Ранним мартовским утром тридцать шестого года Вольфганг, как обычно, зашел в служебный кабинет фон Шелия.
— Какие новости?
Взъерошенный фон Шелия был явно не в духе:
— Этот истерик фюрер сходит с ума… Через двадцать четыре часа он пошлет войска в Рейнскую область. Правда, командование частей еще не получило приказ, но мне-то он известен…
Послушав еще минут сорок, как Шелия ругает гитлеровское правительство и нацистскую партию, Вольфганг вспомнил об одном якобы неотложном деле и стал прощаться. Нужно было срочно сообщить о планах Гитлера в Москву…
— У нас нет территориальных требований в Европе. Мы точно знаем, что европейскую напряженность нельзя разрешить путем войны, — заявил Гитлер на следующий день, 7 марта, на заседании рейхстага. Но а тот же день на заре три гитлеровских батальона осуществили оккупацию демилитаризованной Рейнской области.
Увидев, как легко удалась ему эта операция, Гитлер торжествовал. Его аппетит к захвату новых земель разгорелся еще сильнее.
Хорошо понимая, какую большую пользу Советскому Союзу могут принести сведения, полученные от Шелия, Вольфганг хотел, чтобы дипломат помогал ему в борьбе с нацистами.
В Варшаве Шелия жил с женой и двумя дочерьми. Любил театр, охоту и певичек. Он рассчитывал со временем стать наследником имения своих родителей. Его состояние исчислялось бы тогда почти полумиллионом марок золотом. Но с точки зрения Шелия, который постоянно приравнивал свои жизненные потребности к условиям жизни высшего дворянства, такое состояние было весьма недостаточным. Шелия постоянно нуждался в наличных деньгах.
Вот почему, продав в начале тридцать седьмого года принадлежавший ему в Вене доходный дом за 350 тысяч шиллингов, Шелия перевел в Берлин для отвода глаз германской финансовой инспекции лишь 150 тысяч шиллингов, а остальные 200 тысяч шиллингов припрятал, чтобы положить их на надежный текущий счет за границей. Вспомнив о том, что Шелия скрывает эту свою проделку от всех сослуживцев и в то же время рассказал о ней ему, Вольфганг усмехнулся. Он был доволен: Шелия доверял ему больше, чем своему другу-послу.
Еще совсем недавно Шелия плакался Вольфгангу у себя на квартире, заявляя, что охотно бросил бы дипломатическую службу, если бы появилась возможность перейти на другое, лучше оплачиваемое амплуа. Рассказав «коммерсанту» о том, что сестра его жены выходит замуж за второго сына владельца крупповских заводов в Австрии, Шелия всерьез советовался с Вольфгангом о том, не перейти ли ему служить к Круппу, который по старому знакомству сразу же предоставит ему прекрасное положение. Разведчику пришлось довольно долго уговаривать гитлеровского дипломата не делать этого.
Однако Вольфганг хорошо понимал, что у фон Шелия острый взгляд и тонкий нюх. Не зря в припадке откровенности дипломат сам любил сравнивать себя с лисой. И это были не просто слова. Вольфганг видел, что в борьбе со своими противниками Шелия беспощаден. В этой борьбе для Шелия все средства были хороши. Он использовал и интриги, и деньги, и притворство. Конечно, не могло быть и речи о том, чтобы этот аристократ стал помогать коммунистической стране из-за своего недовольства политикой фашистов.
Чем больше думал Вольфганг над тем, как поступить, тем отчетливее понимал всю трудность поставленной перед собой задачи.
За то, что Шелия согласится сообщать секреты посольства, а следовательно, и тайны политики гитлеровской Германии, говорило прежде всего недовольство Шелия существующим в Германии режимом. За это говорила также его ненасытная жажда денег. Надо было решаться.
Вольфганг предполагал три возможных результата своей попытки. Во-первых, Шелия мог отклонить предложение Вольфганга, сохранить с ним связь и донести на него. Во-вторых, Шелия мог отклонить его предложение, прекратить с ним связь, но никому ни о чем не говорить. Наконец, в-третьих, Шелия мог принять предложение.
После долгих размышлений Вольфганг пришел к выводу, что первый вариант маловероятен. Второй — при данных обстоятельствах мог быть возможен. Вольфганг прилагал все усилия к тому, чтобы провести в жизнь третий вариант.
Поводом для разговора с Шелия Вольфгангу послужила его поездка в одну крупную европейскую капиталистическую страну. Им был разработан следующий план.
Вернувшись в Варшаву, он придет к Шелия и скажет:
— Во время поездки со мной произошли странные события. Как мне кажется, они касаются и вас. В стране, которую я посетил, мне приходилось много рассказывать о Польше. Однажды ко мне в номер отеля заглянул один из участников такой беседы господин С.
«Судя по вашим рассказам о Польше, — сказал он, — вы отлично информированы о положении в ней. Откуда вам известны факты о польско-германских и польско-русских отношениях?»
«От одного дипломата».
«По-видимому, эту информацию давал немецкий дипломат? Я сотрудник разведки той страны, в которой вы сейчас находитесь. Эти сведения нас очень интересуют. Вот почему мы хотели бы держать с вами постоянную связь. Если вы доверяете вашему другу, вы можете рассказать ему об этой беседе. Свое решение вы, если хотите, также можете поставить в зависимость от него. Платить и ему и вам мы будем валютой…»
«Ваше предложение смущает меня. Я ничего не могу вам сказать, не поговорив с моим другом…»
Прощаясь, гость улыбнулся:
«О своем решении можете сообщить нам вот по этому адресу…»
Останавливаясь на этом плане, Вольфганг считал: преимущество такого разговора с Шелия состоит в том, что тот, в случае отказа сотрудничать с господином С., сохранит связь с самим Вольфгангом.
Но прежде чем приступить к осуществлению этого плана, он поставил о нем в известность Ильзе Штёбе.
ХИТРЫЙ ЛИС ДАЕТ СОГЛАСИЕ
«Прекрасная дама из Берлина.
Прага, 8 сентября 1935 года. «Лидове лист» сообщает, что в обществе немца Бертгольда, арестованного по делу шпионажа для гестапо, часто видели молодую красивую даму… Имя этой дамы Ильзе Штёбе, девица, родилась в 1911 году в Берлине, гражданка Германии, журналистка. Она часто бывала в Чехословакии. В прошлом году останавливалась в «Голубой звезде» в Праге. Выезжала за город. Особенно в места, где живут немецкие эмигранты. Ей везло. Она всегда находила родственную душу. Краткий разговор — и Штёбе ехала в другое место. Игра повторялась. Заниматься журналистикой ей, конечно, было некогда…
В последний раз Штёбе была снова в Праге между 30 июля и 5 августа и останавливалась в отеле «Централь». Персонал отеля называл ее «таинственная иностранка». Она держалась очень сдержанно, получала ежедневно почту из Германии, однако ее никто не посещал. С 9 утра до вечера она отсутствовала и говорила, что учится в Праге. С Бертгольдом у нее были 4 и 5 августа свидания в ресторане… 5 августа Штёбе выехала из отеля «Централь», но Прагу покинула только 7 августа. Где она была эти два дня, не выяснено. Она уехала 7 августа поездом в Словакию. С этого времени ее след пропадает. Возможно, что она еще «работает» в Чехословакии, возможно, что, узнав об аресте Бертгольда, она бежала через границу…»
Когда немецкая журналистка Ильзе Штёбе приехала в Варшаву, оказалось, что местный фюрер Бюргам читал заметку, опубликованную о ней в пражской газете. И может быть, именно поэтому руководитель национал-социалистской организации немецкой колонии в Польше сразу же отнесся к Ильзе по-отечески, а жена его, как шептались в германском посольстве, прямо души в ней не чаяла. Нужно ли после этого говорить, что в немецкой колонии в Варшаве Ильзе пользовалась большим доверием и уважением. Впрочем, трудно было относиться иначе к этой молодой, обаятельной и умной женщине, которая не любила сорить деньгами и как-то удивительно умела расположить к себе людей. И, даже будучи назначенной референтом местного фюрера по вопросам культуры, чтобы воспитывать немецких женщин в Варшаве в духе национал-социализма, она, как судачили жены немецких чиновников, не в пример своим предшественницам осталась все такой же милой и любезной…
Лишь Вольфганг да несколько работников Центра в Москве знали, как ненавидит Ильзе Штёбе фашизм. В Германии она видела огромные полотнища со свастикой на фасадах домов и озверевшие толпы, орущие песню о Хорсте Весселе. Она видела облавы на людей, устраиваемые палачами в черном, и огромные костры из книг на площадях. Видела и с содроганием думала о том, в какую пучину влечет гитлеризм ее горячо любимую родину, какую страшную судьбу готовит он народам Европы. Но она не только думала об этом, она действовала, как действовали и те честные немцы-патриоты, которым были дороги Германия и интернациональное братство людей труда.
Здесь, в Варшаве, Ильзе вместе с Вольфгангом боролась с нацизмом на невидимом фронте. От результатов их важной и опасной работы могли зависеть судьбы миллионов людей. Именно поэтому «дело» с Шелия нельзя было форсировать. Оно было слишком серьезно и ответственно. Излишняя спешка могла поставить под угрозу чересчур многое. И в то же время Вольфганг и Ильзе хорошо понимали, что это столь важное дело нельзя откладывать. Тучи войны все плотнее сгущались над Европой.
Правда, мир еще не знал, что 5 ноября 1937 года Гитлер созвал совершенно секретное совещание. На нем присутствовали военный министр фельдмаршал Вернер фон Бломберг, главнокомандующий сухопутных войск вермахта генерал Вернер фон Фрич, командующий военно-морскими силами адмирал Эрих Редер, министр иностранных дел Константин фон Нейрат и личный адъютант Гитлера полковник Фридрих Госсбах.
На этом совещании Гитлер заявил:
— Нам нужно захватить в первую очередь Чехословакию и Австрию, чтобы в случае вероятного наступления на запад устранить угрозу с флангов… Англия… и Франция спишут со счета Чехословакию и примирятся с тем, что Германия в один день решит этот вопрос… Естественно, в момент нападения на Чехословакию и Австрию против Запада нужно будет выставить заслон… В отношении Польши решающим будет, как быстро и неожиданно мы будем действовать…
В ходе совещания Бломберг, Фрич и Нейрат высказали кое-какие опасения в связи с форсированием военных планов Гитлера. Через три месяца все трое были удалены со своих постов.
Аристократ фон Шелия с возмущением рассказывал Вольфгангу о том, как, чтобы избавиться от Бломберга, фельдмаршала обманом женили с помощью Геринга на проститутке, имевшей несколько судимостей, а затем потребовали от него немедленной отставки.
Готовясь к разговору с Шелия, Вольфганг решил вести его с видом человека, совсем не искушенного в том, что ему предложил господин С. Он сообщит Шелия о своем разговоре с господином С., не обнаруживая ни малейших признаков заинтересованности в этом предложении. Сообщит об этой встрече только как о факте, а свое суждение о ней выскажет лишь в зависимости от того, как будет реагировать Шелия. Если Шелия встретит это предложение доброжелательно, то он, Вольфганг, конечно, с ним согласится. Если же Шелия не выскажет определенного мнения, то он, Вольфганг, опять-таки не проявляя к предложению господина С. интереса, воздержится от высказывания своего мнения и, удивленно пожав плечами, отделается ничего не значащей фразой: «Странные могут быть приключения. Удивительные эти господа…»
Наконец решительный разговор между Вольфгангом и Шелия состоялся.
Приехав из командировки в Варшаву, Вольфганг сообщил Шелия по телефону, что вернулся. Он предупредил Шелия, что хочет рассказать ему кое-что весьма любопытное. Шелия очень заинтересовался, однако сказал, что вечером будет крайне занят, и пригласил Вольфганга на завтра к обеду.
На следующий день Вольфганг приехал к Рудольфу на квартиру. Жены дипломата дома не было — она гостила у родственников в Вене. Вольфганг решил действовать.
Когда оба сели за стол, Шелия сказал:
— Ну, давайте! Ведь вы хотели мне рассказать что-то особенно любопытное!..
— После обеда, — ответил Вольфганг. — Дело слишком необычное. Сначала я вам расскажу о других своих приключениях…
И Вольфганг стал делиться впечатлениями о поездке в страну, почитателем которой Шелия давно являлся. Дипломат слушал коммерсанта с полным одобрением, а кое-где и со скрытой завистью. Вольфганг продолжал рассказывать о знакомствах, которые успел завязать во время поездки.
После обеда друзья прошли в кабинет хозяина и сели в мягкие кресла друг против друга. И тут Вольфганг поведал Шелия об удивительном предложении, «которое сделал ему господин С.».
Во время почти пятиминутного рассказа Вольфганга дипломат молча сидел напротив «коммерсанта». Он смотрел на него удивленными глазами хитрого многоопытного лиса, в которых разведчик-антифашист ничего не мог прочесть.
После первой пробной фразы: «Я заявил господину С., что действительно имею в Варшаве знакомого, который…» — Шелия даже не поморщился. При второй, более решительной фразе: «На это господин С. ответил мне: «Вы можете спокойно рассказать о нашем разговоре вашему знакомому…» — Шелия, смеясь, покачал головой. Он, видимо, хотел этим сразу сказать: «Обо мне, во всяком случае, не может быть и речи…»
В конце своего рассказа Вольфганг растерянно спросил:
— Что же мне теперь делать? Должен ли я был сразу отказаться? Или, быть может, стоит съездить на эту встречу к указанному сроку? Я не знаю…
— Такое дело, — глубоко затянулся сигаретой Шелия, — имеет, конечно, свои положительные и свои отрицательные стороны. Мне трудно вам советовать…
— Во всяком случае, я хотел все это рассказать вам как другу. Ведь такое дело не случается каждый день, и я подумал, что оно, быть может, заинтересует вас.
— Рассказывали ли вы об этом кому-нибудь еще?
— Ну что вы! У меня сегодня была только одна забота: будет ли на обеде ваша жена. Тогда я и вам не смог бы этого рассказать. Я думаю, мне не надо просить вас не говорить об этом никому. И особенно вашей жене…
— Это само собой разумеется…
Оба помолчали. Казалось, беседа вошла в более спокойное русло.
— Я забыл сказать, — вновь заговорил Вольфганг, — господин С. добавил, что я не должен смотреть на его предложение лишь с материальной стороны. По его мнению, гораздо важнее и ценнее для меня тот факт, что я вступаю в тесную связь с его страной. Отсюда при известных условиях для меня могут открыться в дальнейшем большие возможности. Тысячи людей были бы счастливы, получи они подобную перспективу.
Шелия снова глубоко затянулся сигаретой.
— Да, в этом я уверен… Итак, как вы договорились относительно сроков?..
— 18 и 19 августа в Цюрихе. В десять часов утра в бюро путешествий Кука…
— Как это делается, — Шелия как будто все больше и больше проявлял открытый интерес к разговору, — письменно? Я имею в виду вообще…
— Нет, что вы! Насколько я понял, подписывать ничего не надо. Эти люди такие практики, что им, видимо, нужен только материал.
— Ну, а сами вы что обо всем этом думаете? Собираетесь согласиться?..
— Я хотел сначала поговорить с вами. Конечно, трудно быть нечувствительным к материальной выгоде. Но самое главное — какая возможность помешать планам ефрейтора!..
— Я бы на вашем месте действительно подумал…
Теперь в глубине души Вольфганг вздохнул облегченно.
— Моральных сомнений, — голос Вольфганга, казалось, зазвенел, — у меня нет. Это я вам заявляю без всяких уверток…
— Дело не в морали, — Шелия посмотрел на свои холеные ногти. — Восточные штучки нашего фюрера пугают меня. Они пахнут большой войной. Гитлер не читал Бисмарка… Ефрейтор приведет Германию к гибели…
— Во всяком случае, вы согласны со мной, что было бы глупостью сейчас же отказаться?
Глядя куда-то в угол комнаты, Шелия медленно и задумчиво произнес:
— Давайте поговорим об этом еще раз. Я вам завтра позвоню…
Весь следующий день Вольфганг напряженно ждал звонка от Шелия. Звонка не было.
Лишь через день после разговора, к вечеру, Шелия позвонил Вольфгангу из посольства, поговорил об автомобильной прогулке, которую совершили немецкие дипломаты в воскресенье к принцу Радзивиллу, а затем спросил:
— Ну, вы решили? Поедете?
— Думаю, что да.
— Правильно. Чем больше я об этом думаю, тем больше прихожу к заключению, что вы должны это сделать…
Сердце Вольфганга радостно стучало. Победа! Да, кажется, теперь он мог поздравить себя с тем, что выиграл в этой нелегкой битве умов.
Провожая Вольфганга в Цюрих, Шелия торжественно заявил:
— Обратите внимание господина С. на то, что я не просто передаю ему через вас материал, а стремлюсь содействовать этой своей работой уничтожению Третьей империи. Передайте господину С., что я вступаю с ним в контакт по политическим мотивам…
Уезжая в Цюрих на встречу с человеком из Москвы, Вольфганг был твердо убежден, что может с уверенностью сообщить в Центр: теперь он, Вольфганг, будет знать абсолютно все, что известно секретарю немецкого посольства в Варшаве Рудольфу фон Шелия о международной и внутренней политике гитлеровской Германии.
Вернувшись в Варшаву после удачной поездки в Цюрих, Вольфганг по совету Ильзе Штёбе без особого труда внушил Шелия от имени господина С. высокие понятия о дисциплине, царящей в предприятиях господина С.
Правда, требования господина С. к Шелия хотя и пресекали излишнее любопытство дипломата, но были скромными:
«Получив материал от Шелия, Вольфганг должен проходить мимо условленного дома, магазина или делать у себя в квартире на окне какой-нибудь условный знак. Человек от господина С., постоянно наблюдающий за этим домом, магазином или окном, сразу же поймет, что материал Вольфганг получил. Тогда он подходит к Вольфгангу в таком месте, где ему будет удобно, и назначает Вольфгангу встречу для передачи материала. Этого места встречи, кроме Вольфганга и связника, никто не должен знать. Таково категорическое условие господина С., и Вольфганг, несмотря на свою дружбу с Шелия, не должен говорить ему об этом. Кстати сказать, оказывается, господин С. хорошо знает Шелия, знает, с кем имеет дело, а если бы не знал, то и не пошел бы на это дело…»