- Что «но»?
- Давай забудем. Я могу доказать, что не убивал, а вот если ты не успокоишься, тебе же будет хуже. Это нелепейшая история, просто бред. В который трудно поверить. Но, тем не менее, случилось. Я сам долго не мог поверить. Пока не убедился. Давай начнем жить сначала?
- Как?
- Я все сделал для того, чтобы ты это смог. Время лечит. А насчет Вероники... Нет, этого не будет.
- Почему?
- Потому что нельзя.
- Ты «а» уже сказал. Давай, перебирай весь алфавит.
- Не время еще. И не место.
- Ага! Ты кого-то прикрываешь! Просто стеной стоишь!
- Заткнись, а?
И Герман повернул ключ в замке зажигания. Завьялов замолчал, мысленно прикладывая к паз-лу недостающие кусочки. Картинка-то вырисовывается! Герман не отрицает, что убил Косого. Не отрицает, что вывез труп с Фабрики. В багажнике - полотенце. Но в убийстве Маши не сознается.
- Откуда кровь на костюме?
- Спроси что-нибудь полегче.
- Скажешь, очередная галлюцинация? Но твоя мать это видела!
- Хорошо, я проясню насчет костюма. Покажу наглядно. Зайдешь ко мне как-нибудь и убедишься.
Завьялов понял, что разговор продолжать бессмысленно. Город N посетило Наваждение. Стоял себе спокойно не одну сотню лет, и вот случилось. Оторвавшийся тромб закупорил артерию, сердце дало сбой. Видимо, у N плохая наследственность.
Герман высадил его у подъезда, поинтересовался на прощание:
- Успокоился? Будешь жить нормальной жизнью?
- То есть забыть обо всем?
- Да.
- Наверное, я этого не смогу.
- Ну, твои проблемы. — И Горанин решительно захлопнул дверцу.
Когда он уехал, Завьялов постоял немного в раздумье, а потом развернулся и решительно направился в сторону Долины Бедных.
День второй
Шел он не по той дороге, по которой уехал Герман. Коттеджа мэра проще было достичь, обогнув Долину слева. Так ближе. И дорога лучше, потому что ею пользуется глава города. И, разумеется, Аглая Серафимовна. От мысли о предстоящей встрече холодок пробежал по спине, но Завьялов не остановился. И даже не раздумывал над тем, пустят в дом или не пустят. Просто шел.
Очутившись в «предбаннике», решительно надавил на кнопку переговорного устройства, и, услышав Мишин голос, сказал:
- Завьялов. К Аглае Серафимовне.
Дверь тут же открылась. Миша даже попытался улыбнуться:
- Ну ты, че ли. Заходи!
- Миша! Кто там?
Она спускалась по лестнице. Сама. В блестящем домашнем платье, похожем на змеиную кожу. Маленькая голова на длинной шее, безупречный макияж. Не женщина, а картина.
- Здравствуйте, - вежливо сказал он.
- А! Господин Завьялов! Александр Александрович! Ну, наконец-то! Пожалуйте, в гостиную. Лена!
Тут же появилась блондиночка в голубом.
- Чаю нам в столовую.
- Да я бы и от ужина не. отказался, - смущенно сказал он и пояснил: - С работы.
- Лена, накрой стол для ужина, - сказала хозяйка.
И Завьялову: Ну, прошу!
Аглая Серафимовна повела рукой в сторону гостиной. Или столовой. Это уж как ей будет угодно назвать. Но его сей жест вдохновил на подвиги. Осторожно опустившись на стул, казавшийся таким хрупким, он первым делом извинился:
- Ничего, что без приглашения?
- А я вас, кажется, пригласила. Ну? С хорошими новостями?
- В общем-то, да.
- Вина выпьете?
- Я не пью.
- Глоток красного, сухого? Хорошее вино, не пожалеете. И я с вами за компанию.
- Уговорили.
- Лена!
Ужин был роскошным. Заливной язык, салат «Оливье», а на горячее - отличное жаркое. Проследив, как он чуть тронул губами бокал, Аглая Серафимовна поинтересовалась:
- Ну, как?
- Очень вкусно! Спасибо.
Он ел осторожно, стараясь ничего не опрокинуть и не разбить, как в прошлый раз. Все в этом Доме казалось таким хрупким!
- Я о вине?
- Я в винах не разбираюсь.
- А по ощущению?
- По ощущению - замечательно.
Она ждала. Он тоже. И собирался с мыслями.
- Вы пришли поговорить о Горанине? - подтолкнула его к разговору Аглая Серафимовна.
-В общем-то... И да, и нет. О себе.
- О вас? То есть о том вознаграждении, которое вы хотите получить?
- Ну да. О вознаграждении.
Глоток вина придал ему смелости.
- И что же вы хотите, Александр Александрович? - ласково спросила гостеприимная хозяйка.
- Я... - Он кашлянул в смущении. Ну как это выговорить? - Я... Словом, я прошу руки вашей дочери.
- Кого?!
- Вероники.
- Вы что, с ума сошли?
- В общем-то... Да. Сошел.
- Ну, знаете ли!
И она принялась хохотать. Наверное, никто из посторонних никогда не видел Аглаю Серафимовну смеющейся. Глаза ее оставались холодными, в то время как женщина и в самом деле искренне веселилась.
- А она... - сквозь смех спросила Аглая Серафимовна, - она об этом знает? Она-то согласна? У нас, милый мой, не Средневековье! Девушка должна знать, если просят ее руки! Ха-ха!
- А вы спросите.
- Ника! Лена! Лена! Позови Нику! Срочно! Аглая Серафимовнапринялась хохотать еще громче. Ситуация е! сильно забавляла. Появившаяся в дверях гостиной Вероника удивленно спросила:
- Мама, что случилось? И ему:
- Здравствуйте.
Он молча кивнул в ответ.
- Вот. Господин Завьялов... О, Господи! Ха-ха! Просит твоей руки! И я, разумеется, хочу спросить, согласна ли ты. Прежде чем... О, Господи! Ха-ха! Жаль, мужа нет дома! Он бы тоже посмеялся! Ха-ха!
- Я согласна, - спокойно сказала Вероника.
-Что-о?!
- Согласна выйти за него замуж.
Аглая Серафимовна тут же перестала смеяться. Соединив их взглядом, отчеканила:
- Это что? Шутка? Что за комедию вы здесь разыгрываете!
- Мама, мы с Александром А... С Сашей давно...
- Да вы едва знакомы!
- Вчерашний вечер мы провели вместе, - сказала Вероника. - И я поняла, что мне с ним хорошо.
-Выйди.
-Что?
- Выйди отсюда! Дура! Вероника пожала плечами:
- Это ничего не изменит. - И вышла из гостиной.
- Какая же дура! - в сердцах сказала Аглая Серафимовна. - Сначала Горанин, теперь...
Она наградила Завьялова таким взглядом, что тот невольно втянул голову в плечи. Но Аглая Серафимовна быстро взяла себя в руки. Сделав-внушительный глоток вина, с откровенной иронией спросила:
- И где вы будете жить? На что?
- У меня есть квартира.
- Много комнат?
-Одна.
- Замечательно! А зарплата? Соответствует?
- Чему?
- Ее запросам.
- А вы не знаете свою дочь.
- Ах, вы ее знаете!
- Разумеется. Потому и хочу на ней жениться. И знал, как вы прореагируете.
- И тем не менее решились?
- Да.
- Смелый человек! Вы вот что, выбросьте это из головы. Вы и Вероника! Какая чушь! Я вообще не понимаю ее интереса к мужчинам, которые в отцы ей годятся.
- Обратитесь к Фрейду.
- Спасибо за совет. Только я в нем не нуждаюсь. Вы с ней спали?
Он чуть не покраснел. И потянулся за своим бокалом, чтобы скрыть смущение.
- Вообще-то, это наше дело. Мое личное. Аглая Серафимовна все поняла.
- Вы редкий мужчина. Сначала делаете предложение и только потом... Впрочем, не имеет значения. Нет так нет. Мне проще.
- Мне уйти?
- И на этом история закончится? . - Не думаю.
- Она уедет. Немедленно. За границу, к моему отцу. И не от вас я ее хочу спрятать. Какая чушь! — вновь не удержалась Аглая Серафимовна. — Я могу понять ее страсть к Горанину. Видный мужчина, роковая любовь. Но это что?
- Отчаяние.
- Ах, вот до чего дошло! В отчаянии она готова выйти замуж за первого встречного! А вы? Вы что, ее любите?
- Нет.
- Откровенно!
- То есть... Так было и с моей женой. Я знаю, что могу ее полюбить. Понимаете? Я это знаю. Мне надо было понять только, готова ли она принять мою любовь. Но, как выяснилось, готова. Пусть ненадолго. На год, на месяц, на день. Я отдаю себе отчет в том, что разница в возрасте огромна. Но ей надо чем-то спастись. Неужели же непонятно? Это так просто! Девочка мучается. Ей всего двадцать лет...
- Хорошо, что вы об этом помните.
- Я помню. И не собираюсь идти напролом, как Горанин. Но и вы помните - как бы потом не пожалеть.
- В общем-то, я не пожелала бы Веронике лучшего мужа, - откровенно сказала Аглая Серафимовна. - Я имею в виду вас, как человека. Но разница в общественном положении... Разница в возрасте... И... Нет, это откровенная чушь! Чушь!
- Я, пожалуй, пойду.
Он поднялся. Аглая Серафимовна смотрела немигающим взглядом. -Как? Это все?
-Да.
- А насчет Горанина?
- Герман вам не по зубам. Город достанется ему, и с этим уже ничего не поделаешь. Если только он сам не устранится.
- Каким образом?
- Ну, это уже мое дело.
- Вы что-то знаете?
. — Только догадываюсь.
Аглая Серафимовна тоже поднялась из-за стола.
. — Только догадываюсь.
Аглая Серафимовна тоже поднялась из-за стола.
Он ожидал худшего. Взрыва эмоций, крика, скандала. Но она была спокойна. Уверена: ничего не будет. История продолжения не имеет. Его история.
В дверях гостиной он пропустил женщину вперед.
- Мерси, - с усмешкой сказала Аглая Серафимовна. И, глядя ему в глаза: —Надеюсь, вы еще зайдете?
- А вы меня впустите?
Она не выдержала и вновь рассмеялась:
- Что, поверили городским сплетням? Как там меня называют? Наглая Серафимовна? Ха-ха! Пес Цербер с женской головой! Фурия! Нет, гарпия! Разумеется, я вас впущу! Мне надо выяснить подробности этой истории.
- Какой истории?
- Саша!
Обернулся на крик. Вероника быстро спускалась по лестнице. И вдруг при Мише, Лене и при матери кинулась ему на шею. Расцеловав, сказала:
- Спасибо тебе.
Аглая Серафимовна молча, не мигая, смотрела на бурную сцену. Потом покачала головой:
-Сумасшедшая. Истеричка. Надо было пороть тебя в детстве.
-Тебя! Тебя надо было пороть! - зло выкрикнула Вероника. - И ничего ты со мной не сделаешь! Я совершеннолетняя! И не твоя собственность!
- Иди наверх. Мы там поговорим. Только дураки выносят на люди свои чувства.
- А умные, вроде тебя, вообще ничего не чувствуют!
- Александр Александрович, всего хорошего, -ледяным тоном сказала Аглая Серафимовна.
Он принял куртку из рук Лены, натянул на голову кепку. Аглая Серафимовна смотрела на него с презрением, потом перевела взгляд на дочь. Словно хотела сказать: «Вот видишь, какой у него отвратительный головной убор! У твоего жениха! И вообще, он деревенщина!»
- Ника, я пойду, - тихо сказал Завьялов. - Аглая Серафимовна, до свидания.
- Я позвоню! - крикнула вслед Вероника. Что на это сказала за захлопнувшейся дверью
Аглая Серафимовна, он, разумеется, не услышал. Зато Миша, провожавший его до калитки, высказался конкретно:
- Ну ты с дуба упал! Тебе конец! Точно!
- Смелость города берет, - улыбнулся Завьялов. - Так, что ли?
- Аглая - это ж крепость! Во! Бетон! Железо. Как она это стерпела? А? Ты того. Держись. Если че, я тя из города вывезу.
- Спасибо, друг. - И он крепко пожал Михаилу руку.
Не Средневековье, говорите, уважаемая Аглая Серафимовна? А как еще это назвать?
День третий
Вероника позвонила около полуночи. Он ждал этого и вот уже несколько часов неподвижно сидел возле телефона. Боролся с соблазном спуститься вниз, дойти до ближайшей палатки и купить сигарет, потому что ожидание становилось невыносимым. А вдруг она вообще не позвонит? И больше не придет. Никогда.
Он все сделал так. И не так. Пошел напролом и получил то, что хотел. Смешно было думать, что его предложение Аглая Серафимовна примет с восторгом. И вообще, примет его всерьез. Так и вышло. Но Вероника удивила. Поэтому он все-таки ждал звонка. И когда телефон зазвонил, жадно схватил трубку.
- Я не могла раньше, - тут же сказала Вероника. - Мои разговоры по домашнему телефону мама подслушивает. Звоню с мобильника. Ты меня слышишь?
-Да.
- Я буду говорить громко. Я в ванной. Включила воду. Тебе это не мешает?
Воду? Шума льющейся воды он почти не слышал, а вот ее голос... Что не слышал, то угадывал.
- Я хорошо тебя слышу.
- Мы с мамой поругались. Знаешь, что она сказала?
- Что?
- «Уж лучше бы ты вышла замуж за Горанина! По крайне мере он скоро станет мэром!»
- Значит, она на это согласна?
- На что?
- На твое замужество? С Германом?
- Я не согласна. Мама хочет вновь отправить меня за границу, к дедушке. Но я не хочу туда ехать. Там совсем плохо. Скучно. Хорошо, что они с отцом заняты выборами. Мой отъезд отложили до следующей недели. Мне надо с тобой встретиться, но из дома меня не выпустят. Мама отобрала ключи от машины и запретила Мише меня выпускать.
- Ну, Миша - это не проблема. Наш человек.
- Знаешь, что я придумала? -Да?
- В воскресенье выборы. Они всю ночь будут сидеть в штабе и следить за подсчетом бюллетеней. Надо контролировать ситуацию. Ты понимаешь?
- Еще бы!
- Мама тоже будет там. Держать связь с Москвой. Она хочет уехать отсюда. Во что бы то ни стало.
- Понимаю.
- Я всю ночь буду одна. Приходи, Миша тебя впустит.
- А во сколько?
- Лучше совсем ночью. Часа в два.
И тут у него в голове молнией мелькнула мысль: «А что если...?» Отличная ловушка! Ловушка для Германа! . - Хорошо. В воскресенье ночью я приду.
- Мы можем сбежать потихоньку. Миша нам поможет. У него есть ключи от маминой машины. Она уедет с отцом на служебной. А мы на «Тойоте». Миша вывезет нас из города. Он обещал. Сядем на проходящий поезд на ближайшей станции и поедем в Москву. У тебя есть деньги?
- Есть немного.
Он сразу же подумал о счете в банке, который жена открыла на его имя, когда он получил выходное пособие. Интересно, сколько там денег?
- Главное, добраться до Москвы. А там я обращусь к дяде. Он любит меня, он поможет.
Большое безумие. Он еще не решил, что делать. Но до воскресенья есть время. Сегодня только вторник. Или нет, уже среда.
Она передумает. Не может не передумать. А если нет?
- Значит, до воскресенья мы не увидимся? -уточнил он.
- Скорее всего, нет. Если что, я позвоню. Все хорошо. Ведь все будет хорошо?
- Обязательно.
- Я целую тебя. Ты слышишь?
- Чувствую. Как целуешь.
- Мама стучит в дверь. Все, пока.
-До...
Гудки. Итак, воскресенье. Все складывается. Машу убили в ночь с субботы на воскресенье. С двух до четырех. На первом этаже больницы. В коттедже у мэра три этажа. Значит, есть и второй, и... первый! Какие же отвратительные мысли лезут в голову!
Надо создать все условия. Напроситься в гости к Герману, притвориться, что слишком много выпил, и устроиться на диване в гостиной. А ночью сделать рисунок. Вот тогда Герман попадется. И мотив есть: измена Вероники. Горанин подсознательно должен хотеть, чтобы ее не стало. Непременно попадется.
Ах, Аглая Серафимовна! Тот зять был плох, пока не появился этот! Вы, умная женщина, из двух зол всегда выбираете меньшее. Герман казался злом, пока не появилась еще более ужасающая перспектива. И вот вы уже кричите дочери: «Уж лучше бы ты вышла замуж за Горани-на! По крайней мере, он скоро станет мэром!» А никем он не станет. Вы были правы. Горанин - зло. Опухоль на теле города. Ее надо удалить. Срочно.
День четвертый
Утром, перед тем как поехать на работу, он зашел в Сбербанк и предупредил, что хочет закрыть счет. Сумма по меркам N накопилась довольно приличная, в пересчете на доллары чуть больше тысячи. И банк должен был деньги эти собрать.
- Когда хотите получить? - пристально глянула на него женщина с неприятной, но запоминающейся внешностью: у нее не было рта, какая-то черточка, обозначенная яркой помадой морковного цвета.
- Чем скорее, тем лучше.
- Сегодня вечером устроит? - спросила безгубая.
-Да.
- Приходите после шести. Я оставлю для вас деньги.
По городу наверняка пойдет гулять слух, но Аглая Серафимовна с народом не общается, а сплетни презирает. И не свяжет она полученную Александром Завьяловым тысячу долларов с предстоящим побегом дочери. В ее понимании это безумие, а Вероника на безумие не способна. Разве что на истерику.
Относительно чувств, овладевших Вероникой, никаких иллюзий он лично не питал. Это бунт. Причем, детский. Когда дети хотят оторваться наконец от родителей, первая мысль, которая приходит им в голову, - о побеге. Убежать, напугать. Отстоять таким образом свое право на самостоятельность. Почему он помогает ей? Веронике бунт в одиночку не под силу. Вот если с кем-то... Девушке надо понять, что ее мать не так уж не права. Надо дать возможность ошибиться. Пусть убегает. Возможно, что еще в поезде разрыдается и попросится домой, к маме. Она хорошая девушка. В этом вся беда. Слишком хорошая...
В городе N слухи разносились быстро. Вечером в среду он снял деньги со счета, а утром в четверг на Центральном рынке встретился с Германом. И сразу же заподозрил, что встреча эта не случайная.
Четверг был в городе третьим днем большого рынка. Согласно традициям, сельские забивали скотину к четвергу, а в субботу и в воскресенье распродавали остатки. Так уж повелось испокон веков. С четверга люди начинали готовиться к предстоящим выходным. А эти выходные праздничные: приближались выборы. Потому на рынке была толчея. Люди не скупились, зарплату на этот раз выдали вовремя. Да и Новый Год на носу, надеялись на премию. Приближалась горячая пора, череда разгульных праздников. Их торопили, как никогда, год для торговли выдался неудачный, засушливый. Тоненький ручеек денег, тек- , ший из карманов покупателей в карманы продавцов, совсем пересох, и все хотели декабрем прокормить весь следующий год, который тоже обещал быть нелегким.