Опять настал долгожданный выходной – один из немногих дней, которые Реззер мог провести вместе с малышкой Си. Воскресный папа и его дочь. Дан с нетерпением ждал этого дня, каким бы ущербным это общение ни выглядело со стороны. Некоторые из его новых знакомых обсуждали эту тему, кто соболезнуя, кто говоря, что не один он так мыкается. Имиджмейкер однажды даже развил теорию, что ничего страшного в этом нет, потому что у Дана дочь. Вот если бы был сын, то отсутствие постоянного общения с отцом неминуемо привело бы мальчика к психологическим проблемам. Сам же Реззер понимал, что все это полная дребедень и для ребенка это плохо независимо от пола. Но в то же время он ощущал, как по прошествии времени затихают обиды на первую жену и остается лишь та щемящая болезненная тоска, которую он испытывал от расставания с дочкой.
Сегодня они приехали в огромный развлекательный центр «Детствоград». Малышка Си давно просилась сюда, но Дан опасался, что она еще не доросла до тех развлечений, которыми изобиловал этот центр. Теперь девочка немного подросла, став вполне самостоятельной и рассудительной. «Детствоград» встретил их музыкой, разноцветными огнями, криками и смехом детей. Шум стоял как в каком-нибудь гипермаркете в дни рождественских распродаж. У малышки разбегались глаза, и она даже не успевала сформулировать свои просьбы, как обнаруживала еще что-то яркое и желанное. Дан взял на себя функции кормчего и повел дочку по миру развлечений. Они катались на каруселях и аттракционах, ели мороженое и всякие другие вкусности, просто баловались, играя в догонялки среди поющих фонтанов.
– Пап, ну почему ты больше не приходишь домой? – Си вновь задала вопрос, которого Реззер боялся, когда они отдыхали, сидя на искусственной травке газона. – Ты что, нас разлюбил?
– Нет, милая, я люблю тебя так же. – Дан не знал, какие слова можно подобрать для ребенка и как уклониться от этого разговора. – Просто мы с мамой больше не можем жить вместе. Так бывает у взрослых.
– Но я хочу, чтобы ты жил с нами. Я так скучаю о тебе. – Казалось, что малышка вот-вот расплачется.
– Любимая, я не могу жить с вами. И мама не хочет этого тоже. Понимаешь… – Дан прервался, вдруг заметив неподалеку журналистов, которых он не так давно бил в «Мультиколор Милк». Наверняка они сновали неподалеку все время, но приближаться не решались. Теперь, когда смена настроения у папы с дочкой стала очевидной, они подобрались ближе, словно стервятники, почуявшие падаль.
– Убирайтесь! – Реззер почти выкрикнул это, и Си, заметившая теперь неподалеку камеру и напугавших ее уже однажды взрослых, заплакала.
– Скажите несколько слов, и мы уйдем, – начал свою песню один из них, – ответьте всего на пару вопросов, и мы оставим вас в покое.
– Убирайтесь! Мы отдыхаем и не хотим, чтобы вы нам мешали. – Реззер поднялся, пытаясь просто увести дочку прочь. Но журналисты торопливо засеменили следом, не переставая снимать и задавать вопросы.
– Скажите, господин Реззер, не относитесь ли вы к девочке так же жестоко, как к раздражающим вас взрослым?
Не переносите ли на своих близких те эмоции, которые окружают вас в вашей жизни профессионального бойца?
Не получая ответов, журналист по дуге обежал уходящих, оказываясь со стороны девочки.
– Скажи, пожалуйста, милое дитя, твой папа бьет тебя или твою маму? Он кричит на вас? Он часто тебя наказывает?
Не в силах больше сдержать свой страх, Си разрыдалась, выплескивая в слезах переполняющие детскую душу эмоции. Реззер одним прыжком покрыл расстояние, отделяющее его от обнаглевшего журналиста. Он сбил его с ног сокрушительным ударом в челюсть, с некоторым даже удовлетворением почувствовав под кулаком хрустнувшую кость. Оператор, не прекращая снимать, стал стремительно отступать прочь спиной вперед. Собравшийся было догнать его Дан остановился, вновь услышав плач дочки. Подхватив девочку на руки, он почти бегом устремился к своему гравитолету.
Реззер даже не стал заранее звонить бывшей жене о том, что они подъезжают. Он просто дождался, пока Ленара спустится за дочкой, и, не вылезая из машины, умчался.
Напряженные нервы требовали разрядки. А мерзкое настроение заставляло его не откладывать это в долгий ящик. Реззер просто остановился у какого-то бара в нескольких кварталах от своей прежней квартиры. Район не слишком престижен, и бар вполне соответствует ему. Хотя надо было отдать должное его владельцу – в нем было вполне уютно и чисто. Одним глотком махнув поданную барменом порцию виски, Дан не почувствовал ничего. Ему явно нужна была не такая доза. Усевшись у самого края стойки, там, где она вплотную примыкала к стене, увешанной фотографиями знаменитостей, Дан попросил бармена просто поставить перед ним бутылку. Вскоре квадратная бутыль была уже почти пуста. Дан чувствовал, что ему все больше жаль самого себя. Сейчас он уже почти не видел в своей жизни ничего светлого и радостного. Бармен сделал в сторону условный жест.
– Привет, красавчик! – На плечо Реззера легла ладонь с длинными ухоженными ногтями. – Тебе плохо сегодня?
– Вся жизнь дерьмо. – Дан повернулся, рассматривая улыбающуюся ему поджарую соблазнительную молодую гурянку. – Ты кто?
– Все бабы шлюхи… Понятно, милый, тебя обидела какая-то стерва. Но не все мы такие. Поверь, о таком мужике, как ты, многие мечтают. – Примитивные грубоватые фразы с неприкрытой лестью сейчас были как раз тем, что хорошо воспринималось сознанием, затуманенным алкоголем. – Я бы хотела, чтобы ты рассказал о твоих обидах.
– Ты правда это… – Реззер уже не чувствовал себя пьяным, что само по себе свидетельствовало, что он здорово набрался, – хочешь слышать?
– Конечно. Если ты не против, уйдем отсюда. Здесь вряд ли еще кто-нибудь тебя поймет.
* * *Над базой коротко рявкнул сигнал предварительной тревоги. Челтон намеренно требовал от часовых давать двухсекундный сигнал при возникновении любой непонятной или потенциально опасной ситуации. Сейчас тревожный сигнал поступил с одной из двух башен, расположенных у центральных ворот.
– Что случилось? – Не задерживаясь, сержант быстро проследовал к башне.
– Сэр. Появился потенциальный неприятель, сэр, – доложил дежуривший в это время на башне Лизун.
– Опять эти лучники? – Поднявшись на дозорную площадку, Челтон рассмотрел вдали, почти у самой реки, несколько фигурок, бегущих по выжженной пустоши. Взяв У часового бинокль, сержант максимально приблизил картинку. Теперь бегущих можно было отлично рассмотреть. Они были явно разумянами. Но разумянами, которых имперцы еще не встречали в этом мире. Высокие и худые, они больше всего напоминали людей, словно сошедших с картинки художника-аниматора. Несколько непропорциональные – длиннорукие и длинноногие, с красивыми лицами. Среди первых бежала девушка. В этом не приходилось сомневаться, потому что различия полов в общих чертах были так же явны, как и у людей. Она была условно красивой по человеческим понятиям. Условно, потому что была так же похожа на рисованный персонаж комикса, в котором художник сознательно нарушил пропорции, стараясь сделать персонаж более красивым. Сначала Челтону показалось, что все беглецы принадлежат к этой неведомой расе. Их было восемь голов, считая девушку. Но затем Челтон увидел девятого. Бегущий позади всех и постоянно озирающийся, этот девятый был таким же, как первые встреченные имперцами на этой планете разумяне. Только он отличался от них своими огромными размерами и мощными пропорциями. Беглецы успели прилично отбежать от леса, когда появились и те, от кого они скрывались. Большой отряд, численностью не менее пятидесяти голов узкогрудых созданий, которые назывались сэйсами, высыпал из лесной чащи. Быстро перебравшись через узкую речушку, они пустились в погоню, легконогие и стремительные.
– Дай-ка сигнал тревоги, – не отрываясь от окуляров электронного бинокля, скомандовал сержант, и тотчас над базой разлился пугающий вой сирены. Минут через десять или чуть больше Челтону доложили, что все его бойцы и ученые заняли свои боевые позиции на крепостной стене.
– Они не добегут. – Эль Гаррудт, забравшийся на ту же башню, стоял теперь рядом с другим биноклем в руках.
– И что?.. – Оторвавшись от окуляров, сержант недоуменно воззрился на гурянина. – Что, по-вашему, я должен предпринять? Отправить людей навстречу? А если это всего лишь уловка?
Челтон вновь погрузился в наблюдение за происходящим. Но молчал недолго.
– Если они добегут, это судьба. Если нет, значит, их богам было так нужно. – Сержант говорил, на этот раз не отрываясь от бинокля, поэтому отчетливо видел, как упал, пронзенный стрелой один из улюков. – Черт! Они догнали их на расстоянии выстрела.
– Вы до сих пор считаете, что это может быть уловка? – не отставал гурянин. – Мы должны предпринять хоть что-то. Подумайте, сержант, даже если исходить из рассуждения, что враги наших врагов – наши друзья. Мы обязаны им помочь. Кто знает, может быть, они потом сумеют помочь нам.
– Чем? Чем способны нам помочь те, за кем местные охотятся так же, как и за нами? Я вижу только одну возможную пользу и только от одного, вернее, от одной беглянки. – Челтон так не думал, но просто не мог упустить возможность подразнить профессора.
– Ахгар на вас, сержант. О чем вы думаете…
– Ирландец и Линк, быстро в воздух! – Челтон, не слушая больше гурянина, командовал бойцам. – Возьмете только луки и стрелы. Стрел не жалейте.
– Спасибо, сержант. – Эль Гаррудт улыбнулся, поняв, что сержант и сам готов помочь попавшим в беду, но жизнь и безопасность имперцев для него важнее всяких кодексов и понятий о правильности поступков.
– Не за что, профессор. – Челтон проводил взглядом подчиненных, устремившихся к «Сингл-Хавкам». – Это все, что я могу для них сделать.
* * *– Хозяин, у причалов этой исследовательской станции нет ни одного судна. – Капитан флагманского корабля трионского флота вошел в кабинет Рагона с докладом.
– Что? Как нет? Они ведь должны были швартоваться здесь. – Гурянин с неприязнью посмотрел на принесшего Дурные вести разумянина.
– Это так, хозяин. Но неподалеку зафиксированы остаточные возмущения от работы прыжковых генераторов. Сейчас мы упустили их, но…
– Сам вижу. Хотел бы я знать, куда они направляются, – командор смирил свой гнев, понимая, что офицер не виноват.
– Мы могли бы вскрыть эту базу и просмотреть все материалы, с которыми они здесь работали. Шанс определить, куда они собрались, становится все более реальным.
– Нельзя. – Гурянин мрачно задумался. – Нельзя вскрыть эту базу и ковыряться в ее данных. Сработает система сигнализации, которую мы вряд ли сумеем перехитрить. А как только она сработает, так очень скоро, быстрее, чем мы сможем вытрясти из хранилищ базы информацию, тут будут имперские корабли. А мы в составе всего лишь небольшой группы.
Повинуясь жесту, капитан флагмана удалился, оставляя командора один на один с его тягостными мыслями. Рагон вновь думал о том, что не пожалел бы никакой цены за то, чтобы добраться до командора Дикаева. Долгие раздумья привели его к решению. Верному или нет, могло рассудить только время. Но сейчас какое-то другое, лучшее решение в голову не приходило. Нажав клавишу громкой связи с капитанским мостиком, он заговорил:
– Я хочу, чтобы каждый хакер, каждый засланец в других семьях, каждый тайный и явный наш агент искал «Бриз». Пусть подготовят призовой фонд. Объявите сумму, которая сможет свести с ума нормального разумянина. Мне плевать, что это станет явным. Нам уже нечего и незачем скрывать. И еще. Вместе с суммой приза объявите, что для помогающего нам мы обеспечим прикрытие и переброску в безопасное место, из чьей бы семьи он ни был. А теперь пусть капитан зайдет ко мне. Я должен отбыть в одиночную прогулку и хочу дать ему несколько конфиденциальных поручений.
У Рагона действительно созрел план. План трудновыполнимый и зависящий от множества субъективных факторов, но дающий одно неоспоримое преимущество, ради которого стоит закрыть глаза на все недостатки и риск – возможность увидеть лицо своего давнего врага в тот момент, когда тот будет умирать.
* * *Когда бежавший впереди улюк рухнул с торчащей между лопаток стрелой, Саган осознал, что им не уйти. Слишком медленно бежали вымотанные улюки, и слишком быстро настигали их преследователи. Токе легко мог бы оторваться сейчас от погони, но бежал последним, надеясь хоть как-то оттянуть миг опасности для Тось. Сейчас же дистанция сократилась до трехсот пятидесяти шагов, и первые потери не заставили себя ждать. Пара стрел стукнула и Сагану в спину, но на излете они уже не имели силы пробить кольчугу.
– Быстрее, сонные мухи! Быстрее, пока вас всех не пустили на корм червям! – кричал токе, подгоняя улюков. Но те и без того уже ковыляли на пределе своих возможностей. Да и лимит мужества и способности сопротивляться у них почти иссяк. Стрелы все чаще падали вокруг. Правда, они летели мимо, так как сэйсам также приходилось стрелять на бегу. Саган перемещался рывками. Время от времени, подхватив пару торчащих из земли вражеских стрел, он останавливался и отправлял их обратно. А после пары выстрелов вновь ускорялся, нагоняя товарищей. Его лук был меньше, чем луки сэйсов. Поэтому реального вреда своими выстрелами он не наносил. Но психологически этот обстрел заставлял преследователей снижать темп. Крепость казалась уже совсем близкой и досягаемой. Но и враги подобрались к своей жертве буквально на расстояние прыжка. Очередной дружный залп сэйсов вновь достиг цели – стрела угодила бегущему в первых рядах улюку в ногу. В момент бега этот раненый находился рядом с Тось. Поняв, что следующей уже сейчас может стать девушка, Саган развернулся и что есть силы побежал навстречу преследователям. Он жалел сейчас лишь об одном: что на нем нет токсимерских доспехов, что он остался без высокого щита и тяжелого двуручного меча.
Почти все враги перенесли огонь на ополоумевшего, по их мнению, токса, но он опять, как бывало уже с ним, словно был заговорен. Видимо, смерть любит таких воинов, которые за каждый миг жизни в бою платят ей обильную дань кровью врагов. Он, будто камышовый кот, ворвавшийся в стаю голубей, буквально врубился в толпу сэйсов. Стрелять лесные воины больше не решались, боясь зацепить своих, и перешли на небольшие кривые клинки. А Саган, окунувшийся в родную стихию безумия битвы, кружился среди них в жутком танце смерти. Он не уделял никому из врагов много внимания и, рубанув один раз, отскакивал прочь. Ему было плевать, выпустил ли он кишки очередному противнику или только отсек пальцы. Главное, он наносил ущерб многим, деморализуя и пугая. И здесь он в полной мере применил те знания, которые успел преподать ему старый, мудрый улюк. Результат его атаки был ошеломляющим для сэйсов. В этой кровавой круговерти они моментально потеряли с десяток воинов убитыми или выведенными из строя. Но это не могло длиться вечно. Токе тоже получил несколько небольших ран в местах, где кольчуга не выдерживала ударов клинков. Невозможность остановиться и передохнуть отнимала сил не меньше, чем вытекающая из ран кровь. И тут произошло чудо. Словно коршуны с неба спикировали две огромные человекоптицы.
Они посылали на землю стрелу за стрелой из своих небольших, но мощных луков. И еще токе заметил, как несколько сэйсов упали замертво вообще без какой-либо видимой причины. Оставшиеся в живых сломались и кинулись врассыпную к своему спасительному лесу. Люди-птицы еще какое-то время преследовали их, но потом, поднявшись выше, умчались к крепости. Саган стоял среди мертвых и еще живых врагов, тяжело дыша и тяжело размышляя. Он не верил раньше в россказни о магах и чародеях, доверяя хорошему клинку и твердой руке. Но таких птиц он никогда раньше не видел. И те беспричинные смерти нескольких воинов тоже не шли у него из головы. Однако выбора у него не было никакого, Улюки, остановившись, ждали его у самой крепости. Да и обитатели цитадели не причинили ему вреда. Наоборот, они только что спасли от неминуемой и скорой смерти и его, и улюков, и главное Тось. Почувствовав, что дыхание полностью восстановилось, токе, коротко обтерев клинки об одежды трупов, валявшихся вокруг, сунул мечи в ножны и бесстрашно зашагал к крепости.