В древнейших летописях нет никаких сведений о том, как поступил с княжной Болеслав, и лишь отмечено, что после ссоры со Святополком король покинул Киев, взяв с собой «имение, бояры Ярославле и сестры его, и Настаса пристави Десятиньного ко именью, бе бо ся вверил лестью, и людий множество веде с собою, и городы Червеньскыя собе, и приде в свою землю».[277]
В летописях более позднего времени к данным сообщениям было сделано уточнение: «И тогда Болеслав положи себе на ложе Предславу, сестру Ярославлю».[278] Можно предположить, что эта новая информация была взята составителями поздних летописцев из польских хроник. Так, в сочинении Титмара о захвате Болеславом Киева писалось следующее: «В соборе святой Софии, который в предыдущем году по несчастному случаю сгорел, прибывших (Болеслава и Святополка. – Л. М.) с почестями, с мощами святыми и прочим всевозможным благолепием встретил архиепископ этого города. Там же была мачеха упомянутого короля (Ярослава Мудрого. – Л. М.), его жена и девять сестер; на одной из них, которой он и раньше добивался, беззаконно, забыв о своей супруге, женился старый распутник Болеслав».[279]
Авторы древнейших летописей, используя польские хроники, не решились назвать отношения Предславы с королем браком и сообщать какие-либо подробности по этому поводу. Титмар же полагал, что в Киеве была сыграна свадьба, поскольку без этого сделать наложницей дочь великого князя Владимира Святославича было нельзя. К тому же она являлась сводной сестрой князя Святополка. В Польше же Предслава вряд ли стала королевой – ведь там у Болеслава была законная жена Ода.
Следует отметить, что в описании Титмара есть ряд ошибок. В 1018 г. в Киеве еще не было Софийского собора, главным считался Десятинный храм; в русских летописях не сообщалось о пожаре в нем до 1018 г.; настоятель храма Анастас не носил чина архиепископа – киевской архиепископии никогда не существовало. Большим преувеличением выглядит и сообщение Титмара о том, что в Киеве в то время было 400 церквей. На самом деле в источниках сообщается только о четырех храмах: Ильи Пророка, Святого Василия, Десятинном и Спаса на Берестове. Возможно, Титмар хотел придать победе польского короля и его союзников саксонцев большое значение, поэтому и описал Киев как очень крупный город. На самом деле, как показали археологические раскопки, он был совсем небольшим.
Судьба Предславы в Польше точно неизвестна. Некоторые исследователи предположили, что в Киеве Болеслав умышленно на ней официально женился, чтобы получить права на престол. Однако Святополк разгадал этот замысел и прогнал его на родину.[280]
Так Предслава оказалась пешкой в крупной политической борьбе. На родине Болеслав, возможно, даже захотел от нее избавиться и начал переговоры с Ярославом Мудрым об обмене пленными. При этом он стремился освободить свою дочь, оказавшуюся в заточении у новгородского князя. Однако Ярослав не захотел идти ему навстречу и этим вновь укреплять позиции Святополка. Он даже отказался от своей первой супруги, либо погибшей, либо увезенной в плен и в 1019 г. женился на дочери шведского короля Ингигерд, чтобы иметь поддержку ее отца и многочисленных родственников. В данном случае он последовал примеру Болеслава, ставшего многоженцем по политическим соображениям. Но, может быть, к этому времени первая жена Ярослава действительно умерла, не выдержав тягот свалившихся на нее несчастий. В источниках о ее судьбе никаких данных нет. Некоторые археологи, правда, предполагают, что ее звали Анна и именно ее гробница находится в новгородском Софийском соборе, а не Ингигерд.[281] При этом они никак не объясняют, как в Новгороде появилась гробница пленницы польского короля.
Польский ученый Г. Лябуда высказал предположение, что захваченные в Киеве пленники по указанию Болеслава были размещены на Ледницком острове в уединенном месте. Возможно, король боялся, что Ярослав Мудрый совершит рейд в глубь его страны и отобьет своих родственниц. Там для женщин был выстроен дворец в византийском стиле, видимо, похожий на аналогичные киевские постройки. Внутри была домовая церковь, в которой служил Анастас, – т. е. пленниц не принудили принимать католичество. Археологические раскопки на Ледницком острове подтвердили мнение Лябуды.[282] Поэтому можно считать, что данный дворец стал местом обитания Предславы и ее сестер на долгие годы, вероятно, до смерти Болеслава в 1025 г.
Хрустальные бусы из мастерской Киевского ювелира. Раскопки 1949 г.
Относительно дальнейшей судьбы Предславы никаких данных нет. Известно лишь, что ее младшая сестра стала женой польского короля Казимира. После свадьбы, дата которой вызывает споры у исследователей, все взятые в плен Болеславом русские люди обрели свободу и им было предложено войти в свиту новой королевы: «В си же времена вдасть Ярослав сестру свою за Казимира, и вдасть Казимир за вено людий 8 сот (яже бе полонил Болеслав, победив Ярослава)».[283]
Суммируя все немногочисленные сведения о Предславе Владимировне, можно сделать вывод, что для своего времени она была неординарной личностью. Именно поэтому ее имя попало на страницы древнейших летописей, о ней знали польские хронисты и даже полагали, что война короля Болеслава с Ярославом Мудрым шла именно из-за нее. Можно предположить, что княжна обладала очень привлекательной внешностью, поэтому ее несостоявшегося жениха Болеслава чуть ли не половину жизни преследовала навязчивая идея непременно сделать ее своей женой.
Из сведений о Предславе в русских летописях напрашивается вывод о том, что она была одной из старших дочерей Владимира Святославича, пользовалась заслуженным авторитетом среди киевлян, поскольку была образованна, умна и разбиралась в политической ситуации в стране. Очевидно, княжна была неплохим психологом, поэтому понимала, кто из ее многочисленных братьев достоин великокняжеского престола, и противодействовала рвущемуся к единоличной власти Святополку.
Вовремя переданная княжной информация о ситуации в Киеве после смерти отца помогла Ярославу собрать силы, вступить в борьбу с узурпатором и в конце концов победить. При этом сама Предслава попала в очень тяжелую ситуацию и превратилась в пленницу бывшего жениха, польского короля Болеслава. Никто из братьев не захотел ей помочь, хотя это вполне было в их силах.
В Польше княжна, видимо, продолжала быть опекуншей младших сестер и постаралась дать им хорошее образование и воспитание. В итоге к младшей, Марии, даже посватался молодой польский король Казимир. Можно предположить, что именно Предслава, хорошо разбиравшаяся в политической ситуации, помогла юной пленнице превратиться в королеву.
Возможно, удачно вышли замуж и некоторые другие сестры Предславы. Так, известно, что женой саксонского маркграфа Бернхарда II была какая-то русская княжна. Это произошло в начале 20-х гг. XI в., когда других подходящих по возрасту невест, кроме младших дочерей Владимира Святославича, на Руси не было. Сестрой Предславы могла быть и жена венгерского герцога Ласло Capo.[284] С этого времени у венгерских правителей, видимо, появилась традиция жениться на представительницах русского княжеского дома.
В княжеских семьях ХI-ХII вв. помнили и почитали Предславу. Ее чисто славянское имя получили сразу несколько княжон, хотя уже существовал устойчивый обычай давать детям христианские имена. Предславой назвал свою дочь киевский великий князь Святополк Изяславич. Повзрослев, она стала женой венгерского королевича Лодислава. Такое же имя было у дочерей великих князей Святослава Ярославича и Рюрика Ростиславича. Первая приняла постриг и закончила свою жизнь в монастыре. Вторая вышла замуж, но часто навещала родителей и участвовала в семейных праздниках, поэтому ее имя было зафиксировано на страницах летописей.
Трудная судьба Предславы Владимировны показывает, что женщины в ее время были активными участницами политических баталий и междоусобиц, но при этом нередко становились их жертвами. Мужчины же не слишком активно защищали родственниц, преследуя лишь собственные интересы.
В этом отношении судьба еще одной дочери Владимира Святославича, Марии-Добронеги, сложилась значительно удачнее. После тягот в плену во время детства и отрочества она смогла стать польской королевой. В русских источниках о ней почти нет никаких сведений. В годовой статье 1043 г., но лишь с пометой «в те времена» зафиксирована ее свадьба с польским королем Казимиром.[285]
Причина неосведомленности автора летописи, видимо, заключалась в том, что (и жених, и невеста жили там) свадьба Казимира и Марии была отпразднована только на территории Польши.
Неопределенность летописного сообщения вызвала среди исследователей спор о времени заключения брака между Казимиром и Марией Владимировной. Одни решили, что это важное для двух стран событие случилось в начале 40-х г. XI в., когда Ярослав Мудрый совершал походы в Мазивию, т. е. в 1041 г.[286] Другие полагали, что все произошло в 1043 г. одновременно со свадьбой сестры Казимира Гертруды и сына Ярослава Мудрого Изяслава.[287] Однако каких-либо уточнений на этот счет в источниках, даже польских, нет. Из этого напрашивается предположение, что поначалу союз между Казимиром и Марией не имел важного международного значения, поскольку оба находились в Польше. Там приблизительно до 1037 г. после убийства в 1034 г. Мешко II царили хаос и неопределенность. Разные круги стремились посадить на престол своих ставленников. Поэтому сторонники Казимира, находившегося в изгнании, посоветовали ему жениться на одной из дочерей Владимира Святославича, живших в уединенном замке. Ведь поддержка брата княжны, в то время хорошо известного русского правителя Ярослава Мудрого, могла существенно усилить его позиции в борьбе за польский престол. К тому же это прекратило бы многолетнюю вражду с соседней Русью и позволило обеим странам жить в мире и дружбе.
Судя по всему, Казимир последовал этому совету и посватался к Марии. Та, конечно, не могла ему отказать, поскольку избавлялась от унизительного положения пленницы. Согласие Ярослава Мудрого, очевидно, было получено уже позднее, когда Казимир стал королем.
При решении вопроса о дате свадьбы польского короля и русской княжны необходимо учитывать их возраст. Казимир, как известно, родился в 1016 г. Брачного возраста он достиг в 1032 г., но в это время в Польше шла острая борьба за власть, поэтому его родители Мешко и Рикса вряд ли думали о свадьбе сына.
В 1034 г. Мешко II был убит, и Казимир вместе с матерью и сестрой Гертрудой оказались в изгнании. Естественно, что и в это время о свадьбе было сложно думать. Только после смерти старшего брата Болеслава в 1037 г. у Казимира появился шанс занять вакантный престол. Как уже отмечалось, женитьба на Марии Владимировне существенно усилила его позиции. В это время будущему королю исполнился 21 год.
Вопрос о возрасте Марии несколько сложнее. Известно, что ее отец умер в 1015 г., поэтому она не могла появиться на свет много позднее этого года. Но и намного раньше она также не должна была родиться, поскольку ей не полагалось быть существенно старше мужа. Если считать, что годом ее рождения был 1015, то уже в 1031 г. она могла выйти замуж. Но Казимир не мог к ней посвататься в это время. Как мы определили, для него наиболее выгодным было жениться в 1037 г., когда Марии могло быть 22 года и она еще находилась в возрасте невесты. В 1043 г. ей соответственно было бы уже 28 лет, и для первого брака она была бы уже слишком старой.
Поэтому, наиболее вероятно, что Казимир женился на Марии в 1037 или 1038 г., когда та находилась на территории Польши. Потом этот вопрос был обговорен с Ярославом Мудрым. На родину вернулось много пленных, взаимоотношения Польши с Русским государством существенно улучшились. Киевский князь даже стал помогать новому родственнику в борьбе с Литвой и восставшей Мазовией в 1041 и последующих годах. Затем дружеские отношения в 1043 г. были скреплены новым браком – сестры Казимира Гертруды с Изяславом Ярославичем.
В русских летописях, кроме фиксации брака с Казимиром, никаких других данных о Марии нет. В польских хрониках XII в. о ней существенно больше сведений. Правда, их авторы точно не знали, кто являлся ее матерью, и называли имя византийской принцессы Анны.[288] Но они ошибались, поскольку Анна умерла в 1011 г., в возрасте 48 лет. Родить дочь перед смертью она вряд ли могла. Реальным годом рождения Марии от принцессы мог быть приблизительно 1005 г. Но в этом случае она была бы на 11 лет старше Казимира. При такой значительной разнице в возрасте король вряд ли бы женился на ней.
Более правдоподобным кажется предположение некоторых исследователей о том, что Мария была дочерью последней жены князя Владимира, также попавшей в плен к Болеславу. Имя и происхождение ее почему-то быстро забылось. Е.В. Пчелов высказал предположение, что эта княгиня являлась дочерью швабского герцога Куно фон Энигена, но это мнение в настоящее время подвергнуто критике А.В. Назаренко.[289]
Польские хронисты единодушно утверждали, что Мария приняла католичество до свадьбы, поэтому венчалась в краковском костеле. Брат дал за ней богатое приданое: множество серебряных и золотых сосудов, драгоценных камней и украшений.[290] Все это существенно пополнило казну Казимира. Маловероятно, что эти ценности были присланы из Русского государства, скорее всего, они являлись той казной Ярослава Мудрого, которую вывез в Польшу Болеслав. Просто русский правитель не стал требовать от зятя возвращения своего имущества, поэтому оно превратилось в приданое сестры.
Брак Марии и Казимира оказался успешным. С помощью русских войск король смог навести в стране порядок. Мазовия была вновь присоединена к Польше, мятежник Моислав убит. За существенное укрепление государства Казимир получил прозвище Восстановитель. Мария родила 4 сыновей, и старший, Болеслав, после смерти отца в 1058 г. взошел на престол. С помощью советов матери он успешно управлял Польшей и получил от современников прозвище Смелый.
Хотя Мария почти всю жизнь провела в Польше, она не забывала о своих родственниках на Руси и по возможности им помогала. Так, в 1069 г. ей вместе с сыном пришлось принимать у себя бежавших из Киева Изяслава Ярославича и Гертруду. Первый приходился ей племянником, вторая являлась теткой ее сына. Беглецам была оказана военная помощь, в результате которой они смогли вновь вокняжиться в Киеве, правда не надолго.[291]
Приблизительно в это же время при дворе польского короля был принят бежавший из родных мест венгерский король, двоюродный брат Болеслава по отцу. Интересно отметить, что он вел борьбу за власть с сыном дочери Ярослава Мудрого, т. е. племянницы Марии. В итоге интересы сына и матери оказались диаметрально противоположными. Это, возможно, повлияло на отношение Болеслава к Изяславу Ярославичу, во второй раз изгнанному из Киева. Не получив поддержки, тот был ограблен и выставлен из Польши.[292]
Мария Владимировна, судя по ее прозвищу Добронега (другой вариант Доброгнева), пользовалась симпатиями современников. Она, видимо, отличалась добротой, ласковым отношением к подданным, была ко всем милостива и справедлива. Королева намного пережила не только супруга, но и сына Болеслава. Умерла она в 1087 г. уже в достаточно преклонном возрасте.[293] Хотя княжна очень мало жила на Руси, к числу ее заслуг можно отнести установление добрососедских отношений между двумя соседними странами: Русью и Польшей. Волею судеб она оказала большое влияние на международную политику в середине и начале второй половины XI в.
Естественно, что в Польше русская княжна оставила более заметный след. Местные хронисты единодушно утверждали, что после женитьбы на ней положение Казимира существенно укрепилось и «удивительным образом установился мир на польских землях». От сыновей Марии пошла вся последующая династия польских королей Пястов.[294]
Для установления дружеских связей между Польшей и Русью брак Марии и Казимира имел важное значение, хотя он и не являлся первым фактом породнения двух династий. До него на польской принцессе женился пасынок Владимира I Святополк. Но из-за борьбы этого князя за киевский престол с Ярославом Мудрым это родство привело лишь к острейшему конфликту между соседними странами.
Шведская принцесса Ингигерд-Ирина и ее дочери
Ингигерд-Ирина-Анна являлась второй женой знаменитого князя Ярослава Владимировича Мудрого. Первым исследователем, собравшим о ней достаточно много сведений, был Н. М. Карамзин. Именно он выяснил, что до замужества княгиня была дочерью шведского короля Олофа (Олава) и приблизительно в 1019 г. стала женой русского правителя. На ее содержание, как уже отмечалось, жених выделил город Ладогу, которым стал управлять родственник Ингигерд ярл Рангвальд. После смерти княгини он не захотел возвращать город новгородцам, и тем пришлось отбивать его силой. Все эти данные находятся в шведских источниках. Из них исследователь узнал, что у Ингигерд было только три сына: Вальдемар, т. е. Владимир, Висиволд, т. е. Всеволод, и Гольти, которого Карамзин отождествил с Ильей.[295]
Однако современные исследователи выяснили, что Илья не мог быть сыном Ингигерд, поскольку в 1020 г. он был оставлен на самостоятельном княжении в Новгороде. Гольти же было скорее не именем, а прозвищем, означавшим «шустрый, бойкий». Его могли носить другие сыновья княгини: Изяслав, Святослав, Вячеслав или Игорь, о которых молчат шведские памятники.[296]