– Надо же, как интересно! Я пришлю Пибоди за сумкой и другими вещами. Отличная работа, Бакстер.
– Мы с малышом должны были восполнить провал по слежке.
– Ты загнала ее в угол, Даллас, – заметил Фини, когда Ева отключила связь.
– Я хочу посадить ее за решетку.
Она вернулась в комнату для допроса, придав лицу озабоченное выражение.
– Детектив Пибоди, прошу вас срочно принять кое-какие вещи у детектива Бакстера.
– Слушаюсь! Мы прошли факты по часам за понедельник.
– Хорошо. – Ева села, а Пибоди вышла за дверь. – Зана, ты общалась с убитой по телефону в день ее смерти?
– С мамой Тру? В ту субботу? Она позвонила нам в номер, сказала, что хочет остаться в гостинице.
Ева положила телефон, который принес Фини, на стол и тут же прикрыла его папкой с делом.
– У тебя были еще разговоры с ней по телефону? Позже в тот же вечер?
– Э-э-э… я, честно говоря, не помню. – Зана начала грызть ноготь большого пальца. – Как-то все расплывается в памяти.
– Я могу освежить твою память. Были еще звонки с ее телефона на твой. У тебя с ней был разговор, Зана. В предыдущих показаниях ты о нем не упомянула.
– Ну, может, и был разговор. – Зана опасливо покосилась на папку с делом. – Трудно вспомнить все наши разговоры, особенно после всего, что случилось. – Она одарила Еву бесхитростной улыбкой. – Это важно?
– Всякая мелочь важна.
– Ой, извини. Я была так расстроена… Трудно все запомнить.
– А мне не кажется, что так уж сложно запомнить визит в ее комнату той ночью, когда ее убили. Вид у нее, я думаю, был незабываемый. С такой-то расквашенной физиономией.
– Я ее не видела, я…
– Видела, видела. – Ева отодвинула дело в сторону, чтобы между ними на столе ничего не осталось. – В ту ночь, пока Бобби спал, ты пошла в ее комнату. Вот откуда у тебя этот свитер. Это она его купила в четверг, за день до смерти.
– Свитер она мне подарила. – Глаза Заны наполнились слезами, но Ева готова была поклясться, что заметила в этих глазах насмешливый огонек. – Она купила его для меня. Рождественский подарок.
– Это вранье, и мы обе это знаем. Ничего она тебе не дарила. Ни свитер… – Ева взглянула на Пибоди, которая внесла в комнату еще один мешок для улик. – Ни эту сумку, ни флакон духов, ни помаду, ни тени для век. Ты же должна была сообразить, что ей они ни к чему, раз уж она мертва. Так почему бы тебе ими не воспользоваться? Почему бы не забрать все? – Ева наклонилась вперед. – Она была первостатейной сукой, мы с тобой обе это знаем. Ты всего лишь воспользовалась случаем. У тебя это здорово получается. Ты всегда умела пользоваться случаем, да, Марни?
21
Это промелькнуло в ее глазах всего лишь на миг. Не шок, не испуг – злорадство. А потом глаза округлилсь удивленно и стали наивными, как у малого ребенка.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я хочу уйти отсюда. – Губы, которые ей до того нравились, что она даже не стала их менять при операции, задрожали. – Я хочу к Бобби.
– Неужели? Неужели тебе и впрямь хочется к нему? – удивилась Ева. – А может, он просто подвернулся под руку? Но мы к этому еще перейдем. Хватит ломать комедию, Марни. Нам обеим будет легче. Неужели тебе не надоело изображать такой скучный персонаж, как Зана? Ни за что не поверю.
Марни жалобно всхлипывала.
– Какая ты злая.
– Да, я обычно злюсь, когда кто-то мне врет. А тебя это здорово забавляло, да? Но ты кое-что упустила в комнате по соседству с комнатой Труди, когда прибиралась там. Оставила следы крови. А что еще лучше, оставила свои «пальчики».
Ева встала, обогнула стол и наклонилась над плечом Марни. До нее донесся слабый цветочный запах, и она подумала, что Марни этим утром надушилась духами Труди. Интересно, что она чувствовала, брызгаясь тем, что выбрала для себя ее свекровь?
Скорее всего, она чувствовала себя прекрасно. Может, даже хихикала, нажимая на баллончик.
– Ты это здорово придумала – изменить внешность, – невозмутимо продолжала Ева. – Но идеал недостижим. И потом есть еще телефон Труди. Мелочи, Марни, все всегда прокалываются на мелочах. Ты просто не могла устоять, стянула у нее пару мелочей. У тебя липкие пальчики. Ты всегда этим славилась.
Ева протянула руку и ловко раскрыла лежащее на столе дело на том самом месте, где находилась распечатка двух изображений с разделенного экрана вместе с анкетными данными и уголовным досье Марни Ральстон.
– Деловая девушка. Вот что я увидела в тебе, мне кажется, в первую же минуту у дверей комнаты Труди.
– Ничего ты не видела, – пробормотала Марни себе под нос.
– Думаешь, нет? Ну, не буду спорить. В любом случае тебе не следовало оставлять у себя духи, Марни, не надо было брать этот красивый пуловер и эту симпатичную сумочку.
– Это она мне подарила. Мама Тру…
– Опять вранье. И вот теперь ты врешь просто по-глупому. Было бы умнее, гораздо умнее, если бы ты опять пустила слезу и призналась мне, что ты сама все это взяла, просто не удержалась, что тебе так стыдно. Мы ведь с тобой обе знаем, что Труди никогда никому ничего не дарила.
– Она меня любила. – Марни закрыла лицо руками и разрыдалась. – Она меня любила.
– Еще одна ложь, – возразила Ева. – Глупая ложь. Тебе не повезло: ты напоролась на копа, который ее знал, который ее помнит. Ты не рассчитывала, что я появлюсь там в то утро. Ты не успела все приготовить, подчистить за собой. Ты не рассчитывала, что я буду вести расследование. – Она легонько хлопнула Марни по плечу и присела на край стола. – Разве это можно было предусмотреть? Вероятность была нулевой. – Она бросила взгляд на Пибоди: – Верно, детектив?
– Никто не смог бы это предвидеть. Точно, – согласилась Пибоди. – А сумочка и вправду клевая. Жалко было бы, если бы пропала. А знаете, что я думаю, лейтенант? Я думаю, с «липовым» похищением она перестаралась. Была бы умнее, не лезла бы вперед. Сидела бы в сторонке и молчала в тряпочку. Но она просто не могла удержаться, ее манили огни рампы.
– Пожалуй, ты права. Любишь купаться в лучах прожекторов, Марни? Столько лет тебе приходилось играть в эту игру! Копы, служба защиты детей, Труди. Ну, ты сбежала, урвала свое, но тебе же все мало. И ты хитра. Когда судьба пинает тебя в зад, ты знаешь, как повернуться и ухватить ее за башмак.
– Ты все это придумываешь, потому что не знаешь, что было на самом деле.
– О нет, я знаю. Должна сказать, ты меня восхищаешь, Марни. Все эти планы, вся эта игра на публику. Ты здорово умеешь проворачивать такие трюки. Конечно, она попалась. Приехала сюда, пошла меня шантажировать. Потом пустила в ход свой старый трюк: нанесла себе побои, чтобы потом свалить на кого-то. Если бы не это, тебе пришлось бы еще бог знает сколько месяцев изображать кроткую маленькую женушку и послушную невестку. А так ты все провернула по-быстрому. Ну, давай, Марни. – Ева наклонилась вперед. – Ты же хочешь мне рассказать, сама знаешь. Кто поймет тебя лучше, чем я? Ведь я сама через это прошла. Она и тебя заставляла мыться в ледяной воде каждый вечер? Драить ее кухню зубной щеткой? Сколько раз она запирала тебя в темноте, сколько раз напоминала, что ты ничто и звать тебя никак?
– Не пойму, тебе-то что за дело до того, что она убита? – тихо проговорила Марни.
– А кто сказал, что мне есть дело?
– Я думаю, у тебя ничего нет, а эти вещи… – она кивнула на мешок с уликами. – Мама Тру подарила их мне. Она меня любила.
– Она никого на свете никогда не любила, кроме себя самой. Но не исключено, что ты сумеешь заставить присяжных в это поверить. Как ты думаешь, Пибоди?
Пибоди задумчиво поджала губы, словно размышляя над ответом.
– Шанс у нее есть, особенно если задействует свои водокачки. Но если учесть все остальное, шансы резко падают. Понимаете, лейтенант, против нее на одном умысле можно сшить целое дело. Она долго выжидала, долго готовилась. Выдала себя за другую… Само по себе это, может, и негусто, но вкупе со всем остальным… – Пибоди пожала плечами. – Если учесть, что это с целью убийства… Черт, дайте это присяжным. Скажите им, что она вышла замуж за сына жертвы с единственной целью втереться в семью и убить свою бывшую приемную мать. Холодный расчет. Долго выжидала, затаясь. Добавьте фактор денег, убийство из корыстных побуждений. Ей светит пожизненное. Тяжелый случай. – Пибоди перевела взгляд на Марни. – Может, вы сумеете нас убедить, что само по себе убийство было непреднамеренным. Может, представите это как случай самозащиты. Пока мы вам еще сочувствуем.
– Может, мне следует пригласить адвоката?
– Отлично. – Ева отошла от стола. – Мне от этого ни жарко ни холодно: я тебя приперла к стенке, Марни. Можешь приглашать адвоката, это твое право. Но попробуй только это сделать, и ты потеряешь львиную долю моего сочувствия и восхищения. У тебя есть адвокат на примете? – спросила она небрежно. – Если хочешь, защитник может быть назначен тебе судом.
– Погоди, погоди! – Марни схватила банку с вишневой шипучкой и торопливо глотнула. Когда она поставила банку на стол, бесхитростность в ее взгляде сменилась холодным цинизмом. – А если я тебе скажу, что она собиралась обглодать тебя до костей? Тебя и твоего мужа? А я ее остановила. Это же должно чего-то стоить?
– Погоди, погоди! – Марни схватила банку с вишневой шипучкой и торопливо глотнула. Когда она поставила банку на стол, бесхитростность в ее взгляде сменилась холодным цинизмом. – А если я тебе скажу, что она собиралась обглодать тебя до костей? Тебя и твоего мужа? А я ее остановила. Это же должно чего-то стоить?
– Конечно. Мы об этом поговорим. – Ева снова села за стол. – Но тебе придется все мне объяснить. Почему бы нам не начать сначала?
– Почему бы и нет? Видит бог, мне до смерти надоела Зана, это ты верно подметила. У тебя там мое досье? Колония для малолеток и все остальное?
– Да.
– Там еще не все сказано. Ты же знаешь, как это бывает. Меня все пинали, как мячик, когда я была еще вот такой соплей.
– Я видела твою медкарту. Тебе здорово досталось.
– Я научилась лягаться в ответ. Я сама о себе заботилась, потому что помощи мне было ждать неоткуда. – Марни с отвращением оттолкнула остатки шипучки. – Можно мне кофе? Без сахара.
– Я принесу. – Пибоди встала и вышла за дверь.
– Государственная система ни куда не годится. Хоть убей, не понимаю, как ты можешь на нее работать после всего, что она с тобой сделала.
Ева сидела с каменным лицом.
– Я люблю все держать под контролем.
– Ясно, ясно, это я понимаю. У тебя есть жетон, есть эта клевая пушка. Можешь драть задницу кому угодно, когда угодно, сколько душе угодно. Представляю, как тебе это нравится, хоть немного душу отвести.
– Давай лучше поговорим о тебе.
– Мой любимый предмет. Итак, они наконец забрали меня у моей ссученной мамаши и что они сделали? Бросили меня на съедение Труди. Поначалу я подумала: «Эй, мне это нравится. Приличный дом, хорошая жратва, добренькая тетенька и ее сынок». Но она ничуть не лучше моей матери. Ты же знаешь.
– Знаю.
– Она была сильная. Я тогда была хилая, а она сильная. Холодные ванны каждый божий вечер. Как будто это какой-то гребаный религиозный обряд. А потом она запирала меня в спальне. Каждую ночь. Ну, на это я не обижалась: хоть тихо было. Времени полно, чтобы подумать.
Вернулась Пибоди с пластиковым стаканчиком кофе и поставила его на стол.
– Знаешь, она как-то раз подсыпала мне какой-то дряни в еду, чтобы меня потом стошнило. Я позаимствовала пару ее сережек. – Марни глотнула кофе и поморщилась. – Давненько я не бывала у легавых. А вы, ребята, все никак не можете сорганизовать приличный кофеек.
– Боремся с преступностью – нам не до этого, – сухо ответила Пибоди, и Марни засмеялась.
– Ладно, вернемся ко мне. Ну вот, когда эта сука во второй раз меня поймала, она отрезала мне волосы. У меня были красивые волосы. Я их тогда носила короче, но все равно они были красивые. – Марни подняла руку к волосам, откинула их назад. – Она остригла меня наголо, как будто я… как будто я какая-нибудь каторжная. А потом она сказала социальному работнику, что это я сама остриглась. И никто даже разбираться не стал. Вот тут я и решила, что когда-нибудь я с ней рассчитаюсь. Когда-нибудь, как-нибудь.
Ева ощутила в душе тонкий ручеек сочувствия.
– Ты сбежала.
– Да. Хотела дом поджечь, чтоб она там внутри сгорела, но это было бы не слишком умно. Копы не оставили бы меня в покое, если бы я подожгла.
Ручеек сочувствия быстро иссяк.
– Поджог, убийство… Да уж, они затравили бы тебя как зайца.
– И вообще, я тогда была еще молода. Времени для расплаты полно. Но они все равно меня достали. И почему вы, копы, не можете просто оставить человека в покое?
Марни покачала головой и отпила кофе.
– Ты сбежала от нее, когда тебе было тринадцать. Для тебя это полжизни назад, Марни. Долго же ты помнишь обиду.
Голос Марни был так же горек, как кофе.
– А на хрен обида, если ее забываешь? Она сказала мне, что я шлюха. Родилась шлюхой, шлюхой и помру. Говорила, что я уродина, что я никому не нужна. Говорила, что я ничто. Твердила мне об этом каждый божий день, что я у нее пробыла. Ей хотелось сменить мебель в гостиной, так она старую всю разломала и все на меня свалила. Власти штата выписали ей чек, а меня посадили под домашний арест. Я почти год у нее промучилась. Она превратила мою жизнь в ад.
– И ты ждала полжизни, чтобы ей отплатить.
– Мне и без нее было чем заняться. Но я не упускала ее из виду. Просто на всякий случай: вдруг представится возможность? И она представилась.
– В ту ночь, когда взорвали клуб в Майами?
– Бывает, судьба просто бросает тебе шанс. Что я могу сказать? Я в ту ночь приболела, попросила кой-кого меня прикрыть. В такой дыре всем начхать. Пришлось отдать ей ксиву и кодовый ключ, чтоб вошла с черного хода и шкафчик мой в раздевалке открыла. Там костюмы. А потом я слышу об этом в новостях. Все заведение взорвали к чертовой матери, почти все погибли, разлетелись на куски. Вот я и думаю: черт, надо же, как повезло! Если бы я туда пошла, меня бы разнесло. Меня все это здорово встряхнуло, уж ты мне поверь. Заставило кое о чем задуматься.
– И ты подумала: «А почему бы не стать кем-то еще?»
– Тут дело вот в чем. Я кое-кому задолжала по мелочи тут и там. Ну, раз я мертва, с меня взятки гладки, так? Я взяла удостоверение своей подружки, забрала все деньги, что у нас были на двоих, и поминай как звали. У нее был неплохой загашник.
– Имя у нее есть?
– Что? О черт, как же ее звали? А, да, Рози, вот как. Рози О’Хара. А что?
– Может, у нее есть родственники? Может, они ее ищут?
– Вряд ли. Она была уличной шлюхой и нюхала химку. – От женщины, которая умерла вместо нее, Марни отмахнулась, как от скверного кофе. – С ее ксивой я не смогла бы долго продержаться. Я знала, что надо от нее избавиться и завести себе новую. Вот тут-то я придумала Зану. Новую ксиву и анкету получить не так уж трудно, если знаешь, кого подмазать. Портрет я себе подправила. Без регистрации. Я решила, что это хорошее вложение денег. Особенно когда я проверила Бобби.
– Симпатичный, одинокий, честолюбивый.
– И все это, и еще кое-что. Он все еще был крепко привязан к мамочкиной юбке. Только давай сразу проясним одно: я не собиралась ее убивать. – Марни подняла обе руки и наставила на Еву оба указательных пальца. – Я хочу, чтоб тут была полная ясность. Никакого «долгого выжидания в засаде» и прочей мути. Я просто хотела украсть ее сына, а потом превратить ее жизнь в ад, как она превратила мою. А может, и денежек огрести при этом.
– То есть это была просто большая мошенническая комбинация.
– Точно. С Бобби было легко. Он, в общем-то, парень неплохой. Скучный, но ничего. Плюс кое-какие ходы в постели знает. А Труди? – Марни откинулась на спинку стула, широко улыбаясь. – С ней получилось просто здорово. Решила, что у нее есть новая рабыня, послушная маленькая Зана. О мама Тру, я с радостью сделаю это для вас! Надо сделать грязную работу? Я ваш кандидат! И вот тут я налетела на большой сюрприз. Оказалось, у нее есть сбережения. Весьма приличная сумма. Так почему бы мне у нее не позаимствовать? Раз уж я стала ее маленькой помощницей, весь дом оказался на мне. У нее были неплохие вещички, довольно-таки дорогие. Вот интересно: откуда? Я кое в чем покопалась, поработала детективом. Шантаж. Я могу повернуть это против нее. Нужно только немного времени, нужно все подготовить. – Поставив локоть на стол, Марни оперлась подбородком на сжатый кулак. – Я искала способ вытянуть у нее часть денег, а потом разоблачить ее. Они бы заперли ее, как она когда-то меня запирала.
«Ей это нравится, – поняла Ева. – Она наслаждается собой, смакует каждую минуту».
– Потом она увидела тебя по телику и страшно разволновалась: вынь да положь ей поездку в Нью-Йорк. Я собиралась завернуть это дело в золотую бумагу и преподнести тебе рождественский подарок. А сама я просто отошла бы в сторонку и смотрела круглыми от ужаса глазами: мать моего мужа оказалась шантажисткой! Я могла бы лопнуть со смеху.
– Хороший план, – согласилась Ева, – но опять тебя сбила с толку золотая возможность.
– Вот если бы ты прогнулась, все могло бы закончиться иначе. Подумай об этом, – сказала Марни, жестикулируя стаканчиком с кофе. – Я думала, ты ей заплатишь или хотя бы возьмешь пару дней на раздумье. Тогда я пришла бы к тебе, расстроенная, вся в слезах, и рассказала бы, что я узнала о моей дорогой свекрови. Мы бы с тобой обе кое-что от этого получили. Все, кому она испортила жизнь, могли бы на этом выиграть. Но ты разозлила ее до чертиков. Рорк? Он так ее пнул, что она вылетела в озоновую дыру. Она хотела заставить тебя заплатить, заплатить по-крупному, ни о чем другом думать не могла. Вы поломали ей игру, и она в ответ готова была поломать вам жизнь. Ты же видела, что она с собой сделала.
– Да. Видела.
– И это не в первый раз, как ты сама сказала. Хочешь знать, что я думаю? По-моему, у нее были большие проблемы с психикой. Она уже избила себя к тому времени, как позвонила мне. Позвонила, заметь, не сыну – он бы такого не потерпел. Бобби не дал бы ей сделать то, что она задумала. Он попытался бы ее остановить. Но я, ее милая, послушная невестка? Она знала, что может на меня рассчитывать, знала, что может мне приказать. Мне даже не пришлось очень стараться, чтобы прикинуться ошеломленной, когда я вошла в ее номер. Ее лицо напоминало гребаный фарш. А знаешь, что она мне сказала? Хочешь знать?