— Зачем?
— Так ты сможешь получить заслуженный перерыв в гребле.
Колючка посмотрела на Бренда, и он в ответ пожал плечами. Они вместе подняли весла, и она стащила сапоги. Скифр скинула накидку, свернула и повесила на рулевое весло. Затем вытащила меч. Колючка никогда не видела его без ножен. Он был длинным, тонким, слегка изогнутым, и Мать Солнце отблескивала с убийственного острия.
— Ты готова, моя голубка?
Перерыв в гребле уже не казался таким многообещающим.
— Готова к чему? — спросила Колючка голосом, который внезапно стал очень тихим.
Каким-то осколком инстинкта Колючка успела дернуть весло, и клинок меча Скифр вонзился прямо между ее ладонями.
— Ты спятила! — завопила она, отпрянув назад.
— Едва ли ты первая, кто говорит такое. — Скифр ударила слева, справа, заставив Колючку перескочить через опущенную мачту. — Принимаю это как комплимент. — Она ухмыльнулась и со свистом рассекла воздух мечом, гребцы в страхе отдергивались с ее пути. — Воспринимай все как комплимент, и тебя невозможно будет оскорбить.
Она снова бросилась вперед, заставив Колючку скользнуть под мачтой. Она закашлялась, услышав, что меч Скифр ударил по мачте, раз, другой.
— Моя резьба! — закричал Кол.
— Вырежешь снова! — огрызнулась Скифр.
Колючка вскочила на цепи, которые держали окованный железом сундук, свалилась в ноги Одде, вырвала его щит с подставки, и блокировала удар, держа щит обеими руками, прежде чем Скифр вырвала его и пнула ее по спине.
Колючка вцепилась в моток веревки и бросила его в лицо старухе, потянулась за мечом Фрора, но он шлепнул ее по руке:
— Бери свой!
— Он в сундуке! — завопила она, перекатываясь через весло Досдувоя, схватив гиганта сзади и глядя через его огромное плечо.
— Спаси меня боже! — выдохнул он, когда клинок Скифр шмыгнул мимо его ребер с одной стороны, потом с другой, прорезая дыру в его рубахе. Колючка отчаянно уворачивалась, у нее кончалось место по мере того, как немилосердно приближались покрытый резьбой нос корабля и Отец Ярви, который улыбался, наблюдая за представлением.
— Стой! — крикнула Колючка, поднимая дрожащую руку. — Пожалуйста! Дай мне шанс!
— Разве берсерки Нижеземья останавливаются ради своих врагов? Разве Светлый Иллинг остановится, если ты попросишь? Разве Гром-гил-Горм дает шанс?
Скифр снова ударила, и Колючка прыгнула мимо Ярви, покачалась наверху пояса обшивки, сделала еще один отчаянный шаг и прыгнула с корабля на древко переднего весла. Она почувствовала, как оно изогнулось под ее тяжестью, гребец напрягся, чтобы удержать его прямо. Широко расставив руки для равновесия, она прыгнула на следующее, босая нога отчаянно цеплялась за скользкое дерево. Внизу мерцала вода, весла скрипели и стукали в уключинах и крики команды звенели в ее ушах.
Она пронзительно крикнула в абсолютно безрассудном возбуждении от этого, в ее открытый рот дунул ветер. Бег по веслам был знатным подвигом, часто воспеваемым в песнях, но редко кто проделывал его на практике. Ощущение триумфа длилось недолго. У Южного Ветра было лишь шестнадцать весел по борту, и они быстро кончались. Последнее быстро приближалось к ней, Бренд тянулся через перила, пальцы напрягались. Она отчаянно попыталась схватить его протянутую руку, он поймал ее рукав…
Весло жестко ударило ее в бок, рукав порвался и она свалилась головой вниз в реку, погрузившись под воду в потоке пузырьков.
— Похвальная попытка! — крикнула Скифр, стоя на рулевой платформе, положив руку на плечи Ральфу. — И плавание даже лучшее упражнение, чем гребля! Мы разобьем лагерь в нескольких милях впереди и подождем тебя!
Колючка яростно хлопнула рукой по воде.
— Милях?
Ее гнев не замедлил Южный Ветер. Скорее наоборот, ускорил. Бренд стоял на корме с этим своим беспомощным видом. Его рука все еще свешивалась за борт, и он пожал плечами.
Над водой разносился голос Скифр.
— Я присмотрю за твоими сапогами!
Рыча проклятия, Колючка поплыла, оставляя позади молчаливые руины.
Зуд
Бренд жестко упал, тренировочный меч выпал из его руки, он с хрипом скатился по склону и со стоном шлепнулся на спину. Насмешки команды эхом отдавались у него в ушах.
Лежа там, уставившись в темнеющее небо, весь покрытый множеством пульсирующих синяков и с разорванным в клочья достоинством, он понял, что она, должно быть, зацепила его лодыжку. Но он не видел и намека на то, что это случится.
Колючка воткнула свой меч в бугристый дерн, где они разметили тренировочную площадку, и протянула ему руку.
— Это третий раз подряд или четвертый?
— Пятый, — проворчал он, — как тебе отлично известно. — Он позволил ей поднять его. Он никогда не мог позволить себе слишком много гордости, и тренировка с ней забирала немалую часть из того, что у него было. — Боги, ты стала быстрой. — Он поморщился, выгибая спину, которая все еще болела от удара ее сапога. — Как змея, только без жалости.
Колючка в ответ на это ухмыльнулась еще шире и вытерла полоску крови из-под носа. Единственную отметину, что ему удалось оставить ей за пять раундов. Он не собирался говорить это как комплимент, но она определенно восприняла это так, да и Скифр тоже.
— Думаю, Бренду довольно наказаний для одного дня, — крикнула старуха команде. — Наверняка среди вас есть увешанный кольцами герой, который не побоится испытать себя с моей ученицей?
Не так давно они на такое предложение разразились бы громовым хохотом. Мужчины, которые совершали набеги на каждый суровый берег Расшатанного моря. Мужчины, которые жили клинком и враждой, и которые называли щит стеной своего дома. Мужчины, которые вместе пролили столько крови, что по ней смог бы проплыть длинный корабль. И им сражаться с острой на язык девчонкой?
Теперь никто не засмеялся.
Неделями они наблюдали, как она сражается, словно дьявол, в любую непогоду. Они наблюдали, как она падала и вставала, снова и снова, пока им не становилось плохо только от этого вида. Уже месяц они засыпали под колыбельную лязга ее оружия, и просыпались от ее боевых кличей вместо петушиных криков. День за днем они видели, как она становилась быстрее, сильнее и опытнее. Ужасающе опытной. С топором в одной руке и мечом в другой, и она начинала осваивать ту пьяную походку, как у Скифр, так что трудно было предсказать, где она или ее оружие будут в следующий миг.
— Не рекомендую, — сказал Бренд, опускаясь перед костром и морщась, мягко касаясь свежей ссадины на голове.
Колючка покрутила вокруг пальцев свой топор так легко, словно это была зубочистка.
— Неужели у вас у всех кишка тонка?
— Черт возьми, это ж девчонка! — Одда вскочил от костра. — Я покажу, на что способен настоящий мужик!
Одда показал ей, как вопит настоящий мужик, когда деревянный меч врезается ему прямо в промежность; потом показал лучшую из всех, что Бренд когда-либо видел, попытку настоящего мужика сгрызть свой собственный щит; и наконец показал ей грязный зад, пролетев через заросли ежевики и растянувшись в луже.
Он поднялся на локтях, покрытый грязью с головы до пят, и выдул из носа воду.
— Кто еще хочет?
— Я хочу. — Досдувой медленно наклонился, чтобы поднять упавший меч Одды и выпрямился во весь свой рост. Его огромная грудь вздымалась. Деревянный меч в его огромной руке выглядел маленьким.
Колючка выпятила челюсть, сердито поглядев на него.
— Большие деревья падают громче всех. — Может она и была занозой в заднице мира, но Бренд понял, что улыбается. Она никогда не отступала, какими бы ни были ее шансы.
— Это дерево может ударить в ответ, — сказал Досдувой, когда она встала в боевую стойку, и широко расставил ноги в больших сапогах.
Одда присел, массируя ушибленную руку.
— С острыми клинками была бы совсем другая история, точно говорю!
— Ага, — сказал Бренд, — короткая, и с твоим трупом в финале.
Сафрит стригла волосы своему сыну, клацали блестящие ножницы.
— Прекрати ерзать! — бросила она Коллу. — Тогда закончу быстрее.
— Волосы нужно стричь. — Бренд положил руку парню на плечо. — Послушай свою мать. — Он чуть не добавил, как ему повезло, что она у него есть, но проглотил эти слова. Некоторые вещи лучше оставить несказанными.
Сафрит махнула ножницами в сторону Бренда.
— И твою бороду заодно подровняю.
— Только возле меня своими ножницами не маши, — сказал Фрор, касаясь пальцами шнурка возле своего шрама.
— Воины! — фыркнула Сафрит. — Тщеславнее девиц! Большую часть из этих лиц лучше скрывать от мира, но симпатичный парень, как ты, не должен скрываться под зарослями.
Бренд запустил пальцы в бороду.
— Она определенно отросла за последние недели. Если честно, начинает немного зудеть.
— В таком путешествии, как это, дополнительных пассажиров не избежать. — Одда тщательно осматривал свои штаны спереди. — Они лишь хотят отыскать легкий путь на юг, как и все мы.
— Они боятся, что верховный король вшей замышляет войну, — сказала Сафрит, — и ищут союзников среди мошек. — Она шлепнула себя ладонью по шее.
Ее сын стряхнул ворох светлых обрезков со своих волос, которые выглядели такими же взъерошенными, как всегда.
— Неужели здесь действительно можно найти союзников?
— Принц Кальива может созвать столько всадников, что пыль от их лошадей закроет солнце, — сказал Одда.
Фрор кивнул.
— А я слышал, что у императрицы Юга так много кораблей, что она может составить из них мост через море.
— Дело не в кораблях и не в лошадях, — сказал Бренд, мягко потирая мозоли на ладонях. — Все дело в торговле, которая идет по Священной. В одну сторону идут рабы и меха, а серебро и шелк в другую. И серебро выигрывает войны в той же мере, что и сталь. — Он обнаружил, что на него все смотрят, и умолк в замешательстве. — Так мне говорила Гаден… в кузнице…
Сафрит улыбнулась, теребя гирьки, висевшие на ее шее.
— За теми, кто помалкивает, нужен глаз да глаз.
— Спокойные озера самые глубокие, — сказал Ярви, глядя своими бледными глазами на Бренда. — Богатство это власть. Корни ревности Верховного Короля в богатстве королевы Лаитлин. Он может закрыть Расшатанное море для наших кораблей. Отрезать гетландскую торговлю. Если на его стороне будут принц Кальива и императрица, то он может закрыть для нас и Священную. Задушить нас, даже не обнажая клинка. Если принц и императрица будут нашими союзниками, серебро продолжит течь.
— Богатство это власть, — пробормотал Колл себе под нос, словно испытывая, насколько эти слова правдивы. — Как ты получил этот шрам?
— Задавал слишком много вопросов, — сказал ванстер, улыбаясь, глядя на огонь.
Сафрит склонилась над Брендом, мягко тянула его бороду, ножницы резали. Было удивительно, что кто-то стоит настолько близко, так тщательно сосредоточен на нем, что мягкие пальцы касались его лица. Он всегда говорил Рин, что помнил их мать, но это были лишь истории, которые рассказывались снова и снова, выворачивались наизнанку до тех пор, пока он не стал помнить лишь истории, а не сами воспоминания. Ему всегда стригла волосы Рин. Он потрогал нож, который она сделала для него, и почувствовал неожиданную тягу к дому. К лачуге, ради которой они так усердно работали, и к отблескам огня на лице сестры, и беспокойство за нее нахлынуло так остро, что он сморщился, как от боли.
Сафрит отпрянула.
— Я тебя задела?
— Нет, — прохрипел Бренд. — Просто затосковал по дому.
— Там тебя ждет кто-то особенный, а?
— Только моя семья.
— Такого красавчика, как ты? Трудно поверить.
Досдувой наконец положил конец уловкам Колючки, поймав ее за буйные волосы, и теперь схватил ее другой рукой за пояс, поднял, словно сноп сена, и бросил ее в канаву.
— На некоторых из нас лежит проклятие неудач в любви, — угрюмо сказал Ральф, когда Скифр выкрикнула перерыв и стала разглядывать в канаве свою ученицу. — Меня не было на моей ферме слишком долго, и моя жена снова вышла замуж.
— Для тебя, быть может, это и неудача в любви, — пробормотала Сафрит, бросая в огонь клок бороды Бренда, — но удача для нее.
— Неудача в любви, это когда приносишь клятву вообще не любить. — Вздохнул Отец Ярви. — Чем старше я становлюсь, тем меньше нежная забота Праматери Вексен кажется мне хорошей заменой любви.
— У меня была жена, — сказал Досдувой, усаживаясь у костра и осторожно подыскивая удобную позу для своих отбитых ягодиц, — но она умерла.
— Если ты раздавил ее своей тушей, то это не неудача, — сказал Одда.
— Не смешно, — сказал гигант, хотя смешки от многих членов команды доказывали обратное.
— Жены это не для меня, — сказал Одда. — Я в них не верю.
— Сомневаюсь, что они о тебе другого мнения, — сказала Сафрит. — Хотя мне жаль твою руку, которая все это время вынуждена быть твоей единственной любовницей.
Одда ухмыльнулся, заостренные зубы блестели в свете костра.
— Не жалей. Моя рука — нежная партнерша, и всегда хочет.
— И, в отличие от всех нас, ее не отпугивает чудовищная вонь твоего дыхания. — Сафрит смахнула несколько волосков с коротко остриженной бороды Бренда и уселась. — Готово.
— Можно мне позаимствовать ножницы? — спросила Скифр.
Сафрит осмотрела седую щетину на ее черепе.
— Не похоже, что тебе есть что стричь.
— Не для меня. — Пожилая женщина кивнула на Колючку, которая выползла из канавы и хромала к костру, скривив лицо и потирая больную голову. Распущенные волосы развевались и торчали во все стороны. — Думаю, еще один из наших ягнят нуждается в стрижке. Досдувой доказал, что эта копна — слабость.
— Нет. — Колючка бросила свое побитое деревянное оружие и убрала за ухо несколько прядей. Для нее, которая казалось никогда ничуть не заботилась о том, как она выглядит, это был странный жест.
Скифр подняла брови.
— Из многих твоих недостатков я не учитывала тщеславие.
— Я обещала своей матери, — сказала Колючка, хватая лепешку и запихивая половину в рот грязными пальцами. Она, может, и не победила троих мужчин в поединке, но Бренд не сомневался, что смогла бы их переесть.
— Даже и не думала, что ты так уважаешь мнение своей матери, — сказала Скифр.
— Не уважаю. Она всегда была занозой у меня в заднице. Всегда говорила мне, что надо делать, и это было всегда не то, чего я хотела. — Колючка вцепилась зубами в лепешку, как волк в тушу, одновременно жуя, говоря и плюясь крошками. — Всегда тряслась над тем, что обо мне думает народ, что они мне сделают, как меня это должно задевать, как это поставит ее в неудобное положение. Ешь так, говори этак, улыбайся так, писай этак.
Все время, пока она говорила, Бренд думал о своей сестре, и о том, что за ней некому присмотреть, и в нем закипал гнев.
— Боги, — прорычал он. — Есть ли такое благословение, которое ты не будешь считать проклятьем?
Колючка нахмурилась, ее щеки раздувались, когда она жевала.
— Что это значит?
Он рявкнул, неожиданно преисполнившись отвращения к ней.
— Что у тебя есть мать, которой не наплевать на тебя, и дом, где тебя ждут, где ты в безопасности, и ты все равно находишь, на что пожаловаться!
Эти слова вызвали неудобную тишину. Отец Ярви прищурил глаза, Колл расширил свои, а брови Фрора поползли вверх от удивления. Колючка медленно проглотила, выглядя при этом потрясенной, словно ее ударили. Даже более потрясенной. Били ее постоянно.
— Я чертовски ненавижу людей, — пробормотала она, хватая еще лепешку из рук Сафрит.
Вряд ли стоило это говорить, но в кои-то веки Бренд не мог держать рот на замке.
— Не волнуйся. — Он натянул одеяло на плечо и повернулся к ней спиной. — Они относятся к тебе так же.
Пошли они нахрен
Нос Колючки дернулся от запаха готовящейся еды. Она поморгала, просыпаясь, и точно знала: что-то было не так. Она с трудом помнила последний день, когда просыпалась без нежной помощи сапога Скифр.
В конце концов, быть может, у старой ведьмы все-таки есть сердце.
Колючке снилось, что ее голову лизала собака, и она постаралась вытрясти это из памяти, скатываясь со своего одеяла. Возможно, сны были посланиями богов, но будь она проклята, если могла распознать значение этого. Колл согнулся у края воды и ворчал оттого, что ему пришлось драить котелки.
— Привет, — сказала она, от души потягиваясь и почти наслаждаясь протяжной болью в руках и в спине. В первые дни она едва могла пошевелиться по утрам от гребли и тренировок, но теперь она загрубела от работы, стала жесткой, как веревка и доска.
Колл глянул на нее и его глаза расширились.
— Эээ…
— Я знаю. Скифр позволила мне поспать. — Она ухмыльнулась, глядя через реку. Впервые название «Священная» казалось для нее подходящим. Год близился к концу, Мать Солнце уже была яркой и жаркой, птицы чирикали в лесу, и насекомые лениво двигались над водой. Свисающие ветки деревьев на берегу были усеяны белыми цветами, Колючка глубоко вдохнула носом запах цветочный аромат и выдохнула. — Мне кажется, сегодня будет отличный день. — Она потрепала Колла по волосам, повернулась и чуть не врезалась в Бренда.
Он уставился на нее, на его лице застыл тот беспомощный вид.
— Колючка, твои…
— Отвали и сдохни. — Полночи она не могла заснуть, размышляя о гадостях, которые скажет ему, но это было лучшим из того, что ей удалось выдавить, когда пришло время. Она толкнула его плечом и пошла к углям костра, где собралась команда.
— Ешьте хорошенько, — говорил Ральф. — Возможно позже сегодня мы доберемся до высокого волока. Вам понадобиться вся ваша сила и даже сверх того, когда мы потащим… — Он запнулся, уставившись на то, как подходит Колючка, берет свободную плошку и смотрит в горшок.