– Я же обещал…
Мы лежим в воде, хотя ванна не предназначена для двоих, да еще когда у одного такие габариты, как у Кости, но мне все равно хорошо. Я потягиваю коньяк и согреваюсь.
Костя тоже вроде расслабился, рассеянно гладит мою грудь и молчит. Я беру его руку и подношу к лицу:
– Ты расстроился?
– Не люблю, когда меня шантажируют. Я от нее уйду, наверное.
– Ну и дурак.
– Почему?
– Потому.
– Спасибо.
– На здоровье.
Молчание длится минут десять, вода уже холодная. Я осторожно шевелюсь, чтобы как-то напомнить Косте, что пора бы и вылезать уже.
– Ты иди… – говорит он. – Я сейчас…
«Сейчас» растягивается, я успеваю с полчаса в аське потрепаться и еще коньячку влить в свой отогревшийся организм. Джеральд спит в соседней комнате, храпит так, что слышно во всей квартире. Костя возвращается какой-то задумчивый, видит пустой стакан и морщится:
– Напилась уже?
– Да с чего бы? – потому что стакан коньяка не та доза, после которой меня принято считать пьяной.
– Я тебя просил…
Переворачиваюсь на спину и смотрю на него в упор. Я понимаю причину недовольства – раз выпила, то уже ни на что не гожусь, никакой работы со мной. А ему было нужно, я чувствую…
– Прости меня… ну, хочешь – что-нибудь другое сделай…
– Что я с тобой могу сделать, когда ты такая? – в голосе едва скрываемое раздражение и досада.
– Но ты же сам меня напоил! – вполне резонно замечаю я, дотягиваясь рукой до его лица. – Зачем было цирк устраивать с прогулками по снегу?
– Ты стала слишком много разговаривать. Ты не должна быть такой, ты должна быть покорной.
О, ну все! Сейчас опять начнет читать мне мораль… Я не могу быть покорной – я изначально другая! И то, что я часто иду у него на поводу и позволяю делать какие-то вещи, лично мне глубоко противные, еще не значит, что так должно быть постоянно!
– Костя… я не виновата в том, что все так. Я не виновата в том, что ты ссоришься с женой! И поэтому наказывать меня за это ты просто не должен!
– Не говори мне, что я должен, а чего нет! – взрывается он. – Я не могу понять, почему ты такая эмоционально тупая! Тебе когда-нибудь бывает плохо – просто плохо внутри, не от физической боли, а от душевной? Мне вот кажется, что нет! Ты холодная и равнодушная, тебе наплевать на все и на всех, кроме себя лично! И только за свое благополучие ты вечно переживаешь, вечно думаешь только о том, каково тебе! А каково мне – ты думала хоть раз?!
Я встаю, набрасываю халат и ухожу в кухню. Мне плохо. Это не от коньяка – это от несправедливых обвинений в черствости. Я сочувствую ему, понимаю, как ему тяжело: жить с одной женщиной, а ловить кайф в постели с другой – это трудно, от этого двоится в голове. Но ведь не я в этом виновата! Не я!!!
Я хочу курить, так сильно хочу, что трясутся руки. Сигара лежит в кармане куртки, я иду в коридор, а когда возвращаюсь, обнаруживаю в кухне Джера, пьющего молоко прямо из бутылки. Вздрагиваю, а он поворачивается на звук шагов:
– О, Лори… ты чего бродишь?
– Покурить…
– Ну садись, покурим.
Я устраиваюсь за столом напротив него, Джер достает сигареты. Раскуриваю сигару, выпускаю дым и чувствую, как отпускает. Джеральд разглядывает меня так, словно не видел сто лет. Мне не по себе:
– Что?
– Да вот смотрю… ты как-то изменилась, Лори, я даже не могу понять, в чем именно. Я тебя запомнил не такой, какой ты сейчас оказалась.
– Да? И какой же?
– Скажи – у вас все нормально? – Он курит и пристально смотрит на меня.
Я ежусь – не нравятся мне ни вопрос, ни его взгляд. Заметив мое состояние, Джер усмехается:
– Лори, неужели ты такая злопамятная? Все еще обижаешься? С такой зависимостью от чужого мнения надо бороться. Слишком серьезно все воспринимаешь, так нельзя. Знаешь, почему ты не можешь до конца раскрепоститься? Потому что все время думаешь о том, как выглядишь со стороны. А ты не думай об этом – зачем?
– Можно я скажу? Я не обижаюсь, просто… Все было как-то не так, неправильно… Я не люблю, когда на меня давят морально, а ты именно это пытался сделать – ты пытался меня унизить, заставить почувствовать себя никем.
– Так не в этом ли принцип подчинения, а? Почувствовать себя никем и полностью себя доверить другому человеку? – Он давит окурок в пепельнице и подвигает стул ближе ко мне. – Лори, ведь ты все равно хоть чуть-чуть, но получила удовольствие? Хоть чуть-чуть, признайся… я же видел – ты почти плакала, а не говорила ни слова, и твое «не надо» звучало как «да… еще…» – разве нет? – Он берет мои ноги и перемещает к себе на колени, я дергаюсь, но он сжимает пальцы на щиколотках: – Не сопротивляйся, я не буду ничего делать – ведь мы договаривались с тобой, помнишь? Я не нарушаю обещаний – если только ты сама не попросишь.
Я не попрошу, даже не сомневайся… Не попрошу – потому что больше всего на свете сейчас хочу попросить.
Джеральд начинает гладить мои ноги – похоже на массаж, расслабляет… Такие пальцы у него сильные, разминают мышцы на икрах, даже больно. Я откидываюсь на спинку стула, посасываю сигару и молчу.
– Скажи-ка – тебе сейчас хорошо? Вот в данную минуту, если отбросить все, что у тебя в голове, – хорошо?
Мне хорошо… мне почему-то так хорошо, что я начинаю терять голову от прикосновений твоих рук… но говорить этого тебе я не буду.
– А, молчи – я и так вижу. Ты просто не знаешь, каким я бываю, если захочу. У меня есть женщина, и она ни разу не говорила мне, что ей со мной плохо. Лори, ты просто сейчас запуталась, я вижу. – Он придвигается чуть ближе, голос обволакивает меня, и я чувствую, как все тело покрывается мурашками. – Знаешь, что тебе мешает? Чувство вины. Да, ты себя чувствуешь виноватой в том, что у Кости так все… что с женой он поругался, что он злой сегодня… Ведь так?
– Я не взваливаю на себя то, что не могу унести. Его семья – его проблемы. Мне своих хватает.
– Не ври, Лори. Я тебя насквозь вижу – ты убитая какая-то. И у тебя все внутри болит. Тебя глаза выдают. Иди сюда… – Он стаскивает меня со стула и усаживает на колени. – Не бойся… ну почему ты такая, а? Не знал бы, что ты творишь иной раз, так подумал бы, что ты девственница.
Ага – с моим-то прошлым… невинная овечка просто… Его рука скользит по моей шее вверх-вниз, теребит мочку уха, чуть тянет за длинную цепочку серьги. Удивительно, но я совершенно перестала его бояться, просто сижу и прислушиваюсь к движениям его пальцев…
– Лори… скажи мне – вы часто занимаетесь сексом? Ну, с Костей?
– Часто…
– И тебе нравится?
– Я не знаю… я не думаю об этом…
– А напрасно… тебе именно это мешает.
– Почему?
– Потому что ты во время таких занятий постоянно ждешь от него жесткости, а он не проявляет ее. И тебе не особенно это нравится. Ты все время хочешь, чтобы он тебя грубо взял, так, чтоб ты выгнулась вся от боли – потому что тебе именно это и нравится – когда искры из глаз.
– Наверное…
Я, признаться, сама об этом часто думаю. И примерно этими же словами… надо же, какой он тонкий психолог! Костя не чувствует меня порой – и это меня бесит. Ему бы побольше жести, вот как у Джера, и тогда все было бы вообще ух…
– Лори… почему ты не хочешь попробовать со мной? Чтобы только ты и я? Я дал бы тебе то, что ты никогда не получишь с Костей… ты мне нравишься, Лори, я бы с удовольствием провел с тобой пару ночей… Лори… ты меня слышишь? – Он разворачивает мое лицо к себе и вдруг впивается в рот губами. Я расслабляюсь и позволяю ему целовать меня. – Видишь? – шепчет он, отрываясь. – Тебе самой хочется, Лори… Пойдем ко мне? Я тебе покажу кое-что такое, от чего ты просто улетишь…
Я не могу… это неправильно, потому что тогда это уже… это… я не знаю, я запуталась – но так нельзя, так не должно быть! Просто не должно, потому что Костя спит в соседней комнате. Я вдруг вырываюсь из рук Джера и отскакиваю к двери, стряхнув с себя оторопь:
– Нет!
– А что ты орешь? – невозмутимо спрашивает он таким тоном, как будто ничего не случилось. – Я не давал тебе права повышать голос.
– Ты мне никто!
– Ты очень ошибаешься, Лори… очень сильно ошибаешься. И поймешь это очень скоро. Погоди-ка…
Он уходит, толкнув меня обратно к столу. Я едва дышу от негодования и злости на себя – что это вообще было?! Я спятила, что ли?!
Джеральд возвращается с каким-то листком, кладет его передо мной – это оказывается снимок… Ох ты… это же я и он… Я и он – в прошлый раз!!! Когда Костя успел это снять?! Я подвешена за наручники к растяжке, голова запрокинута назад, а Джер стоит передо мной, и его рука вот-вот нырнет мне между ног. На его лице такое садистское удовольствие, что он, кажется, просто умирает от него… Господи, какой кошмар…
Не могу поднять глаза… мне так паскудно, что я сама себя ненавижу…
– Не казнись, Лори, – усмехается Джер, забирая фотографию. – Ты тут в отключке, вот мы и поиграли с Костей. Ты же видишь – на тебе юбка. А ты в момент съемки была уже без одежды – разве не помнишь? Так что это – чистая постанова… Ты очень мне нравишься, Лори. Очень. Если хочешь знать, однажды вы делали работу для меня. Я ее оплачивал. Тот самый «хард», уж если на то пошло.
Не могу поднять глаза… мне так паскудно, что я сама себя ненавижу…
– Не казнись, Лори, – усмехается Джер, забирая фотографию. – Ты тут в отключке, вот мы и поиграли с Костей. Ты же видишь – на тебе юбка. А ты в момент съемки была уже без одежды – разве не помнишь? Так что это – чистая постанова… Ты очень мне нравишься, Лори. Очень. Если хочешь знать, однажды вы делали работу для меня. Я ее оплачивал. Тот самый «хард», уж если на то пошло.
Я выскакиваю из кухни и бегу в комнату, запираю на ключ дверь и забиваюсь в кресло, начиная рыдать. Что со мной происходит, я уже не понимаю, не могу понять… Потом я вдруг встаю, подхожу к столу, на котором лежит фотоаппарат, беру его и с размаху запускаю в стену. Все, больше никаких снимков, – ничего.
* * *Утро начинается с крика Кости – он обнаружил обломки любимой игрушки.
– Это ты?! Сдурела, сука, на хрен?!
Я открываю глаза и ничего не соображаю – что ему надо? Костя весь белый от злости, аж трясется. Я сажусь на кровати, поджав ноги, натягиваю простыню и молчу. Что говорить – и так все ясно.
– Я тебя спрашиваю – на хрен ты это сделала?!
– Я больше не хочу никаких снимков.
– А просто сказать не могла?! Надо было «Никон» вдребезги разбить?! Истеричка малахольная!
– Ты не понимаешь слова.
– А ты?! Ты, на хрен, понимаешь?! Хорошо еще, что вчерашние снимки я успел скинуть в ноут! Вот же сука, а?! Тебя убить, что ли?!
– Полегчает?
Он отшвыривает то, что осталось от фотоаппарата, и замахивается, чтобы отвесить мне пощечину, но я совершенно спокойно и жестко говорю:
– Даже не пробуй.
И он словно опомнился, опустил руку и сел на кровать. Берет меня за запястье и тянет к себе:
– Лор… ну, что за фокусы, а? Зачем? Все было так хорошо – и вдруг опять какие-то заморочки.
– Заморочки?! Ты не понимаешь, да?! Ты не понимаешь?! Зачем ты делал заказ для Джера?! Как ты вообще посмел?! Почему не сказал?! Зачем?!
Он смотрит на меня непонимающе, потом губы его кривятся в ухмылке:
– Так и знал, что он это сделает. Не сможет не сделать. Признался, значит… Когда?
– Сегодня ночью.
– Что ты делала у него ночью?
– Не у него. Я курила в кухне.
– И он пришел к тебе с твоей фотографией, да? – усмехается Костя, отбрасывая волосы с моего лица.
– Нет. Мы разговаривали.
– О чем?
– О тебе.
– Не ври! – орет Костя, и я морщусь. – Я же просил – никогда не ври мне!
– Я не вру – можешь у него спросить. Мы просто разговаривали.
– Ты врешь! Он не может просто разговаривать. Он тебе что-то предложил? Ну?! – Он встряхивает меня за плечи. – Говори!
Я молчу. Что я должна сказать – что Джер предложил мне обойтись без него, Кости? Что мы целовались? Не думаю, что он это оценит.
– Что ты молчишь?! Что у тебя с ним было?!
– Прекрати… ничего не было…
– Неправда!
– Костя…
– Говори!!!
Он хватает меня за горло, я закрываю глаза и замираю. Когда Костя в ярости, с ним лучше не спорить, не возражать – иначе это его только подстегнет.
– Почему ты молчишь?! – орет он, и я хриплю, задыхаясь:
– Потому… потому что ты… горло…
У него словно пелена спадает с глаз, он в недоумении смотрит на свою руку, сжимающую мое горло, и убирает ее.
– Прости… прости, я что-то… не соображаю совсем…
Я растираю руками шею, кашляю. Костя встает с постели, отходит к окну:
– Ты заставляешь меня сходить с ума, я перестаю себя контролировать… Лорка, я тебя умоляю – не надо, не делай мне больно…
– А ты? Когда ты прекратишь делать больно мне? Зачем ты устроил этот допрос? Я все сказала бы и так… просто мне нужно время, чтобы понять. Просто время – понимаешь, совсем немного, чуть-чуть… Костя, это уже просто невозможно, понимаешь? – Я встаю и подхожу к нему, прижимаюсь лицом к его спине. – Костя… потерпи, ладно? Потерпи, мальчик мой… все будет хорошо…
Он разворачивается и обнимает меня:
– Почему ты такая? Я не могу злиться на тебя, не могу… – он начинает лихорадочно целовать меня, и я чувствую, что сейчас уже никуда не пойду, а ведь мне надо на работу…
* * *Господи, наконец-то я дома! Валюсь в ванну, наполненную пеной и солью, расслабляю уставшие мышцы и блаженно дремлю. Хорошо… Завтра буду спать до обеда…
Вечер провожу в аське – по традиции. Ну должна же я с приятельницей обсудить все перипетии моей личной жизни! Мы на одном языке разговариваем, хотя находимся далеко территориально.
Она присылает мне пару чудесных песен, и я, закачав их в плеер, ложусь в постель. Но тут нелегкая приносит Костю. И я совершаю роковую ошибку – впускаю его в квартиру, чего никогда не делаю, ни при каких обстоятельствах. Сегодня, однако, черт попутал…
Сидим в кухне, пьем чай, и я вдруг решаюсь:
– Костя… я хочу потеряться на неделю-другую.
– Это в связи с чем еще? – удивляется он.
– Я очень устала – посмотри, как я выгляжу… Мне нужно отдохнуть, выспаться… да просто одной побыть. И тебе ведь тоже неплохо дома-то показаться… – Лишнее это, я уже сама понимаю, но поздно – пощечина.
– Не давай мне советов! И что опять за гнилые фокусы?! Что значит – ты устала? От чего?
– Костя… устать можно и морально – разве нет? Столько всего произошло за такое короткое время…
– И что?! – орет он, и я морщусь – не хватало еще соседей в курс дела ввести. – А Джер?!
– Что – Джер?
– Ну, с ним-то как?
– А что с ним не так? – не понимаю я, Костя вскакивает и сдергивает меня с табуретки:
– Ты что из себя идиотку тут строишь?! Можно подумать, ты не знаешь, зачем он приехал!
– И зачем же?
– Да к тебе, дура! Ради тебя! Думаешь, я ему нужен?! Ни фига – я только предлог, а цель – ты! И теперь ты все обламываешь?!
Однако… вот это сценарий… Это что же выходит – Джер приехал исключительно ради моего прекрасного тела? Неслабо… Если во фразе «летучий голландец» три первые буквы заменить на две другие, то выйдет как раз в точку… и в рифму… Да-а… Чем дальше, тем жизнь интереснее. Никогда бы не подумала, что ради какой-то фетишной фотосессии человек способен приехать за такие километры… Ей-богу, я становлюсь популярной… Или… догадка осеняет меня – да ведь, скорее всего, Джер опять заплатил Косте за возможность прикасаться ко мне, снимая процесс на пленку!
Все это проносится в моей голове буквально за считаные минуты. Костя ждет реакции – я вижу это по сжатым губам и напряженному лицу.
– Это уже не мои проблемы…
– Да?! Хочешь – твоими станут?! – орет Костя, снова встряхивая меня, как пыльное покрывало. – Ты сдурела совсем, дорогая моя! Забыла, что не можешь говорить мне «нет»?
– Это ты забыл кое-что! – шиплю я – мне уже порядком надоел его визит, если честно. – И еще – не ори! Ты не дома!
– Ты что мне спектакль тут устраиваешь?! – переходит на три тона ниже Костя, но меня не отпускает. – Что все это значит вообще?! Как я теперь приеду к Джеру и заявлю, что не будет никаких съемок?! Ты об этом подумала? – И я понимаю, что оказалась права в своих догадках.
– Почему я должна думать о прихотях твоего приятеля?! В конце концов, мы уже обсуждали с тобой, что это мое тело, и как им распоряжаться – я сама решу! Почему я должна делать то, что просто не могу сделать сейчас? Не могу – я устала, мне плохо и физически, и морально! Это если ты вдруг не видишь! – Во мне все уже просто клокочет и взрывается, я хочу, чтобы он ушел, оставил меня – пусть пройдет время, я чуть-чуть подумаю – и вернусь. Потому что я всегда возвращаюсь… Но сейчас ему лучше бы уйти.
– Выключи эту хрень! – раздраженно просит Костя, потому что из ноутбука беспрестанно орет «The Rasmus», не смолкая, по кругу.
– Мне нравится! – отрезаю я.
– Тебе вечно нравится только то, что бесит меня!
– Ну, вот такая я!
– Я бы тебя сейчас убил с удовольствием, но боюсь, что срок окажется длиннее этого самого удовольствия, – бросает Костя раздраженно и идет в коридор. – Что мне передать Джеру?
– Привет! – рявкаю я и выталкиваю его за дверь.
Закрываюсь зачем-то на все замки, хотя нужды никакой в этом нет.
«Вот и скажи Джеру своему, чтобы он с тобой снимался! Чтобы поездка не пропала! Отработай сам денежки, которые получил от него!» От подобной мысли мне становится как-то если не легче, то уж точно веселее. Я фыркаю довольно и направляюсь в спальню.
Там холодно – вчера, второпях собираясь, я забыла закрыть окно, и сегодня не могла понять, откуда так тянет холодом. Бр-р-р! Как теперь спать? Тут ледник, как в Арктике…
Ныряю под теплое одеяло и засыпаю почти без снов…
«Зачем я сказал? Зачем?! Я только все испортил… Теперь у меня только один выход. Я не могу оставить ее с ним, потому что… Да, как раз поэтому».
* * *Я слушаю очередной российский шлягер и просто плыву. В принципе не люблю женский вокал – даже не знаю почему. Но тут просто взрывает – каждое слово в душу, в голову, в сердце…
Мы это уже проходили – три года назад. Именно тогда я сказала себе – хочу, чтобы ты плакал. И заставила. Я не видела слез, конечно, – мне рассказали… Ну, еще бы – он не может плакать прилюдно. Ну, пусть не прилюдно – при мне…