— Скифр! — закричал Отец Ярви.
Со злобным криком старуха вскочила, сбрасывая свою накидку.
— Будь ты проклят тогда! — И она начала напевать, тихо и низко сначала, но все громче и громче. Она прошла мимо, напевая слова, которых Колючка не понимала и никогда не слышала ничего подобного. Но она поняла, что это за язык, и он не был ни одним из людских наречий.
Это были эльфийские слова, и это была эльфийская магия. Магия, которая разбила Бога и сломала мир, и каждый волосок на теле Колючки поднялся, словно от холодного ветра.
Скифр продолжала напевать, все выше, быстрее и яростнее. С ремней на теле она сняла два куска темного металла, усеянных штифтами и выемками, засунув один в другой с щелчком, как от запирающегося замка.
— Что она делает? — спросил Досдувой, но Отец Ярви придержал его иссохшей рукой.
— То, что должна.
Скифр держала эльфийскую реликвию на вытянутой руке.
— Отойдите!
Стена щитов нерешительно разделилась надвое, и Колючка уставилась через проход. Там был Конный Народ — кишащая толпа; они сновали среди тел павших, шустро вскакивали, и в их безжалостных глазах была смерть.
Раздался хлопок, словно недалеко прогрохотал гром, вспышка света, и ближайшего ужака отбросило вниз с холма, словно по нему щелкнул гигантский палец. Еще грохот, от команды донеслось недоверчивое бормотание, и очередного мужчину закрутило, словно детскую игрушку, его плечо горело.
Завывания Скифр становились все выше и выше, осколки светящегося металла вылетали из эльфийской реликвии в ее руке и падали в дыму в траве у ее ног. Люди хныкали, разевали рот и хватались за талисманы, испуганные этим волшебством еще больше, чем ужаками. Шесть раскатов грома прокатилось по равнине, и шесть человек упали и горели. А остальные из Конного Народа убежали с криками ужаса.
— Великий Бог, — прошептал Досдувой, освящая себя священным знаком у сердца.
За этим последовала тишина. Впервые за какое-то время. Лишь шепот ветра в траве и неровные щелчки дыхания Одды. Донесся запах горящего мяса. От одного из упавших осколков металла в траве вспыхнул огонь. Скифр мрачно шагнула вперед и затушила пламя своим сапогом.
— Что ты сделала? — прошептал Досдувой.
— Я произнесла имя Бога, — сказала Скифр. — Написанное огнем и запертое в эльфийских рунах до Разбиения Мира. Я вырвала Смерть из ее дома перед Последней Дверью и отправила ее выполнить мой приказ. Но всегда есть цена, которую придется заплатить.
Она пошла туда, где бледный Одда лежал возле одного из чахлых деревьев. Сафрит склонилась над ним, пытаясь вытащить стрелу.
— В имени Бога семь букв, — сказала Скифр, направляя на него этот смертельный кусок металла. — Мне жаль.
— Нет! — сказала Сафрит, пытаясь встать между ними, но Одда мягко оттолкнул ее.
— Кто хочет помереть старым? — И он показал свою безумную ухмылку, рифленые линии на его зубах стали красными от крови. — Смерть ждет всех нас.
Раздался еще один оглушительный хлопок, Одда выгнул спину, дрожа, а потом упал и затих, и из почерневшей дыры в его кольчуге поднимался дым.
Скифр стояла, глядя вниз.
— Я же говорила, что покажу вам магию.
Не как в песнях
— Они бегут. — Ветер хлестал Колючку по окровавленному лицу, когда она смотрела вслед ужакам, всадникам и лошадям без всадников, уменьшающимся точкам уже далеко за океаном травы.
— И я их хорошо понимаю, — пробормотал Бренд, наблюдая, как Скифр заматывает на себе свою накидку и снова садится, скрестив ноги, вцепляясь в священные знаки на шее, сердито глядя на угли костра.
— Мы хорошо сражались, — сказал Ральф, хотя его голос звучал глухо.
— Железные руки. — Кивнул Фрор, вытирая влажной тряпкой краску с лица. — Мы добились победы, о которой стоит петь песни.
— Мы победили, во всяком случае. — Отец Ярви поднял один из кусочков металла, который Скифр оставила в траве, и повертел его так и этак, что тот блеснул на солнце. Полая штука, из которой все еще поднимался дымок. Как она могла протянуться через равнину и убить человека?
Сафрит хмуро смотрела в сторону Скифр, начисто вытирая свои окровавленные руки.
— Мы победили при помощи каких-то черных искусств.
— Мы победили. — Отец Ярви пожал плечами. — Из двух возможных окончаний сражения этот лучший. Пусть Отец Мир проливает слезы над методами. Мать Война улыбается от результатов.
— А что насчет Одды? — пробормотал Бренд. Невысокий человек казался непобедимым, но он прошел через Последнюю Дверь. Больше никаких шуток.
— Он бы не выжил из-за стрелы, — сказал Ярви. — Тут было бы либо он, либо все мы.
— Безжалостная арифметика, — сказала Сафрит, сжав губы в суровую линию.
Министр не смотрел на нее.
— Такие задачи и приходится решать лидеру.
— Что если волшебство нашлет на нас проклятие? — спросил Досдувой. — Что если мы рискуем вторым Разбиением Бога? Что если мы…
— Мы победили. — Голос Отца Ярви был холодным и строгим, как обнаженная сталь. Он сжал пальцами здоровой руки тот маленький кусочек эльфийского металла, и костяшки пальцев побелели на его кулаке. — Благодарите любых богов, в которых верите, за ваши жизни, если знаете как. А потом помогите с трупами.
Досдувой закрыл рот и отошел прочь, качая своей огромной головой.
Бренд с трудом разжал свои больные пальцы и уронил щит. Нарисованный Рин дракон был весь изрублен и выдолблен, на кромке светлели свежие царапины, бинты на его ладони пропитались кровью. Боги, он был весь избит, исцарапан и у него все болело. Ему едва хватало сил стоять, не говоря уже о том, чтобы препираться о том, насколько хорошим было то, что они сделали. Чем больше он видел, тем меньше понимал, что такое добро. Его шея горела, когда он ее тронул, она оказалась влажной. Там была царапина, и он не знал, друг ее нанес или враг. Раны болят одинаково, кто бы их не нанес.
— Сложите их с достоинством, — говорил Отец Ярви, — и свалите эти деревья для погребальных костров.
— И этих ублюдков тоже? — Колл указал на людей Конного Народа, разбросанных по холму, изодранных и окровавленных. Некоторые из команды обыскивали тела на предмет чего-нибудь ценного.
— Их тоже.
— А зачем даровать им достойное сожжение?
Ральф ухватил парня за руку.
— Потому что если мы здесь победили попрошаек, то и сами мы не лучше попрошаек. А если победили великих воинов, значит мы еще более великие.
— Ты ранен? — спросила Сафрит.
Бренд уставился на нее, словно она говорила на иностранном языке.
— Чего?
— Сядь.
Это было нетрудно. Он был так слаб, что колени уже сами едва не подгибались. Он смотрел через открытую всем ветрам вершину холма, как его команда отложила оружие и принялась стаскивать трупы в ряды. Другие начали топорами валить чахлые деревца, чтобы сложить огромный погребальный костер. Сафрит склонилась над ним, щупая своими сильными пальцами порез на его шее.
— Он не глубокий. У других гораздо хуже.
— Я убил человека, — пробормотал он, не обращаясь ни к кому конкретному. Может это звучало как похвальба, но он точно не имел похвальбу в виду. — Человека со своими надеждами, заботами, семьей.
Ральф сел на корточки рядом с ним и почесал седую бороду.
— Убить человека совсем не такая легкая задача, как пытаются убедить барды. — Он по-отечески положил руку Бренду на плечо. — Ты сегодня хорошо поработал.
— Да? — пробормотал Бренд, потирая забинтованными руками. — Все еще думаю, кем он был, и что привело его сюда, и почему ему пришлось сражаться. Все еще вижу его лицо.
— Вполне возможно, что ты будешь видеть его, пока сам не пройдешь через Последнюю Дверь. Такова цена стены щитов, Бренд. — И Ральф протянул ему меч. Хороший меч, с серебром на рукояти и запятнанными от долгого использования ножнами. — Меч Одды. Он хотел бы, чтоб ты его взял. У приличного воина должен быть приличный клинок.
Бренд мечтал о том, чтобы у него был свой собственный меч, а теперь его тошнило от одного его вида.
— Я не воин.
— Воин.
— Воины не боятся.
— Дураки не боятся. Воин стоит, несмотря на страх. Ты выстоял.
Бренд подергал влажные штаны.
— Я выстоял и обмочился.
— И не ты один.
— В песнях герои никогда не мочатся в штаны.
— Ага, точно. — Ральф в последний раз сжал его плечо и встал. — Вот почему там песни, а здесь жизнь.
Мать Солнце была высоко над степью, когда они отправились. Медленно поднимался дым от погребального костра. Хотя кровь ушла из неба, оставив лишь чистую и прекрасную синеву, но она все еще оставалась, засохшая и темная, под ногтями Бренда, на его бинтах и на его пульсирующей шее. Он чувствовал, что теперь каждый прожитый им день будет красным.
Около мачты лежали четыре весла. Прах мужчин, которые их тянули, уже кружился над равнинами. Скифр задумчиво сидела среди груза, натянув капюшон, и ближайшие гребцы старались отодвинуться от нее так далеко, как только возможно, не выпав из лодки.
Бренд глянул на Колючку, когда они начали грести, а она смотрела назад, ее лицо было бледным и пустым. Таким же было лицо Одды, когда они складывали вокруг него дрова. Бренд попытался улыбнуться, но рот не мог вспомнить, как это делается. Они сражались в стене. Они стояли у Последней Двери. Они встретили Смерть и оставили урожай Матери Ворон. Что бы там не говорил мастер Хуннан, теперь оба они были воинами.
Но это было не так, как в песнях.
То, что нужно Гетланду
Кальив расползающейся кучей заполнил один берег Запретной и распространился, как грязная болезнь, на другой. Над ним было светлое небо в пятнах дыма от бесчисленных костров и усеянное точками выискивающих падаль птиц.
Замок принца стоял на низком холме над рекой. На его огромных верхних балках были вырезаны золоченые лошади, а стена вокруг была сделана скорее из грязи, чем из камня. Снаружи было буйное скопление деревянных зданий, окруженное забором из крепких кольев. На дорожке блестели копья воинов.
А за забором царил хаос палаток, юрт, фургонов, лачуг и временных жилищ из ужасного убожества, простирающегося по чернеющему ландшафту во всех направлениях.
— Боги, как он огромен, — пробормотал Бренд.
— Боги, как он уродлив, — пробормотала Колючка.
— Кальив словно медленно наполняющийся мочевой пузырь, — сказала Скифр, задумчиво поковырялась в носу, изучила результаты и так мягко вытерла палец об плечо ближайшего гребца, что тот даже не заметил. — Весной он наполняется северянами, и народом империи, а еще Конным Народом со всей степи, все кишат здесь, чтобы поторговать. Летом он лопается, и по равнинам разливается его грязь. Зимой все они разъезжаются, и он снова съеживается.
— Воняет он точно, как мочевой пузырь, — проворчал Ральф, морща нос.
На каждом берегу реки наспех соорудили две громадные приземистые башни из мощных бревен, и между ними была натянута паутина из цепей. Сделанная из усеянных шипами звеньев черного железа, изогнутая под напором пенящейся воды, она ловила кучи мусора и плавняка и намертво останавливала движение по Запретной.
— Принц Варослав выловил неплохой улов своей железной сетью, — сказал Отец Ярви.
Колючка никогда не видела так много кораблей. Они заполонили реку, забили пристани, их вытаскивали на берега плотными рядами, убрав мачты. Там были корабли из Гетланда, Ванстерланда и Тровенланда. Были корабли из Ютмарка и с Островов. Были странные корабли, которые, должно быть, приплыли с юга, с темной обшивкой и со слишком большим корпусом для путешествия через высокий волок. Были даже две высоченные галеры, плывшие в гавань, каждая с тремя рядами весел, рядом с которыми Южный Ветер казался карликом.
— Гляньте на этих монстров, — прошептал Бренд.
— Корабли из Империи Юга, — сказал Ральф. — Там экипаж в три сотни человек.
— Эти люди ему и нужны, — сказал Отец Ярви. — Чтобы сражаться в его глупой войне против Конного Народа.
Колючку совсем не радовала мысль о том, чтобы снова сражаться с Конным Народом. Или если уж на то пошло, о том, чтобы остаться в Кальиве на лето. В рассказах ее отца он пах намного лучше.
— Думаете, он захочет нашей помощи?
— Определенно захочет, как мы захотим его помощи. — Ярви нахмурился, глядя на зал принца. — Вопрос в том, потребует ли.
От многих других он потребовал. В гавани толпились люди с кислыми лицами со всего Расшатанного моря, и все застряли в Кальиве, покуда принц Варослав не решит убрать цепи с реки. Они бездельничали хмурыми группами вокруг провисших палаток и под трухлявыми навесами, играли шулерскими игральными костями, пили кислый эль, очень громко ругались и безучастно смотрели на все, и на новоприбывших в частности.
— Лучше Варославу поскорее найти этим людям врагов, — прошелестел Ярви, когда они сошли с Южного Ветра. — Прежде чем они не нашли кого-нибудь поближе.
Фрор кивнул, привязывая конец носового троса.
— Нет ничего опаснее, чем бездельничающие воины.
— Они все смотрят на нас. — Бинты Бренда сняли этим утром, и он продолжал нервно потирать струпья от веревок, тряся руками.
Колючка ткнула его локтем:
— Может твоя героическая слава идет впереди тебя, Подниматель Кораблей.
— Скорее там идет Отец Ярви. Не нравится мне это.
— Тогда притворись, что нравится, — сказала Колючка, принимая самый храбрый вид и встречая с вызовом каждый взгляд. Ну или со всем вызовом, который она могла изобразить, когда горячий ветер хлестал ее глаза песком и хлопал ее рубашкой по потной спине.
— Боги, как тут воняет, — приглушенно сказал Бренд, когда они сошли со скрипящей пристани на Отца Землю, и Колючка не могла бы с этим поспорить, даже если бы смогла для этого глубоко вздохнуть. На кривых улочках всюду валялся засохший навоз, собаки грызлись из-за мусора, на кольях перед дверьми были насажены мертвые животные.
— Они это продают? — пробормотал Бренд.
— Они их приносят в жертву, — ответил Отец Ярви, — чтобы их боги могли видеть, какой дом принес жертву, а какой нет.
— А что насчет тех? — Колючка кивнула в сторону нескольких ободранных тел, висящих на мачте, поднятой посреди площади. Тела покачивались, и на них кишели мухи.
— Дикари, — прошелестел Ральф, хмуро глядя на них.
С неприятным шевелением в животе Колючка осознала, что блестящие тела были похожи на людей.
— Конный Народ? — прохрипела она.
Отец Ярви мрачно покачал головой.
— Ванстеры.
— Что? — Боги знали, что на свете было мало людей, которых Колючка любила меньше ванстеров, но она не видела ни одной причины, по которой принц Кальива стал бы сдирать с них кожу.
Ярви указал на буквы, нацарапанные на деревянной табличке:
— Команда, которая отказалась выполнить пожелания принца Варослава и пыталась уплыть. Остальные люди Расшатанного моря не очень хотят последовать их примеру.
— Боги, — прошептал Бренд, только сейчас услышавший жужжание мух. — Разве Гетланд хочет помощи от человека, который устраивает такое?
— Что мы хотим не всегда совпадает с тем, что нам нужно.
Дюжина вооруженных людей прокладывала себе путь через хаос доков. Возможно принц и был в состоянии войны с Конным Народом, но его люди не сильно отличались от тех ужаков, которых Колючка убила выше по Запретной. Среди них была очень тощая женщина, с шелкового платка на ее черных-пречерных волосах свисали монеты.
Она остановилась перед ними и изящно поклонилась, на ее стройной шее покачивалась сумка для книг.
— Я служительница Варослава, великого принца Кальива.
— Что ж, а я…
— Вы Отец Ярви, министр Гетланда. Принц дал мне указание сопроводить вас до его замка.
Ярви и Ральф обменялись взглядами.
— Я должен быть почтен или напуган?
Женщина снова поклонилась.
— Я посоветовала бы вам и то и другое. И еще поторопиться.
— Я прошел долгий путь ради аудиенции, и не вижу причин мешкать. Ведите нас.
— Я выберу несколько человек, чтобы пошли с тобой, — прорычал Ральф, но Отец Ярви покачал головой.
— Я возьму Колючку и Бренда. Если сопровождать меня будет немного человек, и к тому же молодых, это будет жестом доверия к хозяину.
— Вы доверяете Варославу? — пробормотала Колючка, когда люди принца собрались возле них.
— Я могу притвориться.
— Он узнает, что вы притворяетесь.
— Конечно. На таких шатких фундаментах и строятся хорошие манеры.
Колючка поглядела на Бренда, и он посмотрел в ответ с этим своим беспомощным видом.
— Будь осторожна, — донесся до нее голос Скифр. — Даже по безжалостным стандартам степи принц Варослав считается безжалостным человеком. Не попадай под его власть.
Колючка посмотрела на огромные цепи, натянутые через реку, на качающиеся тела, и могла лишь пожать плечами.
— Мы все теперь в его власти.
Внутри замок принца Кальива казался еще больше. Его каркас был сделан из стволов огромных деревьев, все еще стоявших корнями в плотно утоптанной земле. Столпы света, наполненные медленно двигающимися пылинками, пронзали пространство из окон высоко наверху. Там была длинная костровая чаша, но пламя уже едва горело, и отдающееся эхом пространство казалось почти прохладным после жары снаружи.
Варослав, принц Кальива, был намного моложе, чем ожидала Колючка. Наверное, лишь несколькими годами старше Ярви, но без волос на голове и на подбородке. Не было даже бровей, он был гладким, как яйцо. Он не возвышался, но сидел на стуле перед костровой чашей. Он не был большим мужчиной, не носил никаких украшений и не хвастался оружием. Его безволосое лицо не было ужасающе хмурым, лишь каменно-бесстрастным. Она не смогла бы рассказать о нем ничего, чтобы он показался слушателю грозным, и тем не менее, он был грозен. И чем ближе их подводили к нему по отдающему эхом полу, тем более и более грозным он выглядел.