- Гроб обязательно закройте, - комиссар уже был здесь и давал указания какому-то долговязому лейтенанту из БАО, - людей пораньше направьте, чтобы могилу успели выкопать. И на утро нужно полуторку выделить, гроб везти. Саблин?- комиссар увидел Виктора. Фамилию он произнес с небольшой задержкой, видимо вспоминал, - и вы здесь? Идите спать. Не стоит, после отбоя гулять по расположению. Нифонтову вы уже ничем не поможете. Идите…
Хоронили Нифонта на хуторском кладбище. Все было тихо, никаких речей и митингов. Тихо пришли, тихо похоронили и только нестройный залп из винтовок нарушил кладбищенскую тишину. Полетов снова не было, поэтому все летчики полка молча стояли и смотрели, как снежинки медленно ложатся на свежий холм мороженной земли. Этот холм и небольшая фанерная пирамидка - все, что осталось от Нифонта. Когда закончили насыпать холм, со стороны хутора раздался негромкий толи плач, толи вой. По едва пробитой дороге, к кладбищу, бежала Валька. В расстегнутой шинели, без шапки, вся взъерошенная, с распухшим от слез лицом. Она миновала летчиков и рухнула на колени у могилы, обняв пирамидку, завыла, запричитала, Свежая зеленая краска пирамиды пачкала ее волосы и лицо, снег падал на непокрытую голову, но Валька ничего не замечала. Она то начинала выть в голос, то что-то еле слышно бормотала, раскачиваясь, будто в трансе, содрогаясь в рыданиях всем своим толстым телом.
Виктор стоял потерянный. До него только начало доходить, что вместо Нифонта, там, внизу, мог сейчас лежать он. Мороженным, изорванным и изломанным куском мяса. Мертвым. А это уже все. Конец. Ничего больше не будет. Даже над могилой никто не поплачет. - После меня ведь совсем ничего не останется, совсем ничего, - тихо прошептал он. От таких мыслей его передернуло, по телу словно повеяло могильным холодом. - Дурак ты Витя,- едва шевеля губами, тихонько сказал он сам себе.- Не о том ты думаешь. Попал в самую жопу и кукарекаешь. Бабу еще подавай… зачем мертвецу баба? Баба живому нужна. Вот и думай, как тут выжить…
…Как обычно, в темноте сонные летчики выпрыгнули из полуторки и разбрелись возле КП. Потянуло табачным дымком, послышались ленивые разговоры. Ночной мороз потихоньку ослабевал, небо светлело. Судя по частым, тускнеющим в свете светлеющего востока, звездам, погода сегодня будет хорошая. Значит, будут полеты.
Виктор поправил шарф, поморщился, зацепив сбитой костяшкой за пистолетную кобуру. Долгое избиение груши имеет и негативную сторону. Шишкин, выполняя данное обещание, старательно учил его боксу. Это оказалось отличным средством от скуки, заниматься вечерами в их затерянной деревне было решительно нечем.
- Саблин? Где, тута, бродишь? - комэск уже вышел из штаба и теперь шарил по карманам в поисках зажигалки. - Слушай сюда, как рассветет, часиков в девять, слетаешь на разведку. Пойдешь один. Маршрут, тута, такой, сперва Латоново, потом Греково-Тимовеевка и до Марфинки. Посмотришь движение на маршруте, обрати внимание на скопление войск в деревнях. Штурмовать запрещаю, в деревни тоже особо не суйся, под МЗА не лезь. Ну да ты со мной туда уже летал, должен помнить. Иди, тута, готовься…
Вот, казалось бы, простой вылет на разведку. Слетать на место, посмотреть, что да как, вернуться и доложить командованию о результатах. Насквозь знакомая процедура, Виктор таких сделал уже пару десятков, можно сказать текучее мероприятие, по этому маршруту он летал уже не раз, изучил его вдоль и поперек. Однако сегодня все необычно, от волнения потеют ладони, мысли скачут с одного на другое испуганным табуном. Сегодня придется лететь одному, без комэска - ведущего. Лететь не хотелось. С комэском он прямо сейчас готов, хоть куда. А без него почему-то боязно, неизвестность пугала, вызывая волнение. Поэтому, Виктор, до последнего оттягивал момент полета. Сперва тщательно, до тошноты изучил маршрут на карте. Затем медленно, похоронным шагом, шел на стоянку, долго и тщательно осматривал самолет, мелкими придирками доведя Палыча до тихого бешенства. Наконец оттягивать неприятную процедуру стало некуда. Самолет, рыча прогретым мотором, стоял в самом начале полосы, контрольные приборы показывали, что все в порядке. Ракета с КП, разрешающая взлет давно прогорела. Виктор обреченно вздохнул и медленно двинул сектор газа от себя…
В небе волнение прошло. В небе волноваться некогда, в небе летчик занят делом, полет отвлекает от глупых мыслей. За линией фронта Виктор снизился, внимательно осматривая землю, чернеющие линии дорог. Впрочем, разведывать было особо нечего, грунтовые дороги днем оттаивали, и автотранспорт по ним проходил с трудом. Все, и наши и немцы, старались передвигаться по ночам. Только несколько подвод медленно брели по раскисшему чернозему, да у Анастасиевки неподвижно застыл посередине дороги одинокий грузовик. Воздушная разведка оказалась очень сложной работой, заставляя уделять повышенное внимание на все. Постоянный контроль за воздухом, чтобы не оказаться жертвой немецкого аса, контроль за приборами, контроль наземных целей. В начале, увлекаясь, осматривая пустынные, отчетливо чернеющие на фоне заснеженных полей дороги, он забывал следить за небом, затем спохватывался, начинал судорожно озираться, высматривая темные точки вражеских самолетов. При этом он забывал про дорогу, а один раз даже пролетел над небольшим хуторком, даже толком и не глянув в его сторону. Однако под конец полета Виктор научился правильно распределять внимание, лететь стало легче.
Как оказалось самое сложное, в этом полете, было не проведение разведки, а сесть на собственном аэродроме. Он тоже раскис, только узкая и короткая полоса, стараниями БАО еще годилась для взлета и посадки. Тут уж Виктору пришлось попотеть, он сумел сесть только с третьего захода. Очень уж велика была цена ошибки - можно было зарыться колесами в раскисший грунт с неизбежным капотированием. Однако обошлось, и вот уже самолет под шипение тормозной системы катится по неровному аэродрому быстро гася скорость. Очередной боевой вылет закончен.
Он выкарабкался из кабины, подмигнул все еще надутому от обиды Палычу, увидев подходящего комэска начал было рапортовать. Шубин не дослушал, пожал руку, сказав только - “Сам вижу, что нормально” - и даже помог снять парашют. Потом отступил на шаг назад и осмотрев Саблина с головы до ног насмешливо протянул: - Ну вот, можно сказать, что ты лишился девственности. Давно пора было.
Пока Виктор ошалело хлопал глазами, придумывая ответ, комэск уже доставал очередную папиросу.
- Дмитрий Вадимович, а вы же раньше столько не курили, - брякнул он первое, что пришло в голову.
- Да я, с вами скоро и пить начну, - Шубин ухмыльнулся, показывая неровные желтые зубы. - Кого угодно до ручки доведете. МЗА, тута, не работала?
- Нет, все чисто. Вообще все чисто, четыре подводы двигались в сторону Латоново и грузовик стоял, видимо неисправный. В деревнях пусто, даже людей не видно.
- Ну и хорошо, так в рапорте и напишешь. Смотри, тута, запоминай маршрут, что где, что изменилось. Ты разведчик, ты должен, тута, не только смотреть, но и видеть. Вот случай был, часто летал над деревенькой одной, потом вижу, у хаты три стога сена появилось. Откуда спрашивается в октябре, в прифронтовой зоне, колхозник столько сена возьмет? Как дал тута РС, а там танкетка замаскированная. Мотай на ус. Тебе скоро самому пилотов в бой водить. Чего, тута, вытаращился? Думаешь, я вечный? Вы с Шишкиным себя неплохо показали, хорошо деретесь. Да и других все равно нет, - он печально усмехнулся. Усмешка у командира вышла кривой, больше похожей на оскал. - Других нет, - печально повторил он. - Вас, тута, с Шишкиным назначают командирами звеньев, временно конечно. Что-то ты Витя, сегодня туповат. Хватит глазами хлопать и рот закрой. Вы воробьи уже стреляные, крови нюхнули, вот и будете командовать. Напихают нам с училищ желторотых, - комэск зло сплюнул. - Ладно, тута, об этом молчи пока. Иди, рапорт пиши.
И только вечером, когда Виктор анализировал прошедший вылет и просматривал свой маршрут на карте, он понял, почему их потрепанный полк до сих пор не уводят в тыл на переформирование, а все еще держат на фронте. Хотя казалось бы, какой в этом смысл? В полку осталось с десяток самолетом, из них, хорошо если половина сможет одновременно подняться в воздух. Истребители сильно изношены в боях, моторы свой ресурс уже почти выработали, а запчастей нет. Другим полкам дивизии периодически подкидывают самолеты, летное пополнение, их, 112му истребительному, с самого сентября ничего не поступало, только комиссара прислали. Но это-то и понятно, старый комиссар погиб, оба политрука эскадрилий тоже сбиты. А без партийного надзора никак. Хорошо, что число задач, после последних потерь, резко сократилось. Раньше часто летали на прикрытие наземных частей, на сопровождение ударных самолетов. Теперь ничего этого нет.
А все дело в вылетах на разведку. Их полк ведет разведывательную деятельность на почти стокилометровом рубеже фронта начиная от Таганрогского залива. Немцы, отступившие в декабре из Ростова, укрепились здесь, в хорошо оборудованных позициях на высоких берегах рек Миус и Крынка. Наступление наших войск уперлось в эти позиции и остановилось. Штурмовать их в лоб тяжело, необходимо форсировать реку, а потом, под ураганным огнем противника карабкаться вверх, на обледенелые высоты. Обескровленным после декабрьского контрнаступления советским частям это оказалось не под силу. Вот и топталась пехота второй месяц внизу, таская языков и проводя разведку боем, пытаясь нащупать слабые места в обороне. Вот потому и летали истребители, высматривая, не подвозят ли не немцы подкрепления, не готовят ли свое наступление.
А все дело в вылетах на разведку. Их полк ведет разведывательную деятельность на почти стокилометровом рубеже фронта начиная от Таганрогского залива. Немцы, отступившие в декабре из Ростова, укрепились здесь, в хорошо оборудованных позициях на высоких берегах рек Миус и Крынка. Наступление наших войск уперлось в эти позиции и остановилось. Штурмовать их в лоб тяжело, необходимо форсировать реку, а потом, под ураганным огнем противника карабкаться вверх, на обледенелые высоты. Обескровленным после декабрьского контрнаступления советским частям это оказалось не под силу. Вот и топталась пехота второй месяц внизу, таская языков и проводя разведку боем, пытаясь нащупать слабые места в обороне. Вот потому и летали истребители, высматривая, не подвозят ли не немцы подкрепления, не готовят ли свое наступление.
Большинство истребительных полков фронта перебросили на запад, под Ворошиловград, где продолжается наступление. На главном направлении, от их обескровленного полка толку немного, а здесь, даже такой, пригодится. По Сеньке оказалась шапка. На полк махнули рукой, выполняет задачи и ладно, пусть летает пока совсем не “сточился”…
С утра мороз усилился и снова зарядил снегопад. Снег сыпал и сыпал, покрывая истерзанную войной землю, закрывая замерзшую грязь дорог. Полеты на сегодня отменили, и летчики полка слонялись по деревне, не зная чем заняться. Виктор, которому сидение в темной хате надоело, выбрался на улицу, размяться и посмотреть окрестности. Все вокруг было белое - снег покрыл камышовые крыши хат, занес проталины, осел на ветках деревьев и заборах. Одного он не мог скрыть - уныние окружающего пейзажа. Хутор, в котором они жили, словно показывал будущую судьбу российской деревни - медленное угасание. Этот хутор начал умирать еще до войны, молодежи было очень мало, она либо подалась в город, на заводы, либо разъехалась по соседним деревням, что побогаче, Многих мужиков уже забрали на фронт. Запустение виднелось везде. Не удивительно, что в будущем, на этом месте была только небольшая роща. Только остатки фундаментов, да старые, выложенные известняком колодцы, говорили, что здесь когда-то жили люди.
За околицей, на засыпанной снегом, не пробитой еще дороге, стояла, телега с лошадью. Хозяин телеги, судя по росту, подросток, возился с другой стороны, скрытый бортом. Лошадь была вся мохнатая, под стать своему хозяину такая же маленькая. Она словно олицетворяла собой всю мировую скорбь и уныние. Она спокойно ожидала дальнейшего движения, равнодушно смотря на Виктора, на снег и на весь мир. Выглянул возничий, это оказался не молодой уже, маленький кривоногий красноармеец, увидев Виктора, он оживился.
- Товарищ сержант, угостите табачком?
Виктор отрицательно помотал головой, - Не курю!
Лицо у солдата разочаровано вытянулось, он начал было поправлять вожжи, готовясь ехать, но тут Саблин разглядел содержимое телеги.
- Слушай, а у тебя патроны в ящиках? А к ТТ есть?
- Ну, есть, а что?
- А можешь один ящик дать, у тебя их вон сколько, а то мы без патронов сидим.
-Э-э, камандир, мне за ящик старшина знаешь, что потом оторвет?
- Он, у тебя, что патроны считает? Не свисти…
- Считает, не считает, какое тебе дело? Не дам…
- Слушай, ну давай тогда махнемся, ты мне ящик, а я тебе табаку. У меня завалялась пачка “Казбека”.
- Давай Казбек, за Казбек старшина мне ничего не оторвет и мне четверку.
- Осьмушку!
- Хорошо, осьмушку. - широкое лицо красноармейца расплылось в довольной улыбке.
Так Виктор стал счастливым обладателем целого цинка патронов к пистолету. Возвращаясь к хате, с цинком под мышкой, он увидел курящих на крыльце Игоря и Вахтанга.
- О, Витек, - Шишкин ехидно ухмыльнулся, предвкушая развлечение, - признавайся ты, где ящик спер? Что там?
- Я спер? - он горделиво выпрямил спину, - я его честно заработал! Обменял на ваш табак!
- Гы-ы. Раз табак наш, то и ящик наш, - довольный Вахтанг подмигнул Шишкину.
- Ребята, вы нихрена не понимаете в экономике, а я вам предлагал умную книжку Адама Смита почитать. Смотрите, табак был у вас, а ящик теперь у меня. Видите? Вы отсутствуете в товарных отношениях.
- По-моему, он нам морочит голову!
- Точно, - поддержал Вахтанга Игорь, - надо дать ему в ухо!
- Варвары. Но так и быть я пойду навстречу вашим пожеланиям. Ящик ваш, а патроны в нем - мои.
- Патроны? Так чего ты Ваньку валяешь, пойдем стрелять!
Цинк расстреляли за полдня. Все праздношатающиеся летчики, мигом побросали свои дела и примчались на импровизированное стрельбище, на небольшом пустыре у хутора. В качестве мишеней использовали все, что сумели найти. Все найденные под снегом, пустые консервные банки были расстреляны в решето за полчаса. Потом пошли в ход всевозможные чурбачки, кукурузные початки, все, во что можно было всадить пулю. Виктор столько не стрелял в жизни, под конец дня он немного оглох, но был доволен стрельбами. Это занятие понравилось всем в полку. Начальство даже пошло навстречу, в пустом капонире соорудили специальный тир, разжились изрядным запасом патронов. Даже соревнованиями между эскадрильями устраивали. Богатая стрелковая практика, начала приносить свои результаты. Так, стреляя первый раз по консервным банкам, в компании Игоря, Вахтанга и Лехи Соломина из первой эскадрильи, Виктор позорно мазал. Вроде и мишень близко и совместил все как надо, но банка так и остается целой, пули лишь выбивают фонтанчики снежной пыли вокруг. Спустя всего лишь неделю и добрую тысячу расстрелянных патронов, он научился более менее сносно стрелять. Не снайпер, конечно, но мишень поражал довольно уверенно. И даже чистка оружия после стрельбы приносила удовольствие. Усесться после ужина на скамейке, разложить на портянку разобранный пистолет и, под неспешный разговор, пока в крови еще гуляет наркомовская порция, неторопливо протирать закопченные детали. Это стало для него неким ритуалом, отлетав днем и позанимавшись спортом перед ужином, после он обязательно чистил пистолет, даже если не стрелял. Ему казалось, что если он внезапно пропустит это занятие, то на следующий день его обязательно собьют…
Вроде ничего не изменилось. Такие же редкие дымки из труб над камышовыми крышами, грязные пустынные улицы. Тоже что и вчера. Хотя нет, вон там, слева…
Виктор немного довернул самолет, рассматривая стремительно ускользающую под крыло деревеньку. Точно, слева, у большой хаты весь двор затянут маскировочной сеткой и отсутствует здоровенный кусок забора. Разглядеть, что же там, под сеткой, невозможно, видно только как наружу торчит что-то тонкое, похожее на антенну. Вчера этого не было. Он мельком глянул на карту, запоминая ориентиры. Видимо, какой-то немецкий штаб разместился. Как назло, ни бомбы, ни РС на разведку не брал, а то можно было бы сходу скинуть гостинцев. Деревня скрылась за крылом, и Виктор немного потянул ручку на себя, набирая высоту. Дорога отлично просматривается и сверху, зато шанс поймать шальную пулю куда как меньше.
Это его шестой самостоятельный вылет на разведку. Нарезали маршрут и теперь, если позволяла погода, он его облетывал. Как оказалось не напрасно, если бы он не летал здесь раньше, то навряд-ли бы увидел эти изменения, а так старания немцев оказались напрасны. Осталось сообщить в штаб, а там пусть у командиров голова болит.
Он уже развернулся домой и собирался набирать высоту для пересечения линии фронта когда впереди, прямо по курсу, увидел маленькую черточку. Эта черточка лениво ходила кругами над линией фронта, мелькая в редких облаках. Она была похожа на орла, что парит над степью, выслеживая добычу. Похоже на вражеского разведчика - Виктор замер в предвкушении боя. Встречи с разведчиком он жаждал - после своей первой воздушной победы, они казались ему беззащитной добычей. Однако, внимательно осмотревшись, он увидел еще две черточки. Они были в стороне и гораздо выше, выписывая в небе замысловатые кренделя, видимо охраняли своего подопечного. Все сразу стало понятно - разведчик или корректировщик и прикрывающая его пара мессершмиттов. Желание атаковать у Виктора сразу пропало, тут бы дому живым дойти. Да и мимо пролетать стало тоже рискованно - враги могут его увидеть или с земли по радио наведут. Эти могут, взаимодействие у немцев налажено хорошо. В бескрайнем сером небе внезапно стало тесновато. Он заложил крутой вираж и поспешил обратно, вглубь вражеской территории. В кабине стало жарко, он непрерывно осматривался, стараясь увидеть все небо сразу, однако, к счастью, враги, похоже, не заметили его - их самолеты растаяли в сером небе далеко позади.
Вроде пронесло, он размазал перчаткой заливающий глаза пот и начал торопливо набирать высоту. Увидев прямо по курсу приближающийся хутор, отвернул, чтобы не засекли. Насколько он знал, ВНОС у немцев работало хорошо. Наконец долгожданные пять километров высоты набраны. МиГ, на высоте словно превратился в породистого жеребца, сразу стал более резвым, выросла скорость, и, как ему показалось, стал лучше управляться. “Вот теперь другое дело” - он криво улыбнулся сам себе и снова развернул истребитель обратно, забирая влево. “Теперь главное не торопиться, немцы никуда не денутся” - твердил он сам, как заведенный. Немного потряхивало от нервного напряжения, но голова работала ясно, Виктор превратился в расчетливого охотника.