Как я уже отмечал, главным издателем журнала был, по существу, Лев Седов. Поначалу очень активно ему помогал близкий сторонник Троцкого во Франции, Раймон Молинье, особенно в том, что касалось финансовых и технических вопросов. Предприниматель средней руки, Молинье имел довольно большие связи в деловом мире, что в первое время способствовало решению многих житейских и материальных проблем, которых у Льва Давидовича всегда возникало немало. К Молинье он сначала обращался не иначе как "мой дорогой друг", а письма свои подписывал словами: "Всегда с уважением к Вам Троцкий"[50]. Но вдруг все изменилось. Между Раймоном и сыном Троцкого Львом возникла острая и пикантная коллизия. Жена Раймона Молинье, Жанна, ушла от мужа к Седову. Разразился скандал, который вывел Молинье из числа близких друзей Троцкого. Но новый сердечный союз не принес счастья Седову. Из Москвы он продолжал получать письма от жены, которая осталась там с маленькой дочерью и была в отчаянии. Жанна же оказалась довольно эгоцентричной особой, что усугубляло психологическое напряжение Льва. Единственной отдушиной оставалась работа по исполнению указаний отца. Наиболее трудным из них было: найти канал, возможность отправлять несколько десятков экземпляров "Бюллетеня" в СССР.
Ветер перемен сделал иными не только тональность, содержание "Бюллетеня оппозиции", но и произвел смену приоритетов в освещении тем, интересовавших журнал. Условно можно выделить три периода его существования, если говорить о содержании:
Первый — с момента создания и до 1933–1934 годов, отмеченный приходом к власти Гитлера и укреплением позиций Сталина после XVII съезда партии. Многие статьи "Бюллетеня" по германскому вопросу легли в основу книги Троцкого о немецкой революции. Он предупреждал уже в 1932 году: "В Германии фашизм еще не победил. На его пути к победе стоят пока гигантские силы. Но если их не привести в действие, может произойти непоправимое"[51]. В эти же годы журнал настойчиво ставил вопросы о необходимости возвращения к ленинским истокам партийной жизни внутри страны и в Коминтерне. Это были главные темы "Бюллетеня" в гот период.
Второй период жизни журнала (с 1933–1934 гг. до 1939 г. — начала второй мировой войны) отмечен настойчивыми усилиями Троцкого создать альтернативный международный союз коммунистов — IV Интернационал. Одновременно с этим, в связи с развязанным Сталиным кровавым террором в собственной стране, Троцкий решается на прямые призывы к "политической революции" в СССР, к непосредственному устранению Сталина.
И наконец, третий период, и можно с уверенностью сказать незавершенный, связан с деятельностью троцкистских и иных коммунистических организаций в условиях начавшейся войны. Журнал формулирует свое однозначное отношение не только к Сталину, но и Гитлеру, определяет место "большевиков-ленинцев" (так Троцкий называл своих сторонников. — Д.В.) в деле защиты первого в мире "пролетарского социалистического государства".
Разумеется, я весьма условно попытался как-то проанализировать эволюцию журнала Троцкого, в котором целое десятилетие публиковались его страстные статьи, призывы, разоблачения, программы, обращения. Эволюция журнала определяется не только переменами в международных делах, но и тем, что после 1931 года распространять издание в СССР стало почти невозможно. Уже в 1932–1933 годах, да и позже, проявление советскими людьми интереса к журналу прямо рассматривалось как принадлежность к "троцкистскому блоку", что подпадало под зловещую 58-ю статью[52].
Работая в личном архиве Сталина, я убедился, что лидер большевистской партии лично просматривал многие выпуски "Бюллетеня оппозиции", особое внимание уделяя статьям о собственной персоне. А таковых было немало. Подписки, естественно, на журнал не было, хотя многие антисоветские издания специально доставлялись вождю из-за рубежа. Например, заведующий отделом печати и издательств ЦК Б.Таль регулярно выписывал Сталину белоэмигрантские, антисоветские издания: "Возрождение", "Знамя России", "Социалистический вестник", "Бюллетень экономического кабинета Прокоповича", "Харбинское время", "Новое русское слово", "Современные записки", "Иллюстрированная Россия" и некоторые другие[53].
"Бюллетень оппозиции" Сталину доставляли, изымая его у арестованных троцкистов, а также по линии разведывательной агентуры за рубежом. Знакомство с так называемым "архивом Снейвлита"[54] показывает, что в IV Интернационале, созданном Троцким, были, конечно же, люди из советского разведывательного ведомства. Так что можно утверждать: Сталин был неплохо знаком с содержанием журнала Троцкого и до внедрения Зборовского. Это постоянно генерировало у вождя и без того не затихающую ненависть к человеку, выслав которого за рубеж, он совершил, по собственному признанию, "большую ошибку".
Иногда еще до выхода очередного номера журнала в свет Сталин знал, что будет в нем опубликовано. Помогал в этом деле, понятно, Зборовский. Впрочем, судите сами по следующему документу:
"Совершенно секретно, тт. Сталину, Молотову
Направляю Вам агентурно изъятые нами из текущей переписки Седова копии двух статей Троцкого от 13 и 15 января 1938 года под заглавием "Продолжает ли советское правительство следовать принципам, усвоенным 20 лет назад" и "Шумиха вокруг Кронштадта".
Указанные статьи намечены к опубликованию в мартовском номере "Бюллетеня оппозиции".
Народный комиссар внутренних дел СССР
Генеральный комиссар государственной безопасности
25 февраля 1938 г. Ежов"[55].
Троцкий не мог и предполагать, что щупальца Сталина проникнут так глубоко… Кремлевский вождь интересовался размахом троцкистского движения, возможностями его организаций, печатью "большевиков-ленинцев". По запросу Ежова, в марте 1937 года 7-й отдел ГУГБ НКВД докладывает Сталину список троцкистских изданий за рубежом. Он весьма впечатляющ и содержит наименования 54 газет, журналов, бюллетеней, издававшихся в разных странах, правда, как правило, крошечным тиражом. Например, в Англии выходили "Красный флаг", "Борьба", в Бельгии — "Классовая борьба",
"Спартакус", в Испании — "Коммунист", во Франции — "Революция", "IV Интернационал", "Искра", "Красное знамя", в Голландии — "Красный октябрь", "Пламя" и другие издания[56]. Сталин был поражен обилием газет и журналов, но его успокоили, что большинство из них выходит крайне нерегулярно, тиражом в несколько сот экземпляров.
А ведь кроме троцкистской, сколько издается антисоветской белогвардейской литературы! Сталин помнит, что недавно ему докладывали об этих изданиях и издательствах: "Русская печать", "Русская земля", "Русский очаг", "Родная, земля", "Отечество", "Вестник Крестьянского Союза", "Русский инвалид", "День русской культуры", "Знамя борьбы", "Старое время", "Белый архив", "Иллюстрированная Россия" и множество других… В числе издателей, учредителей, редакторов и авторов много известных имен: Бунин, Куприн, Мережковский, Гиппиус, Чайковский, Алексинский, Бурцев, Гукасов, Шварц, Абрамович, Чернов, Розенфельд, Мирский, Милюков, Баратов… Часто издательства, журналы и газеты появляются и через год-два бесследно исчезают…[57]. Сталин распорядился, и в Иностранном отделе ОГПУ тщательно следили за подобными изданиями, получая немалую информацию о монархистах, белогвардейцах, меньшевиках, троцкистах через своих агентов, которых, по мере возможности, вербовали из числа лиц, имеющих какое-то отношение к эмигрантской литературе за рубежом.
О чем же писал Троцкий в своем "личном" журнале? На что он надеялся, издавая его? Какое влияние "Бюллетень оппозиции" оказывал на политическую ситуацию в СССР того времени? И оказывал ли вообще?
Троцкий пытался, особенно в первое время, сообщать "революционные новости из СССР". Пожалуй, главным источником были открытые советские издания, на которые можно было подписаться за рубежом. Изгнанник скрупулезно изучал эту информацию и соответственно комментировал ее. Например, в июне — июле 1930 года "Бюллетень" сообщал в рубрике "Письма из СССР" такие новости: "Избиения троцкистов в В.Уральском изоляторе", "Заявление протеста Каменской ссыльной колонии большевиков-ленинцев", "Сталин и Красная Армия, или Как пишется история".
Одно время Троцкий пытался активно эксплуатировать тему об "обуржуазивании советского общества". Так, в одной из статей, полученной якобы из СССР, утверждается, что при сокращении "тончайшей прослойки рабочих" в руководстве оно все больше "пропитывается мелкобуржуазными элементами". Приводится много фамилий районных и областных руководителей из числа "чуждых пролетариату социальных элементов": работник райисполкома Насорков — бывший колчаковский офицер, редактор окружной газеты Хаит служил фельдшером в банде. Анненкова; зампредседателя окрсуда Кытманов — бывший начальник колчаковского военно-полевого суда; уполномоченный по хлебозаготовкам Иноземцев — бывший колчаковский каратель; работник ОГПУ Макаренко — бывший писарь колчаковского штаба; секретарь партячейки Рубан — колчаковский офицер и т. д.[58].
Одно время Троцкий пытался активно эксплуатировать тему об "обуржуазивании советского общества". Так, в одной из статей, полученной якобы из СССР, утверждается, что при сокращении "тончайшей прослойки рабочих" в руководстве оно все больше "пропитывается мелкобуржуазными элементами". Приводится много фамилий районных и областных руководителей из числа "чуждых пролетариату социальных элементов": работник райисполкома Насорков — бывший колчаковский офицер, редактор окружной газеты Хаит служил фельдшером в банде. Анненкова; зампредседателя окрсуда Кытманов — бывший начальник колчаковского военно-полевого суда; уполномоченный по хлебозаготовкам Иноземцев — бывший колчаковский каратель; работник ОГПУ Макаренко — бывший писарь колчаковского штаба; секретарь партячейки Рубан — колчаковский офицер и т. д.[58].
Сомнительный тезис об "обуржуазивании советского общества" используется Троцким как доказательство термидорианского перерождения СССР.
Иногда Троцкий комментирует просто отдельные факты, события, изменения в положении тех или иных лиц. Прочитав в "Правде" об опале Д.Бедного, изгнанник тут же откликнулся на этот факт, не преминув ответить уколом: "Демьяна Бедного долго величали пролетарским поэтом. Кто-то из авербахов{7} предлагал даже "одемьянить" советскую литературу. Это должно было означать: придать ей подлинно пролетарский характер: "поэт-большевик", "диалектик", "ленинец в поэзии"… На самом деле Демьян Бедный воплощал в Октябрьской революции все, кроме ее пролетарского потока. Только жалкий схематизм, короткомыслие, попугайство эпигонского периода могут объяснить тот поразительный факт, что Демьян Бедный оказался зачислен в поэты пролетариата… Максим Горький представлял в литературе "культурного" мещанина, который испугался разнузданности стихий, а Демьян, напротив того, плавал в них, как рыба в воде…"[59]
Но, конечно, стержневая тема "Бюллетеня", от первых до последних номеров, — это Сталин. Во всех ипостасях. В самых различных ракурсах. По самым неожиданным поводам. Но всегда — с предельно негативными, уничтожающими оценками, с плохо скрываемой ненавистью. Приведу хотя бы названия некоторых статей Троцкого о Сталине: "К политической биографии Сталина", "Сталин как теоретик", "Сталин и Коминтерн", "Сталинская бюрократия и Соединенные Штаты", "Сталин снова свидетельствует против Сталина", "Сталинская бюрократия и убийство Кирова", "Сталинские репрессии в СССР", "Революционные пленники Сталина и мировой рабочий класс", "Заявления и откровения Сталина", "Сталин после финляндского опыта", "Гитлер и Сталин", "Испания, Сталин и Ежов", "Сталин — интендант Гитлера", "Двойная звезда: Гитлер — Сталин"…
Думаю, что утомил читателя этим пространным перечислением. Но я назвал далеко не все его статьи о Сталине. Если издать воедино всё написанное Троцким о Сталине, то получится, наверное, несколько томов. К этому человеку у изгнанника было устойчивое, даже углубляющееся негативное отношение. Многое из того, что мы говорим о Сталине сегодня, Троцкий писал более полувека назад. Трудно найти в истории еще один пример столь постоянной неприязни и непримиримости к политическому противнику. Но является ли его отношение к Сталину выражением только своей личной трагедии? Троцкий отвечал на этот вопрос отрицательно.
…Выезжая почти еженедельно на рыбалку с двумя турецкими рыбаками, с которыми он подружился, Троцкий, сидя за веслами или вытягивая бесконечный шнур перемета, часто возвращался мыслью назад, в прошлое, реставрируя былое. Не зная турецкого, он объяснялся со своими спутниками посредством десятка-другого бытовых выражений, предаваясь остальное время пиршеству воспоминаний — и триумфальных и горьких одновременно. Но о чем бы ни думал этот человек в рыбацкой фелюге, его мысль "спотыкалась" о мысленный образ невысокого, невзрачного рябого человека с усами и холодным взглядом желтых глаз…
В написанном летом 1930 года большом эссе "К политической биографии Сталина" Троцкий еще был способен находить в нем какие-то качества, которые можно было отнести к позитивным. Статья написана в виде 28 тезисов, в которых Троцкий, на основе анализа конкретных фактов биографии генсека, приходит к выводу, что эти "вехи политической биографии Сталина… дают достаточно законченный образ, в котором энергия, воля и решимость сочетаются с эмпиризмом, близорукостью, органической склонностью к оппортунистическим решениям в больших вопросах, личной грубостью, нелояльностью и готовностью злоупотреблять властью для подавления партии"[60].
Со временем Троцкий становится просто беспощадным по отношению к Сталину. Отвечая американским друзьям о роли сталинской бюрократии в убийстве Кирова, он, не располагая какими-либо конкретными фактами, тем не менее пишет: "Не может быть… ни малейшего сомнения в том, что выдвинутое Сталиным против группы Зиновьева обвинение ложно с начала до конца: и в отношении цели — восстановления капитализма, и в отношении средства — террористических актов… На террористический акт Николаева Сталин отвечает усугублением террора против партии… По ступеням зиновьевской группы Сталин хочет добраться до "троцкизма"[61].
Наблюдая издалека, Троцкий приходит к выводу, что Сталин ведет революцию и социализм в тупик. Правда, при этом изгнанный лидер обвиняет Сталина в ошибках типа: "возвращение к рынку", "поворот к неонэпу", "расплата рабочих за ошибки партии в деревне" и т. д. Застарелая убежденность в том, что главная опасность для социализма всегда находится справа, осталась у Троцкого навсегда. Но он прав в одном: "…за рейдом против левых последует раньше или позже рейд против правых… Главная опасность для СССР — сталинизм". Троцкий проницательно называет его "бюрократическим абсолютизмом", что представляет для СССР наиболее "непосредственную и острую опасность"[62].
Думаю, термин "бюрократический абсолютизм" весьма точно и глубоко отражает существо системы, которую лишь в начале 90-х годов демонтирует (с огромным трудом!) наш народ. Причем исход этого демонтажа еще не ясен. Во многих отношениях это понятие — "бюрократический абсолютизм" — более глубоко, чем устоявшееся ныне выражение "командно-административная система".
Для "бюрократического абсолютизма", справедливо утверждает Троцкий, насилие является неотъемлемым элементом. А Сталин был непревзойденным организатором репрессий. Из номера в номер главный редактор пишет о сталинских репрессиях. Иногда на страницы журнала попадают свидетельства потерпевших и чудом вырвавшихся из страшных застенков людей. Например, такой материал был опубликован за подписью бывшего члена руководства компании Югославии А.Цилиги. Человек, проведший несколько лет в сталинских изоляторах и концлагерях, пишет о судьбе Зиновьева, Каменева, Куклина, Залуцкого, Сапронова, Смилги, Вуйовича, Будзинской, Смирнова, Медведева, Магида, Дорошенко, Цедербаума и многих, многих других, с которыми он встречался на тюремных перекрестках. Югославский коммунист пишет, что "ОГПУ — НКВД может повторять без конца, автоматически, без всякого дела сроки заключения и ссылки приговоренным однажды лицам"[63]. Подобные свидетельства, опирающиеся на факты, на пережитые человеком события, производили на немногочисленных читателей большое впечатление. Журнал обычно ходил по рукам, отдельные его статьи перепечатыва-лись в левых газетах. Чем дольше существовал журнал, тем большую ненависть он вызывал у советского диктатора, который уже не раз раздраженно вопрошал руководителей своей разведки: "Когда покончат с клеветой на социализм?"[64]
С приближением грозовых туч второй мировой войны уколы Троцкого в адрес Сталина становились все болезненнее. Весной 1939 года в одном из номеров журнала Троцкий опубликовал сразу две статьи, которые вызвали не гнев, а просто ярость кремлевского диктатора. Статьи назывались "Гитлер и Сталин" и "Капитуляция Сталина". Троцкий, оказавшийся после Принцевых островов сначала во Франции, затем в Норвегии, а потом уже и в Мексике, сумел разглядеть начавшуюся крупную дипломатическую игру между СССР, Германией и западными демократиями. Каждый хотел обеспечить собственную безопасность за счет другого. Тогда еще далеко не всем было ясно, чем закончатся дипломатические маневры. Но Троцкий заявил, что "сближение Сталина и Гитлера весьма вероятно": два диктатора хорошо поймут друг друга. Возможную сделку Сталина и Гитлера он считал большой опасностью для всех. "За последние три года Сталин, — писал главный редактор "Бюллетеня", — объявил всех соратников Ленина агентами Гитлера. Он истребил цвет командного состава, расстрелял, сместил, сослал около 30 000 офицеров{8}, — все по тому же обвинению: все это агенты Гитлера или союзников Гитлера. Разрушив партию и обезглавив армию, Сталин открыто ставит ныне свою кандидатуру на роль… главного агента Гитлера"[65].