Шахматные занятия, вообще, велись в основном на английском, главный тренер-педагог был англичанином, так что на них каждому из слушателей приходилось дополнительно напрягать извилины, чтобы вникнуть в суть происходящего.
Дима в глубине души был страшно рад свалившейся невесть откуда удаче. Конечно, шахматами он занимался и в Москве, а для разгильдяйства и подавно дома почва более подходящая. Зато, попав сюда, в колледж, он получил законный повод гордиться самим собой и определенную надежду на светлое западноевропейское будущее.
А история с его принятием в колледж действительно вышла странная.
Шли обычные занятия в родной московской шахматной школе, и вдруг совершенно неожиданно появился председатель шахматной федерации. Видимо, о своем визите он не предупреждал, так как преподаватели были удивлены его появлением не менее однокашников Димы.
Председатель шахматной федерации России величина совершенно запредельная и непонятно почему более почитаемая членами клуба, нежели знаменитые гроссмейстеры. Может, потому, что он редкий гость, а может, элементарно ждут от него денег, ибо он еще и банкир.
И Варнавский, греясь в восхищенных взглядах поклонников, занял место у стола и коротко изложил причину своего неожиданного визита:
– Один из вас удостоился чести стать студентом престижного шахматного колледжа Альпеншлюз, основанного и действующего под патронажем Роберта Фишера. И принято решение, что этот счастливчик… Дмитрий Кисин.
Кем было принято это решение, так и осталось загадкой. Дима, конечно, играл вполне на уровне, но никто и никогда не говорил, что из него может вырасти гроссмейстер. И вдруг такая удача. Преподаватели сдержанно поздравили его. Однокашники не скрывали зависти. Еще бы: увидит самого Фишера, автоматически проскакивает в международный юношеский турнир, за участие в котором они вынуждены драться между собой, да еще и как минимум целый год проведет за границей.
Но он даже не успел насладиться своим торжеством по-настоящему, похвастаться друзьям, походить с гордо поднятой головой перед соседскими пацанами: его уже ждал билет на самолет. Только и успел собрать вещи и на банкирском шикарном «мерседесе» был доставлен прямо в аэропорт.
Он даже не успел попрощаться с матерью. Варнавский сказал, что обо всем позаботится сам. Матери Дима регулярно писал, но ответов почему-то не было.
В международном турнире Дима принимал участие впервые. В чемпионы мира он не метил, хотя имел определенные честолюбивые планы. Но помимо планов зрело пока еще смутно осознаваемое убеждение, что он не согласен посвятить завоеванию шахматных побед всю жизнь. Программа минимум – не вылететь с позором из колледжа и не пополнить ряды малоперспективных. Неплохо бы также выиграть турнир.
Соревнования происходили без выходных по весьма жесткому графику: игра вечером, с утра доигрывание отложенных партий, вечером опять игра и т. д. Одержав две легких победы на старте, Дима наткнулся на самых сильных участников. Проиграв одну партию не ахти какому сопернику белыми в выигрышной позиции, он почувствовал, как почва под ногами зашаталась. Ощущения просто кошмарные – хуже, чем быть прилюдно битым нахалом малолеткой.
Дима впервые нарушил традицию: не выехал на утреннюю разминку. Чтобы иметь возможность выбираться в город, он, чудовищным волевым усилием превозмогая лень, вставал на час раньше всех и проезжал пятнадцать километров на скейте, бегать ему было слишком скучно – медленно. В последнее время к утреннему моциону его побуждало желание увидеть инструкторшу по аэробике, регулярно совершавшую пробежку. Диме страшно нравилось выписывать малые круги, чтобы побольше раз обогнать ее. Однажды он набрался смелости и даже заговорил с ней, но понимал с трудом и поначалу даже решил, что она тренер в аэроклубе.
Пребывая в расстройстве, Дима начал подумывать о конце шахматной карьеры и переходе в бизнес. У него даже родился проект. Поблизости от их колледжа располагался летний скаутский лагерь, наверняка не единственный в округе. Стоит побыстрей организовать в Москве специализированную детскую тур-фирму, пока никто не догадался, что дело прибыльное. А то все Канары да Болгария – это для изнеженных сопливых малолеток, а какой московский пацан не захочет провести месяц в настоящих диких Альпах и пройти настоящую программу на выживание, по которой готовят антитеррористические отряды.
А еще неплохо все-таки выиграть несколько партий.
Дима принялся анализировать причины неудачи. Он молод и неопытен, но то же самое в большей или меньшей мере относится ко всем участникам турнира. Для многих он первый, как и для него. Он стремится выиграть любой ценой и не терпит спокойных позиций, а соперники часто этим пользуются. Он хочет во что бы то ни стало сыграть красиво. Но, видимо, чтобы побеждать, тем более побеждать только красиво, надо быть на две головы выше. Все. Он больше так не играет. Будет максимально осторожен. Главное – не лезть на рожон, лучше ждать чужой ошибки.
Турецкий не обманул. Впрочем, я не могу припомнить случая, когда бы он не выполнил своего обещания. Так случилось и на этот раз. Не успел я переступить порог своей квартиры, как раздался телефонный звонок.
– Ну, Юра, с тебя коньяк.
– Обещаю, Александр Борисович. Есть новости об Удоговой?
– Есть, и очень много. Даже не знаю, с чего начать.
– Давайте с главного, – нетерпеливо сказал я.
– С главного не получится.
– Тогда с второстепенного.
– Второстепенных новостей нет, все главные. – Турецкий резвился вовсю.
– Александр Борисович, не томите.
– Хорошо. – Голос Турецкого внезапно стал серьезным. – Но лучше при встрече. Подъезжай в прокуратуру.
– А по телефону нельзя? Хотя бы схематично?
– Юра, – назидательно сказал Турецкий, – я тебя уже предупреждал – будь осторожнее. И имей в виду – времени у меня мало. Жду в своем кабинете.
И он повесил трубку.
Мне не терпелось узнать, что же удалось выяснить Турецкому, и я, не мешкая, бросился к двери. Но телефон зазвонил вновь.
Это был Лазарук.
– Ну как? – спросил он, наскоро поздоровавшись.
Я совсем забыл о нем!
– Все в порядке, – туманно ответил я.
– Как в суде?
– Хорошо, – соврал я, хотя там даже не появился.
– И когда процесс?
– Ну-у, через пару месяцев. Я вас извещу дополнительно.
– Хорошо! Мы этому мерзавцу руки пообломаем…
В течение нескольких минут мне пришлось выслушивать очередной поток проклятий в адрес Пенкина.
– …И тогда не только он, но и все журналюги поймут, что оскорблять депута…
– Игорь Сергеевич, – прервал я этот поток, – извините, но у меня срочные дела. Давайте созвонимся на следующей неделе.
Лазарук нехотя распрощался.
Я быстро шмыгнул за дверь, чтобы никто больше меня не задержал, вышел во двор и кинулся к своему железному коню.
Машины не было.
Честно говоря, иногда, подходя к своему авто, я тайком надеялся, что угонщики, коих, если верить слухам, расплодилось во множестве, наконец-то сжалятся и уведут моего старичка. Тогда бы я с чистой совестью начал копить на новый автомобиль, за который мне не пришлось бы краснеть перед знакомыми. Но все мои надежды были напрасны – даже самый нищий угонщик никогда не позарился бы на мой драндулет. И вот, когда мне нужно срочно ехать к Турецкому, всего за полчаса, пока я находился дома, машину увели!
Хорошо еще, что я не имею привычки оставлять в ней мало-мальски ценные вещи.
От души посочувствовав вору, которому теперь предстоит мучиться с моей машиной, я бросился на улицу, чтобы поймать такси.
В кабинет Турецкого я вошел примерно через час после того, как вышел из дома.
– Привет, – привстал Турецкий из-за своего, как всегда, заваленного бумагами стола, – чего такой хмурый?
– Я не хмурый. Я, наоборот, радостный.
– Что так?
– Машину угнали.
Турецкий расхохотался:
– В таком случае, ворам придется повозиться, пока они найдут пункт приема металлолома. И кто на такое позарился?
– Ну, не такой уж это был металлолом, – во мне взыграла гордость автомобилиста, – бегал старичок исправно.
– Ну, хорошо, хорошо, не обижайся, – примирительно сказал Турецкий, – когда угнали-то?
– Представляете, буквально за полчаса, пока я дома находился. С вами поговорил, потом с Лазаруком, спустился – и на тебе. Машины нет. И как только они умудрились так быстро ее завести – аккумулятор давно пора менять…
Турецкий опять засмеялся:
– Это прелестно! Ты удивляешься не тому, что ее открыли, а тому, что вообще завели!
– А чего тут удивляться? Главное – это ее завести, а открыть – раз плюнуть. Ее любой ребенок гвоздем бы открыл. Я лично один раз стамеской дверцу отжал.
– Понятно. В тебе погиб автомобильный угонщик. Советую подумать над этим – может, еще и третью профессию освоишь.
Ну, не может он мне простить, что я ушел в адвокаты!
– А чего тут удивляться? Главное – это ее завести, а открыть – раз плюнуть. Ее любой ребенок гвоздем бы открыл. Я лично один раз стамеской дверцу отжал.
– Понятно. В тебе погиб автомобильный угонщик. Советую подумать над этим – может, еще и третью профессию освоишь.
Ну, не может он мне простить, что я ушел в адвокаты!
– Хорошо, – тон Турецкого стал серьезным и задумчивым, – на самом деле, может это и не такая случайность…
– Вы имеете в виду угон?
Он кивнул:
– Конечно, может быть, это у меня излишняя подозрительность… А может, и нет. Во всяком случае, я тебе, Юра, советую обратить на это внимание.
– Да уж обращу, – весело ответил я, – теперь придется на метро ездить.
Но эти слова Турецкого я запомнил – он редко давал неправильные советы и редко ошибался…
– Ну ладно, теперь по поводу твоей приятельницы. Ты небось теперь каждый день в Бутырку шляешься?
Турецкий озорно подмигнул. Нет, все-таки он неисправим.
– Что там? – спросил я, пропуская мимо ушей его шутку.
Он достал из ящика стола лист бумаги:
– Та-ак. Теперь слушай и крепко держись за стул. Итак, Вера Кисина, добрачная фамилия Мажидова, родилась в Нальчике, в 1965 году. Ее мать, Алла Мажидова, через три года после рождения дочери развелась с мужем и вскоре снова вышла замуж. Веру она отправила к бабке, где она и воспитывалась. А теперь, Юра, угадай с трех раз, какая фамилия была у нового мужа Аллы Мажидовой?
Турецкий хитро посмотрел на меня.
– Неужели… – сказал я тихо, боясь спугнуть эту неожиданную удачу. Хотя чего бояться – вон вся информация у Турецкого на бумаге напечатана, так сказать, оперативная справка, – неужели Удогов?
– Потрясающая сообразительность, – усмехнулся Турецкий, – да, его фамилия была Удогов. А через полтора года после замужества Алла Мажидова, то есть теперь Удогова, родила дочку. Ну, как ее назвали, ты, я думаю, никогда в жизни не догадаешься.
– Неужели Зоя?
Турецкий восхищенно поцокал языком:
– Ну все, буду тебя рекомендовать Меркулову на мое место. Логика почище, чем у Шерлока Холмса… Да. Зоя Удогова и Вера Кисина родные сестры. Только от разных отцов.
– Значит, Зоя Удогова пытается увильнуть от наказания за хулиганство, свалив все на свою сестру? Так выходит.
Турецкий вздохнул и покачал головой.
– Ты знаешь, Юра, я все-таки повременю с рекомендациями. Рано тебе еще. Судя по всему, та женщина, которая сидит в Бутырке, детально знакома во всех подробностях с жизнью Веры Кисиной. Правильно?
– Да, она сама мне все рассказывала.
– И ни словом не упоминала о сестре.
– Нет.
– Так вот, если бы она действительно хотела выдать себя за сестру, она бы как минимум позаботилась и о том, чтобы выдать сестру за себя. Иначе это просто глупость. Согласен?
– Согласен. Но если не она хочет выдать себя за сестру, то, значит, наоборот, сестра хочет выдать ее за себя?
– Мне это представляется более вероятным. Хотя ничего пока определенно сказать нельзя. Тем более что Зоя Удогова работала в Центробанке, и есть очень большие подозрения, что ее на это место в свое время поставили влиятельные круги Чечни. И что она помогала беспрепятственному прохождению части знаменитых авизо.
– Из чего это следует?
– Я тут давеча своих стажеров послал в Центробанк, в связи со своим делом – я тебе о нем говорил. Конечно, народ там скрытный, но кое-что выяснить все-таки удалось.
– Это уже серьезно. Значит, у нее могли быть основания скрываться. Даже таким экзотическим способом.
Турецкий кивнул:
– Ты говорил, что твоя подзащитная получала угрозы по телефону?
– Да. Кроме того, ее избили у подъезда люди явно кавказского вида. Возможно, чеченцы.
– Да, это похоже на правду. Но только похоже. Пока что мы не можем утверждать, что продвинулись на пути к истине. Она только обозначилась. Попытайся вытрясти из своей подзащитной все, что она знает о своей сестре.
– Если она вообще о ней знает, в чем я сомневаюсь.
– Не может быть. Что-то же она слышала. Но это не главное. Главное – это найти вторую сестру. Вот тогда-то мы и узнаем правду.
Он встал из-за стола и прошелся по кабинету.
– Кстати. Советую тебе поговорить с этим Кулешовым. Тоже странная птица. Один раз за все время, за полгода, допросил подозреваемую.
– Ну, кроме этого он, как полагается, видимо, предъявил ей обвинение.
– Это ясно. Сдается мне, что он тоже имеет касательство к этой истории. Ведь в деле никакие заявления Зои Удоговой о том, что она на самом деле другая женщина, не зафиксированы?
– Нет.
– Ну вот.
Турецкий снова сел за стол:
– Только имей в виду, Юра, дело, судя по всему, очень серьезное. Больше всего меня интересует тот, второй Гордеев, который ответил по телефону. Не думаю, что это привидение или призрак. И тебе может грозить вполне реальная опасность.
Я изобразил на лице подобие улыбки:
– Хорошо, Александр Борисович, буду беречься.
– Так, а теперь самое главное. Помнишь, я тебе говорил, что я расследую дело, где вроде бы засветился председатель Центробанка?
– Помню.
– Так вот. Когда мои ребята встречались с некоторыми работниками банка, выяснилась очень интересная деталь.
– Какая?
– Зоя Удогова была любовницей Варнавского.
Вот те раз! Что-то подобное я ожидал, но не думал, что эта информация свалится мне на голову так неожиданно.
– Тогда все ясно. Сестра выдает Веру за себя и сажает ее в тюрьму. Правильно?
– Вероятнее всего, это именно так. Но нужны доказательства. А их еще нужно найти.
Я молчал. Доказательств практически не было.
– Да, чуть не забыл. Я выяснил, где находится Дима Кисин. Он в Лихтенштейне.
– Где?
– В Лихтенштейне. Есть в Европе такое карликовое государство.
– Что он там делает?
Турецкий пожал плечами:
– Учится играть в шахматы. Или совершенствуется. Короче, там находится одна из самых лучших шахматных школ для детей. Его послали как юное дарование.
– И давно он там?
Турецкий заглянул в свою бумажку и назвал число.
– Погодите, – сказал я, – но ведь это…
– Именно. Это то самое число, когда Зою Удогову арестовали и когда она якобы напала на милиционера. Он там уже полгода.
У меня было такое ощущение, что я уже слышал сегодня о чем-то, имеющем непосредственное отношение к сообщенному Турецким. Лихтенштейн, шахматы, Центробанк…
– Центробанк, – повторил я, – знаете, кто председатель шахматной федерации России?
Турецкий внимательно посмотрел на меня:
– Кто?
– Матвей Варнавский, председатель Центробанка. И он появлялся в той секции, где занимался Дима Кисин.
– Хм. Очень интересно. Совпадение на совпадении. И, как ни крути, это только подтверждает наши догадки.
– Если следовать элементарной логике, то, раз одна сестра, Зоя Удогова, сидит в Бутырке, другая, Вера Кисина, должна разгуливать на свободе. Значит, чтобы разобраться, кто есть кто, я должен встретиться и с той и с другой. Правильно я рассуждаю, Александр Борисович?
Турецкий кивнул.
– Значит, ее надо разыскать.
– Тоже верно. Только как? Ведь если действительно все это затеяла сестра, то теперь наверняка она ляжет на дно. Кстати, по твоей просьбе я на всякий случай узнал, нет ли Кисиной среди заключенных СИЗО, конечно, ее не оказалось. Грязнов выясняет, не проходила ли она по милицейским сводкам за последние полгода. Но я думаю, ничего мы так не найдем…
– Варнавский послал Диму Кисина в Лихтенштейн именно в тот день, когда Зою Удогову (будем называть ее пока так) арестовали. Удогова работала в Центробанке – логично будет связать эти два события. Значит, Варнавский должен быть связан и с Верой Кисиной, которая на самом деле Зоя Удогова. И связан не только, так сказать, узами страсти.
Турецкий задумчиво барабанил костяшками пальцев по столу.
– Да. Я Варнавского видел – такой крепенький малый, в расцвете лет, естественно, богат – главный банкир страны все-таки, самое время женщинами заняться. Поэтому то, что Удогова была его любовницей, меня не удивляет. Важнее другое – стоит ли за этой связью что-то посерьезнее, чем банальные амуры.
– Те самые махинации с авизо?
– Не знаю… – загадочно сказал Турецкий, – Очень вероятно, что она принимала участие в них.
– Не думаю, что такой жук, как Варнавский, смешивал одно с другим – дела и шуры-муры с бабами.
– Послушай старших, Юра. Часто так и бывает. Но все равно это нам ничем не поможет. Ты же не можешь следить за Варнавским или подслушать его разговоры. Председатель Центробанка – это тебе не… – он запнулся, подыскивая цензурное выражение, – короче, это особо важная персона. И его просто так не допросишь даже. А уж следить… – Он покачал головой. – У него служба охраны, телохранители и так далее. Если кто и может установить за ним слежку, то только ФСБ, и то по специальной санкции. Вспомни министра Ковалева в бане. Где уж нам, сирым и убогим…