– Надежда Сергеевна, как дела?
– Заснула. Бредила опять, все птиц каких-то поминала. Но поела бульончику вашего, сказала, вкусно. И морсику попила. А теперь спит.
– Надежда Сергеевна, ничего не нужно покупать?
– Да нет, все есть. Она телефон требовала. Все рвалась звонить.
– А кому, не говорила?
– Нет.
– Понятно. Все. Спасибо!
Он пребывал в смятении. Присутствие Жени в его квартире и радовало, и смущало его. Что же теперь будет? А, ладно, что будет, то будет! По крайней мере сама собой отпала тема художественной карьеры. Бред сумасшедшего! А он и есть сумасшедший, этот Мирон! У тебя передо мной только одно преимущество – твой кот! Это ж надо так неадекватно себя оценивать! А я тоже хорош – лежит у меня в квартире больная сорокалетняя баба, в сущности, почти незнакомая, а у меня сердце замирает от радости, что она моего бульончику поела… Бред… Сюр! Ты ли это, Костенька? А может, это пресловутый кризис среднего возраста? Или… любовь? Больше похоже на любовь… А я ведь даже еще не спал с ней. Кому сказать – не поверят. Сам себе удивляюсь. Надо было дожить до сорока двух лет, чтобы вдруг так резко поменялись приоритеты. И все из-за Пафнутия? Умора! Он вдруг вскочил и вышел в приемную.
– Марина, я сейчас уеду и сегодня уже не вернусь.
– Константин Петрович, у вас же в пять встреча!
– Какая еще встреча?
– А с Самойловым!
– Отмените! Перенесите на любой другой день! Я должен срочно уехать! И извинитесь за меня перед Самойловым.
Уже в машине он вдруг опомнился. Куда я сорвался? Зачем? Я хочу видеть Женю! ответил он сам себе. И почему-то рассмеялся.
Ему навстречу вышла Надежда Сергеевна.
– Константин Петрович, вы так рано?
– Да, освободился. Ну как она?
– Спит.
– А температура?
– Потихонечку снижается. В последний раз было тридцать восемь ровно. Это хорошо. Но к ночи может опять подскочить.
– Будем надеяться, что не подскочит. Я загляну к ней.
Он приоткрыл дверь, и в комнату пулей влетел Пафнутий. Вскочил на кровать и улегся в ногах. Женя не проснулась.
«Слава богу», – подумал Константин. И сердце его переполнилось нежностью. Он на цыпочках подошел и сел в кресло. Женя почти сразу открыла глаза.
– Костя?
– Как вы, Женечка?
– Кажется, лучше, – улыбнулась она.
– Да не кажется, а точно! Вон у вас в ногах свидетельство тому.
– Ой, Пафнутий! Миленький мой, пришел!
– Женя, вы не хотите есть или пить?
– Пить хочу.
Он подал ей стакан с морсом.
– Ох, хорошо… вкусно… спасибо за все, Костя. Думаю, дня через два уже смогу вернуться домой.
– Даже и не думайте! Мне Мирон запретил.
– Мирон? Что он вам запретил? – крайне удивилась Женя.
– Запретил отпускать вас домой. У вас там, как он выразился, крайне депрессивная обстановка. И потом, вам разве плохо тут?
– Ну что вы… Если хотите знать, за мной никто так не ухаживал с тех пор, как умерла мама.
– Вот и прекрасно, лежите тут и набирайтесь сил.
– Костя, а можно мне телефон? Я хочу позвонить Фархаду, узнать, как там дела…
– Женечка, не стоит. Давайте договоримся, если завтра с утра температура будет не выше чем тридцать семь и пять, я отдам вам и телефон и планшетник, а пока… не стоит. Вдруг там что-то не так, вы взволнуетесь! Не нужно. Хотите, я вам телевизор включу?
– Ох нет, не надо.
– Может, Надежду Сергеевну позвать?
– Вы спешите?
– Я? Нет.
– Тогда посидите еще со мной… немножко.
– О, конечно! – обрадовался он.
Он взял ее руку и поднес к губам. Потом прижал к щеке. Пересел на краешек кровати.
– Костя, вы можете заразиться…
– Чепуха какая! Или… вам неприятно?
– Ну что вы… Мне так приятно, Костенька…
– Женя, я сам в недоумении… Я, кажется, люблю вас… Нет, не кажется, я просто люблю вас, Женя. И ревную…
– Боже, к кому? – Она засмеялась счастливым смехом.
– А ко всем, но больше всего к Мирону.
– Костя, ты с ума сошел!
– Ты? Как хорошо, Женечка! Мы будем на ты… Тогда я чуть отредактирую свой текст. Я люблю тебя, Женька!
– И я люблю тебя, Костя! На вы у меня как-то не получалось…
Он схватил ее, приподнял с подушек и поцеловал.
– Костя, не смей, ты заразишься!
– Ангиной? А у меня гланды вырезаны.
И вообще… – Он опять поцеловал ее, и она уже не отталкивала его.
– Женька моя… А помнишь, когда ты впервые была у меня, я хотел обнять тебя, а Пафнутий не позволил?
– Да, а сейчас он не возражает… Да, Костя, а почему ты ревнуешь меня к Мирону?
– Потому что он любит тебя. И он здорово харизматичный тип.
– Господи, с чего ты взял?
– А он сам мне сказал, открытым текстом… Что он со мной еще поборется за тебя и что, в сущности, у меня перед ним всего одно преимущество…
– Всего одно? – удивилась Женя. – И какое же?
– Пафнутий!
Женя засмеялась. Смех был такой счастливый…
Утром я проснулась и почувствовала, что мне гораздо лучше. И сразу вспомнился вчерашний вечер, Костя, наши с ним разговоры, его поцелуи, нежность… И, наверное, если бы не Надежда Сергеевна, он остался бы у меня на ночь… Но, с другой стороны, хорошо, что не остался, у меня было слишком мало сил. Куда спешить? Успеем.
– Ну что, миленькая, как самочувствие?
– Гораздо лучше!
– Надо думать! Такой интересный мужчина лучше всякого доктора… – лукаво улыбнулась она.
– А где…
– Уехал на работу! А ты вот градусник возьми!
– Да я чувствую, температуры нет.
– Ничего, градусник нам лучше скажет. О, тридцать семь и четыре! Слава богу! Вот умница!
– А можно мне душ принять?
– Ни в коем случае! Салфетками обойдешься! Ты вот пока оботрись, а я тебе завтрак принесу!
– А может, я уже встану?
– И не мечтай! Есть хочешь?
– Хочу!
– Вот и умница!
После завтрака я взмолилась:
– Надежда Сергеевна, дайте мне телефон, умоляю!
– Дам, Константин Петрович разрешил, если температура невысокая будет. Сейчас принесу.
Она принесла мне телефон, но он оказался разряженным. А зарядник остался у меня дома! Я попросила планшетник. И тут же связалась с Фархадом.
– Фарик, это я!
– Женька! Как ты там?
– Лучше!
– Жень, ты только раньше времени не вскакивай, береги себя. Ты нам так нужна!
– А что у вас?
– Да все нормально, не волнуйся. И помни, ты нужна нам здоровая! Поэтому не спеши!
А, кстати, ты там замуж еще не собралась?
– Нет, Фарик, не собралась.
– Слава богу! А то Мирон тут впал в меланхолию. Говорит, она нас бросит, у нее там полоумный компьютерщик с котом…
– Компьютерщик есть и кот его тоже, и у нас… все хорошо, но вас я не брошу… Успокой Мирона!
– Постараюсь.
– А ты-то как без меня обходишься?
– Честно сказать, не очень… Мне тут поступило несколько предложений, а без тебя я не знаю…
– Фарик, вышли мне все проекты договоров на почту, я посмотрю.
– Спасибо, Женька! Обязательно! Ты настоящий друг!
Мирону я звонить не стала. Открыла электронную почту. Один адрес был мне неизвестен. И почему-то мне ужасно не хотелось открывать это письмо. Но вдруг это что-то важное?
Это оказалось письмо от Веры, жены Антона. Оно гласило: «Здравствуйте, Женечка! Я, честно говоря, не очень поняла, почему Вы вдруг так сорвались, ведь этот дом в Кармеле принадлежит и Вам. Я на Ваше имущество претендовать не собираюсь. Вероятно, Вы обиделись на Антона за то, что он перешел к Дэннеллу. Но это было необходимо! И сейчас его карьера неудержимо идет в гору. Кому, как не Вам, надо бы этому радоваться. Надеюсь, Вы и радуетесь. А теперь к делу. Я уже писала, что не претендую на Вашу часть имущества. Подчеркиваю – на Вашу. Но Антон ведь тоже имеет право на половину московской квартиры. Вы так не считаете? Поэтому, Женя, я предлагаю Вам или выкупить у него эту половину по, разумеется, рыночной стоимости. По-моему, это только справедливо! Мы Вас торопить не станем, можем заключить договор о постепенном возвращении этого долга. Я узнавала, такая квартира в Москве стоит не меньше пятнадцати миллионов рублей. Значит, с Вас будет причитаться для ровного счета семь миллионов. И если вы будете выплачивать Антону по миллиону в квартал, то за два года и расплатитесь. Разумеется, если Вам такие суммы сейчас недоступны, мы можем оговорить иные условия возврата денег. По-моему, Женя, это только справедливо! Напишите мне, что Вы решили. Я Вас не тороплю, Вам надо все хорошенько обдумать. Да, еще одно – Вы можете сколько угодно жить в кармельском доме, но претендовать на половину стоимости не имеет смысла, дом ведь куплен на имя Антона. Всех Вам благ, Женечка!»
Я не поверила своим глазам и еще раз перечитала текст. Нет, это не бред, а вполне реальное требование. И первой мыслью было – а Антон об этом знает? Скорее всего нет. А что будет, если узнает? Уймет свою женушку или согласится с ней? А впрочем, какая разница… Он все равно не сможет ее унять. А чего гадать, нужно просто отправить ему это письмо. Эх, если бы я могла просто швырнуть ей в морду эти деньги… Но у меня такой суммы нет. Ненавижу долги! И почему, Господи, почему они не оставят меня в покое? Я не плакала, но по щекам неудержимо катились слезы.
– Это еще что такое? Что стряслось? Так я и знала, нельзя было давать тебе эту чертову штуку, от нее одни только неприятности!
Надежда Сергеевна отобрала у меня планшетник. И вдруг ко мне подскочил Пафнутий и начал осторожно слизывать слезы и громко мурчать.
– Пафнутий, миленький мой, тебе меня жалко, да? Ты меня любишь, мой родненький…
Когда я немного успокоилась, кот улегся рядом со мной на подушку.
– Ох, до чего умная животина, – покачала головой Надежда Сергеевна. – Ты чего ревела? Что стряслось-то?
Я вдруг поняла, что должна выговориться…
– Да ты скажи, легче же станет. И не думай, я пойму… Обижают ведь всегда люди… Я, может, не пойму какие-то ваши дела, но про людей… Это ж от людей ты плачешь?
– От людей, Надежда Сергеевна, от людей.
– Так поделись!
Я поделилась.
– А, может, брат-то и не знает, ты бы и вправду эту писульку ему отправила. И поглядела, что будет. Может, братишка-то ни сном, ни духом… Хотя родня частенько хуже самых расчужих бывает… Вон у нас в больнице случай был. Бабушку к нам привезли. Ее сынок родной из дому на мороз выгнал. Хорошая такая бабушка, добрая, безобидная. Так что ты думаешь? Ее наша докторша одна к себе взяла, ребятишек нянчить, у нее девчонка и мальчишечка двойняшки были. И такая ей от той бабушки помощь вышла, что она даже диссертацию смогла защитить. И по сей день бабушка у нее живет, и все ее там уважают и любят как родную, и сейчас совсем уже старенькая, девяносто в прошлом году исполнилось, а все равно докторшину внучку теперь ростит. Бог он все видит. А сынок тот злыдень совсем спился и под электричку попал. Так что от родных всякой пакости ждать можно.
А уж от жадной бабешки и вообще… Пошли брату-то письмецо. Пусть почитает.
– Да, наверное, вы правы.
И я отправила это письмо Антону без всяких комментариев.
Ответ пришел минут через десять. Видно, Антон где-то в Европе, ведь в Америке сейчас глубокая ночь.
«Женя, Вы напрасно это сделали! Антон великий музыкант, и его все эти дела не должны касаться. Всем этим занимаюсь я. И прихожу к выводу, что Вы добровольно отдать деньги не намерены. Что ж, даю Вам еще время на размышление. Две недели. И если положительного ответа не будет, я обращусь в суд. И московские юристы говорят, что у Вас практически нет шансов выиграть это дело. То есть Ваша половина остается, разумеется, за Вами, но уж что наше, то наше! Подумайте, Женя!»
Так! Она отслеживает еще и его почту. Ну что ж, братик, бачили очи, шо куповалы.
Слез не было. Но и сил тоже. Пафнутий по-прежнему спал рядом со мной. Я обняла его, закрыла глаза и провалилась в сон. А когда проснулась, меня опять знобило.
Константин вошел в квартиру с букетом розовых гвоздик. Ему навстречу вышла на цыпочках Надежда Сергеевна.
– Ну, как дела?
– Тсс!
– Что случилось?
– Хуже ей стало. Опять температура поднялась… Письмо она подлючее получила.
– От кого?
– От жены брата. Та еще подлюка! Хочет у Жени квартиру оттягать!
– Погодите, Надежда Сергеевна!
– Да чего годить-то? Женя мне все рассказала, и письмо это брату послала, а там эта паскуда караулила, перехватила письмишко-то и Жене судом грозит… А она, бедолажка, сперва слезьми умылась, а потом у нее опять температура подскочила. Чего делать-то будем, Константин Петрович?
– Может, надо ей успокоительного дать?
– Дала. Спит сейчас. А мне, Константин Петрович, надо на ночь-то уехать, у меня у дочки беда, без меня не справится. Вы уж тут побудьте с ней, а я завтра с утречка приеду.
– А процедуры ей никакие не нужны?
– Да нет, все уж сделано. Вы только после ужина таблетки ей дадите, я все там написала, не попутайте.
– Ну что ж делать. Хорошо.
– Ой, а кот-то ваш, как Женя плакать начала, слезы у ней вылизывал. Мурчал, как трактор прямо, а теперь не отходит от нее. Где ж вы такое золото-то приобрели?
– Я не приобретал, я просто подобрал… Отбил у мальчишек, которые его мучили. И не зря. Кот и вправду чудо!
– Ох да! Хороший вы человек, Константин Петрович.
– Да не очень, Надежда Сергеевна.
Репетиции шли полным ходом. Как-то вдруг все успокоилось, и, хотя до спектакля оставалось меньше двух недель, у Мирона и Фархада появилась вдруг уверенность – теперь все получится. Ну еще бы, с такими-то голосами! Фархад был довольно мрачен, но репетировал в полную силу. И однажды на репетиции оркестр устроил ему овацию. Впервые в его жизни. Он растерялся и несказанно обрадовался. А одна из дам-попечительниц, присутствовавшая на репетиции, сказала Мирону:
– Знаете, друг мой, мне казалось, что у вас ничего не получится.
– Нам тоже так казалось.
– Понимаете, дружочек, «Иоланта» слишком наивная и сентиментальная вещь, а в концертном исполнении это все уходит на второй план и остается только дивная музыка и фантастические голоса… Этот ваш Мунтяну просто чудо!
И Соловьева хороша необыкновенно! И я теперь убеждена – вы будете иметь большой успех! Публика истосковалась по красивой музыке. Так сказать в чистом виде! А то берут сказочную музыку и делают из нее черт-те что! Я слышала однажды «Волшебную флейту» в современном прочтении. Это кошмар, Папагено там был… сбежавшим из сумасшедшего дома психом…
– Я тоже видел и слышал этот бред. Бедный Вольфганг Амадей небось перевернулся в гробу… Хотя, кажется, у него даже гроба не было по бедности…
– А ваш Закиров тоже чудо! Удивительный дирижер. Только, знаете, Мирон, скажите ему, что нынче не стоит на такой концерт выходить во фраке. Это уже немного демоде́.
– А в чем же ему выходить?
– В смокинге, например, или даже в черной шелковой рубашке.
– Да-да, я такое видел, но не уверен, что он согласится. Он консервативный человек. Может, вы сами попробуете ему сказать?
– О нет. С моей стороны это было бы неделикатно. Лучше вы, голубчик! А я дам вам адрес одной фирмы в Гонконге, они в течение недели пришлют вам несколько таких рубашек, надо только отправить им мерки. И сошлитесь на меня.
– Не знаю, не знаю…
Дама, которую звали Елизавета Захаровна, русская по национальности, была замужем за богатейшим египтянином по имени Ихаб, жила в Голландии, но очень любила Россию. И ей хотелось, чтобы российские артисты, независимо от их национальности и вероисповедания, имели успех в Европе. Щедрой меценаткой назвать ее было нельзя, однако ее весьма обширные связи в самых разных областях, подчас самых неожиданных, бывали чрезвычайно полезны. А к Мирону она вообще питала слабость, называла его дружочком и голубчиком. Даме шел уже восьмой десяток, однако она была невероятно энергична. Вот и сейчас она достала из сумочки айпэд, довольно долго там что-то искала, а потом протянула Мирону:
– Вот, взгляните!
Мирон посмотрел. Действительно, рубашки были отличные!
– Вот, это дивный израильский пианист в такой рубашке, а это бразильский скрипач… И вот еще… Хотите, я скину вам эти картинки, вы их покажете Закирову…
– Ну что ж…
– А пока суд да дело, я все-таки закажу две рубашки на свой страх и риск. На худой конец, Закиров сможет их носить просто летом… Это будет мой подарок! Только мне нужно знать его размер.
– Очень любезно с вашей стороны, Елизавета Захаровна.
После овации, устроенной оркестром, Фархад воспрял духом. Вечером они с Мироном ужинали у него дома.
– Ты проперся, Фарик?
– А ты как думал? Спасибо тебе, Мирон! А ты, я смотрю, мрачный… Случилось что-то плохое?
– Случилось, Фарик. Но не со спектаклем, тут все тьфу-тьфу-тьфу… Хотя знаю, нельзя так говорить…
– Да что? Не томи!
– Женька…
– Что Женька?
– Ей стало здорово хуже.
– Да ты что? Вроде уже все пошло на поправку…
– А она письмецо получила от жены брата, та у нее решила квартиру московскую оттяпать.
– Что?
– Что слышал! Требует с Женьки половину стоимости. А у нее нет таких денег. И у меня сейчас, сам знаешь, блоха в кармане…
– А сколько она требует?
– Семь лямов.
– Лямов? Это лимонов? Долларов?
– Да нет, деревянных.
– Ну, у меня кое-что есть, но далеко не столько…
– Слушай, с этим надо что-то делать!
– А ты думаешь, угрозы этой бабы имеют под собой основания?
– Конечно. По российским законам дети наследуют родителям все в равных долях…
– А скажи, эта погань требует всю сумму разом?
– Нет. По лимону в квартал. О, Фарик, я, кажется, придумал… А давай выложим в Интернет инфу, что скрипач с мировым именем и заоблачными гонорарами хочет выселить из квартиры сестру, которая вывела его на орбиту и все такое…
– Нет, Мирон, нельзя.
– Да почему?
– Потому что Женя этого точно не хотела бы…
– Думаешь?
– Уверен! Скажи, а ты откуда узнал?
– Позвонил этому психу Косте, а тот мне рассказал. Он в испуге, в растерянности, он тоже любит Женьку до опупения…
– Тоже? Мирон, ты чего краснеешь? Ты ее любишь?
– Да я не знаю… Показалось в какой-то момент… – крайне смутился Мирон, хотя смущение было ему совершенно несвойственно.