– И что?
– А то, что следы торжества по этому случаю были тщательно уничтожены... Не знаю, возможно, там, на кухне, вообще ничего не было. Может, он и она сразу нырнули в постель, так иногда бывает, как это ни странно... И вообще, информацией я не владею, чтобы судить точнее. Но кажется мне, что у экспертов на кухне работы не было, как не было там и отпечатков пальцев... Ну может, отпечатки пальцев покойной и нашлись, но посторонних не было...
– Я не знаю, результаты экспертизы пока не готовы, – пожала плечами Бесчетова. – Но я точно знаю, что на кухонном столе ничего не обнаружено, как будто все специально было стерто... И посуды на столе не было... Но это указывает лишь на то, что, совершив убийство, бывший муж потерпевшей уничтожил за собой следы.
– Он что, идиот?
– Ну, не знаю. Если убил, то, наверное, да...
– Сомневаюсь. Зачем ему было уничтожать следы, если перед тем, как попасть в квартиру к своей бывшей жене, он засветился перед соседкой? Причем засветился по своей собственной воле. Письмо из налоговой передал.
– Возможно, он забыл об этом. Убил, разволновался, а оттого и забыл... От волнения, знаете ли, всякое бывает...
– Может, и так, – не стал спорить я.
– Бывший муж потерпевшей виноват, больше некому, – заключила Бесчетова.
– Ну да, Дездемона... то есть Эльвира молилась на ночь, а Отелло... пардон, Родион подошел к ней сзади и задушил.
– Банальное сравнение. Но по существу, – кивнула капитан.
– А молилась гражданка Моносеева голышом, стоя на коленях на самом краешке своей постели. Бывший муж подошел к ней сзади, и...
– Я видела положение трупа. Не знаю, молилась ли Моносеева, но, в общем, все примерно так и происходило. Возможно, она собиралась лечь на кровать, поставила коленку на край, и в это время на нее сзади набросили удавку. И действительно, она в этот момент была без одежды...
– И Родион, видимо, тоже. Ведь они спали вместе...
– Судя по характерным пятнам на постели, между ними был физический контакт, – Бесчетова пристально, немигающе смотрела на меня, как будто давала понять, что в силу профессионального долга ей совершенно не стыдно говорить о «характерных пятнах» в присутствии мужчины. А может, она хотела сказать, что не видит во мне мужчину. Мне, в общем-то, было все равно и совсем не обидно. – Конечно, патологоанатом даст более точное заключение...
– Допустим, был контакт, и что? – флегматично спросил я.
– Как что? – эмоционально отреагировала начальница. – Это объясняет, почему в момент своей гибели Моносеева была без одежды...
– Без халата.
– К чему такие подробности?
– Скажите, вы ходите по дому в халате?
– Ну, хожу, – чуточку зарумянилась Бесчетова. И отвела в сторону слегка застыдившийся взгляд.
– А когда спать ложитесь, снимаете?
– Разумеется... К чему вы клоните, товарищ капитан?
Не скажу, что ей потребовалось неимоверное усилие, но все же она немного напряглась, заставляя себя смотреть на меня.
– И как вы складываете свой халат? Укладываете его по-солдатски вдвое или втрое, перебрасываете через спинку стула или вешаете в шкаф?
– Когда через спинку стула, а когда и в шкаф... По-солдатски точно не укладываю.
– Потому что в армии не служили, в казарме не спали.
– Это что, упрек?
– Нет, простая констатация. И Моносеева в армии не служила. А ее халат уложен по-солдатски. Ну, это мое личное мнение. Может, сейчас в «Космополитене» проповедуют новомодный способ укладки халатов...
– Не знаю, вряд ли... А как лежал халат покойной, я видела. Действительно, не совсем естественно. Но у каждой женщины свои причуды, и без всяких там «Космополитенов»...
– А пуговицы вы не отрываете, когда халат расстегиваете?
– Ну, если нитка перетерлась, то может и пуговица отвалиться...
– Да нет, там не нитка перетерлась, там с мясом вырвано... Только не думайте, что я претендую на лавры Пинкертона. Тем более у меня нет даже данных о предварительном осмотре места происшествия. Но сдается мне, что Моносеева в халате была, когда ее душили. А убийца потом этот халат с нее снимал, потому и пуговица была вырвана с мясом...
– Но, возможно, это сделал бывший муж потерпевшей.
– Зачем?.. Он спал с Моносеевой, и многие об этом знают. Тем более контакт, возможно, был. Если бы он хотел, чтобы подумали на кого-то другого, он бы, напротив, надел на нее халат... К тому же он маленький, щупленький... Ну, если верить соседке... А Моносеева была задушена профессионально... Я так полагаю, гитарной струной... Знаете, почему профессионалы пользуются струной? Потому что она не просто душит, но и в кожу глубоко врезается. Есть даже специальная струна с алмазным напылением, эта просто голову отрезает... Но тут, видимо, толстая струна была, потому что в кожу врезалась, но не до крови...
– Разве не мог Родион купить струну в магазине... Кстати, не так уж и много магазинов, где можно купить гитарную струну, надо бы обойти их...
– Кому нужно, тот пусть и обходит... Но этого мало, струну купить. Нужно еще петли на концах сделать...
– Может, Родион и сделал...
– Не исключено. Хотя не думаю... Легче инсулин купить, чем удавку сделать. Вколол сверх дозы – и все...
– Ну, он мог этого не знать.
– Там еще один момент был. Моносееву душили по всем правилам военной науки. Когда разведчик часового снимает, он удавку на него набрасывает, затягивая узел, тянет на себя, бьет в спину, чтобы свалить с ног, а на земле уже дожимает... На пояснице потерпевшей я видел кровоподтек, возможно, от удара. Хотя, конечно, я могу ошибаться. Но чувствуется, что работал профессионал, служивший в армии...
– А бывший муж покойной в армии служил?
– Чего не знаю, того не знаю.
– Узнаем... В общем, я думаю, что его нужно брать.
– А санкция есть?
– Надо позаботиться.
– Этим пусть следователь занимается, – без всякого энтузиазма парировал я.
– Его еще не назначили. А мы по горячим следам работаем.
– Желаю удачи.
– Я не поняла, вы что, товарищ капитан, отказываетесь работать?
– Ну, если санкция нужна, могу посодействовать. А на задержание ехать отказываюсь.
– Почему?
– А если этот Родион профессионал? Может, он в каком-нибудь элитном спецназе служил, может, с трех рук стреляет? А я жить еще хочу.
– Вы что, боитесь? – обличительно вытаращилась на меня Бесчетова.
– Ну да. Нормальным человеком решил стать. А нормальные люди под пули не лезут. Тем более когда им всего два года до пенсии осталось.
– Но тогда за вас кто-то другой на это дело пойдет. И вам что, не будет стыдно?
– Воспитывать меня собираетесь? Что ж, я не против. Только говорите потише, а то я засыпаю.
– Я вижу, что вы засыпаете, – неприязненно оттопырив нижнюю губку, гневно сказала капитан. – И ваше отношение к службе вижу... Ведете себя как трус и еще воображаете из себя что-то! А если хотите спать, пожалуйста, идите домой, проспитесь!
– А если у меня работа? – безнадежно скучным тоном спросил я.
– Оставьте свою работу для других. Для тех, кто ее более достоин!
Похоже, она всерьез собралась воззвать к моей совести. Ну до чего же наивными бывают люди!
– Очень рад, что у меня такой заботливый начальник. До завтра!
Бесчетова недоуменно смотрела, как я поднимаюсь и поворачиваюсь к ней спиной. Неужели она действительно рассчитывала, что я всерьез проникнусь внушаемой мне моралью?
Моя «Нива» со вчерашнего дня стояла на стоянке перед зданием РОВД, трогать я ее не стал, потому что всерьез вознамерился поправить свое здоровье холодным пивком.
Солнце сегодня разошлось не на шутку. Начало лета, но жара такая, что через подошву чувствуется, как нагрелся асфальт. И ветра нет – выхлопы проезжающих машин стелятся над землей, миазмами расползаются от дороги, растекаются по тротуарам. А вокруг – каменные коробки домов, редкие тополя, с которых вместо прохлады срывается раздражающий пух... Сейчас бы в деревню, в освежающую сень шелестящего леса, бегом к реке, скинуть одежду и с разгона в холодную воду, взмылить руками глинистое дно, с шумным фырканьем вынырнуть и заорать от счастья во всю мощь своего голоса...
Но сегодня мне пришлось довольствоваться летним кафе, столиком под тенистой кроной старого вяза и двумя кружками студеного «Туборга». Я не стал крепить водкой бархатистую мягкость оживляющего напитка, поэтому домой пришел в ясном сознании. Укол совести лишь слегка царапнул душу и не смог прогнать сон, встряхнув меня изнутри. Я мгновенно заснул.
Встал рано утром, с легкой головой, размялся перед открытым окном, освежился под холодным душем, соорудил пару бутербродов, заправился кофе и отправился на службу.
Там я и узнал, что вчера ночью был задержан бывший муж гражданки Моносеевой. Рабочий день еще не начался, а Вадим Агранов уже допрашивал его.
Я зашел в его, верней, в наш общий кабинет и увидел невысокого худосочного мужчину с большими навыкате глазами и маленьким ртом. Он сидел на стуле, забросив обе руки назад, за спинку – со стороны могло показаться, что его запястья стягивают стальные браслеты. Но не было никаких наручников, зачем же тогда этот тип изображал из себя жертву? Может, он и в жизни ведет себя как непризнанная невинность...
– Я еще раз спрашиваю вас, гражданин Багеров, где вы находились в ночь с восьмого на девятое июня? – подмигнув мне, спросил у задержанного Агранов.
Уж он-то на жертву обстоятельств никак не был похож. Животом навалившись на стол, грудью опираясь на скрещенные руки, он глыбой навис над мужчиной. При этом он благодушно улыбался, но в его неподвижных глазах я видел свинцовый блеск и чугунную тяжесть.
– Я же говорю, дома был, – задержанный робко потупил взгляд.
– Вот я вас два раза спросил, Родион Андреевич, а вы мне два раза ответили неправду. Два раза спросил – два раза неправда... Зачем вы неправду мне говорите? – давил на него Вадим.
– Но это правда.
– Что, и к своей бывшей жене не заходили?
– Нет.
– Ну зачем же так категорично? Скажите, что заходили своей бывшей жене, спросить, как жизнь, какие планы на будущее. Я советую вам это сказать, Родион Андреевич. Хотя бы потому, что вас видела гражданка Чижова, вы ей письмо из налоговой приносили.
– Ах да! – неубедительно встрепенулся Багеров. – Было дело, заходил я к соседке. Все как вы говорите, за жизнь спросить, о планах на будущее...
– Вот видите, как все хорошо, Родион Андреевич, – с виду искренне обрадовался Агранов. – Легко работается, когда следствие и подследственный друг друга понимают с полуслова. Но я еще не следствие, да и вы можете избежать участи подследственного. Если, конечно, будете внимать моим советам. Вы же видите, Родион Андреевич, я совершенно не желаю вам зла... Итак, один совет вы приняли, теперь давайте дальше, в том же направлении...
Вадим умел увещевающей нитью голоса плести крепкие сети. Я хорошо знал своего коллегу, поэтому почти уверен был в том, что в его советах таится подвох.
– Итак, совет второй. Вы должны сказать мне, что от Эльвиры ушли ночью, в третьем часу ночи... Гражданка Нагорнова точно не помнит, в каком часу возвращалась домой, но точно помнит, что видела, как вы садились в свою машину...
– Какая гражданка Нагорнова? – напрягся Багеров.
– Ну, «гражданка» в этом случае звучит как-то не очень, – потянувшись на стуле, благодушно зевнул Агранов. – Ее просто Любка зовут. Эльвира на четвертом этаже живет, а Любка на седьмом. Вы, Родион Андреевич, ее, наверное, и не знаете. Вы когда с женой развелись, ей всего четырнадцать лет было. А сейчас она уже девушка-красавица... Соседи говорят, что не совсем она порядочная, с кавалерами по ночам таскается, ай-яй-яй. Ну, мы-то верить сплетням не будем, правда, Родион Андреевич? Мы же мужчины, да?.. Может, все-таки знаете ее? Мелкие косички у нее на голове, красится очень сильно, груди в декольте – ух, а ножки, так вообще сказка...
– Мелкие косички? – схватил наживку Багеров. – Ну, видел, знаю...
– Значит, в ночь с восьмого на девятое июня вы видели ее во дворе дома, когда садились в свою машину.
– Нет, не видел!.. – встрепенулся задержанный. – То есть видел, но не тогда!
– Но она-то вас видела. В третьем часу ночи... Точней пока сказать не могу. Мы сейчас ее кавалеров ищем, ну, с кем она тогда к дому подъезжала, вернее, уже нашли, сейчас поедем, узнаем, они нам более точное время скажут...
– Но я в первом часу ночи уехал, – не выдержал прессинга Багеров.
– Домой?
– Домой.
– От Эльвиры?
– От Эльвиры.
– Браво, Родион Андреевич! Приятно работать с умными людьми, которые следуют твоим советам... Только вот плохо, что вы все время мне врете. То говорите, что вообще вас не было у Эльвиры Васильевны, то рассказываете, что на чуть-чуть к ней заскочили, а сами провели у нее... давайте считать... пять часов у нее дома провели... Я, конечно, понимаю, она ваша бывшая жена и дом ее, считай, ваш... Ваш дом, да? Вы же квартиру на совместно заработанные деньги купили, да? – Агранов нажимал на растерянного мужчину, не давая ему передышки. – Вы когда с Эльвирой разводились, квартиру ей оставили. А сами с новой женой и ребенком втроем в одной комнате живете, а Эльвира одна трехкомнатную квартиру занимает. Несправедливо, правда?
– Э-э, я не знаю... Вы не даете мне сосредоточиться! – запротестовал Багеров.
– А правда, если вы не знаете, не требует сосредоточения. Правда, она как вода с высоты льется, сама по себе. Это когда врешь, напрягаться приходится. А вы врете мне, Родион Андреевич, пытаетесь доказать, что не было вас у Эльвиры Васильевны. А мы-то знаем, что вы были. Да вы и сами признались... Что было, в том и признались. Поздравляю вас с почином, Родион Андреевич. Давайте продолжайте в том же духе, и скоро вы почувствуете, как раскроется ваша душа навстречу правде, какой бы горькой она ни была... Ну что, начнем раскрываться?
– Но я не убивал Эльвиру, – нервно заламывая пальцы, сказал Багеров.
– Да, но она погибла примерно в то время, когда вы от нее ушли. Как раз в промежутке между двенадцатью и часом ночи.
– Когда я уходил, она была жива...
Я поднял руку, призывая Вадима взять паузу. Пусть передохнет немного.
– Скажите, Родион Андреевич, вы в армии служили?
– Нет, у меня белый билет... Язва, плоскостопие...
– Психические заболевания в этом наборе были?
– Нет, что вы! Меня бы ни на какую работу не взяли.
– А где вы работаете?
– Экономист я, на заводе. Поверьте, работа очень ответственная!
Багеров смотрел на меня, капризно надув щеки. Обидели его мои намеки. Эка цаца!..
– Поверил... Значит, в армии не служили?
– Нет.
– А на гитаре играть умеете?
– Нет, пробовал когда-то, не вышло. Пальцы у меня нежные, больно струны перебирать...
– А гитара есть?
– Зачем мне гитара, если я играть на ней не умею?
– Логично...
Я неторопливо приблизился к задержанному, пристально посмотрел на него сверху вниз.
– Может, борьбой увлекались, самбо там, дзюдо...
На полуслове сделал резкое движение, будто собирался атаковать Багерова. Но никакой реакции, кроме заячьего страха, не выявил.
– Нет, не занимался, – съежившись, пугливо смотрел на меня мужчина.
– Да вижу, что нет...
Я вернулся на место, а Вадим продолжил допрос. Но я почему-то был уверен, что расколоть Багерова он не сможет.
Агранов сумел заморочить ему голову и даже довести его до слез. Но признания так и не услышал. И квартирой упрекал его напрасно, и на мораль давил, предрекая, что молодая жена обидится, когда узнает, в каких отношениях он был с покойной. Как ни крутил он руль, а на прямую дорогу выехать не смог.
А потом появилась Бесчетова и велела зайти к ней в кабинет. Пришлось вызывать конвой и отправлять Багерова в изолятор.
– Вот жук, не колется, – посетовал Вадим.
– Про Любку с мелкими косичками сам придумал? – с ироничной насмешкой спросил я.
– Да нет, была такая. Вчера соседей опрашивал, на Любку эту вышел. Красивая девчонка, сочная, у-ух и шалавистая. Правда, с пацанами по ночам таскается, только ничего не видела...
– Плохо. А то, что Багерова на пушку взял, хорошо.
– Я за ним всю ночь вчера гонялся.
– Почему гонялся?
– Ну, не гонялся. И не всю ночь... У родителей он с женой гостил, вернулись поздно. Тихо взял его, мирно, без стрельбы... Что ты там Бесчетовой наплел, с трех рук этот жук стреляет? – развеселился Агранов. – Она мне с таким серьезным видом рассказывает, а я со смеху лопаюсь... Вот дура, она всерьез поверила, что ты испугался.
– Дура не дура, а Багерова к делу пришить хочет, – заметил я.
– Все правильно, только пришла и сразу галка в мокрой графе... Если честно, я бы не отказался от такого варианта, все-таки отчет на носу, но чует моя селезеночка, что с Багеровым нам ничего не светит. Хотя, конечно, за уши притянуть можно...
– Я так понял, Багерова на тебя взвалили.
– Ну да, конечно! Ты тоже в упряжке...
– Обыск у него в квартире проводили?
– Да, санкция была, и обыск тоже. Только ничего не нашли. Так что зря ты про гитару спрашивал. Не было у него гитары... И струны тоже...
– С экспертами общался?
– А что – нужно?
– Да всего понемногу... Ладно, я сам с дядей Ваней поговорю... Там нас вроде куда-то звали.
Совещание у начальника отдела началось с фарса. Бесчетова во всеуслышание объявила благодарность капитану Агранову за мужество, проявленное при задержании особо опасного преступника, и прямо на месте сделала запись в карточку учета поощрений и взысканий. Это был камень в мой огород. Но я даже обижаться не стал.
Затем, демонстративно улыбаясь Агранову, доверительным тоном попросила сообщить его о ходе дела. Не вдаваясь в подробности, Вадим рассказал о разговоре с подозреваемым.
– В общем, колоться не хочет, – заключил он.
– Хочет не хочет, а надо. В момент убийства в квартире находился? Находился. Алиби есть? Алиби нет...
– Удавка есть? Удавки нет. Прошу прощения, что перебил, – сухо, ничуть не раскаиваясь в содеянном, извинился перед начальником я.
– Удавку можно было выбросить, – недовольно посмотрела на меня Бесчетова.
– Да это я так, к слову. А то сижу, молчу, еще подумаете, что за дело не болею.
– А что, болеете?