— Я слышал, этим утром семнадцатилетняя племянница Виалина взошла на трон как тридцать пятая императрица Юга. Орнульф фыркнул. — Но я не получил приглашения на это счастливое событие.
— И кто же тогда правит? — снова спросил Ярви.
Орнульф покрутил головой по сторонам.
— Сейчас толпа. Народ берет на себя сведение счетов, пока закон спит.
— Как я понимаю, народ здесь любит хорошие счеты, — сказал Ральф.
— О, они копят их поколениями. Я слышал, так и начался тот пожар — какой-то торговец отомстил другому. Клянусь, они могли бы и Праматерь Вексен поучить кое-чему по части застарелой неприязни.
— На это я бы не поставил, — пробормотал Отец Ярви.
— Дядя юной императрицы, герцог Микедас, пытается взять командование на себя. Город полон его воинами. Как он говорит, они здесь, чтобы все было спокойно. Пока народ привыкает.
— К нему во власти?
Орнульф проворчал:
— Я-то думал, вы тут новичок.
— Куда ни отправься, — прошелестел министр, — влиятельные люди остаются влиятельными.
— Быть может герцог принесет порядок, — сказал Бренд с надеждой.
— Похоже, понадобилось пять сотен мечей только чтобы принести порядок в доки, — сказала Колючка, хмуро глядя на хаос.
— У герцога нет недостатка в мечах, — сказал Орнульф, — но он не очень любит северян. Если у вас есть лицензия от Верховного Короля, то вы среди цветов, но остальные убираются, прежде чем налоги не оставят от них одни стебельки.
Ярви плотно сжал свои тонкие губы.
— Верховный Король и я не в самых лучших отношениях.
— Тогда направляйтесь на север, друг мой, пока все еще можете.
— Если отправитесь на север сейчас, то попадете в сети принца Варослава, — сказал Бренд.
— Он все еще отлавливает команды? — Орнульф схватил свою раздвоенную бороду обеими руками, словно хотел оторвать ее от челюсти. — Черт возьми, так много волков! Как выжить честному вору?
Ярви передал ему что-то, и Бренд заметил блеск серебра.
— Если у него есть здравый смысл, то он представится королеве Гетланда Лаитлин и скажет, что ее министр послал его.
Орнульф уставился на ладонь, потом на иссохшую руку Ярви, а потом поднял взгляд, расширив глаза.
— Вы Отец Ярви?
— Да. — Линия воинов начала рассредоточиваться от ворот, расталкивая народ впереди себя, словно там было некуда идти. — И я прибыл ради аудиенции с императрицей.
Ральф тяжело вздохнул.
— Если только Теофора не может услышать тебя через Последнюю Дверь, говорить нам придется с этой Виалиной.
— Императрица умирает в тот самый день, как мы прибываем, — голос Бренда затих до бормотания. — Что теперь вы думаете об удаче?
Отец Ярви тяжело вздохнул, глядя, как груженая телега падает с пирса прямо в море, а освободившаяся лошадь дико брыкается, выпучив глаза от ужаса.
— Думаю, немного удачи нам бы не помешало.
За троном
— Я похожа на клоуна, — бросила Колючка, двигаясь по переполненным улицам вслед за Отцом Ярви.
— Вовсе нет, — сказал он. — Клоуны веселят людей.
Он заставил ее вымыться, и положил какую-то горько пахнущую траву в горячую воду, чтобы убить ее вшей, и под новой натирающей одеждой она чувствовала себя такой ободранной, словно освежеванные люди в доках Кальива. Сафрит снова подрезала половину ее волос до щетины, потом попробовала пройтись по второй половине костяным гребнем, но с отвращением сдалась, сломав три зубца. Она дала Колючке тунику из какой-то кроваво-красной ткани с золотой вышивкой у воротника, такой прекрасной и мягкой, что казалось, будто на тебе ничего не надето. А когда Колючка потребовала свою старую одежду назад, Сафрит указала на кучу горящего тряпья на улице и спросила, точно ли оно ей нужно.
Колючка, быть может, и была на голову выше, но Сафрит была по-своему непреклонна как Скифр, с этим было не поспорить. Она закончила с серебряными звенящими браслетами на ее руках и ожерельем из красных стеклянных бусин, несколько раз обернутым вокруг ее шеи. Ее мать, глядя на все это, стала бы заламывать руки от гордости за то, какая замечательная одежда у ее дочери, но для самой Колючки она была такой же некомфортной, как рабские цепи.
— Люди здесь ожидают некоего… — Ярви помахал своей изувеченной рукой в сторону группы чернокожих мужчин, чьи шелка были отделаны блестящими осколками зеркала. — Театра. Они найдут тебя очаровательно устрашающей. Или устрашающе очаровательной. Ты выглядишь в точности как надо.
— Хм. — Колючка знала, что выглядела полной дурой, потому что когда она наконец появилась во всей своей благоухающей нелепице, Колл хихикнул, Скифр надула щеки, а Бренд просто молча уставился на нее, словно увидел ходячего мертвеца. Лицо Колючки горело от унижения, и вряд ли перестало гореть с тех пор.
Человек в высокой шляпе посмотрел на нее, широко раскрыв рот, когда она проходила мимо. Она бы с радостью показала ему меч своего отца, но иноземцам было запрещено носить оружие в Первом из Городов. Так что вместо этого она придвинулась поближе и щелкнула зубами, и этого оружия оказалось достаточно, чтобы он завизжал от ужаса и стремглав умчался прочь.
— А почему же вы не постарались выглядеть театральнее? — спросила она, догоняя Ярви. У него, похоже, была способность как-то проскальзывать через давку, в то время как ей приходилось проталкиваться вслед за ним, оставляя позади себя вереницу разгневанных людей.
— Я постарался. — Министр отряхнул свою простую черную куртку, без следа украшений. — Среди этой броско одетой толпы я буду выделяться своей скромной простотой, как заслуживающий доверия служитель Отца Голубей.
— Вы?
— Я сказал, что буду выглядеть как он, а не что буду им. — Отец Ярви покачал головой, когда она еще раз потянула слишком плотный зад штанов. — Если честно, Бренд был прав, говоря, что нет такого благословения, которое ты не могла бы счесть проклятьем. Большинство людей были бы благодарны за эту новую одежду. Вряд ли я мог бы взять тебя во дворец, воняющей как попрошайка, не так ли?
— Зачем вы вообще берете меня во дворец?
— Я должен был идти один?
— Вы могли взять кого-нибудь, кто не скажет самое неподходящее в самое неподходящее время. Сафрит, или Ральфа или даже Бренда. У него одно из тех лиц, которым люди верят.
— У него одно из тех лиц, которыми люди пользуются. Я не отрицаю могучие дипломатические таланты Сафрит, или Ральфа, или Бренда, но всегда есть вероятность, что юной императрице Виалине понравится женщина своего возраста.
— Я? Я никогда никому не нравилась! — Колючка вспомнила презрение девчонок в Торлби, взгляды-кинжалы и ядовитый смех, и даже несмотря на то, что она уже убила восьмерых, ее передернуло от этой мысли. — И женщинам моего возраста меньше всего.
— С этой будет по-другому.
— Почему?
— Потому что ты будешь держать свой рот на замке и мило улыбаться.
На это Колючка вскинула брови:
— Звучит не очень-то похоже на меня. Вы уверены?
Ярви прищурился и встретился с ней взглядом.
— О, я уверен. Погоди-ка.
Челюсть Колючки упала от вида шестерых странных чудовищ, пересекающих улицу. Они были привязаны друг к другу серебряной цепью, их шеи длиной в человеческий рост угрюмо покачивались.
— Мы очень далеко от Гетланда, — пробормотала она, глядя, как они бредут между такими высокими белыми зданиями, что изогнутая дорожка между ними была похожа на тенистый каньон. Она вспомнила влажные темные камни Гетланда, утренний туман над серой Матерью Морем, пар от дыхания в утренней прохладе; вспомнила, как все жались вокруг огня, чтобы было теплее длинными вечерами; голос матери, тихо напевавшей вечернюю молитву. Это казалось другой жизнью. Это казалось другим миром. Миром, по которому Колючка и не думала, что будет скучать.
— Да уж, далеко, — сказал Ярви, живо пробираясь через вязкую вонючую жару Первого из Городов. Колючка знала, что год уже шел к концу, но осень здесь была намного жарче, чем середина лета в Торлби.
Она подумала о всех тяжелых милях, что они преодолели. Месяцы гре́бли. Переход через высокий волок. Постоянная опасность в степи. Не говоря уже о тягостном присутствии принца Варослава на пути.
— Может ли императрица дать нам хоть какую-нибудь помощь, даже если захочет попытаться?
— Быть может не сталью, но серебром определенно. — Ярви прошелестел извинение на каком-то неизвестном языке, обходя группу женщин в темных вуалях. Их подведенные глаза следили за Колючкой, словно это она была тут странной.
— Все равно шансы дома будут неравными. — Колючка считала врагов своими мозолистыми пальцами. — Люди Верховного Короля в Ютмарке, инглинги, нижеземцы, ванстеры, островитяне…
— Возможно ты удивишься, когда узнаешь, что я об этом уже подумал.
— Возможно ты удивишься, когда узнаешь, что я об этом уже подумал.
— А на нашей стороне лишь тровены.
Ярви фыркнул.
— Этот союз — как молоко, оставленное в полуденную жару.
— Э?
— Долго не продержится.
— Но король Финн сказал…
— Король Финн — это жирный мешок с кишками, и у него немного власти даже в своем собственном королевстве. С нами его связывает лишь его тщеславие, и в свое время оно растворится пред гневом Праматери Вексен, как снег пред Матерью Солнцем. Тот маленький трюк лишь купил нам время.
— Но тогда… мы останемся одни.
— Мой дядя Утил встал бы один против всего мира и настаивал бы, что сталь это ответ.
— Это звучит храбро, — сказала Колючка.
— Несомненно.
— Но… не мудро.
Ярви улыбнулся ей.
— Я впечатлен. Я ожидал, что ты обучишься искусству владения мечом, но не благоразумию. Но не волнуйся. Я надеюсь найти другие пути уравнять шансы.
Как только они прошли через высоченные бронзовые двери дворца, Колючка перешла от замешательства, что она одета как принцесса, к стыду, что она одета как крестьянка. Рабыни здесь выглядели как королевы, а охранники как герои из легенд. Зал, в котором их принимали, был наполнен придворными, украшенными драгоценными камнями. Они были одеты в такие же яркие цвета и были такими же напыщенными и, насколько Колючка могла понять, настолько же совершенно бесполезными, как павлины, которые с важным видом вышагивали по безукоризненно опрятным садам снаружи.
Она бы с радостью сжалась в свои новые сапоги, но у них была большая толстая подошва, и она выросла за последние несколько месяцев, так что теперь она была выше Отца Ярви, а он казался выше, чем обычно. Как всегда, у нее не осталось никакого выбора, кроме как распрямить плечи, вздернуть подбородок и принять свой самый храбрый вид, как бы сильно не потела под ним трусиха в своей абсурдной алой тунике.
Герцог Микедас сидел над ними в золотом кресле на высоком помосте, закинув одну ногу на высеченную из мрамора ручку. Его поразительные доспехи были покрыты позолоченными завитками. Он был одним из тех красавцев, кто воображает себя еще более красивыми, чем они есть на самом деле. У него была темная кожа и блестящие глаза, а в его черных волосах и бороде виднелись полоски серебра.
— Приветствую вас, друзья, и добро пожаловать в Первый из Городов! — Он сверкнул обаятельной улыбкой, которая, вместо того, чтобы обаять Колючку, вызвала у нее лишь глубочайшее подозрение. — Как вам мое владение вашим языком?
Отец Ярви низко поклонился, и Колючка вслед за ним. Кланяйся, когда я кланяюсь, сказал он, и, похоже, имелось в виду «когда только возможно».
— Безупречно, ваша милость. Просто замечательно и впечатляюще…
— Напомните еще раз, как вас зовут, моя память на имена просто ужасна.
— Это Отец Ярви, министр Гетланда.
Женщина, которая это говорила, была высокой, тощей и очень бледной, ее голова была коротко побрита. Эльфийские браслеты постукивали на татуированном предплечье, поблескивали древняя сталь, золото и разбитые кристаллы. Колючка выпятила губы и в последний момент вспомнила, что не стоит плевать на тщательно отполированный пол.
— Мать Скаер, — сказал Ярви. — Всякий раз, как наши пути пересекаются, это новое удовольствие.
Министр Ванстерланда, которая нашептывала на ухо Гром-гил-Горму, и которую Праматерь Вексен послала на юг, чтобы предупредить принца Варослава не заплывать в Расшатанное море.
— Хотела бы я сказать то же самое, — сказала Мать Скаер. — Но ни одна из трех наших встреч не была полностью приятной. — Она сдвинула ледяной взгляд своих голубых глаз на Колючку. — Эту женщину я не знаю.
— Фактически вы встречались в Скекенхаусе. Это Колючка Бату, дочь Сторна Хедланда.
В некоторой степени Колючка порадовалась, увидев, как расширились глаза Матери Скаер.
— Чем вы ее кормили?
— Огнем и точильными камнями, — сказал Ярви, улыбаясь, — и у нее отличный аппетит. Она показала себя воином, испытанным в битве против ужаков.
— Какие удивительные у вас воины! — Судя по голосу, герцог Микедас, казалось, скорее позабавился, чем впечатлился, и его придворные покорно захихикали. — Хотел бы я посмотреть ее схватку с одним из моих дворцовых стражников.
— Как насчет двоих? — бросила Колючка, прежде чем осознала, что ее рот открыт. Голос был непохож на ее, скрежещущий вызов гулко и яростно отразился эхом от украшенных серебром мраморных стен.
Но герцог лишь рассмеялся.
— Чудесно! Юношеский максимализм! Моя племянница такая же. Она думает, что все может быть исполнено, несмотря на традиции, несмотря на чувства других, несмотря на… действительность.
Герцог взмахнул пальцем.
— Вы мне уже нравитесь.
— Думаю, на самом деле, у нас есть общие знакомые.
— Да?
— Эбдель Арик Шадикширрам.
Глаза герцога расширились, он скинул ногу с ручки кресла и подался вперед.
— Как она?
— С грустью вынужден сказать, что она прошла через Последнюю Дверь, ваша милость.
— Умерла?
— Убита вероломным рабом.
— Боже Всемилостивейший. — Герцог откинулся назад. — Она была выдающейся женщиной. Знаете, я просил ее выйти за меня замуж. Конечно, тогда я был молодым, но… — Он в изумлении покачал головой. — Она мне отказала.
— В самом деле, выдающаяся женщина.
— Годы сочатся через наши пальцы, как вода. Кажется, это было только вчера… — Герцог тяжело вздохнул, и его взгляд посуровел. — Но вернемся к нашим делам.
— Конечно, ваша милость. — Отец Ярви снова поклонился. Его голова покачивалась, как яблоко в ведре. — Я прибыл с поручением от королевы Лаитлин и короля Утила из Гетланда, и ищу аудиенции с ее сиятельством Виалиной, императрицей Юга.
— Хммммм. — Герцог облокотился на ручку кресла и печально потер бороду. — Где, еще раз, этот Гетланд?
Колючка стиснула зубы, но терпение Отца Ярви было выковано из стали.
— Гетланд находится на западном побережье Расшатанного моря, ваша милость, к северу от резиденции Верховного Короля в Скекенхаусе.
— Там так много маленьких стран, что нужен ученый, чтобы в них разобраться! — Зазвенел смех его придворных, и Колючка почувствовала сильнейший позыв врезать по их лицам. — Хотел бы я, чтобы была возможность почтить каждого просителя аудиенцией, но вы должны понимать, что сейчас трудное время.
Ярви поклонился.
— Конечно, ваша милость.
— Так много врагов нужно укротить, и так много друзей нужно убедить. Стольким союзам нужно уделить внимание, и некоторые… менее важны, чем другие, не подразумевая никакого неуважения. — Его ослепительная улыбка источала неуважение, как старый сыр источает вонь.
Ярви поклонился.
— Конечно, ваша милость.
— Императрица Виалина женщина не… — он указал на Колючку, словно на малообещающую лошадь в своей конюшне, — такого типа. Она несколько более… девушка. Впечатлительная. Невинная. Ей еще столько нужно узнать о том, как все происходит на самом деле. Вы же понимаете, я должен быть осторожен. Вы же понимаете, вы должны быть терпеливы. Для такого многочисленного и разнообразного народа, как наш, переход от одного правителя к другому, это всегда… сложный переход. Но я пошлю за вами в свое время.
Ярви поклонился.
— Конечно, ваша милость. Могу я спросить когда?
Герцог отмахнулся цветистым жестом своих длинных пальцев.
— В свое время, Отец… э…
— Ярви, — прошипела Мать Скаер.
Колючка не была дипломатом, но у нее сложилось стойкое впечатление, что «в свое время» означает «никогда».
Мать Скаер ожидала их в украшенном статуями коридоре снаружи с двумя своими воинами — сердитым ванстером и огромным нижеземцем, с лицом, похожим на каменную плиту. Колючка была в мрачном настроении и тут же ощетинилась, но ни один из них не смутился от ее взглядов.
Как и их госпожа.
— Удивлена видеть вас здесь, Отец Ярви.
— Как и я вас, Мать Скаер. — Хотя ни один из них не выглядел удивленным ни на миг. — Мы оба оказались за полмира от тех мест, где должны быть. Я думал, вы будете подле своего короля, Гром-гил-Горма. Он нуждается в вас, чтобы вы говорили за Отца Мира, прежде чем Мать Война втянет его в разрушительные действия против Гетланда.
Взгляд Матери Скаер стал еще холоднее, если только это было возможно.
— Я была бы с ним, если бы Праматерь Вексен не избрала меня для этой миссии.
— Высокая честь. — Легчайший изгиб уголка рта Ярви подсказывал, что это был скорее приговор изгнания, и они оба это знали. — Должно быть, вы по-настоящему угодили Праматери Вексен, чтобы заслужить это. Вы встали на защиту своей страны? На защиту своего короля и его народа, как и подобает министру?