Ну да, куда уж мне с моими неуклюжими движениями, остановками, непопаданиями в отверстия... То, на что у меня бы ушли часы или дни, эти вертихвостки делали за минуты. Ещё бы. Детвора плела феньки, впечатлившись Милиным украшением, взрослых я заставила напрячься: пытались сделать колье. Они пока не совсем понимали, что, как и зачем, но сам процесс захватывал, лишние вопросы не сыпались.
- Вот. Наплетём украшения - и продадим их со свистом, - брякнула я не подумавши.
Видели когда-нибудь лицо ребёнка, у которого отняли игрушку? А тут - куча огорчённых глаз, недетское страдание. У девчонок аж слёзы брызнули. Даже Мила поскорее руку за спину спрятала. Будто я собиралась отнять у неё "сокровище".
Стало тихо. И показалось вдруг, что побьют меня. Истерично, с выдиранием косм и расцарапыванием морды когтями. Я аж попятилась.
- Ну вы чё?.. Да будет и вам, и другим. Как раз нарядитесь, чтоб продавалось лучше.
- А как добро закончится? - практично заметила девчонка моего возраста с ярко-зелёным взрывом на макаронной фабрике вместо волос.
- Об этом подумаем потом, - авторитетно заявила я. - Сейчас важно работать. И не жадничать! Я что-нибудь ещё придумаю.
Кажется, пронесло. Избиение небесной особи отложилось на неопределённое время. Фуф... Но дух я перевела как-то вот зря...
Задрожали и подпрыгнули бусины на столе. Я почувствовала, как завибрировал браслет на Милиной руке. Девчонка встрепенулась, заверещала тоненько, протяжно, как щенок, которому больно, и кинулась прочь из сада. Я понеслась за нею вслед.
Вот гадство, к этому можно когда-нибудь привыкнуть?..
Глава 31
Тёмные кольца из безвременья. Мила
Ей хотелось походить на Дару. Быть смелой и дерзкой. Говорить прямо и смеяться. Говорить... Больше всего на свете хотелось говорить.
Иногда она чувствовала, что слова распирают горло, рвутся наружу, как из тюрьмы, но, обессиленные повторением начальных звуков, прячутся назад в темницу и горестно прикрывают голову руками.
Раньше ей не хотелось разговаривать. Даже внутри она не вела длинных монологов. Обходилась односложностями и образами. Находила пару слов, в которые могла вместить главное. А если не находила, то не огорчалась: сразу не объяснишь, потом слова становятся не нужны - опоздали.
Она любила слушать Иранну. Круглые слова выходили из муйбы неспешно, с достоинством, как артисты в драме, которую она видела однажды на ярмарке в городе. Смысл, замешанный на Ираннином голосе.
Геллан говорил по-другому - проще, но часто не договаривая. У него была своя темница для слов: он не давал ходу эмоциональным всплескам, не позволял мечтать вслух и никогда не выпускал на волю ложные обещания или лживых болтунов. Последние, кажется, вообще не рождались в твердокаменном брате. Меданы больше орали насмешливые и дёрганные слова, любили приукрасить, посплетничать, повыкрикивать грубости, завистливое шипение.
У всех была хоть какая-то речь. Пусть несовершенная, бедная, обезличенная... Хотя нет, о такой она не мечтала. В последнее время грезилось о красивой прохладной реке - свободной, широкой, стремительной. Вот так она хотела говорить сейчас, но не верила, что это возможно...
После плошки с краской она думала, что Иранна насядет и будет требовать повторения, замучает вопросами на уроках, станет жесткой и властной, какой она бывала с другими, как только видела, что зацепила и "процесс пошёл": муйба любила добиваться результата.
С ней она вела себя иначе. Сразу это обрадовало: не нужно сжиматься и ожидать краха, что не получится. Чуть позже пришло разочарование: неужели она настолько никчемна, что не надо даже пытаться вытянуть из неё хоть что-то?.. А потом стало не до самокопаний и поедания собственных внутренностей.
Жерель - прохладное, спокойное, магическое слово. Бездонное, как золотые разводы, острое, как вертикальный зрачок дракона. Спокойствие - вот что ощутила она, заглянув внутрь идеального круга в саду. Будто что-то перемешало всё внутри огромным кулаком пекаря. Вот только что была квашня, бурление, лишние пузырьки, а сейчас стало тестом - мягким, податливым, но не до конца вымешанным.
Ей нужны были руки: твёрдые, уверенные, властные. Требовались костяшки пальцев, пока ещё оставляющие вмятины, но успешно убирающие всё неважное, неглавное, пустое, бесполезное, вредное. Она знала: настанет момент, когда не останется вмятин: тесто её души станет эластичным, упругим, настоящим. И тогда она сможет испечь душистый хлеб, который станет сутью, заменит ложное на истинное, откроет дверь, за которой - свет.
Она не перестала бояться, пугаться, но чувствовала, как просыпается, хоть и нехотя, уверенность. Она впервые в жизни солгала, выгораживая Дару. Соврала и не почувствовала вины, Каждый день делала какие-то крохотные шажочки, что позволяли оживать, распрямлять плечи и наконец-то поднимать глаза к солнцу...
Жерель не давала ей силу, могущество, всплеск. Жерель дарила возможность убрать ненужное, избавиться от хлама, расставить на внутренних полочках диковинные баночки, скляночки, снадобья, без которых не будет Милы - той самой, но другой. Новой Милы, которая сможет не бояться, не оглядываться, ожидая удара или боли.
Новой Миле хотелось попросить у Иранны новую плошку с тем самым особым составом, расспросить, что там намешано, и попробовать заново создать радужную краску. Шкура получилась необычной, будто радужные разводы впитались и мягко засветились изнутри. Интересно, что пошьётся из неё и для кого?
Новая Мила перестала думать, что Ираннины уроки не оставляют следа: всё стало интересным и со временем - она знала - найдёт применение. Оказалось, она многое помнит - знания приходят изнутри, выныривают и удивляют.
У прошлой Милы никогда не рождались вопросы, а сейчас ей хотелось задавать их бесконечно, но косный язык и запинания на звуках не давали сделать этого. Зато она могла наблюдать, учиться новому и получать ответы, когда рядом находилась Дара. Слова так и сыпались из неё: любопытные, задорные, смешные. Иногда резковатые, но всегда образные. А ещё она вечно что-то придумывала, находила занятия себе и окружающим, командовала легко и по-хозяйски. Никому в голову не приходило ослушаться или махнуть рукой.
Они с Гелланом чем-то неуловимо походили друг на друга. Внутренней уверенностью, наверное. Так-то разные... Но вот в этом умении управлять без оглядки и сомнений прорезалось в них что-то такое, что даже лица делало похожими... Будто не она, Мила, а Дара - его сестра... Не было зависти, а только восхищение: хотелось быть такой же раскованной, искристой, быстрой на дела и слова.
Делать украшения из мимей не догадался бы никто. И не потому, что мимеины семена никому не встречались раньше. На Зеоссе полно чудесных растений и без мимей. Не носят женщины украшений - и ладно, все к этому привыкли. Оказывается, разрушать барьеры - легко. Куда легче, чем заговорить гладко, без заикания...
Браслет из семян мимеи холодил запястье, льнул к коже, будто всю жизнь она носила его на руке... Украдкой любовалась, гордилась, радовалась. Неожиданный подарок, не очень часто выпадающий на её долю.
Она понимала, почему все завидуют. Надень браслет Дара кому-то другому, она, наверное, тоже завидовала бы тихой тоской несчастного писклика. Она понимала, почему девчонки и меданы кинулись плести браслетики и бусы с такой жадностью и энтузиазмом. Наконец-то и у них может быть что-то блестящее, красивое, необычное. А не только крохотные амулетики на шее, вырезанные из корней исчезнувших будов и бережно передаваемые из поколения в поколение.
Ей хотелось рассказать, что здесь и растения часто похожи на драгоценные камни: мешают силе, глушат способности... И что семена мимей - счастливое исключение. Как и слёзы эхоний, которые не принято носить женщинам...
В какой-то момент она увлеклась повальным энтузиазмом: следила, но не решалась даже попробовать пронзить иглой семя или нанизать бусину одним движением пальцев. Казалось, все заметят её потуги - и посмеются. Как не со злом, но всё ж с торжеством посмеялись над Дарой. Хорошо, что Небесная не обращает внимания на такие мелочи. Оставалось работать, как Дара: не спеша, руками, нанизывая бусину за бусиной.
Никто ничего не услышал. Никто ничего не понял. Она почувствовала за какую-то секунду раньше момента, когда задрожали бусины на столе. Браслет на запястье завибрировал, и она полетела туда, куда вёл её Зов.
Неужели это её голос, такой пронзительный и высокий?.. Рядом зарычали пёсоглавы и кинулись вперёд, но вились вокруг её ног, не решаясь оторваться даже на полшага. Им страшно. Они идут следом, потому что должны защищать, но боятся кинуться и заслонить собой. Потому что страх этот - выше, сильнее, бездоннее преданности.
Она хотела крикнуть, чтобы предупредить, но предательский язык не слушался. Только тонкий, закладывающий уши вой. Она кричала, пока хватало дыхания. Она вопила, пока не сорвала голос... Никто не услышал - слишком далеко. Никто, кроме брата. Замер, прислушался, обернулся.
- Нет! - хотелось крикнуть громко.
- Берегись! - хотелось прокричать по слогам, но ветер залезал в рот и глушил отчаянный вопль.
- Не со мной! - кричало её сердце и рвалось из груди испуганными толчками.
Она уже видела чёрную петлю, что появлялась из земли бесшумно и страшно. Кричать больше было нечем, поэтому она сделала то, чего не делала никогда: зацепилась взглядом за какой-то острый камень и сделала гигантский скачок вперёд.
- Ох, ни фига се... - пробормотала потрясенно Дара, но Мила её уже не слышала.
- Держись, Небесная! - проорали рядом две разноцветные молнии - Ума и Аттита - подхватили её под руки и запетляли, догоняя Милу.
Геллан понял, почувствовал и обернулся назад уже с мечом в руках - успел плавно освободить лезвие из ножен. Он мягко отскочил, сбивая с ног стоявших рядом. Нельзя позволить, чтобы тварь сожрала или захватила кого-нибудь.
Чёрные кольца появлялись из земли одно за другим. Быстро, как выстрел стрелы из лука искусного охотника, бесшумно, как умеет делать только кольцеглот.
Он успел разрубить одно кольцо, когда из земли появился шипастый хвост. Меч со скрежетом прошёлся по нему, черкнул, как перо по бумаге, оставил след, но не навредил. Хвост кольцеглота ударил, как хлыст: со свистом, резко, пробивая в земле узкую трещину. Геллан успел увернуться.
- Отползайте, отползайте подальше! - крикнул, пытаясь защитить тех, кто ничком лежал, обнимая твердь.
Из земли выскочило ещё одно кольцо, а затем показалась голова - узкая морда рептилоида, почти безглазая, но зато с пастью, способной заглотать человека полностью. Тварь раскрыла рот и тут же захлопнула, не дав Геллану воткнуть туда меч. Он разрубил ещё одно кольцо. Брызнула чёрная липкая кровь.
Стакер отскочил, делая кульбит назад. Знал: если увязнет в этой жиже - смерть придёт быстро. Хвост задел по ноге, разрезая одежду и кожу. Он почувствовал горячую боль, но не позволил ей обездвижить себя: двигался, отскакивал, кружил, взвивался в воздух и рубил. Колец становилось больше...
Краем глаза заметил, как приближается Мила и меданы с Дарой.
- Мила, не подходи! - крикнул и снова закружил, перемещаясь беспорядочно и быстро, чтобы сбить кольцеглота, не дать ему понять траекторию движения.
Кульбит вперёд, назад, колесо в сторону - удар в кольцо. Лезвие - чёрное от густой липкой крови. Скоро не так просто будет ударить, не то, чтобы разрубить...
Мила остановилась в нескольких метрах. Далеко, но недостаточно безопасно. Кольцеглот почувствовал новую жертву, на мгновение замер. Этого хватило.
Мила раскинула руки и сжала кулачки. Тварь зашипела и забилась, скованная невидимой силой. Кольца извивались быстро-быстро, складывались в кренделя, хвост мотался, как обезумевший, сёк землю и пробивал узкие щели на метровую глубину. Милу мотало из стороны в сторону. Казалось, ещё немного - и свалится. Подоспевшие меданы подскочили с боков и протянули руки, помогая удержать поток. Дара осталась валяться на земле.
Кольцеглот затрубил изнутри. По земле прошла дрожь. Медан и Милу мотнуло так, что оторвало от земли. Геллан поскользнулся, но всё же ударил мечом, целясь в горло твари. Меч прошел по касательной, ранил, но не вошел глубоко.
Он услышал, как закричала Дара и поднялась во весь рост. Хотел крикнуть, но не смог: ему с трудом удалось отлепить тело от липкой земли и увернуться. Часть одежды осталась на застывающей и превращающейся в клеевой студень крови...
Дара раскинула руки и колыхнулась всем телом вперёд, удержав от падения Милу и медан ударной волной своей энергии, а затем, подняв руки вверх и, слившись в потоке с девочкой и женщинами, сжала в кольцо горло кольцеглота. То же самое сделала и Мила. Кольцеглот разинул пасть - и Геллан засадил меч по самую рукоятку, провернул и вырвал горло изнутри, разрезая плоть вниз. До тех пор, пока хватало сил. До тех пор, пока меч не увяз в грудине.
Последним усилием воли и окаменевшей руки он выдернул меч из подземной твари (иначе оружие навсегда осталось бы в застывшей до камня крови) и покатился по земле прочь - так быстро, как смог, теряя остатки одежды и сознания. Подальше, на траву, его оттягивали уже меданы, Мила и Дара.
А вокруг откуда-то появились люди, люди, люди... Бежали со всех сторон. Мужики добивали агонизирующего кольцеглота и ругались так, что даже не слишком правильные меданы закрывали уши детишкам помладше... Но всего этого Геллан уже не видел. Зато видела Мила.
Она посмотрела на Уму, Аттиту и Дару. Перемазанные, грязные, напуганные и оттого немного злые. Меданы пытались привести в чувство Геллана, шептали что-то и хлопали по щекам, отчего походили немножко на сумасшедших. Дара смотрела Миле в глаза. Серьёзно и пристально.
- Мы победили, - твёрдо сказала Мила, впервые в жизни забыв, что она заикается...
Глава 32
Пой, Милашка, пой! Геллан
Голоса накатывали волнами, дробились, пульсировали эхом, повторялись бесконечно, назойливо и как будто сквозь толщу воды. Хотелось мотнуть головой и вытрясти звуки из ушей, чтобы настала тишина.
- Мы победили-или-или-или... - это сказала, кажется, Мила
- Он без сознания! В себя не приходит-одит-одит-одит... - кажется, Ума.
- Расступитесь-итесь-итесь-итесь! - властный голос Иранны.
Уверенные руки проходятся по всему телу, пальцы сжимают узкий разрез чуть выше лодыжки. Резкая боль и темнота...
В руках Иранны молнией сверкает нож. Она уверенно вскрывает почерневшую и вспухшую рану. Дара тихо ойкает.
- Там яд. - отрывисто говорит муйба и начинает массировать ногу, выдавливая чёрную густую кровь.
- Надо ртом, - бормочет Дара.
Ведьмы смотрят на неё, как на сумасшедшую, а Иранна бросает острый взгляд и кивком головы подзывает к себе. Повторять дважды не нужно: Дара садится на колени и впивается ртом в узкую рану, отсасывает и сплёвывает, отсасывает и сплёвывает. До тех пор, пока кровь не становится нормального цвета.
- Прижечь, - говорит она, задыхаясь. - Раскалённым ножом.
Ивайя высекает огонь из пальца. Иранна водит ножом над пламенем, а затем прикладывает лезвие к узкому разрезу. Геллан дёргается и шипит, но нога зажата руками Дары и Милы. Тёмные короткие кудри и коса цвета эхоний. Только это удерживает его от ругательств.
- С возвращением. - кидает муйба. Глаза её горят, а лицо безмятежно спокойно. Ни морщинки, ни чёрточки у жестких губ.
- Не дождетесь, - произносит он слабо.
В ушах - вата и шум, в глазах - волны и качка. Он пытается приподняться на локтях.
- Ты бы полежал немного, сынок.
Отрицательно мотает головой и упрямо пытается сесть. С пятой попытки ему это удаётся. Дара утирает рот рукавом. Он помнит её горячие губы.
- Воды! - кричит девчонка.
Кто-то приносит ведро и черпак.
- Пей! - жестко приказывает она и тычет черпаком в зубы. Хочется засмеяться, но он не смеет, покорно пьет холодную ключевую воду. Ледяную, обжигающую, вкусную до сладости.
- Т-ты ж-ж-жив, - плачет Мила и подпирает его плечом сбоку.
Плачет тихо, почти беззвучно, глотая слёзы и не решаясь их утереть.
- Не плачь. Меня невозможно убить, - пытается иронизировать. Голос срывается и плавает, как щепка в водовороте, - кольцеглот и тот подавился.
Получив свободу, распрямляясь, радостно хлопает крыло. Второе саднит и неуклюже прячется в обрывках одежды. Правой стороне повезло чуть больше.
- Помыться и переодеться, - командует меданами Иранна.
Никто не спорит, что удивительно. Напуганы. Тёмную тварь разрубили на куски. К остывающей липкой крови жадно присосались набежавшие со всех сторон ткачики.
- Фу, какая мерзость, - кривится Дара с отвращением.
- Хоть землю очистят. А то год ничего расти не будет, - тихо говорит он и пытается подняться.
- Посиди уж. Ты знал, да?.. Вырядился с утра, как самурай, словно народ попугать. А сам знал.
- Не знал. И даже не предчувствовал. Решил ночью быть всегда готовым к... неприятностям.
- Всё из-за меня. Если бы не я... здесь было бы спокойно... Зачем я только сюда провалилась-то, господи...
- Дара.
- Ну что, Дара, что Дара?!
- Здесь уже было неспокойно, поэтому не преувеличивай собственную значимость.
Ему удалось сказать это едко, с насмешкой. Девчонка выпрямилась, сжала губы и замолчала. Именно этого он и хотел. Не хватало ещё, чтобы меданам в головы влезла эта чушь. Хорошо, что всем было не до девчоночьих сетований.
Он поднимается с земли, пошатывается, морщится от боли в ноге. Терпимо, могло быть и хуже.
- Спасибо, - говорит тихо и прикасается к пальцам Дары.
- За что? - девчонка дёргает плечом и упрямо смотрит куда-то вперёд.
- Провалялся бы долго. Яд отсасывают и прижигают рану только стакеры. Остальные... либо учатся у них случайно, либо по-старинке.
- Я ни у кого не училась. По телику видела в каком-то фильме.