В усадьбе Бьенвеню жили только Ганси и Бесс и малышка Фрэнсис со своим обслуживающим персоналом. Мама, Рахиль и ее маленький поселятся в коттедже, и научатся радоваться, вместо того, чтобы огорчаться. Йоханнес, вероятно, захочет поехать в Нью-Йорк вместе с Ирмой и Ланни. Они будут решать деловые вопросы с Робби, и Йоханнес может быть им в помощь. Ланни дал ему прочитать письмо Робби, и натура этого прирождённого торговца стала показывать слабые признаки жизни. Да, у него могут появиться идеи по поводу продажи продуктов фирмы Бэдд, если Робби получит управление компанией. Йоханнес мог бы предложить, взять на себя его работу в качестве европейского представителя компании. Но, если Робби предпочтёт, он посмотрит, что можно сделать с южноамериканской торговлей, он продавал там всякие виды товаров, в том числе и военные, и у него было много информации о революциях в прошлом, настоящем и будущем.
«Терпеть — удел народа моего». Так говорил Шейлок, и теперь эти трое, кто разделял эту участь, молча, воспринимали своё будущее. Долгое ощущение страха обессилило их, и им по-прежнему было трудно поверить, что они свободны, и что документы, которые вез Ланни, на самом деле обладали властью, пропустить их через границу. Они думали о своей кровиночке, оставшейся в гитлеровском аду, и слезы тихо текли по их щекам. Они вытирали их украдкой, не имея право беспокоить друзей, которые так много для них сделали. Они ели продукты и пили напитки из бутылок, которые дал им Ланни. Прекрасный черноглазый маленький мальчуган с вьющимися черными волосами лежал на руках у матери или бабушки и никогда не хныкал. Ему было всего три года и столько же месяцев, но он уже узнал, что жил в мире, полном загадочных ужасных сил, которые по какой-то причине, не зависящей от его понимания, могли причинить ему вред. Терпеть — его удел.
VОни ехали по дороге Ганновер — Кёльн. Дорога была прекрасна, и пять или шесть сотен километров для Ланни трудностей не представляли. Они достигли Аахена до наступления темноты, а потом доехали до границы, а критический момент, которого они ожидали, оказался для них непредвиденным. Досмотр багажа и персональный досмотр в поисках спрятанных денег, как правило, для евреев происходил в самой неприятной форме. Но, возможно, были какие-то особые отметки на их разрешениях на выезд, или, вероятно, потому, что они ехали на дорогой машине в сопровождении богатых американцев, как бы то ни было, опрос был не слишком серьезным, и закончился гораздо раньше, чем кто-либо ожидал. Озабоченным беженцам был дан сигнал пересечь границу. Осмотр паспортов на бельгийской стороне занял только две минуты. И когда последняя формальность была завершена, и автомобиль выкатился в тихую сельскую местность, который не была нацистской, Мама не выдержала и разрыдалась на руках своего супруга. Она просто не могла поверить, что это случилось.
Они провели ночь в городе Льеж, где Ланни первым делом отправил телеграммы матери и отцу, Ганси, Золтану, Эмили и Рику. Утром они въехали в Париж. И оттуда он позвонил своему другу обер-лейтенанту Фуртвэнглеру в Берлин. Он спросил про Фредди Робина. Офицер ответил, что в руках немецких властей молодого человека не было. Если случайно он не назвал ложное имя, когда его арестовали, такое часто пытаются сделать, но редко удается. Ланни объяснил, что он совершенно уверен, что у Фредди не было мотива делать это. Обер-лейтенант пообещал продолжить поиск, и если что-нибудь из этого выйдет, то он пошлет телеграмму Ланни на его постоянный адрес, Жуан-ле-Пен, Мыс Антиб, Франция.
Ланни повесил трубку и сообщил всем, что слышал. Это, конечно, означало немного. Ланни давно знал, что дипломаты лгут, когда это отвечает интересам их страны, а полиция и другие официальные лица делают то же самое. Среди нацистов, ложь в интересах партии и Regierung считалась героическим поступком. Заявление помощника Геринга просто означало, что если Геринг захватил Фредди, то решил его не выпускать. А если и когда он выпустил бы его, то, несомненно, сказал бы, что произошла досадная ошибка.
Бьюти уехала в Лондон с мужем, в качестве гостей леди Кайар. Теперь она телеграфировала Ланни предложение приехать и посмотреть, может ли он получить какие-либо намеки через мадам. Так как добраться до Нью-Йорка было одинаково просто из Англии или из Франции, они решили принять это предложение. Но сначала они должны заехать в Жуан, потому что Ирма не могла пересечь океан, не повидав своей маленькой дочурки. Для Йоханнеса также будет «приятно» увидеть Ганси и Бесс. В общем, для людей всегда было «приятно» мчаться в различных направлениях, как колибри, потягивая мед восторга с любого цветка, который попался на глаза. Так что в следующее утро четыре Робина были снова загружены на заднее сиденье. А вечером они вкатились в ворота Бьенвеню под хор восхищенных криков на английском, немецком и идише. Криков в основном в скрипичном ключе, но с приглушенным тоном, из-за одной овцы, которая отбилась от стада и, возможно, уже была съедена волками.
VIСнова у молодой пары был взрыв родительских эмоций. Ирма против всех правил крепко обнимала маленькую Фрэнсис, говорила детским лепетом, который мешал той овладеть нормальной речью, давала ей неполезную пищу, разрешала поздно ложиться, короче нарушила все нормы и деморализовала всё окружение. Она даже говорила об отправке всего окружения в Лонг-Айленд — на радость бабушке. Ланни выступил против этого. Ребенок имел все, что нужно трёхлетней малышке, а теперь наслаждался общением с маленьким Робином. Ланни и Ирма планировали недолго побыть в Бьенвеню, да и зачем нести дополнительные затраты, в то время, когда все было так неопределенно? Ланни всегда пытался экономить состояние Барнсов, забывая тот факт, что удовольствие обладать состоянием, заключается в том, чтобы не экономить. Только сейчас ему пришло в голову, что им, возможно, придется выкупать Фредди из Германии. И кто может угадать цену?
Ладно, Ирма останется еще на один день, но зато потом свободно уедет. Она наложила множество запретов на Боба Смита, надежного телохранителя, и получила обещания от мисс Севэрн телеграфировать ей при мельчайших симптомах недуга. «Вы понимаете, сколько миллионов представляет это крошечное существо?» — Ирма не произнесла эти грубые слова, но это ясно подразумевалось в каждом её приказе и пожелании, и обстоятельствах, окружавших Фрэнсис Барнс Бэдд. Газеты дали ей имя «Ребенок стоимостью двадцать три миллиона долларов». Ребенок стоимостью двадцать три миллиона долларов отправился в яхтенный круиз, и ребенок стоимостью двадцать три миллиона долларов неожиданно вернулся в Бьенвеню. Все расходы на содержание ребенка стоимостью двадцать три миллиона долларов, возможно, были бы покрыты входной платой от туристов, которые бы стекались, чтобы увидеть ее, если бы были проведены соответствующие организационные мероприятия.
Мужчины семьи собрались в студии Ланни. Йоханнес не был готов рассказать дамам, что случилось с ним в Германии, но он рассказал это Ганси и Ланни. Как он был доставлен в казармы СА в Бремерхафене и как подвергся длинной серии унижений, очевидно, предназначенными сломить его дух. Они дали ему сильное слабительное и забавлялись тем, что он обрызгивал испражнениями других заключенных, находившихся в таком же положении, которые, в свою очередь, обрызгивали его. В то время, когда они делали это, они должны были кричать: «Heil lieber Reichskanzler!» В заключение, их заставляли рыть длинную траншею, выстраивали их к расстрелу и потом сбрасывали их туда. Это было только инсценировка казни, но они умирали психологически, и Йоханнес был тогда настолько охвачен ужасом и болью, что предпочёл бы умереть. Теперь он говорит, что он никогда не станет тем же человеком. Он продолжает жить из-за своей семьи и друзей, но у него никогда не появится жажда делать деньги. Он произнёс это, но потом, будучи проницательным человеком, он добавил: «Это привычка, и я предполагаю, что я буду действовать по старому, но я не могу себе представить, что это доставит мне удовольствие».
Они заговорили о пропавшем без вести и том, что должно было быть сделано. Ланни обещал не называть Хьюго Бэра, и он его не назвал, но сказал, что на него работает тайный агент, у которого есть адрес Жуана. Ганси должен будет открывать всю почту из Германии, и если в ней будет содержаться что-нибудь существенное, то немедленно сообщит об этом по телеграфу. Йоханнес предложил Ганси и Бесс отказаться от удовольствия музицировать на Красных митингах, или делать что-либо, выражающее их антинацистские взгляды. Они по-прежнему пленники Геринга. И этого, без сомнения, добивался Геринг.
Ганси был «на мели», потому что он и Бесс истратили все свои деньги на беженцев. Здесь тоже надо было остановиться. Чтобы не сидеть и не сетовать, Ганси решил телеграфировать своему агенту в Нью-Йорке с просьбой организовать осенью концертный тур в США. Между тем, Ирма открыла ему счет в своем банке в Каннах. «Но помните», — предупредила она, — «Никаких красных и никаких красных общений!» Ирма не допускала возражений!
Ганси был «на мели», потому что он и Бесс истратили все свои деньги на беженцев. Здесь тоже надо было остановиться. Чтобы не сидеть и не сетовать, Ганси решил телеграфировать своему агенту в Нью-Йорке с просьбой организовать осенью концертный тур в США. Между тем, Ирма открыла ему счет в своем банке в Каннах. «Но помните», — предупредила она, — «Никаких красных и никаких красных общений!» Ирма не допускала возражений!
Все проблемы, таким образом, были решены. И в одно прекрасное утро Ирма и Ланни, с папой на заднем сиденье, отбыли под крики на английском, немецком и идише в этот раз не такими счастливыми. Они прибыли в Париж и отобедали с Золтаном Керте-жи, а утром поехали в поместье «Буковый лес», и рассказали Эмили Чэттерсворт всё, что было можно. Во второй половине дня они отправились в Кале, место, навсегда оставившее горькие воспоминания. Они сели на ночной паром, а потом проехали через Англию в прекраснейший из всех месяцев. И в самое радостное время года прибыли в отель Дорчестер в Лондоне.
VIIСэр Винсент Кайар, чья фамилия, несмотря на написание Caillard, произносилась на французский манер. Он был одним из соратников Захарова с первых дней, когда они купили по пакету акций Викерса. С течением времени он стал одним из самых богатых людей Англии. Кроме того, как ни странно, он был поэтом и переложил на музыку Песни невиновности Блейка. Он завещал эти интересы своей жене вместе с огромным пакетом акций Викерса. Так случилось, что пожилая, седая леди, небольшого роста, бледная и, выглядевшая неказисто, стала обладать властью в Лондоне и сконцентрировала вокруг себя рой эксцентричных лиц, некоторые из которых были подлинными идеалистами, но большинство из них были настоящими жуликами.
Она приобрела большую каменную церковь на Вест Холкин-стрит и переделала её в одно из самых странных зданий, когда-либо придуманных женщиной. Галерея церкви была продолжена вокруг неё и разделена на спальни и ванные комнаты. Орган был сохранен, и когда он играл, все стены комнат, казалось, пульсировали. На первом этаже находилась большая гостиная с сокровищами искусства, годными для музея. Среди них была великолепная коллекция настенных и напольных часов. Один большой образец отбивал четверть часа, передняя часть часов при этом открывалась, и оттуда появлялась птица из золота и слоновой кости и громко пела. Леди Кайар также коллекционировала ножницы. Любой, кто приходил в этот дом, получал сборник стихов покойного мужа, а также экземпляр брошюры ее светлости под названием: Сэр Винсент Кайар говорит из мира духов. Если похвалить любое из этих изданий, то можно было получить талоны на обед на всю остальную жизнь или, во всяком случае, на остальную жизнь леди Кайар.
Мистер и миссис Дингл вместе с мадам Зыжински уютно устроились в этом бывшем доме Бога, а Бьюти успела собрать все вкусные сплетни о делах этого дома. Своему сыну она раскрыла все имеющиеся здесь тайны, сделав небольшую паузу, чтобы только отдать дань скорби Фредди. Леди Кайар стала поклонницей спиритизма и теперь жила в окружении ангелов и служителей добродетели таких, как Уильям Блейк в его мистическом проявлении. Она содержала отряд медиумов, и один из духов управлял созданием машины под названием «Коммуниграф», с помощью которой сэр Винсент, под именем «Винни», общался с женой, под именем «Птичка». Машина была установлена в «Колокольне», так было названо это здание, которое было освящено архидиаконом Уилбер-форсом. Соответственно комната для сеансов, названная «Верхней комнатой», была предназначена только для одной цели, и в определённый час каждую среду вечером сэр Винсент передавал своей жене сообщение, которое подписывал ВПП, что означало «Винни, птичка и поцелуй». Эти сообщения теперь были собраны в книге под названием Новая концепция любви.
Но, увы, любовь не царит безраздельно в этих дважды освященных помещениях. Появился новый фаворит среди медиумов, женщина, которую ненавидели все другие. Голос Бьюти перешёл на шепот, когда она рассказывала, какие огромные суммы денег получила эта женщина, и как она убедила ее светлость завещать своё огромное состояние делу спиритизма. С духами для управления им. Двум детям леди Кайар не хватило веры в мир иной, и они захотели денег своего отца для себя. Они поссорились со своей матерью и были отлучены от ее дома. Они наняли юристов и даже вызывали Скотланд-Ярд, который помочь им не смог. Переполох продолжался!
В этот кипящий котел из зависти и ненависти попала Мейбл Блэклесс, она же Бьюти Бэдд, она же мадам Дэтаз, она же миссис Дингл, сама подозреваемая во многих видах проступков. Также и ее муж, проповедующий и практикующий любовь ко всему человечеству, в том числе к авантюристкам и обманутым детям. Также полька медиум с труднопроизносимым именем. На Бьюти здесь, конечно, смотрели, как на человека, вмешивающегося в чужие дела, и интриганку, любовь Парсифаля Дингла считалась лицемерием, а медиумизм мадам была попыткой вытеснить других обладателей этого таинственного дара. Бьюти радовалась всему этому, как ребенок в кино при просмотре мелодрамы. У неё заплетался язык, когда она излагала захватывающие детали. — «На самом деле, мои дорогие, я не удивлюсь, если кто-то попытается нас отравить!» Ее поведение производило впечатление, что она упивается этим восхитительным приключением.
Одним из гостей в этой странной экс-церкви был командор английского ордена Бани и кавалер французского ордена Почетного легиона. Он, казалось, слабел. Его кожа стала желтоватокоричневый, с текстурой пергамента. Руки его дрожали так, что он держал их, прижимая к какой-либо части своего тела, и никогда не пытался писать в присутствии постороннего. Он похудел, и его нос стал ещё больше походить на клюв орла. Как обычно, Захаров избегал всех видов неприятностей, и не принял ничью сторону в этой семейной ссоре. Его интерес был только в получении сообщений от герцогини. Он не покидал сеанса, пока медиум не выбивался из сил. Но он до сих пор не уверился полностью. Он показал это Лан-ни, но не путем прямого заявления, а теми вопросами, которые он обрушил на молодого человека.
Ланни сообщил, не нарушая договоренностей, что он не получает известий от своего молодого друга из Германии, После чего этот рой медиумов принялся за работу, выделяя для него воск и мед. Большинство из этих выделений оказались синтетическими. Ланни уверился, что умные жулики догадались, что пропавший без вести был родственником Йоханнеса Робина, Его самого газеты недавно называли пропавшим, а теперь он вдруг появился в компании с Бэддами. Так как Ганси давал недавно интервью в Париже по этому вопросу, его можно было не брать в расчёт. Так как Фредди бывал в Лондоне и был известен всем друзьям Бэддов, то не надо быть изощрённым детективом, чтобы получить его имя. Каждый выпуск Манчестер Гардиан был полон рассказов о концентрационных лагерях и жестоком обращении с евреями. Поэтому духи стали изливать кучу подробностей. Беда только в том, что в них не было что-нибудь важного.
Был только один медиум, кого Ланни знал и кому доверял, и это была Мадам. Но ее контроль, Тикемсе, был еще не в ладах с Ланни и не будет напрягаться для него. В Нью-Йорке контроль был готов повторять французские предложения по слогам, но теперь он отказался делать то же самое для немецкого языка. Он сказал, что это был слишком безобразный язык, со звуками, которые ни один цивилизованный человек не может произнести. И это говорил вождь ирокезов! Тикемсе сказал, что Фредди не было в мире духов, и что духи, которые пытались говорить о Фредди, похоже, не знают, что-либо определенное. Тикемсе мог сказать клиенту: «Вы опять собираетесь спросить меня о том еврейском парне?» Это грозило разрушить медиумизм Мадам и ее карьеру.
VIIIМарселина была приглашена провести лето у Помрой-Нилсонов вместо яхт круиза, который был грубо аннулирован. Марселине и Альфи было по шестнадцати лет, они быстро вытянулись и, стали тем, что англичане называют «длинноногими». Это возраст самосознания и беспокойства. Многие вещи внезапно изменились и смущали их молодые умы. С друзьями того же возраста они играли с тонкими намеками на любовь. Они чувствовали влечение, потом сторонились, обижались и мирились, много говорили о себе и друг с другом, и различными способами готовились для серьезного дела, супружества. Марселина дразнила Альфи, показывая свою заинтересованность в других мальчиках. Она имеет право на это, не так ли? С чего это ей влюбляться в того, в кого укажет ее семья? Что за старомодные идеи? Будущий баронет был горд, обижался, злился, потом возбуждался. Himmelhoch jauchzend, zum Tode betrubt![154]
Ирма и Ланни приехали на выходные, чтобы посмотреть, как идут дела. Прекрасное старое место на Темзе, где так тихо после бурь и напряжений большого мира. Особенно после Берлина, с его огромными и по большей части безвкусными общественными зданиями, его грубыми и суровыми статуями, воспевающими военную славу. Здесь, в поместье «Плёс», все было мирно. Старая река казалась укрощенной и чистой, безопасной для прогулок, как раз для влюбленных и поэтов.