– Ну зачем так! – Возглас вырвался непроизвольно, и я тут же себя одернул. Какими бы либеральными ни были порядки, шеф старше и несравнимо опытнее. – Простите, – поспешно поправился я. – Просто эти словечки… Озоровали, давеча, надысь… Инда озимые взопрели! Я понимаю, когда их говорит Максим Максимович…
Я окончательно стушевался, не зная, как закончить, чтобы мои слова не выглядели обвинением.
– Бывает, увлекаюсь, – легко согласился шеф. – Это ты все больше с ровесниками общаешься. А мне вот со старичками приходится. И с теми, кому за сто, и с теми, кому за двести. Некоторые до сих пор «адмирал» с твердым знаком на конце пишут.
Я почувствовал, как губы невольно растягиваются в улыбке, и только невероятным усилием сумел сохранить возмущенное выражение лица.
– Но ты хотел поговорить не об архаизмах. – Шеф с любопытством следил за моей внутренней борьбой. – Так что тебя не устраивает? Самостоятельное дело, полная свобода действий, успех – что бы ты ни говорил, я считаю, что дело завершено успешно, наконец, первая отметка в послужном списке! А они лишними не бывают, уж поверь. – Шеф пристально посмотрел на меня и закончил: – Тем не менее ты чем-то недоволен.
– Я хочу знать, почему вы вынудили меня работать с Юрием Юрьевичем, – упрямо повторил я.
– Я вынудил? – вновь удивился шеф. – Мне думалось, ты сам принимал решение.
– Но вы могли остановить! Запретить! Потребовать, чтобы Дневной Дозор устранился от расследования! Я же знаю порядок! Пострадал Светлый маг, значит, дело в нашей юрисдикции!
– Расследование проводил ты, – мягко сказал шеф. – Именно ты решал, кого привлекать, а кого нет. Я лишь ставил подписи.
Я сбился, не зная, как выразить обуревавшие меня чувства. Шеф смотрел на меня с одобрением.
– Но ведь вам тоже было нужно! – почти выкрикнул я. – Наше совместное расследование. Зачем?
– Ты отказываешь мне в праве предоставлять сотруднику Ночного Дозора свободу действий? Считаешь, что я должен стоять у каждого за спиной и одобрительно кивать, подтверждая каждый шаг?
Теперь шеф откровенно веселился. Я почувствовал, что почва окончательно уходит из-под ног, и выкинул последний козырь.
– Юрий Юрьевич сказал, что Дозоры не работают вместе. Что совместная работа – ваших рук дело. А когда я спросил, зачем бы вам это понадобилось, он посоветовал адресовать вопрос вам. Он сказал, что мы, Светлые, друг другу не соврем.
Некоторое время шеф молчал. Веселые искорки в его глазах погасли, уступив место странной тоске. Мне стало стыдно. Последняя фраза прозвучала явным укором. Не стоило так говорить.
– Как он тебе? – не глядя на меня, спросил шеф.
– Не знаю, – промямлил я. – Он такой… сложный человек.
– Иной.
– Пусть Иной! Не знаю. Мне кажется, он, если захочет, может армию в бой повести. И они пойдут. Люди, Иные, без разницы. Но ему словно ничего не нужно. Вся его сила какая-то странная. Словно он не знает, что с ней делать…
– А ты бы пошел? – Шеф принялся рассеянно копаться в верхнем ящике стола. – Под его знамена?
– Что? – Я растерянно посмотрел на шефа. – Не знаю… Нет, наверное. Все-таки он Темный…
– А если бы речь шла о спасении… ну, пусть не мира, города? Небольшого такого города на полтора миллиона человек?
– Тогда, наверное, пошел бы. – Я никак не мог понять, куда клонит шеф. – Видите ли, я все понимаю. Что он Темный, а мы Светлые. Что он работает в конкурирующей организации. Я только не понимаю, почему его так боятся. Пусть даже он крутой маг. Найдутся же и покруче. Тот же Гесер. Вон Максим Максимович рассказывал, как они с Гесером однажды в горы ходили и нарвались там на лавину… Но я не о том! Крутой, не крутой – не так важно. Он же не маньяк, чтобы на людей кидаться. Кровь не сосет, человечину не ест. Он точно так же связан Договором, как все мы. Тогда откуда такой страх? И такая ненависть? Костя – классный парень, но когда о Юрии Юрьевиче речь заходит, в него словно бес вселяется. Рядом стоять страшно. В глазах – красная пелена, в голосе яд, разве что слюна с клыков не капает. А ведь он в Дозоре недавно, при нем с Темными и стычек-то серьезных не было, я специально проверял. Тогда почему?
Шеф улыбнулся. Сумрачно. Совершенно безрадостно.
– Потому, курсант Романов, что иначе он бы стал солдатом армии Юрия. Знаешь, в чем беда российских Дозоров? У них нет лидеров. Есть только умные, сильные, всезнающие маги. Перед ними преклоняются, их уважают, их боятся. Но нет никого, кто смог бы залезть на броневик и повести за собой толпу. Нам такой status rerum дает огромное преимущество. Если понадобится, мы все равно пойдем. За Гесером, за Ольгой, за любым Великим магом. Потому что есть долг, есть ответственность, есть вера. Темным куда хуже. Их ничто не объединяет, кроме вопроса выживания, и пока такой вопрос не стоит на повестке дня, им не поднять свои легионы. Даже Завулону. Не поднять, пока не появится Темный на броневике. Именно поэтому на Юрия обратила внимание Москва. Именно поэтому его сместили с поста главы Дневного Дозора. Дело не в силе: несмотря на прошлые победы, Юрий не сравнится с Великими. Дело в том, что он мог бы стать лидером. Настоящим. Способным повести за собой Иных. И вот это стало бы настоящей катастрофой для Света. Нас спасает то, что это катастрофа и для правящей верхушки Темных. И пока у власти клика Завулона, они не допустят настоящего лидера к настоящей власти. Ибо тогда наступит конец и для них.
– Но при чем тут…
– Страх? Да очень просто, Леша. Только страх служит надежной защитой. Даже Максим, проживший три сотни лет, считает Юрия равным, что говорить о молодежи. Они могут сколько угодно твердить, что он Темный, только слова к делу не пришьешь. Потому что они видят перед собой широкоплечего красавца. Умного, сильного, способного ответить на любой вопрос, решить любую проблему. Нужно испытывать очень сильные чувства, чтобы не попасть под его обаяние. Бояться Юрия словно чумы, как Инга, или ненавидеть, как Костя. Каждый вырабатывает иммунитет своим способом. Но уж лучше так, чем признать в нем возможного лидера. Пусть даже в глубине души.
– Тогда зачем вы послали меня работать с Юрием?
– Чтобы ты понял, Леша. Чтобы на своей шкуре ощутил – Темные не такие же, как мы. Они могут быть умными, красивыми, обаятельными, но они все равно останутся Темными.
Я криво усмехнулся.
– Видимо, иммунитет не выработался, раз я продолжаю задавать вопросы, вместо того чтобы скопом внести всех Темных в свой Светлый черный список.
– В вопросах нет вреда, если ты способен извлечь пользу из ответов.
Мне стоило большого труда промолчать. Не потому, что нечего было сказать, как раз наоборот. Я вдруг подумал, что собираюсь и дальше спорить, искать в логике шефа противоречия, доказывать право Темных на нормальную жизнь. Не это ли первый признак того, что со мной что-то не так? Разве правильно искать в словах союзника несоответствия, чтобы обелить врага? Ну, пусть не врага, но уж не друга точно. Однако признавать себя побежденным тоже не хотелось. Тем более что я чувствовал в сказанном изъяны, хоть режьте.
– Не слишком ли много мы о них думаем? Кем бы они могли стать, что бы они могли натворить? – Я наконец нашел безопасный способ увести разговор в сторону. – В конце концов, есть презумпция невиновности. Да и вообще… Сколько Юрию Юрьевичу лет? Сто, двести? Хотел бы залезть на броневик под черными знаменами, залез бы уже давно. А раз не лезет, значит, ему не нужно.
– Или ему не дают, – добавил шеф с таким видом, будто счел меня безнадежно упертым. – Как думаешь, если в Дневном Дозоре возникнет двоевластие, кого негласно поддержит Ночной? Юрия или нынешнего шефа?
– Наверняка шефа! Даже если Юрий Юрьевич будет выступать «за», а не «против» спасения небольшого города на полтора миллиона человек, – не удержавшись, съязвил я. – Одного не пойму: если он так опасен, почему его до сих пор не убрали? Уж за сто-то лет могла подвернуться возможность. Как говорил писатель Рыбаков: нет человека – нет проблемы.
– Сталин. Это говорил Сталин.
– Не-ет, – блеснул я эрудицией. – Фразу придумал именно Рыбаков в «Детях Арбата» и приписал ее Сталину. Тоже хотел демонизировать. Он потом сам признавался.
Шеф только отмахнулся.
– Курсант Романов, у вас все?
– Нет. – Я собрал волю в кулак и на одном дыхании произнес: – Прошу выдать ордер на обыск квартиры Веденеевой Лидии Николаевны.
Шеф удивленно поднял брови:
– Зачем?
– Для того чтобы поставить точку в расследовании и убедиться, что мы ничего не упустили.
Я не стал в сто первый раз озвучивать свои подозрения. Юрий Юрьевич отправил копию рабочего рапорта в Ночной Дозор, и, несмотря на весь страх и ненависть, его экспертное мнение сочли единственно верным. Портал взорвался, ведьма мертва, точка. Что там думает курсант Романов, никого не интересовало.
– Ну-ну. – Шеф выдвинул ящик и положил передо мной сложенный вдвое лист.
Я недоуменно посмотрел на бумагу.
– Ордер на обыск, – пояснил шеф.
Я сложил лист вчетверо, сунул в нагрудный карман. Не люблю, когда людей выставляют на посмешище. Шеф неделю твердил, что расследование закрыто, а сам загодя выписал ордер.
– Спасибо, – сухо поблагодарил я. – Постараюсь оправдать оказанное доверие.
– А убрать его пытались. – Слова шефа догнали меня уже в дверях. – Но после того как он убил на дуэли Светлого мага вне категорий, желающих заметно поубавилось.
Я обернулся и с удивлением переспросил:
– Мага вне категорий? Но ведь в досье написано, что у Юрия Юрьевича только первый уровень.
Шеф пожал плечами.
* * *Полуподвальное кафе было крошечным. Стойка с тремя стульями, четыре пластиковых столика и одинокая вешалка. Я сидел у холодного окна и грыз пиццу с кусочками фруктового ассорти. На душе было гадко, желтые ломтики ананаса казались стерильно безвкусными. За соседним столом пили пиво две студентки. Пицца у них была не в пример серьезнее – с охотничьими колбасками. Вскоре после моего появления беседа утихла. Девушки только переглядывались, но больше смотрели в мою сторону. От этих взглядов становилось гадко вдвойне. Им не важно, умный я или глупый, интеллигент или люмпен. Даже внешность не важна. Людей тянет к Иным. Точка. Как там говорил Юрий Юрьевич? Темные, Светлые – без разницы; можно любить, можно унижать – люди проглотят все.
Я отхлебнул остывший кофе и сделал вид, что интересуюсь пейзажем за окном, даром что оно находилось на уровне тротуара. Девочки смотрели влюбленными глазами, наверное, считали меня неприступным красавцем. Не устоят. Та, рыженькая, точно не устоит. Подойдет с какой-нибудь глупой отвязной фразой, и я буду сбивчиво объяснять, что она, конечно, прекрасна, но у меня уже есть девушка; и нет, для меня это действительно важно; и да, я действительно считаю разовую интрижку на стороне изменой. А хуже всего, что так и есть. Лера переехала ко мне под Новый год и трется об меня, и каждую свободную минуту рядом, и в лепешку разбивается, чтобы угодить. И мне она нравится, и мать счастлива и уже невзначай намекает, что готова нянчиться с внуками. А я до сих пор не знаю, взаправду ли все это, или дело в проклятой ауре Иного, пробуждающей в женщинах от пятнадцати до пятидесяти желание затащить меня в постель.
– Мужчина, сигареткой угостите? – с томной ленцой спросила рыженькая.
Вместо ответа я развел руки и прошептал в пространство короткий слоган. Девушки недоуменно переглянулись и вернулись к пиву. Если так пойдет дальше, придется вешать Сферу Отрицания на рефлекс. Интересно, как такие вопросы решают остальные? Лучше бы об этом шефа спросил. От дебатов на тему Света и Тьмы только головная боль и непонятное ощущение гадливости, кто бы ни вышел из спора победителем.
Я торопливо допил кофе, оставил на столе несколько купюр, накинул куртку и вышел на улицу. А ведь все из-за чего? Все из-за того, что поперся в кафе кофий пить, вместо того чтобы заняться делом. Мысли ему надо в порядок привести, видите ли. Интеллигент в маминой кофте.
Злость на самого себя удивительным образом прочищает мозги. Когда я подошел к дому Веденеевой, от упаднических настроений не осталось и следа. Зато появилось желание действовать.
Ведьма жила на седьмом этаже. Я бодрым шагом взбежал по лестнице. Волосы моментально стали мокрыми. Прав Костя, с такой формой мне прямая дорога в спортзал. Не дело, когда сотрудник Дозора пыхтит после легкой пробежки. Вот с понедельника и займусь, а пока надо сосредоточиться на задаче.
Дверь оказалась запечатана. Обычная ведьмовская печать, на двери геометра была похитрее. Амулет-отмычка дозорного не подвела и на сей раз.
Я поднял тень, прошел через ставшую зыбкой преграду, огляделся. На первый взгляд ничего необычного. Заурядная сумеречная квартира, полупустая, как все сумеречные квартиры. Разве что не такая пыльная. И неудивительно: Иные следят за своим жильем.
Я отмахнулся от пролетевшей перед глазами паутинки, вышел из Сумрака. Ого! Чего только не купишь на преподавательскую зарплату!
Я ощутил мимолетный укол зависти. Той примитивной инстинктивной зависти, возникающей, когда видишь дорогую машину S-класса или фотомодель, идущую под ручку с богатым буратиной. Вроде и понимаешь, что ездить тебе на ней некуда, вроде и ждет тебя дома любимая, а все равно обидно, что не у тебя и не с тобой. Квартира ведьмы была из той же серии. Возникло ощущение, что я в музее или на выставке антикварных экспонатов. Ни один предмет, от массивного шкафа красного дерева до изящной вазочки с высушенной бордовой розой, не оставлял ощущения магазинной штамповки. Все собиралось и подбиралось на заказ.
Я опустился в бездонное кресло, с минуту разглядывал хитросплетение шелковых нитей на огромном, во всю стену, ковре. Потом опомнился и решительно хлопнул кулаком по раскрытой ладони. Хватит прохлаждаться, пора работать! Статья на полу не валяется. Роскошь в нынешней России – дело неподсудное, значит, надо найти что-нибудь посущественнее.
Я неторопливо обошел четырехкомнатную квартиру, мучительно заставляя себя сосредоточиться. Последнее удалось не сразу. Взгляд постоянно цеплялся за непривычные мелочи: бронзовую чернильницу в кабинете, шелковые с кисточками шнурки на шторах в спальне, чайный сервиз тонюсенького, как бумага, китайского фарфора на кухне. Четвертая комната была заперта на ключ. Я вновь нырнул в Сумрак, прошел сквозь дверь и очутился в лаборатории. Ну, не совсем в лаборатории – скорее, в личной комнате ведьмы. Тоже обставленной не на трудовые доходы, но лишенной единого стиля и совершенно не похожей на остальные. Плазменная панель на стене соседствовала с картиной какого-то мариниста. Рядом с заставленным пробирками столом расположилась беговая дорожка. При моем появлении в клетке истерично забился попугай. Бедное животное…
Я наполнил поилку-кормилку, благо пачка с кормом стояла рядом с клеткой, и оголодавшая птица судорожно защелкала клювом. Надо перед уходом еще насыпать, а то ведь так и помрет, пока Веденеев домой вернется. Вообще хорош муженек! Жену, по официальной версии, на ошметки разнесло, а он сидит на Тайване на своей конференции и в ус не дует. Тоже мне большой ученый.
Я уныло покопался в ведьмовских причиндалах. Причиндалы выглядели ровно так, как должны выглядеть ведьмовские причиндалы: экстракты, порошки, разноцветные жидкости и заботливо собранный гербарий. В ящиках стола обнаружились высушенные вершки и корешки. На полке стояли книги, частью английские, частью на латыни. На всякий случай я сфотографировал обложки на айфон. Вот и все. В ведьмовской науке я не разбираюсь. Если среди найденного барахла и есть что-то запрещенное, мне не понять.
Я глубоко вздохнул. Ну уж нет! Раз придумал версию и получил ордер – отрабатывай по полной! В конце концов, ты пришел не темное прошлое Веденеевых раскрыть. У тебя своя точка зрения. Ведьма ушла, ведьма притворилась мертвой, все поверили. Ты должен найти доказательства того, что она жива, или зацепки, где она могла спрятаться. Вот и работай по этим направлениям!