Он собрал вещи и поехал к Константину.
– Ну, как она? – спросил он с порога.
– У нее тридцать девять и шесть! Вся горит, а согреться не может. Я вызвал врача.
– Это правильно. А что за врач? Районный?
– Нет, это старый друг моего отца. Превосходный терапевт.
– И когда он будет?
– Полагаю, минут через сорок. Я отправил за ним машину.
– Тогда, с вашего разрешения, я его дождусь. Хотелось бы уехать уже с какой-то ясностью…
– Да ради бога!
– Она в сознании?
– Да. Но иногда бредит. Меня только напугало, что Пафнутий к ней не пошел…
– Почему это вас напугало?
– А говорят, когда кошки не идут к больному, это плохо. Значит, больной… в очень тяжелом состоянии.
– Вы так шутите?
– Какие шутки! Хотите кофе или чаю?
– Кофе. Послушай, ты ее любишь, а? – спросил вдруг Мирон.
Константин вздрогнул:
– Что?
– Я спросил: ты Женю любишь?
– А тебе какое дело?
– До тебя – никакого, просто хочу сказать – я люблю эту женщину.
– Мог и не говорить, я сразу понял.
– Ишь ты, понятливый какой… А я тоже про тебя понял…
– Ну и что мы теперь будем с этим делать?
– Ну, как говорится, чья возьмет! И хотя ты с общечеловеческой точки зрения привлекательнее меня, но все же по большому счету у тебя передо мной только одно преимущество.
– Какое, интересно?
– А котяра твой!
Костя вдруг рассмеялся.
– Знаешь, Мирон, ты, похоже, золотой мужик, но я в жизни не вел и даже не слышал более идиотского разговора. Ты хоть отдаешь себе в этом отчет?
Мирон вообще почти никогда не улыбался. Но тут улыбнулся.
– Есть такое дело! Прав! Мы два идиота!
Раздался сигнал домофона.
– Это доктор!
Доктор Отар Шалвович Гургенидзе был близким другом семьи Турбиных, лечил Костю еще мальчишкой, но в последние годы как-то редко появлялся, жил в основном за городом и выращивал на даче какие-то диковинные розы.
– Ну ты и забрался на верхотуру! Как можно жить в таком отрыве от земли, Котэ? Ну, что стряслось, кто заболел? Я потом непременно посмотрю, как ты тут устроился, а сейчас – где можно помыть руки? Я, знаешь ли, врач старой закалки, привык мыть руки. А то недавно мне одна моя старая подружка жаловалась, что их районный доктор руки не моет. Ну, веди меня к больной.
– Хороший доктор, сразу видно, – сказал Мирон.
Прошло не меньше получаса, прежде чем Отар Шалвович вышел из комнаты, где лежала Женя. Вид у него был довольно хмурый.
– А вы кто? – спросил он у Мирона.
– Друг, – кратко ответил тот.
– Ну вот что, друзья, дело серьезное.
– Это не ангина? – спросил Мирон.
– Это ангина. В тяжелой форме, но беда не в том. У этой женщины крайнее нервное истощение, на фоне которого и более легкое заболевание может приобрести угрожающую форму, а тут… И сердечко у нее неважное. Конечно, надо бы ее в больницу… Но где гарантия, что в больнице ей будут уделять достаточно внимания?
– А если увезти ее за границу? В Голландию? Там… – начал Мирон, но Отар Шалвович замахал на него руками.
– Молодой человек, даже не заикайтесь об этой чепухе! Сделаем так. Я вижу, вы оба люди не бедные, я пришлю вам опытнейшую сиделку, это моя бывшая медсестра, на нее я могу положиться. Она будет здесь жить, это возможно, Котэ?
– Безусловно!
– Отлично. Уж она-то сумеет обеспечить необходимый уход. И если новых осложнений не будет, надеюсь, дня через три нашей дамочке станет полегче. Но…
– Доктор, может быть, нужны какие-то лекарства из-за границы?
– Да нет, молодой человек, слава богу, ничего не нужно. Я сейчас выпишу все, что требуется, и отправляйтесь в аптеку. Уколы кто-то из вас умеет делать?
Мужчины растерянно переглянулись.
– Так, суду все ясно! Тогда живо в аптеку! Первый укол я сам сделаю, а дальше уж Надежда Сергеевна примет эстафету.
– Я все куплю! Костя, где тут у вас аптека?
– Дядя Отари, а она… может умереть?
– Полагаю, до этого не дойдет, но все назначения надо исполнять свято… И еще… Ее надо будет, когда температура спадет, хорошо кормить. Ну, это Надежда Сергеевна знает. А теперь показывай квартиру, Котэ!
– Дядя Отари, а скажите мне… Вот у меня кот, он вообще-то обожает Женю, я даже ревную… А сейчас он к ней не подошел…
– И молодец! Куда ей с температурой под сорок еще такой котище? Вот спадет температура, он от нее не отойдет!
– То есть он понимает, что сейчас ей это вредно?
– Именно так. А ты, я смотрю, влип, мой мальчик! – лукаво улыбнулся доктор. – Не волнуйся, вылечим мы твою Женечку. Ох, а кто же такую красоту нарисовал?
– Один приятель.
– Здорово! Надо же… Настроение поднимает. Да, а что за жена у твоего папаши?
– А вы с ней не знакомы? – удивился Костя.
– Нет еще, все никак не познакомимся. Скажи мне, Котэ, а свадьба была?
– Да что вы, дядя Отари! Расписались и в тот же день улетели в Ниццу!
– Ну, а какая она?
– Она довольно милая. Очень образованная, искусствовед, читает лекции в Париже, готовит прекрасно, и ей всего сорок девять лет.
– Ну надо же… А знаешь, я страшно обрадовался, когда ты ко мне обратился. Вот, думаю, еще нужен кому-то старый цветовод!
– Дядя Отари, но вы не такой уж старый… Могли бы еще работать и работать.
– А я не хочу! Я не вписываюсь уже…
Я начинаю учить молодых, а они не очень-то хотят учиться. Считают, что сами умные, и мне с ними неинтересно. Есть, конечно, и другие, но… Одним словом, с розами мне сейчас лучше. Вот как поправится твоя Женя, привози ее ко мне, я ей такой букет подарю… А, кстати, что за тип тут еще вертелся?
– Это Женин друг.
– Ой, смотри, Котэ, такой друг еще может и отбить. Он чем занимается?
– Оперой!
– Чем? Он опер?
– Да нет, он руководит оперным проектом…
– Ну надо же… А я думал, он какой-нибудь или суперагент или, прости господи, бандит…
И что, он действительно разбирается в опере?
– Он выпускник Миланской консерватории.
– Обалдеть! Как все интересно в наше время!
Доктор сделал Жене укол и решил дождаться прихода Надежды Сергеевны, чтобы лично ее проинструктировать.
Мирон прилетел в Амстердам в расстроенных чувствах. Он волновался за Женю, но тот факт, что минимум две-три недели ее не будет с ними, расстраивал его еще больше, ему казалось, что без нее у них вообще ничего не получится. Он сразу набрал телефон Фархада, но тот не отвечал. Это было странно. Он позвонил на домашний. Там тоже никто не брал трубку. Может, он просто репетирует с артистами и не слышит? Хотя по времени вряд ли. Может, пошел в театр? Но тогда бы он отключил телефон. Мирон оставил голосовое сообщение. И вдруг ему стало тревожно. Неужто и с Узбеком что-то стряслось? Только этого не хватало! Он сел в такси и назвал адрес Фархада. На звонок никто не открывал. Мирон вспомнил, что у него есть ключ от квартиры с тех пор, как он еще жил у Узбека. Квартира была двухэтажная.
– Эй, Узбек, ты дома? Эй!
Ни ответа, ни привета. Но в прихожей Мирон заметил любимые ботинки Узбека. Он, конечно, мог надеть другие, но почему-то Мирон решил, что Фархад дома. Единым духом взлетев на второй этаж, он ногой распахнул дверь в спальню. Там было темно, но из ванной падал свет…
В ванне лежал Узбек, белый как полотно, с закрытыми глазами, а вода была темно-розовой…
– Сволочь! – закричал Мирон и кинулся к Фархаду. Тот был жив. Мирон с трудом выволок его из ванны. Как ни странно, крови было мало, а опасная бритва валялась на полу. Мирон знал, что делать в таких случаях. Рана была только на левом запястье. Мирон перетянул руку жгутом и на махровой простыне выволок Фархада из ванной. Потом стал бить его по щекам.
– Очнись! Очнись, скотина! Очнись, падла!
Фархад открыл глаза.
– Ты что это вздумал, гад!
– Мирон? Ты зачем?
– А что такое, ты что, решил драпануть, слабак? Дерьмо собачье! У меня слов не хватает, чтоб сказать тебе… Предатель!
– Не кричи, Мирон! – поморщился Фархад.
– А как не кричать? Или ты это просто решил показательные выступления устроить? Вторую руку даже не вскрыл… И водичка у тебя только розовенькая. Кого ты ждал в таком виде? А?
– Я не хочу больше жить… Просто я, видимо, потерял сознание раньше времени…
– Твое счастье! Как ты мог? У нас и так дела хуже некуда, а тут еще ты… Что случилось? Твоя сучонка тебя послала? Я этого ждал!
– Почему? – еле слышно пролепетал Фархад.
– Потому что всем известно, что она снюхалась с бразильским миллионером…
– Ты знал?
– Кажется, об этом не знал только ты, идиот! И стоило из-за такой дешевки кончать с собой?
А наш проект? А…
– Знаешь, я вдруг подумал… Если… меня не станет, он сам собой развалится и к тебе никаких претензий не будет…
– Ну ты идиот! Я даже не думал…
– Мирон, ты никому не скажешь?
– Сейчас пойду и дам интервью на весь мир. Фархад Закиров хотел свести счеты с жизнью из-за дешевой потаскухи! Интересно, а ее футболист тоже руки на себя наложит? Сильно сомневаюсь! Ну что, вызывать психиатров? Или обойдемся своими силами? Надеюсь, ты не будешь повторять свои попытки…
– Нет. Я думал, это трагедия, а она превратилась в фарс… Это мне знак… Да, а где Женя? Поехала в отель?
– А вот с Женькой все плохо! И по-настоящему.
– Что? Что с ней?
– Заболела. У нее тяжелая ангина на фоне крайнего нервного истощения.
– Ничего себе… Она в больнице?
– Нет.
И Мирон ввел друга в курс дела.
– Ох, беда… От ангины бывают жуткие осложнения. Помнишь, у нас в девятом доме жила девочка, Таня Веснина, с такой длинной косой?
– Ну?
– Она умерла от ангины.
– Тьфу ты! Типун тебе на язык, и вообще, пошел бы ты на… – Мирон бегом спустился вниз, на кухню, достал из буфета две бутылки красного вина, из холодильника фрукты и сыр, поставил все на поднос и побежал опять наверх.
– Мирон, ты что?
– Тебе надо пить красное вино! Пей, сукин сын, пей! И я сегодня буду ночевать тут! И вообще, глаз с тебя не спущу.
– У меня послезавтра концерт в Антверпене.
– Я поеду с тобой!
– Мирон, прости меня, мне так стыдно…
– Я прощу тебя, только… А, хрен с тобой! Знаешь, что я придумал?
– Погоди, а что с художником?
– Сплошная фигня! И вообще… У нас период большой фигни! Но я вот что придумал, Фарик: мы дадим эти два спектакля, будь они неладны, а потом…
– Ну говори уж, не пугай!
– А потом мы с тобой организуем в России оперную антрепризу!
– В России? Ты с ума сошел!
– Нет! Я уже связался с одним мужиком, у него мощная драматическая антреприза, и он сказал, что это вполне возможно!
– Но позволь, одно дело драматический спектакль, а опера…
– А мы начнем с концертов оперной музыки! Под рояль!
– А я что, буду за роялем сидеть?
– Нет, ты будешь по-прежнему гастролировать по всему миру и еще будешь художественным руководителем! Но это на первое время! Пойми, мы будем ездить по провинции, где люди изголодались по хорошей музыке… И они пойдут к нам! Ты вот не смотрел российскую версию «Голоса», а я смотрел! Знаешь, сколько голосов, и каких, осталось, так сказать, за кадром. Но они все-таки уже приобрели известность, мы их тоже подхватим! А там, глядишь, и спонсоры найдутся, может, откроем еще настоящий оперный театр в каком-нибудь крупном культурном центре, где пока оперного театра нет…
– Ну, ты размахнулся, в оперном театре должен быть еще и балет… И таких спонсоров мы точно не найдем. А вот твоя идея с классическими концертами… Это реально, наверное… В первом отделении будем давать популярные арии, а во втором уже что-то посложнее. К примеру, вечер опер Чайковского…
– Да, у Петра Ильича все популярное.
– Не скажи… Например, «Чародейка», «Черевички», даже «Мазепа» по популярности не сравнятся с «Онегиным» и «Пиковой».
– А если с нами поедут для начала Мунтяну и Соловьева, то на коду дадим финальную сцену из «Онегина», и публика будет наша! – воодушевился Мирон. Но при этом одним глазом он следил за каждым движением Фархада.
– Все это прекрасно, Мирон, но… нам нужен настоящий финансист. Ты, конечно, ушлый парень и бизнесмен, но слишком давно живешь на Западе, как и я, кстати, и Женька тоже, а в России совершенно другая специфика и нам нужны будут люди, которые…
– Которые нас не обдерут, так?
– Это как минимум. Но тут одной честности мало. Тут нужна деловая и чисто российская смётка…
– И энтузиазм!
– Ой, Мирон, энтузиазма в России больше чем достаточно.
– Слушай, нам знаешь кто нужен…
– Ну?
– У Женьки есть подруга-психолог! Она такого про нас с тобой наговорила, только взглянув на наши фотки у Женьки в айфоне. Насквозь видит!
– И что?
– Ну, она у нас будет консультантом, всех партнеров будем проверять с помощью этой тетки!
Фархад вдруг начал хохотать.
– Ты чего, друг?
– Знаешь, мы, по-моему, недалеко ушли от Тома Сойера и Гекльберри Финна. Даже со стороны не скажешь, что я опытный дирижер, а ты бизнесмен. Какие-то детские дилетантские мечты… Смешно, ей-богу! Один раз мы уже вляпались, теперь не знаем, как разгрестись, а ты уже…
– То есть ты хочешь сказать, что мы – два идиота?
– Именно!
– Знаешь, не буду возражать. Но ты все-таки бо́льший идиот!
– Согласен, друг! И спасибо тебе!
– Пей вино, Узбек! А я все равно своего добьюсь!
– Знаешь, давай мы пока с мечтами завяжем, а? Сейчас мы все силы должны бросить на то, чтобы не опозориться с нашими двумя спектаклями! А вот когда они пройдут, тогда поговорим!
– Заметано!
Я проснулась и ничего не поняла. Рядом со мной в кресле дремала какая-то незнакомая женщина. Да и комната была незнакомая. И пахло какими-то лекарствами, что ли… Ох, кажется, я заболела и Костя привез меня к себе? Ужасно хотелось пить. Я протянула руку к стакану, стоявшему на тумбочке.
– Ой, вы проснулись! – встрепенулась женщина. – Вот и хорошо. Пить хотите? Вот, пейте, это клюквенный морс. Как вы себя чувствуете?
– Да я не знаю…
Она пощупала мне лоб.
– А температура держится. Ну ничего…
– Простите, а вы кто?
– Меня зовут Надежда Сергеевна, я медсестра. А Константин Петрович на работе. Сейчас мы с вами укольчик сделаем. А куда это вы собрались? В туалет? Так я вас провожу!
– Спасибо. Я хотела бы душ принять…
– Нельзя! Вот тут влажные салфетки, я вас оботру, будет приятно, а вреда никакого.
– Я сама!
– Ну сама так сама.
Но мне все-таки не удалось обойтись без ее помощи. Сил не было совершенно, и опять начался жуткий озноб.
– Ничего, ничего, миленькая, все пройдет, вот мы сейчас температурку померяем, потом давление, а потом надо покушать…
– Не хочется.
– Ну, много вам сейчас и нельзя, а чуток надо. Что ж, температура все-таки немножко пониже – тридцать восемь и шесть, а вчера вообще почти сорок было! Уже хорошо. А давление совсем низкое… Понятно, откуда силам-то взяться.
– Надежда Сергеевна, а я давно тут валяюсь?
– Со вчерашнего дня.
– А где… Пафнутий?
– А ему сейчас к вам нельзя.
– Почему?
– Доктор не велел. Температура высокая. Да он и сам не идет…
– Это значит, я умираю?
– И-и-и, милая! В наше время от ангины помереть, да еще и в таких условиях… Кто ж тебе позволит? Просто, видать, мало в жизни болела?
– Правда, мало.
– Знаешь, если человек редко болеет, а потом все же свалится, то уж тяжело… Вот, полежи, я сейчас тебе бульончику куриного принесу, Константин Петрович сам сварил!
– Надо же…
– Такой хозяйственный мужик! С самого утречка на рынок смотался, цыпленочка привез и сам бульончик сварганил.
У меня от ее разговоров заболела голова, и я обрадовалась, когда она вышла из комнаты. Но она вернулась очень скоро с чашкой бульона.
– Вот, миленькая, поешь хоть чуток.
– Ладно.
Бульон оказался очень вкусным.
– Вот и умничка, поела. А теперь еще таблеточку выпей. Вот! Вроде все дела справили, теперь капельницу поставим.
– Ой!
– Ничего не ой! Надо!
– А можно еще морсу?
– Конечно, пей на здоровье.
– А морс тоже Костя варил?
– Он. Ох, золотой у тебя мужик…
– Он не у меня. Он просто друг.
– Да ладно, что ж я, слепая? Друг! Друг сердешный.
– Ой, Надежда Сергеевна, а где мой телефон?
– Знать не знаю! Доктор не велел тебе телефон давать! А я предписания Отара Шалвовича не нарушаю. Сорок лет с ним проработала, ни разочка ничего не нарушила.
– Но мне очень надо позвонить!
– Ничем тебе помочь не могу. Я не знаю, где твой телефон. Вот вернется Константин Петрович, ему скажешь, он позвонит куда надо. А тебе нельзя!
– Но почему?
– Приказы не обсуждаются. Ты лучше поспи.
Она поставила мне капельницу.
– Это надолго?
– На сорок минут. Не о чем говорить. А то знаешь, какие капельницы бывают? Часов на пять. Так что радуйся.
Я закрыла глаза. А может, и в самом деле не надо никуда звонить? Мирон же знает, что я больна, значит, сообщит Фарику… Ох, у него в ближайшее время столько концертов и спектаклей… Как он там без меня? Бедолага! Но хуже всех Косте. Привез меня к себе, сиделку нанял, бульоны варит. Хорошее начало романа… А странный он, Костя. Наврал насчет какого-то Ксаверия… Стесняется своего таланта… Боится даже… Хочет казаться серым воробышком… Да, Фарик и Мирон – они из породы колибри. Он тоже, но не хочет… Хочет быть воробьем… А я ведь хотела воробьев… Прощайте, колибри, хочу к воробьям… Смешно, какие они колибри, Мирон и Фарик? Они совсем другие птицы, Фарик скорее зимородок, а Мирон… пожалуй, скворец…
А Костя кто? Тоже не воробей, отнюдь… Он – снегирь… Ерунда, разделение на колибри и воробьев не имеет отношения к орнитологии. Просто колибри – это что-то яркое и… чужое, а воробьи – свое, привычное. Вот и выходит – они все трое воробышки… Господи, что у меня в голове? Это от жара… И как опять холодно!
Выбрав минутку, Константин позвонил домой.
– Надежда Сергеевна, как дела?
– Заснула. Бредила опять, все птиц каких-то поминала. Но поела бульончику вашего, сказала, вкусно. И морсику попила. А теперь спит.