– Верно, вдовушка! – радостно вторили зрители. – А ну-ка, намни ему бока!
– Теперь ты, Ипполит! – Вожников повернулся к Айльфу. – Готов?
– Угу.
– Ну, ни пуха.
Под аплодисменты зрителей на сцене появился запомнившийся многим красавец атлет, и князь запоздало подумал, что именно ему и нужно было поручить главную роль. Ему, а не тощему подростку Иоганну. Впрочем, и так все шло неплохо.
– Ах, какой прекрасный подарок, милый! Эти благовония… ах… я давно о таких мечтала. И у меня для тебя кое-что есть. Вот… смотри.
– Чудная бритва, любимая! И какая острая… ею можно запросто разрубить горло сразу трем сарацинам!
Спектакль прошел на ура, впрочем, Вожников и не ожидал иного – все-таки классика. Собравшийся в честь дня святой Афры народ отличался щедростью, и заработанных бродячими артистами денег оказалось раз в пять больше, чем обычно, что, естественно, радовало сейчас всех, даже вечно хмурый Готфрид – и тот улыбался.
По дороге к бивуаку заглянули на рынок, а потом еще прошлись и по лавкам – благо денежки позволяли. Накупили себе подарков, хорошей еды и вина, и закатили по возвращении настоящий пир.
– Ну, как мне, идет? – радостно кружась вокруг костра, Альма приподняла подол платья из добротного аксамита цвета морской волны. На рукавах и кое-где по подолу желтели шелковые вставки – для красоты и демонстрации определенной зажиточности: не каждому горожанину по карману такое платье!
– Славно, славно, сестренка! – хлопнул в ладоши Айльф. – Красавица ты у меня, ага!
– Да ну тебя, братец. – Девушка фыркнула, отвернулась, но все ж видно было: похвала пришлась ей по вкусу, и это заметили все… кроме вдруг погрузившегося в какие-то свои мысли Егора.
Набравшись храбрости, белобрысый Иоганн даже толкнул его локтем:
– Эй, Георг, дружище. Правда ведь, наша Альма – красавица?
Князь дернул головой:
– А? Что? Ах да, ну конечно – красавица, кто б спорил. И пояс ей этот весьма к лицу, видать – новый.
– Да у меня не пояс, платье новое! – обиженно воскликнула девчонка. – Кручусь тут, кручусь… а вы…
– Вот и хватит крутиться. – Старый Корнелиус разлил по кружкам вино из большого кувшина. – Садись к нам, Альма, выпей. Неплохо мы сегодня потрудились, слава святой Афре!
– Святой Афре… и нашему Георгу! – подняв кружку, продолжил Айльф. – Добрую пьесу сочинил, ага!
– За это и выпьем.
– Ты чего такой грустный, Георг? – Выпив, атлет удивленно воззрился на князя.
– Да я не грустный, – не очень-то вежливо отмахнулся тот. – Просто кое о чем задумался. Есть одни мысли…
– Что за мысли? – Корнелиус подвинулся ближе. – Верно, хочешь податься в родные места, а? До весны-то подожди, деньжат подкопишь – мы после Аугсбурга сразу в Констанц вернемся, там не бедные люди живут и денежки кидают охотно. Заработаем!
– Вот и я про то думаю, – неожиданно улыбнулся Егор. – Как нам еще больше заработать. Куда больше, совсем другие деньги, нежели нам на площадях бросают… совсем другие.
– Грабить никого не пойду! – сурово заявил Готфрид. – За такие дела, знаешь, и повесить могут.
Вожников удивленно приподнял брови:
– А я вам что, грабить предлагаю?
– Так ты ж сам сказал: совсем другие деньги, так?!
– Так, да не так, – уже не сдерживая смеха, князь махнул рукой. – Не так, как ты почему-то подумал, славный дружище Готфрид! Не будем мы никого грабить… другие способы есть. Вот что! – Посмеявшись, Егор продолжал уже на полном серьезе: – Сейчас ведь в городе все лавки работают, так?
– Так. Праздник ведь – вот и торгуют.
– Тогда мне надо в город – чего зря время терять? Тем более купцы сейчас радостные, податливые…
– Да мы ж только что из города! – воскликнула Альма. – И ты снова собрался. Зачем?
– Подстричься хочу, – Вожников подмигнул девчонке и снова рассмеялся. – А то ты у нас такая красивая, а я вот оброс – бородатый, косматый – страх один!
– Да не такой уж страх. – Девушка тоже расхохоталась и, покрутив на пальце локон, предложила: – Давай я тебя подстригу, ага?
– А ты умеешь?
– Спрашиваешь!
– Да ты не бойся, – хохотнул Айльф. – Голову от шеи не отстрижет… хотя – может… если захочет.
– Да что ты такое, братец, говоришь-то!
Альма и впрямь сносно владела ножницами и подстригла князя «в кружок» довольно быстро и ловко. Ну, а щетину Вожников уж сбрил сам и, достав писчие принадлежности и листок бумаги, расположился на старом пне.
Видя такое дело, жонглеры удивленно переглянулись:
– Ты ж в город собрался… вроде.
– Собрался. – Прищурившись, князь склонил голову набок, глянув на своих новых знакомцев и уже, можно сказать, сотоварищей с этакой хитрецой. – Только сперва о горожанах хочу кое-что узнать. Вы ведь не первый раз в Аугсбурге?
– Ха! Тысяча первый!
Вожников потер руки:
– Замечательно! Вот и расскажите мне о сих уважаемых бюргерах – о купцах, владельцах рядков и лавок, ну и мастера, если сами торгуют, подойдут тоже.
Айльф, присвистнув, сдвинул на затылок шапку:
– А ты знаешь, сколько здесь таких, дружище Георг? Рука писать устанет!
– Ничего, как-нибудь разберусь. Да! Вы мне только тех называйте, кто с умом дела ведет, дураков пока не нужно.
– Однако. – Покачав головой, Корнелиус снова потянулся к кувшину, разлил. – Интересно, зачем тебе умники?
– Узнаете, – подняв кружку, хохотнул князь. – Кстати, от вас тоже кое-что потребуется… по ходу пьесы, само собой.
В город Вожников отправился не один – Альма и Иоганн изъявили желание составить ему компанию. И в самом деле, почему б и не прогуляться в столь чудесный праздничный денек? Ни Иоганн, ни Альма так, как другие жонглеры, не пили, и если и захмелели, то лишь слегка: для хорошего настроения – в самый раз, а вот для тупого сна с раскатистым храпом – явно маловато будет.
– Ну, пошли, пошли, раз уж так хотите, – накинув на плечи летний плащ, махнул рукой Егор. – Вместе-то все веселей.
– Вина там купите, – поднял голову уже разлегшийся на солнышке у повозки Готфрид. – А то наше-то, чувствую, очень скоро закончится.
– Хорошо, возьмем. – Альма со смехом пригладила волосы. – Еще что-нибудь?
– Да ничего. Вино, главное, не забудьте.
Они шли, весело смеясь и дурачась, и путь показался князю довольно коротким – не заметили, как уже и показались ворота Рыбаков, широко распахнутые, с гостеприимно поднятой решеткой – праздник! Пей, гуляй, веселись!
– Вот вам, ребята, в день святой Афры! – подойдя, Альма сунула стражникам по серебряной монетке.
– Спасибо, красавица! – ухмыльнулся в рыжие усы дородный, в кольчуге с нагрудником воин с алебардой на длинном древке. – Обратно сегодня пойдете?
– Угу!
– Можете особенно-то не торопиться – до полуночи ворота открыты будут. Праздник!
Девушка всплеснула руками:
– Вот славно! Вот и мы повеселимся, на людей посмотрим… Это хорошо, милый Георг, что ты нас с собой взял! А то сидели бы сейчас у повозки, ковыряли в носу или спали бы. Верно я говорю, Иоганн?
– Ага! – с готовностью кивнул подросток. – Уж тут-то мы точно повеселимся.
– А вот и нет! – пряча усмешку, сказал Вожников. – Сначала дело сделаем, а уж потом веселиться будем… может быть.
– Может быть?
– Ла-адно, не злись, девочка! – расхохотался Егор. – Пошутил я. – Он достал из-за пазухи свернутый в свиток листок, развернул: – Итак, первый в списке – Вольфганг Эйке, торговец тканями… живет он на улице Менял, в том же доме – и лавка. Ну, что смотрите? Идем! Вы же город куда лучше моего знаете.
Друзья проболтались по делам почти до темноты, кроме торговца тканями Вольфганга Эйке посетив еще ювелира Генриха Штольца, а также герра Адольфа Браве, кузнеца по ножам и бритвам. Заглянули в мастерскую мебельщика Хамстера Кунца и побывали еще у полдюжины не менее почтеннейших бюргеров славного города Аугсбурга. Кто-то смеялся, кто-то задумался, но большинство все же заключили соглашение с некой «жонглерской» организацией «Корнелиус АГ».
Все трое сильно устали, но все же остановились на освещенной факелами соборной площади – поплясать под игру уличных музыкантов. Повеселиться – за тем ведь и пришли! Князю казалось: он и шагу уже не может ступить, и это он-то – тренированный и выносливый воин, что уж было говорить о его юных спутниках? Однако нет – едва заиграла музыка, как усталость тут же ушла, растаяла без следа. Да и музыканты играли так, что ноги сами собой в пляс пускались. Волынка, флейты, лютни, бубны…
Ай-ля-ля, ай-ля-ля…
Что-то типа «Бони М» или приснопамятной «Белой Верблюдицы» из репертуара знаменитой ордынской певицы и танцовщицы Ай-Лили.
Заглянув Вожникову в глаза, Альма обняла его за плечи:
– Давай вместе! Покружим, ага.
Обхватив юную циркачку за талию, князь закружил девушку так, что отражавшиеся в ее карих глазах факелы превратились в длинную золотисто-оранжевую полоску, войлочная шапка давно слетела с головы, потерялась где-то, и волосы, чудные каштановые волосы, растрепались по плечам… и князь наконец заметил, что это новое платье очень идет Альме, просто как по фигуре сшито, и…
– Пойдем, – прошептала девушка ему на ухо. – Пойдем, а? Пора уже возвращаться… пойдем.
Пробираться вверх по реке в ночной тьме оказалось не таким уж и простым делом, несмотря на звезды и луну. Пару раз идущий впереди Иоганн уже спотыкался, падал, но, слава богу, все обошлось без травм. Егор и Альма часто останавливались, целовались и шли дальше, лишь услышав озабоченный крик Иоганна:
– Э-эй! Ну где вы там?
Костер уже едва тлел, а из-под повозки доносился густой и довольный храп.
– Есть будешь, Иоганн? – присев к костру, обернулась Альма. – Тут еще рыба осталась.
– Завтра. – Юноша потянулся и устало зевнул. – Пойду-ка я спать, вот что.
– Вот и хорошо, – прошептала девушка и взяла князя за руку. – Пойдем и мы, да? Нет, нет… не в повозку, там же Корнелиус… вон туда, к реке.
Они медленно спустились вниз, обнялись, поцеловались, Егор чувствовал, как тяжело дышала девчонка, как обольстительно вздымалась под тонкой материей ее грудь. Ах, эти глаза… губы… И шепот, едва слышный шепот, таящий нешуточную страсть.
– Подожди… я сниму платье… Ой, нет… без тебя не справлюсь – завязки…
Альма повернулась спиной, и молодой человек на ощупь развязал тонкие шелковые ленточки, стягивающие лиф. Поцеловал девчонку в плечо, погладил по спинке… нежно поласкал набухшую грудь… С тихим шорохом упало под ноги платье… Оба повалились в траву, тесно прижимаясь друг к другу и чувствуя теплоту кожи… нет! Жар!
Качнулась в небе луна, побледнели звезды, и из-за гор начал подбираться рассвет.
– Ой! – вздрогнула Альма. – Что ж, мы с тобой уснули… прямо здесь?
– Тебе неуютно, краса моя?
– Уютно. Только ты на моем платье лежишь… Ай! По мне ползет кто-то… прямо по спине, меж лопатками… верно – паук!
Егор хохотнул:
– Это пальцы мои, милая.
– Да? Тогда пусть ползут… ниже, еще ниже… ах…
Назавтра труппа Корнелиуса, дождавшись возвещавшего окончание рабочего дня трехкратного звона колокола собора Святой Девы Марии, принялась вновь окучивать горожан, только уже несколько по-иному. Герр драматург внес в постановку некоторые дополнения, и ныне разворачивающееся на сцене кибитки действо выглядело примерно так:
– А вот перед вами, достопочтенные зрители, зажиточный дом вдовы, – вдохновенно вещал Егор. – Стены его обиты прекрасным темно-голубым бархатом ценою полтора флорина за локоть, приобретенным вдовой в лавке почтеннейшего и уважаемого всеми купца, председателя гильдии герра Вольфганга Эйке! Вот и сама вдова, одетая в платье из белого дамаска, ценою два с половиной флорина за локоть, но купленного все у того же господина Эйке за гораздо меньшую цену – нынче скидки, мои господа!
Князь нарочно называл цены во флоринах – флорентийских золотых монетах – подобные же чеканились и в Венеции, там их называли дукатами (на востоке Европы – цехинами), делали их и на монетных дворах владетельных германских князей, и в вольных имперских городах, и называли просто и без затей – «гульдены» – «золотые». Но сказать «флорин» считалось куда круче – они в те времена котировались так же, как в современной России – доллары.
– Ах, какие прекрасные благовония, – вдыхая, округляла глаза «вдовушка» Альма. – Где ты купил их, милый?
– Как где? – восклицал «Ипполит» Айльф. – Конечно же, в лавке славного купца герра Йоахима Миллера, что у Красных ворот.
– Видно, недешево обошлись тебе эти прекрасные благовония, милый мой?
– Сказать по правде, не так уж дорого – пять флоринов флакон…
Зрители при этих словах ахали: цена-то была та еще! Ничего себе – «недорого», скажем, лавочный мальчик на побегушках зарабатывал столько же в год!
– Но эти благовония действительно прекрасны и стоят этих денег! Ни один мужчина не устоит перед ними, ни один, клянусь святым Зимпертом, спасителем детей, день которого, как напоминает нам всем наш уважаемый епископ, уже в следующее воскресенье. А между тем кружки, повешенные в соборе Святой Девы Марии, – пусты! А пора уже начинать опускать подаяние в честь благочестивого святого Зимперта, пора!
– И у меня есть для тебя подарок, милый… вот.
Айльф чувственно прикрыл глаза и восхищенно свистнул:
– Какая чудесная бритва! И какая острая. Да ею же запросто можно зарезать дюжину сарацин!
– Еще бы, мой милый! Она же сработана в мастерской известного на всю Империю кузнеца Адольфа Браве, кстати – старосты цеха изготовителей бритв и ножей! В этой мастерской на улице Святой Урсулы можно заказать многое и по вполне умеренным ценам.
– Прекрасная бритва, ах! А что это блестит у тебя в ушах, дорогая?
– Как? Ты еще спрашиваешь? Да разве сразу не видно, что это серьги самой искусной работы нашего знаменитого ювелира Генриха Штольца?! Его лавка у монастыря Святой Урсулы торгует и по воскресеньям!
– По воскресеньям!!!
– Именно так! С разрешения господина епископа. Слишком много покупателей, знаешь ли.
– Ай-яй-яй… Ай! А что это за бродяга спит у тебя вон там, на сундуке?
– Не на простом сундуке, милый, а на сундуке из мастерской мебельщика Хамстера Кунста! Прекрасные сундуки, лари, дорожные саквояжи, а также стулья, кресла, скамейки и прочая мебель, как на заказ, так и на продажу – бесплатная доставка по городу на больших и удобных телегах! Всегда трезвые грузчики! Обращаться в любое время по адресу…
Вот так все и проходило. Задуманная Вожниковым кампания принесла свои плоды очень быстро – доходы рекламодателей за неделю возросли в целых три раза, соответственно, увеличились и гонорары артистов. Иоганн с Айльфом даже завели себе самое изысканное платье с золотым и серебряным шитьем, пошитое в портняжной мастерской господина… тьфу! В общем, приоделись – то же касалось и Альмы, выглядевшей нынче не хуже настоящей принцессы.
– Вот он, шоу-бизнес-то! – издеваясь, хохотал по пьяни Егор. – Разбогатели! Зажрались!
Вообще-то носить подобную одежду простолюдинам не дозволялось – только всяким там князьям, баронам, герцогам и всем таким прочим, да и тем – каждому по своему статусу, однако ж Аугсбург недавно купил себе звание вольного имперского города и нынче плевать хотел на все законы. Вот кое-кто этим и пользовался.
Ужас! Простолюдина от владетельного сеньора не отличишь! Позор и слом всех нравственных устоев.
Некоторые было кинулись жаловаться, да местный епископ горой стал за жителей – именно в его карманы поспешно введенный налог на роскошь и шел, чего бы не заступиться-то? Кровное дело!
Труппа старика… нет – почтеннейшего господина Корнелиуса уже к осени нынешнего, тысяча четыреста тринадцатого года гремела на весь город, и уважаемые артисты давно не ночевали в кибитке, сменив ее на приличную корчму на тихой улочке Ратманов, невдалеке от ворот Святого Якоба. Айльф, Иоганн и все прочие уже не жонглировали, Альма не ходила по канату – все только играли пьесу – пока что одну – главную! – нынче приносящую нехилый доход. Однако же рано или поздно и сия гениальная постановка должна была приесться, и Вожников, предвидя такое, уже взялся за новый проект, не менее гениальный, задумав воплотить на кибиточной сцене целый сериал по мотивам знаменитой «Илиады». Постановка уже имела рабочее название, как принято было в Средние века, довольно громоздкое – «Троянская война, или Похождения знаменитого проказника Гектора в обществе веселых и приятных девиц». Альма должна была играть Елену, Айльф – Гектора, Иоганн – Ахиллеса, а по поводу «девиц» князь уже вел переговоры с городской баней – чтоб отпустили своих б… ммм… б-банщиц, да. Пьесу сию Егор называл «мыльной оперой» и задумал сдобрить постановку изрядным количество эротизма, для чего нужно было заручится согласием епископа… что никакой проблемы не представляло – двадцать процентов от будущих доходов, и хоть все пусть на площади голыми скачут! А что? Папе Иоанну не до того – интриг хватает, да и сам-то он – бывший кардинал Балтазар Косса – личность та еще: прелюбодей, разбойник и пират.
Да, с епископом Аугсбургским Альбрехтом можно было вести дела – сквалыжный, конечно, и жадный не меньше, чем доминиканский аббат, отец Йозеф, но, в отличие от последнего, умный и выгоду свою на десять шагов вперед просчитывающий. С умными людьми – пусть они и сволочи – уж куда приятней дела иметь, нежели с честным и порядочным дураком – тот уж если втемяшит себе что-то в башку, так никакой колотушкой не вышибешь!
Кстати, именно от епископа Альбрехта Вожников узнал о голландце Вандервельде, когда приходил к почтеннейшему прелату договариваться насчет банных девиц.
– Ты ведь с севера, Георг, да? – благословив преклонившего колено князя, негромко осведомился святой отец.
Вожников помотал головой:
– Нет, падре, я из Константинополя.
– Наверное, генуэзец? Или из Венеции?