– Осторожность не помешает, – возразил Малыш. – Но я уверен на девяносто девять процентов, что с нами пока ничего не случится.
– Согласен, – кивнул Упырь. – Да только – береженого Бог бережет.
Дверь едва слышно скрипнула, но почти все сидящие за столом обернулись на этот звук, готовые к самым решительным действиям. Человек, вошедший в зал, выглядел очень странно даже для местного. Худой, будто изможденный долгой борьбой со смертельным недугом, человек этот оказался еще и непомерно высок. Бледная или даже прозрачно-белая, будто воск, кожа головы и шеи его не несла ни единого очага растительности – даже брови или ресницы абсолютно отсутствовали на его лице. Слишком большая голова частично скрывалась под странной каской, дико диссонирующей своим визуальным технологическим совершенством с бесформенной убогой одеждой, в которую человек был облачен. Огромные глаза так глубоко прятались в запавших глазницах, что даже цвет их определить казалось весьма затруднительно. Вошедший обменялся с золотоглазым взглядами и, не произнеся ни слова, устроился на невысоком стуле в самом углу зала, куда не добирался свет свечей. Лишь отблески огня близкой к нему печи на гладкой, почти зеркальной поверхности шлема напоминали о странном визитере, с приходом которого все присутствующие в зале хозяева крепости сразу успокоились, а золотоглазый и вовсе куда-то вышел.
– А вкусно у них готовят, – прорычал с набитым ртом Бивень, успевая ухватить с блюда похожую на с грелки чеснока траву.
– Еще бы пару дней по лесам побегали, и для нас кусок хлеба с сыром стал бы самым восхитительным блюдом, – возразила Лилит.
– Я вот все думаю, что там с крейсером? – высказал свои мысли Борис Швецов.
– Раз никакого стихийного бедствия вроде землетрясения или ударной волны в этих краях не разразилось, значит, он или очень далеко улетел, или сумел вырваться из лап планеты, – предположил Макфлай.
– Сумел вырваться? – жалобно охнул Ганский. – Вы думаете, что они могли просто улететь?
– Ну просто улететь вряд ли, – пожал плечами сержант. – Во-первых, после такого аварийного прыжка в лучшем случае последует ремонт. А это не пары минут дело. Во-вторых, система контроля доступа подаст рапорт о нашем несанкционированном катапультировании, а навигатор крейсера вычислит точный квадрат нашего падения. Останется только запустить сканер-контроллеры и отправить по результатам сканирования спасательную группу. А вот если крейсер рухнул на другой материк или в океан…
– А что тогда? – не унимался Левор.
– Тогда мог не сработать даже аварийный передатчик. Если аварийный прыжок был сделан спонтанно из-за сбоя, то ник го может просто не знать, где мы находимся. А значит, мы вполне можем прожить в этой дыре остаток своей жизни.
– Какой ужас, – побледнел Ганский.
– Ты пессимист, Ганс, – предположил Малыш. – И даже не замечаешь огромный положительный фактор.
– Какой?
– Мы все еще живы, лопух…
Разговор по мере насыщения распространился на всех сидящих за столом. Темное как кровь вино оказалось весьма неплохим. От него стало значительно уютнее и теплее, и развязались языки. Поминали погибших товарищей, вспоминали прошлые операции или прошлую жизнь.
Дверь вновь тихонько скрипнула, но теперь на это никто не обратил внимания. Только Малыш покосился в ту сторону, окинув взглядом вернувшегося золотоглазого воина. Тот прошел в угол к худому человеку в каске и негромко о чем-то спросил. Малыш, наблюдавший за ними, заметил, как вздрогнул от неожиданности худой, будто внезапно разбуженный ото сна. Ответных слов невозможно было расслышать, но Малыш увидел подтверждающий слова кивок. Золотоглазый вышел из тени и уселся на свободный стул возле стола. Окинув людей быстрым взглядом, он бросил короткую гортанную фразу.
– Откуда вы? – прозвучал из угла сильный ясный голос худого человека. Словно выстрел прогремел в комнате, заставив всех замереть в удивлении.
– Откуда вы? – повторил худой перевод слов золотоглазого, и последние сомнения в том, что все ослышались, пропали.
Человек адаптируется в любой ситуации, и все, что еще мгновение назад казалось непреодолимым, неразрешимым, неслыханным, вдруг становится обыденным. Когда в конце девятнадцатого века Карл Бенц построил первый экипаж с бензиновым двигателем, этот аппарат казался чудом, а его вхождение в быт людей даже сомнительным. Прошло не так много времени, и скоростные мотоциклы, и мощные автомобили стали обычным средством передвижения для всех, кто достиг возраста получения прав на управление. С приходом новых источников энергии эти средства сменились моно– и автогравами. Поднявшийся на самодельном планере в том же девятнадцатом веке инженер Отто Лиленталь казался многим соотечественникам сумасшедшим конструктором, решившим посрамить Икара. Но река времени отнесла лодку мира лишь чуть, а летающие лайнеры просто никто не замечает, не представляя, как можно обойтись без такой обыденной и удобной вещи, как быстрый и недорогой перелет. Деловая поездка или отпуск – сейчас ты тут, а через пару часов на другом конце света…
Еще час назад диверсанты просто не представляли себе, с чего начинать сотрудничество, как налаживать язык жестов, как научиться понимать, а сейчас сидят за одним столом с золотоглазым воином и совершенно свободно рассказывают друг другу о себе. Впрочем, теперь они знали и имена – золотоглазого звали Атор, второго татуированного воина, выжившего в недавнем бою, – Заус, худого толмача, оказавшегося ментатом, – Рогл.
Из рассказа Рогла стало ясно, что цивилизация на планете достигла развития, аналогичного земному в период двадцатого – двадцать первого веков, когда планету атаковали инопланетяне. Конечно, все это додумывали уже сами диверсанты, так как речь худого толмача поначалу походила на рассказ египетского жреца, повествующего о былом величии империи и гневе бога Ра, повергшего эту империю в пучину хаоса и дикости. Додумывать людям помогали и воспоминания о картине умирающего города, так поразившей воображение вышедших из леса воинов. К тому же фантазия современного человека, не обремененного никакими предубеждениями, позволяет додумать все, что угодно.
Не было ни войны, ни противостояния. Напавшие пришельцы просто обстреляли планету с орбиты, предварительно уничтожив все искусственные спутники планеты. Они не стреляли по целям на поверхности планеты, а просто взорвали в атмосфере сотни тысяч снарядов, в которых, скорее всего, был вирус, аналогичный тому, что не долетел до Земли, упав на Новые Колонии. Вирус действовал стремительно и совершенно непредсказуемо. Обитатели планеты почти мгновенно мутировали. Большинство изменялись одинаково – потеряв способность трезво мыслить, они становились неадекватно агрессивными, охваченные жаждой разрушения и убийства. Малые части аборигенов изменились как-то иначе, в том числе превратившись в ментатов, наподобие того, через которого сейчас происходило общение. Его уникальные свойства позволили ему сидеть в стороне и «слушать» разговоры людей за столом. Память словно губка впитывала все произнесенные слова и их отражения в головах говорящих. С каждым услышанным словом или «ясной» мыслью ментат стремительно познавал чужой язык, начиная говорить все понятнее. Теперь его речь стала уже не речью дикаря, а голосом страдающего от гибели своего мира потомка просвещенных умов.
Многие из тех, кто не изменился или изменился незначительно, дали новые свойства своим детям или детям детей. Те же, кто стал одержим уничтожением, приступили к этому процессу со всем рвением и накопленными за многие поколения знаниями. По всему миру заполыхали кровавые войны, которые даже войнами трудно было назвать – у них не было иной цели, кроме как уничтожить все и всех. И не народ воевал с народом, а сосед с соседом, сбиваясь в безжалостные стаи-отряды или действуя в одиночку. Аборигены стремительно и безжалостно истребляли самих себя, делая тем самым за агрессора всю его работу. Некогда процветающий мир рухнул в пропасть дикости и кровавых распрей, мгновенно забывая все знания и цивилизованность. К тому же одержимые вирусом, превратившись в злобных агрессоров, не потеряли способности отлично обучаться воинскому искусству и владению оружием, легко собираться в отряды и армии, организовывать свои поселения. Но все это лишь затем, чтобы приготовиться к следующей, очередной войне. Численность их стремительно падала, так как они не знали жалости и страха и воевали до тех пор, пока одна из воюющих сторон не исчезала полностью. Оставшиеся неизмененными в свою очередь пытались спастись, защищаясь в построенных крепостях или подавшись в бега. Такое противостояние длилось уже два века. Вирус давно исчез, но мутации все продолжались…
Недавние хозяева планеты оказались обречены на скорое, уже в недалеком своем будущем, самоуничтожение. Восстанавливать промышленность не хватало численности образованных специалистов и ресурсов. Добывать полезные ископаемые становилось все труднее и труднее. Города умирали один за другим. Стран давно не стало. Связь с другими поселениями практически полностью прервалась, а о судьбе других континентов даже и не задумывались. Выросли поколения, не знающие иного мира, иной жизни. И только в немногих местах пытались сохранить крупицы знаний и облик разумных.
– Черт! – пораженно выдавил Малыш, глядя на Атора совершенно иными глазами. – Не повезло вам. Хотя мы вот и без чужаков однажды весь свой мир в войне едва не прикончили. Нам и вируса не понадобилось бы. Только чудом та канитель остановилась.
Ментат зашевелился в своем углу и, тяжело поднявшись, шаркая ногами, подошел к общему столу. Остановившись рядом с Малышом, он вперил в него внимательный взгляд.
– Я хочу просить посмотреть на ваш мир, – негромко попросил он. – Просить показать ваш мир мне.
– Как это? – не понял Малыш.
– Я прошу разрешения посмотреть, – подняв ладони вверх, заговорил Рогл. – Я могу увидеть все, что видел ты. Позволь посмотреть. Посмотреть.
Малыш почти испуганно обернулся на сержанта но тот только пожал плечами. Атор, сидя неподалеку, тоже с вопросом в глазах смотрел на Малыша, и тот сдался.
– Хорошо, я разрешаю, – кивнул он. – Что я должен делать?
– Ничего. Я сам, – прошептал ментат, возлагая на голову Малыша свои костлявые холодные ладони.
Малыш набычился, чувствуя, что от ладоней ментата идет такой холод, будто ему на голову положили ледяную глыбу. Колючие пальцы словно проникли в череп, ледяным прикосновением заморозив мозг. Малыш погрузился в полусонное состояние, но вместе с этим голова его буквально взорвалась водопадом видений, картин, отдельных звуков, цветных пятен, запахов. Этот поток обрушился на Малыша, буквально раздавливая, лишая всех чувств и восприятия реальности. Казалось, что с этим цветным шумным потоком сама жизнь покидает тело Малыша, уступая место смертельному холоду. Он застонал, и одновременно с этим ментат оторвал руки, а вернее, просто сполз к ногам Малыша, лишившись чувств.
– Как ты? – спросила взволнованно Лилит, и Малыш понял, что все еще жив и сидит на том же стуле, что и раньше. Только холод все никак не уходил из его тела – его трясло, будто в лихорадке.
– Я в порядке, – пробормотал Малыш, делая несколько торопливых глотков вика. – Просто привиделось всякое.
Ментат зашевелился на полу, со стоном поднимаясь на ноги. Он казался сейчас еще более бледным, хотя при его цвете кожи такое казалось совершенно невозможным. Атор поднес ментату глиняный кубок с вином, и Рогл жадно припал к нему вмиг пересохшими губами. Руки ментата дрожали так, что он умудрился даже разлить часть вина на пол и свою одежду.
– Вам надо отдыхать, – посоветовал он, утолив жажду. – Я больше не могу сегодня разговаривать. Мне надо все понять и успокоить свой разум. Я прошу простить меня.
Рогл повернулся и, не говоря больше ни слова, побрел к двери тяжелым шаркающим шагом смертельно уставшего человека. Атор проводил его взглядом и, повернувшись к землянам, только пожал плечами.
– Все нормально, – заверил его Макфлай, будто золотоглазый мог понять эти слова. – Утро вечера мудренее. А мы, судя по всему, еще не раз успеем и повечерять, и утро встретить в этих краях. Пойдем-ка мы действительно баиньки…
Утро выдалось на удивление солнечным и теплым. Местное солнце грело не по-зимнему, хотя кто знает, какое здесь сейчас время года. Вдруг окажется так, что осень этим летом удалась на славу. Не дай бог, если здесь такое лето, а студеная зима еще только впереди. К славному утру добавлялась бодрость после крепкого ночного сна – заперев двери изнутри, диверсанты отлично выспались в безопасном теплом помещении на оказавшихся достаточно мягкими соломенных матрасах. Малыш потянулся одной рукой, стоя на пороге, и вдруг осознал, что не чувствует уже в раненом плече никакой боли. Он попытался махнуть ею, но тотчас же поплатился за столь глупый порыв – жестокая боль стеганула так, что у Майкла потемнело в глазах.
– Не стоит переоценивать возможности наших знахарей, – раздался совсем рядом насмешливый чистый голос, очень гармонирующий с солнечным теплым утром.
Малыш обернулся и только теперь заметил сидящего на корточках у стены дома ментата в неизменном сверкающем шлеме на безволосой голове. Рогл был похож сейчас на странную ящерицу, греющуюся на утреннем солнце. Тем более что его глаза, точно так же как и у других аборигенов, не имеющие белка, чуть ли не светились изумрудным светом. Ментат смотрел совсем узкими, почти невидимыми зрачками на солнце, качавшее свой бег по небу.
– Замерзнешь, сидя на земле, – предостерег Малыш, подходя к сидящему. – Холодно еще.
– Я не замерзну, если есть солнце, – слабо улыбнулся Рогл, поднимаясь на ноги. – Это одно из нескольких свойств, переданных мне моими предками. В моем организме многое по-другому, чем у большинства моих соплеменников, а тем более чем у тебя. Я ждал, когда ты проснешься.
– Спасибо, но зачем? – удивился Никсон.
– Позволь мне посмотреть еще раз, – умоляюще промямлил ментат. Сейчас он показался Майклу похожим на какого-то выбравшегося из тысячелетней спячки вампира, мечтающего о глотке свежей крови. Сходство с персонажами фильмов ужасов оказалось столь сильным, что Малыш невольно коснулся шеи.
– Я вчера почувствовал себя выжатым как лимон, – сообщил он, размышляя. – Ты уверен, что всего лишь смотришь мой мир? Мне показалось, что ты забрал у меня все силы.
– Да, – согласился Рогл, заискивающе глядя в глаза Никсону. – Я не хотел. Не повторится больше. Сейчас есть солнце, и сил у меня предостаточно. Пожалуйста.
– Хорошо, – сдался Малыш. – Попробуем. Но учти, если почувствую, что забираешь у меня силы как вчера, я тебе сверну твою тощую шею. Понял?
– Понял, – закивал ментат, поднимая подрагивающие руки к голове Никсона. – Не повторится больше. Не повторится…
Опасаясь головокружения, Малыш опустился на деревянную ступеньку крыльца. Рогл жадно припал руками к его голове. И вновь шквал из образов и вспышек других чувств едва не сбил Майкла с ног, вернее со степеньки, на которой он сидел. Но сейчас Малыш не различал отдельные образы так четко, как вчера. Словно кто-то включил насыщенный новостной канал на скоростную перемотку, когда изображения сливаются в цветной хаос, продолжая все же угадываться подсознанием. Майкл потерял ориентацию во времени, ощущение тепла или холода, осознание происходящего. И вдруг все кончилось – он все так же сидел на крыльце, а ментат, обессиленно уронив руки, стоял перед ним на коленях.
– Спасибо, – прохрипел Рогл едва слышно и благодарно улыбнулся. – Потрясающий мир. Потрясающие знания…
Малыш прислушался к своим ощущениям и удивленно почувствовал переполненное энергией и силой тело. Наверное, именно так чувствует себя аккумулятор, только что отключенный от зарядного устройства.
– Как ты это сделал? – изумленно спросил он.
– Что? А, это не я, – отмахнулся ментат, с трудом подняв для этого простого жеста руку. – Я обещал, что не заберу ни крупицы твоей силы. Я не забрал. А обратное произошло само собой.
– Ты отдал свою? И поэтому сейчас на ногах не стоишь? – испугался Майкл.
– Не то, – качнул головой Рогл. – Не так. Я брал силы от энергии солнца. И она нечаянно передалась тебе. А сил у меня в достатке. Просто тот объем знаний, который ты мне подарил, раздавливает меня сейчас. Мне надо побыть одному. Прости.
Ментат поднялся с трудом, будто на его плечах действительно лежал непомерный груз, и поплелся прочь, едва переставляя непослушные ноги.
– Послушай, – окликнул вдруг ментата Малыш. – Скажи, пожалуйста, если вокруг бродят сплошные банды маньяков-убийц, то какого черта Атор, Заус и все остальные делали на дороге, так далеко от города?