«Моя дорогая, моя дорогая», – стучало в висках Валентины, хотя Павел больше не произнес этих слов.
– С парашютом? – прошептала она, вжимая голову в плечи. – Нет, ни за что на свете…
***Комлев прислал за ней водителя. «Это правильно», – похвалила Соня, усаживаясь на заднее сиденье. Коричневая юбка, бежевая кофта с широким воротником, круглая брошь, приколотая слева на карман, тугой пучок на голове, немного театрального грима на лице – она опять превратилась в рыбу, в моль, в правильную занудную гувернантку. Пора возвращаться, и вроде бы никаких изменений не произошло, но в груди подрагивает огонек азарта и легкое волнение, объяснения которому нет (и не надо).
«Нужно было спросить про Ксюшу», – подумала Соня, но тут же покачала головой, отказавшись от мысли. Пусть все идет своим чередом, какая разница. Подробности рано или поздно всплывут. Даже интересно, какие новости и тайны ждут ее впереди. Чужая семья – потемки. С истиной не поспоришь.
Вернувшись к разговору с Фаиной Григорьевной, Соня поняла, что и не смогла бы поговорить с этой жабой о маленькой вдохновенной Ксю. «Дитя порока».
– Ну и мамаша у вас, Кирилл Андреевич, – прошептала она, глядя через стекло на мелькающие дома. – Впрочем, ничего удивительного…
Почему-то дорога показалась бесконечно долгой, словно дом Комлева находился на краю земли. Мысленно Соня торопила водителя, улыбка то появлялась, то исчезала. Она едет туда, где ее ждет болезненное прошлое, сумасшедшее настоящее и… нет, будущее ее там не ждет. Она – случайный гость, однажды исчезнет так же внезапно, как и появилась.
«Страшно и хорошо, – подумала Соня, отправляя пламенный привет Фаине Григорьевне. – Хватит улыбаться, хватит, – попыталась она настроить себя на нужную волну».
На первом этаже, посреди гостиной, сидя на стуле, ее ждала Ксюша. И не просто ждала, а всем своим видом демонстрировала недовольство и отчаяние. «Я здесь сижу уже пять часов и еще просидела бы столько же, но почему же вы так долго не приезжали!» – вот что было написано на ее хитрой мордашке.
«Увидела меня в окно и быстренько притащила стул из столовой, – сделала вывод Соня. – Молодец».
– Я думала, вы не приедете, – строго произнесла Ксюша.
– Почему?
– Уже половина десятого.
– Но сегодня у меня выходной.
– Вы привезли еще вещи? – Ксюша вытянула шею, желая лучше разглядеть сумку в руках Сони, и подскочила. – А что вы привезли? Впрочем, неважно… Я провожу вас до комнаты. – На третьей ступеньке она вдруг остановилась и, не скрывая радости, сообщила: – А Лора уехала, здорово, да? Ее не будет несколько дней.
– А куда она уехала?
– Точно не знаю… на какую-то фотосессию для журнала. Мне кажется, что все эти фотосессии для нее устраивает папа, я однажды подслушала…
– Ксюша! – строго перебила Соня, нахмурившись.
– Да, конечно, этого не повторится… само собой… ни при каких обстоятельствах. Даже если меня подтащат к двери и приклеят ухо к замочной скважине. Я буду сопротивляться! Я же хочу вырасти воспитанным человеком.
Ответом мог послужить лишь тяжелый вздох.
Но совесть Ксюшу, видимо, мучила. Она перестала болтать, ссутулилась и тяжело вздохнула.
– Ты поужинала? – в качестве примирения спросила Соня.
– Да. И сейчас пойду читать какую-нибудь книгу.
– А спать?
– Через час.
Все дежурные вопросы прозвучали – с чувством выполненного долга Соня пожелала Ксюше спокойной ночи и отправилась в свою комнату. Вещей она привезла немного, но на сей раз в сумке лежала не только униформа, но и короткое черное платье с туфлями на высоком каблуке. На всякий случай… Чтобы не потерять здесь рассудок.
«Кирилл Андреевич, когда-нибудь я обязательно надену и то, и другое. Обещаю».
Платье и туфли она переложила в чемодан, ароматный гель для душа отнесла в ванную комнату, кружевную ночную рубашку убрала под подушку. Вынув из сумочки маленькую рюмочку, для сохранности в пути укутанную в тонкий розово-сиреневый шарф, она подумала о шоколадном ликере. Ей будет что отпраздновать в самое ближайшее время.
Соня выдвинула ящик комода и сунула шарф с рюмочкой между махровыми полотенцами, затем посмотрела на часы. Теперь уже нельзя отступать, да и в дом господина Комлева она приехала не для того, чтобы трусить. Лоры нет, когда еще представится такая возможность… А все же они отличная пара – Кирилл Андреевич и Лора, – даже разбивать жаль! Улыбнувшись, Соня стала расстегивать пуговицы унылой кофты, вытащила шпильки из пучка и с удовольствием взбила волосы.
– Немного огня, и чье-то сердце дрогнет… Значит, Фаина Григорьевна, говорите, мужчины часто влюбляются в гувернанток? Проверим.
Из комнаты Соня вышла в час ночи. Держа в одной руке тонкий подсвечник с зажженной свечой, другую прижимая к груди, она поплыла в сторону комнаты Комлева. Царила тишина, не нарушаемая даже охами и ахами какого-нибудь вредного привидения, лишь луна подглядывала через окно за происходящим. Ни шороха, ни скрипа.
Пламя дрожало при каждом шаге, пришлось прикрывать его ладонью, а заодно и замедлять шаг. «И как раньше барышни управлялись со свечками? – недовольно скривила губы Соня. – Да здравствует электричество! – Она усмехнулась и вдохнула еле уловимый аромат воска, смешанный с дымом. – Ладно, беру свое возмущение обратно. Романтика стоит и не таких усилий. Или многоуважаемый Кирилл Андреевич решит, что я чокнутая, или в его душе поселится непокой – третьего не дано. Да, рискую, но в этом вся прелесть».
Соня свернула за угол, прошла еще немного, остановилась и бросила взгляд на темную широкую дверь. Комлев еще не спит или заснул недавно.
– Кирилл Андреевич, как бы вас выманить… – прошептала она.
Чихнуть? А умеет ли чихать моль? И как громко нужно это сделать, чтобы кое-кто услышал?
– Ап-чхи! – искусственно выдала Соня, покосилась на дверь и буркнула секунд через десять: – Не получилось… неудивительно…
На цыпочках, на цыпочках обратно… до угла…
Оглядевшись, она приблизилась к окну и с интересом посмотрела на глиняный горшок с цветком. Не подходит. «Громыхнет, зараза, так, что прибегут грымза-экономка и Марина. А может, просто постучаться к Комлеву и спросить, как пройти в Ленинскую библиотеку? Почему бы и нет?»
– Вот уж он обалдеет, – прошептала Соня, примеряясь к картинке, висящей на стене. Или выбрать тощую вазочку? «Закрывала окно, задела… нормально… Кирилл Андреевич, давайте уже вылезайте из своей берлоги и теряйте голову! Ваша мама хочет именно этого! И не спрашивайте, чего хочу я… уж конечно, не вас». Она протянула руку и резко открыла окно, впуская ночную прохладу и аромат зелени. Горячий воск, пользуясь моментом, перевалил через край и мгновенно обжег пальцы. – А-а! – вскрикнула Соня от неожиданной боли, задела локтем медную вазочку, из которой торчал весьма скромный пучок сухой травы, и та полетела на пол.
«Блямс!» – раздался сочный звук, скрепляющий прошлое, настоящее и будущее…
***Решив завтра отправиться в офис попозже, часам к одиннадцати, Комлев не торопился ложиться спать. Лора уехала, и он вдруг почувствовал, что соскучился по одиночеству. Давным-давно, еще на пятом курсе института, он курил по две пачки в день, а потом бросил, и вот теперь у него было неприятное нервно-задумчивое настроение, требующее сигаретного дыма и алкоголя. Прихватив из кухни бутылку виски и стакан, Кирилл удобно устроился на диване со стопкой газет и журналов. В голове назойливыми пчелами жужжали мысли, но он гнал их прочь, раздражаясь.
– Армагеддон какой-то, – произнес он, делая глоток виски. Да, именно так он мог сейчас охарактеризовать свое душевное состояние. Но самое непонятное – причины.
– А-а! – донесся приглушенный вскрик, и добавилось металлическое: «Блямс!»
Комлев со стуком поставил стакан на прикроватную тумбочку, помедлил немного, поднялся, небрежно бросил журнал в кресло и пересек комнату. Ему не послышалось – в этом он был абсолютно уверен, но кому не спится в столь поздний час? И что вообще происходит?
Распахнув дверь, Кирилл увидел тусклый свет, льющийся со стороны лестницы. Свет задрожал, стал ярче, и из-за угла показалось белое облако…
– Извините, – раздался приглушенный женский голос. – Я обожглась воском и уронила вазу. Наверное, я вас разбудила.
Удивительно, но именно этот голос добавил раздражения, а затем начал успокаивать. Гувернантка… А что она здесь делает?
Но не только сам факт присутствия Софьи Филипповны Одинцовой рядом с его комнатой во втором часу ночи, но и внешний вид этой «рыбины» весьма удивлял. На ней была ночная рубашка с длинными рукавами, доходящая до пола, состоящая из множества кружев и рюшей. Они не просто прятали стройную фигуру, а делали свою хозяйку практически бесполой. Но… Да, было «но».
Комлев перестал изучать невообразимое одеяние гувернантки, подошел к ней ближе и сердито спросил:
Комлев перестал изучать невообразимое одеяние гувернантки, подошел к ней ближе и сердито спросил:
– Почему вы не спите?
Его взгляд скользнул по ее распущенным волосам и остановился на пылающей свече. И вновь вернулся к волосам.
– Я уже спала, но мне показалось, что кто-то ходит. Ксюша говорила о привидениях, я, разумеется, не верю, но заволновалась, вдруг…
– Что – вдруг?
– Вдруг у Ксюши бессонница. Мне кажется, она очень впечатлительный ребенок. Я должна была проверить. Возможно, кто-то действительно ходит в это время. Например, Ольга Федоровна, а девочку беспокоят шаги.
Она заботится о Ксюше – ясно. Это, по крайней мере, имеет отношение к прямым обязанностям гувернантки.
«Вот, значит, как выглядят ее волосы, когда не стянуты в пучок».
Пламя свечи задрожало, и Кирилл увидел перед собой совсем другую Софью Одинцову. Лицо бледное, глаза огромные, ресницы густые, губы вовсе не тонкие, подбородок… трогательный, девчоночий… шея… Девушка, стоящая перед ним, не походила на моль, сухарь, рыбу, она, несмотря на дурацкую ночнушку и неподвижность, была живой и состояла из миллиона противоречий.
Или это в его душе образовался беспорядок?
– Где вы взяли свечу? Вы хотите поджечь дом? – произнес он насмешливо и не зло.
– Нет… Наверное, я старомодна, но свечи очень успокаивают, красиво горят, и… мне нравится их запах. – Она смутилась, будто выдала сокровенную тайну, и закусила нижнюю губу. Румянец появился на щеках и сразу исчез.
– Понятно.
Теперь Комлев смотрел ей в глаза. В них он заметил ум, сдержанность, положенное уважение, неуверенность, уверенность, испуг и желтые искры огня. Странно, если бы его спросили, нужна ли такой девушке защита, он бы надолго задумался над ответом. С одной стороны, она слабая, неприспособленная к обстоятельствам белая ворона, с другой стороны, эти самые обстоятельства не втягивают ее в свою игру. Она сама по себе. Просто делает свою работу и выполняет ее хорошо. Добросовестно. Она пришла воспитывать Ксю и воспитывает. Почему Софья Одинцова должна оправдывать чьи-то ожидания или бояться насмешек и осуждения?
«Она, похоже, привыкла и к тому, и к другому», – подумал Кирилл, отводя взгляд к окну.
– Вы, кажется, обожглись?
– Несильно. Рука не болит, я вскрикнула скорее от неожиданности.
– Возвращайтесь к себе. Завтра в девять я жду вас в своем кабинете.
– Спокойной ночи.
Соня кивнула, шагнула назад, развернулась и двинулась к лестнице. Остановилась и обернулась.
– Вы хотели что-то сказать? – спросил он.
– Нет, – она покачала головой, приблизила свечу к груди и прикрыла ее ладонью.
Именно в этот момент в душе Кирилла появилось смутное холодное ощущение, которое он не назвал бы приятным. «С ней что-то не так», – решил он и тяжело вздохнул. Как надоели бесконечные эпопеи с гувернантками! Ему когда-нибудь повезет или нет?
Софья стояла неподвижно. И он наконец понял, чего она от него ждет – элементарного вежливого «спокойной ночи». Зануда.
– Спокойной ночи, – резко произнес он, развернулся и зашагал к двери комнаты. Но перед ним продолжала маячить фигура в белом… Карие глаза, волосы по плечам и невозможные кружева и рюши. «У меня такое чувство, будто я ее где-то видел. Нет, бред, ерунда».
***«Па-ба-ба-ба… – мысленно протянула Соня, минуя лестницу и направляясь к своей комнате. – Па-ба-ба-ба! Фаина Григорьевна, вы совершенно правы, если у гувернантки есть мозги, она просто не может остаться незамеченной. Почему вы не спите? Где вы взяли свечу? А не сплю я исключительно по воле вашей родительницы, Кирилл Андреевич, а свечку купила в магазине. Обычное дело, между прочим».
– Обычное дело, – прошептала Соня.
Она осталась довольна встречей, более того, в душе появился странный, волнующий непокой – теплый и холодный одновременно, сбивающий дыхание, заставляющий идти быстрее. Фразы и взгляды повисли в воздухе, их можно было ловить сачком, как бабочек, с той лишь разницей, что они не улетали, наоборот, желали быть пойманными.
Ужасная ночнушка, ужасная, но для данной сцены другая бы и не подошла, и к тому же она послужила защитой, практически броней. Защитой от чего? Неважно.
«Рюшек на три километра и кружев на пять килограмм». – Соня усмехнулась и остановилась. Кирилл Андреевич был удивлен, озадачен, раздражен, на его лице читались разные чувства, они складывались, умножались, делились. То, что нужно. Для начала.
«Когда-нибудь я скажу ему правду. И тогда…»
Соня попыталась представить Комлева влюбленным, побежденным, признающим свое поражение, несчастным и страдающим, но ничего не получилось – она не сумела представить его даже расстроенным. Ну и плевать.
А нужна ли правда? Как больнее?
«Фаина Григорьевна, ваш план явно не доработан, впрочем, мой тоже». Улыбнувшись, Соня сделала шаг и вновь остановилась, но не мысли о Комлеве прервали путь на сей раз… Впереди появилось белое пухлое облако, от которого шел слабый желтоватый свет, раздался продолжительный жалобный скрип, а затем последовало ухающее: «О-хо-хо».
Подобная картина испугала бы кого угодно, и сердце Сони екнуло, но понадобилось всего несколько секунд, чтобы сориентироваться и безошибочно угадать имя очаровательного привидения. Бедная Ольга Федоровна, а заодно и Марина, наверняка именно им предназначается шоу под названием: «Бойтесь, ибо я ваша смерть!» Как минимум.
– Ксюша, – выдохнула Соня, позабыв о собственной роли. Спохватившись, она расправила плечи, вздернула подбородок, нахмурилась и двинулась вперед, словно танк на клумбу. – Ксюша, – произнесла она уже строго, – мне кажется, Хэллоуин давно прошел. У тебя фонарь? Выключи. Что ты здесь делаешь в таком виде?
Вопрос глупый, а ответ на него предсказуем до каждой запятой и точки, но привидение отреагировало весьма эмоционально: оно подпрыгнуло, заметалось, но вскоре замерло и поникло, шаркнув ножкой.
Покачав головой, Соня приблизилась и детально изучила разрисованную фломастером простынку, лохматую желтую мочалку, выполняющую, видимо, функцию волос, фривольный розовый бантик сбоку и черный шарф, волочащийся по полу.
– Я – мертвая Агнесса. Утопленница, – расстроенно выдало привидение и тяжело вздохнуло.
– Замечательно, – ответила Соня, приближая свечу к «несчастной».
– Много лет назад мой жених сбежал… то есть изменил мне… я пошла плакать на берег реки и…
– Сиганула в воду.
– Да. Потому что я больше никогда никого не полюбила бы, не вышла замуж, не родила детей.
– Жизнь лишилась смысла, – добавила Соня, сворачивая комедию. – А это что? – она указывала на шарф.
– Водоросли, – сокрушенно объяснило привидение и шмыгнуло носом. – Они тянут меня на дно.
– Понятно. Ксюша, неужели Ольга Федоровна не привыкла к твоим представлениям?
– Так я же каждый раз в новом образе… и близко не подхожу. А потом, очень важен эффект неожиданности. Да я и нечасто, раз в месяц. Она вообще-то на Марину думает, только не признается.
– Даже боюсь спросить, кем ты была в прошлый раз? – сказала Соня, старательно подбирая слова для развернутого нравоучения. Но ругать Ксюшу не хотелось. За что ругать-то, если этим вечером они обе побывали на одной сцене, только вот роли разные. У одной роль ненормальной гувернантки, а у второй – утопленницы Агнессы.
– А в прошлый раз, – стягивая простынку, похвалилась Ксюша, – я была Рузвельтом.
– Теодором или Франклином?
– А их два?
– Да.
– Вот гадство! – с чувством выдала Ксюша, тряхнув кудряшками. – А я-то не знала! Но в следующий раз я подготовлюсь получше…
– Следующего раза не будет, – строго проговорила Соня. – Вы, юная леди, сейчас немедленно отправитесь в постель спать. Надеюсь, возражений не последует? – Она приподняла правую бровь и заглянула в лицо юному дарованию.
– Не последует, – ответила Ксюша и, сунув простынку под мышку, поплелась к своей комнате. Но, сделав несколько шагов, не оборачиваясь, поинтересовалась: – А вы почему не спите и ходите по дому со свечой?
– А я охотник за привидениями, – усмехнулась Соня и тут же отругала себя за шутку и тон. Гувернантка-сухарь должна вести себя иначе.
– А-а-а, понятно, – протянула Ксюша равнодушно, казалось, ее ничего не удивило, и добавила: – Вам так хорошо с распущенными волосами.
Глава 7
Отпросившись у Сони буквально на пять минут, бросив рюкзак с учебниками и мешок со сменной обувью на пол, Ксюша пересекла гостиную и устремилась к кабинету. Глаза сияли, но выражение лица оставалось серьезным, словно предстояло решить наиважнейшее дело, отложить которое даже на полдня категорически нельзя.
– Папочка, папочка, папочка, – протараторила она, распахнув дверь, – обещай, что выполнишь одну мою малюсенькую просьбу.