязвим на вершине своего достатка и значимости.
Налив в рюмку немного шоколадного ликера, она с улыбкой тихо произнесла:
– Фаина Григорьевна, извините, я провалила задание, и больше я не работаю на вас. Я работаю на себя.
Глава 10
Ксюша сидела за столом перед пустой тарелкой, морщила нос, смотрела в потолок, шумно вздыхала, косилась на ненавистный омлет, изучала подтаявшую стружку сливочного масла и кусочки дырчатого багета. Завтрак не начинался – ждали Софью Филипповну. Но почему она опаздывает? Это на нее совершенно не похоже. «Ну, и можно же без нее начать, ничего страшного».
Есть Ксюше не хотелось, она привыкла все анализировать и теперь разбирала утро «по косточкам». Утро было каким-то странным.
– А ты сегодня пойдешь на работу?
– Возможно, – ответил Кирилл, складывая газету. Он сидел вполоборота к столу, закинув ногу на ногу, расслабленный и напряженный одновременно.
– А я в школу опоздаю.
– Ничего страшного.
– Да?
– Да.
– А может, мне в нее вообще не ходить?
– Не ходи.
Он сообразил, что ответил не то, и посмотрел на Ксюшу с укором. Она пожала плечиками и подперла щеку кулаком (кудряшки съехали на лоб, пришлось их сдувать). Обычно такие затяжные завтраки случались по выходным, но сегодня-то вторник!
– А курицы не осталось? Я бы курицу поела, – протянула она и вновь сморщила нос.
Комлев ждал. Он мог отправить Ксюшу в школу, но не делал этого. С малышкой предстоял разговор об увольнении новой гувернантки, и он понимал, что этот разговор будет не из легких. Прогноз погоды: ожидаются слезы. Он тяжело переносит слезы своей крошки, она плачет очень редко, когда уж совсем туго. Вот такой стойкий малыш.
Ксюша должна понять, что иначе нельзя. Он обещал ей и не обманет.
Небрежно бросив газету на край стола, Кирилл почувствовал движение на лестнице, повернул голову и увидел ее. Она стояла на самой верхней ступеньке и смотрела на него свысока. Стук каблука – раз, стук каблука – два, стук каблука – три…
Ксюша подняла голову, удивилась и… улыбнулась до ушей. Это была ее гувернантка!
***Ночью ливень шел часа полтора. Ни листва, ни сооруженная «крыша» не спасали от сплошной стены воды.
– Вы ненормальный! – злилась Валентина. – Эгоист, тукан, неандерталец какой-то. Ладно, вы решили покорить эти чертовы джунгли. Но почему нельзя было подготовиться вот к этим «маленьким трудностям» заранее и по-человечески?! Экстремальный туризм не означает, что нужно сутками сидеть по уши в грязи в мокрой одежде, умирать от холода и голода!
– Не так уж и холодно, – возразил Павел.
– Почему вы не предупредили меня о длительности вашего чертова похода, о погодных условиях?
– Ваше туристическое агентство меня тоже не предупредило о многом, – улыбался он. – Я же не жалуюсь.
– Но вы жаловались!
– Нет, я не жаловался, а гневался.
– И я тоже сейчас гневаюсь!
– Тогда готов вас выслушать, моя дорогая, повторите еще раз.
Валентине ничего не оставалось, как сжать зубы, подуться некоторое время, а затем вновь обрушить на Павла всевозрастающее негодование. А когда он под утро ей сказал (конечно же, с насмешкой): «Зато потом вы сможете рассказывать всем, что победили дикую природу Коста-Рики голыми руками», она не сдержалась и выразительно покрутила пальцем у виска. Он захохотал.
Валентина то сидела, то укладывалась, то засыпала, то просыпалась и постоянно задавалась вопросом: как она тут очутилась? Профессиональная гордость – понятно, но не до такой же степени. Заколдовал ее Павел, лишил разума? А все так хорошо начиналось… Она приехала в отель, который теперь кажется самым уютным на свете, полная планов и надежд, поспала, поела и совершила самую огромную ошибку в своей жизни! Отправилась неизвестно куда, неизвестно с кем!
И все же, делая сто первую попытку уснуть, Валя жалась к Павлу, не задумываясь о том, что согреть ее он может лишь теплом своего тела. Он и сам был мокрый, но вполне довольный и не собирался впадать в уныние.
Утром Павел потащил Валю обратно к ручью. Глаза слипались, живот сводило от голода, усталость и злость переплелись туго и прочно. Она неожиданно вспомнила о спутниковом телефоне и потратила пять минут на раздумья, а не прекратить ли этот кошмар? Но требование немедленно вызвать помощь не сорвалось с губ… Нет, она выдержит, победит и потом… ну, например, бросит в лицо Павлу следующие слова: «Спасибо, было чудесно, а теперь прощайте, мне совершенно не до вас». Развернется и уйдет.
– Будем ловить рачков, – вернул Валентину на грешную землю Павел. – Сейчас они такие же сонные, как и вы, так что у нас достаточно шансов сытно позавтракать.
– Каким образом вы собираетесь ловить их?
– Руками. Ну же, просыпайтесь, а то они уплывут, и вы останетесь голодная.
– Не останусь, – процедила Валя, – я даже наловлю больше вас.
– Спорим?
– Нет.
– Боитесь?
– Нет.
– Тогда спорим?
– Нет!
О, она больше не будет попадаться на его уловки. Хватит!
Ловля рачков оказалась занятием непростым: приходилось искать рака, подбираться к нему поближе и быстро выдергивать из воды. Павел совершенно равнодушно относился к тому, что его одежда мокрая и предстоит вновь обрызгать себя с головы до ног. Именно поэтому, а еще благодаря сноровке и ловкости он довольно быстро поймал шесть рачков. Они были меньше тех, что приходилось ранее видеть и есть Валентине, но все же… Шесть рачков – почти свиная отбивная… маленькая. Несколько раз Павел терпел фиаско, но относился к этому легко и от души развлекался. Замучившись закатывать правый рукав, снял рубашку и швырнул на берег. «Выпендривается своими мышцами и мускулами», – с усмешкой решила Валя, хотя тело Павла не было «расчерчено» клеточками и прямоугольниками, как у культуристов. Нет, но он был широкоплеч, крепок и силен… Это раздражало.
Валя же к очередному купанию отнеслась так, как утопленник мог отнестись к стакану воды. Брызги, скользкие камни, коряги – любые минусы положения доводили ее до отчаяния. Упав три раза в ручей, она прокляла все на свете и, поймав тощего рачка, твердо заявила, что больше ей не нужно, она вполне наестся одним. С гордо вздернутым носом, с мокрой челкой, прилипшей ко лбу, с рваной дырой на джинсах она царственно прошествовала на берег.
– Обожаю директоров по туризму, – улыбнулся Павел.
***Она специально опоздала на завтрак. Не торопилась… И еще несколько минут стояла, держась за ручку двери, – не выходила из комнаты. Она стала собой, и в этом была ее сила. Хотелось перешагнуть порог… но страшно… сердце выпрыгивает из груди, и в то же время теперь уже по-настоящему звучит музыка победы! Она его обманула. Уже обманула.
Соня спускалась по ступенькам неторопливо, преподнося себя, как дар и ценность. Она знала: короткое черное платье именно то, что нужно. Оно не отвлекает, подчеркивает сотворенное природой в яркий солнечный день. Волосы, распущенные по плечам, представляли собой тяжелое облако с кудряшками, но не такими мелкими, как у Ксю, а крупнее. Цвет меда, цвет янтаря, цвет карамели. На лице больше не было островков грима и трех слоев светлой пудры. Молодость, свежесть, красота, профессиональный макияж, почти незаметный, но все же… Точеная фигура, плавные движения, уверенный взгляд!
«Вот мы с вами и встретились, многоуважаемый Кирилл Андреевич, и ста лет не прошло». Соня улыбнулась, смело заглянула в потемневшие глаза Комлева и шагнула на следующую ступень.
«Вот мы с вами и встретились, многоуважаемый Кирилл Андреевич, и ста лет не прошло». Соня улыбнулась, смело заглянула в потемневшие глаза Комлева и шагнула на следующую ступень.
Он представлял ее по-всякому, мысленно откидывал в сторону скорлупу и бесконечно рисовал разнообразные картины. Да, общие черты понятны, но они все равно заретушированы, и к ним добавлена профессиональная актерская игра. Каждый привычный жест заменен, каждая черточка подправлена, а что-то вообще скрыто, точно задернуто темной шторой. Правда сражала наповал, обжигала и леденила сердце. По ступенькам спускалась необыкновенная, особенная девушка – горькая, запретная, роскошная и непохожая на модель с обложки журнала. Ее внешность не была штампованной и плоской, от нее шел мягкий и в то же время мощный поток энергии. Она улыбалась, лучилась, сверкала, отказывала в помиловании – казнила.
Комлев поймал взгляд Сони и прочитал в ее больших карих глазах вызов. Что ж… «Вот мы и познакомились поближе, Софья Филипповна, маска вам не к лицу».
Кирилл внимательно смотрел на девушку, перехитрившую его, и не прощал ей красоты. Красоты, смеющейся над ним.
– Доброе утро! – выпалила Ксюша, быстренько складывая в голове пазлики случившегося. «Ух ты! Ух ты! Ух ты! Какая же она…» Вот кто поймет этих взрослых? Кто объяснит их тайны? Из гадкого утенка – в белого лебедя, как в сказке! Да, да, да, они не случайно сидели и ждали Софью Филипповну. Не случайно! Ксюша стрельнула глазами в Комлева. Он же знал… знал… Ничего себе история! Но… Ксюша мгновенно взяла себя в руки, цыкнула на все «ух ты!», скачущие мячиками-попрыгунчиками в душе, изобразила на лице абсолютное спокойствие и торжественно произнесла: – Полагаю, пора приступить к завтраку.
– Доброе утро, – улыбнулась Соня, подошла к столу, села и положила на свою тарелку омлет, кусочек хлеба и завиток масла. Она чувствовала себя легко.
– Вы прекрасно выглядите сегодня утром, – сказал Кирилл, и в его голосе она уловила и намек, и иронию, и ответный вызов.
– Помыла голову, – небрежно бросила Соня.
– Я так и подумал.
Некоторое время они ели молча, изредка обмениваясь взглядами, а потом Соня почувствовала, как Ксюша сжала ее локоть – мимолетная близость, уже случившаяся однажды между ними.
«Я с тобой», – вот что хотела сказать малышка. «Я знаю», – пронеслась в душе непонятно откуда взявшаяся уверенность.
Комлев покосился на остывший чай, взял ложку, подержал немного и положил рядом с чашкой. Он видел молниеносное движение Ксю и ощутил болезненный укол в сердце. Нет, это не была ревность, он вдруг понял, насколько они похожи – его крошка-малышка и Соня Одинцова, они почти одинаковые. Их внутренние миры, точно две половинки желто-оранжевого яблока, впитавшего все ароматы и вкусы природы. Да, сидят напротив две кудрявые актрисы – большая и маленькая. Одна со знаком минус, другая со знаком плюс.
И все же спокойствие Кириллу давалось тяжело, но в душе не возникало гнева или злости – нечто иное давило и не отпускало. Очень скоро это все закончится. Она уйдет, исчезнет из их жизни. «Так должно быть», – сказал он себе, а вслух произнес:
– Сегодня вечером состоится небольшой ужин. Ксюша, я позвал бабушку и…
Договорить он не успел, малышка поперхнулась кусочком багета, откашлялась и, тяжело дыша, сипя, шмыгая носом выдала:
– Я больна, я тяжело больна, я не могу присутствовать на этом ужине.
– Ксюша! – одернул ее Комлев.
– Она все равно меня не любит.
– Тебе только так кажется. Бабушка немного…
– Эксцентрична, – пришла на выручку Соня и улыбнулась.
Комлев старался оставаться непринужденным и завтракать как обычно, но взгляд тянулся вовсе не в сторону омлета.
– Да, эксцентрична, – согласился он, и в голосе прозвучали металлические ноты.
– Нет, – мотнула головой Ксюша. – Она злая. Она называет меня «дитя порока».
Услышав это, Соня взяла стакан с соком, пальцы напряглись и впитали холод стекла. У нее не было особого опыта общения с детьми, она даже никогда не умилялась, глядя на малюток в колясках, но сейчас с удовольствием достала бы из какого-нибудь пыльного шкафа двустволку и навестила Фаину Григорьевну…
– Наверное, ты неправильно поняла бабушку, – ровно ответил Комлев.
– Она три раза прошипела мне это в ухо, – пожала плечиком Ксюша.
– Ты самая лучшая девочка на свете, а твоя бабушка – дура, – непедагогично и весело сказала Соня.
Теперь чуть не поперхнулся Комлев.
Ксюша повернулась и с огромным интересом уставилась на свою обалденную гувернантку, мысленно она называла ее уже именно так.
– Софья Филипповна, не забывайтесь, речь идет о моей матери, – холодно заметил Кирилл.
– А вы накажите меня, урежьте заработанную плату. – Она пожала плечом, как и Ксюша, подчеркивая незначительность проблемы.
– Я хочу, чтобы вы тоже присутствовали на ужине. Отказ не принимается.
– А я не возражаю. – Соня отодвинула тарелку, сложила перед собой руки и заглянула Комлеву в глаза: – Но есть один маленький нюанс…
– Какой?
– Мне нечего надеть.
– На вас хорошее платье.
– Да, но больше никакой подходящей одежды для жизни у меня нет. Дело в том, – она подалась вперед и продолжила тише, – что женщинам нужны всякие разные штуки. – Многозначительно подняла брови и улыбнулась. – И не могу же я целый день расхаживать по дому в вечернем платье.
– У вас есть юбки и кофты, – выделяя каждое слово, проговорил Комлев. Но он понимал, что натянуть «скорлупу» на Соню уже невозможно. Обратной дороги нет. Как она умудрилась втиснуть весь свой мир в эти ужасные тряпки? Сидит напротив, обжигает улыбкой, развлекается. Играет другую роль или все же перед ним настоящая Софья Одинцова?
Кирилл отпустил бы Соню домой за «разными штуками», но у него не было гарантий, что она вернется. А он уже спланировал вечер, подготовился к разговору с матерью, принял некоторые решения. Да, этот балаган нужно прекращать как можно скорее, но Ксюша… Ксю… «Спасибо, мама». И почему обязательно надо влезать в его жизнь вот таким образом, зачем делить людей на «тот сорт» и «не тот сорт», неужели нельзя по-хорошему? Да, его мать не может иначе, и ничего тут не поделаешь. Жить с ними не захотела, но и покоя не дает. И малышку вечно цепляет.
– Хорошо, – сухо произнес Кирилл, – поезжайте за вещами, надеюсь, вы вернетесь быстро.
– Конечно, – кивнула Соня, – обязательно.
Блефует? Комлев нахмурился и вдохнул. Сколько в ней жизни, азарта и ни капли раскаяния или страха. Она провела его как мальчишку! И все же, как она умудрилась стереть, замазать, стянуть свою красоту?!
Чувственные губы… Куда он смотрел раньше? Почему не заметил? Похоже, это будет мучить его еще долго.
– Вас сопроводит Василий Васильевич Базилюк. Вы с ним уже знакомы. Он поможет донести вещи.
Кирилл ждал возражений, но вместо этого услышал:
– Большое спасибо.
«Блефует? Или не собиралась сбегать?»
– А я?! – Ксюша громыхнула стулом и подскочила. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Я тоже хочу поехать вместе с Василием Васильевичем к Софье Филипповне! Я тоже хочу! Один разочек, пожалуйста!
– Кирилл Андреевич, разрешите. – Соня наклонила голову набок и умоляюще приподняла брови. «Я знаю, вы боитесь, что я сбегу. Зря. Я вообще-то никуда не собираюсь», – вот какие слова были написаны на ее лице.
– Ксюша, тебя ждет школа, – резко ответил он.
– Папочка, какая школа? Уже десятый час.
– Успеешь ко второму или третьему уроку.
– К физкультуре, что ли?
Сделав глоток холодного чая, послав куда подальше абсолютно все, уняв бурю в душе, Комлев признал поражение. Он сделал это хладнокровно и осознанно – его твердое «нет» могло прозвучать, и оно прозвучит, но не сейчас.
– Ладно, поезжай.
Ксюша, превратившись в ангелочка, прижала руки к груди, улыбнулась до ушей, возвела глаза к потолку и вдохновенно произнесла:
– О, спасибо! Я и не мечтала о таком счастье. – Затем вернулась к завтраку и деловито добавила: – Только мы не будем торопиться, мне хочется все хорошенько рассмотреть.
«Вот видите, как просто сделать ребенка счастливым, разве идеальная гувернантка вам посоветует плохого?» – говорила ироничная усмешка Сони.
«Завтра ты покинешь этот дом», – отвечало спокойствие в глазах Комлева.
«Это будет завтра, а сегодня я здесь».
«Лишь по моей воле».
«Нет, по своей. Ну, Кирилл Андреевич, не наденете же вы на меня наручники?»
«Надену. Хочешь проверить?»
Немой диалог затянулся бы на вечность, но в столовую, собираясь убрать посуду, вплыла Ольга Федоровна. Ее взгляд упал на «незнакомую» девушку, и тонкие брови удивленно подскочили на лоб. Непонятно… Никто же не приходил… Или она пропустила? Остановившись, экономка замерла, смутно ощущая напряжение, повисшее над столом. Девушка была роскошной, от нее исходили уверенность, сила и красота.