Общение с присланными вестниками лишило меня последних остатков сил, и я позволила себе немного вздремнуть. Проснулась, однако, я не отдохнувшей, а ещё более утомлённой. И как ни пыталась, не могла вспомнить, что же мне снилось. Но зато откуда-то взялась уверенность, что сегодня ночью я могу спать спокойно. Но вот завтра вечером… Завтрашний вечер обещал быть весьма бурным, и к нему следовало подготовиться. Первым делом стоило отослать из Версаново под надёжной охраной Арсения и Яшку-Лиззи, за которыми охотился мой завтрашний противник.
– Скажите, Павел Алексеевич, – шёпотом спросила я, – а давно ли госпожа цобермейстер приехала в Версаново?
– Месяца три или четыре, – ответил он.
Что ж, выходит, госпожа Федоткина приехала в Версаново уже после появления Охотника. Значит, она непричастна к преступлениям. И ей можно будет доверить детей.
– Павел Алексеевич, любезнейший, представьте меня, пожалуйста, госпоже Федоткиной, – попросила я.
Господин Игнатьин недовольно поморщился.
– Виталион, друг мой, помилуйте, – прошептал он. – Разве мало здесь очаровательных особ, которые будут, в отличие от неё, счастливы Вашим вниманием?
– И любая из них после первого же любезного слова запишет меня в женихи, – ещё тише ответила я.
Павел Алексеевич неохотно подвёл меня к стене, где в гордом одиночестве скучала госпожа цобермейстер.
– Госпожа Федоткина, – проговорил он таким сладким голосом, что меня передёрнуло, – позвольте представить Вам господина Задольского, проделавшего сюда долгий путь из столицы.
– Счастлив приветствовать красу и гордость уланского полка, – сказала я, сопроводив слова изящным поклоном.
– Не трудитесь мне льстить, – фыркнула моя собеседница. Она одарила нас таким взглядом, что Павел Алексеевич поспешил дезертировать. Но меня запугать взглядом трудно.
– В моих словах нет ни капли преувеличения, – улыбнулась я. – Уланский полк по праву может гордиться оДарённой такой силы, как вы, сударыня. А что касается красоты, готов поклясться, что в полку нет ни одной женщины, которая смогла бы соперничать с вами.
– Потому что ни одной больше и нет, – расхохоталась она.
– Окажите мне честь, единственная и неповторимая госпожа цобермейстер, – учтиво поклонилась я, – позвольте мне пригласить Вас на танец.
– А вы не боитесь, сударь, – усмехнулась обозница, – что я отдавлю Вам ноги?
– Я надеюсь, – беспечно улыбнулась я, – что моё умение не подставляться соответствует вашему умению калечить надоедливых кавалеров.
Моя собеседница снова расхохоталась.
– Экий вы забавник, сударь, – сказала она, отсмеявшись. – Ну что же, пеняйте на себя.
Появление нашей пары среди танцующих вызвало настоящий фурор. После первого круга мазурки, который мы прошли по залу, шепоток пересудов за нашей спиной стал почти неприлично громким.
– Между прочим, сударь, – сказала моя партнёрша, – там делают ставки на то, сколько кругов вы продержитесь.
– Выиграет тот, кто поставит на весь танец, – ответила я, делая шаг чуть шире, чтобы избежать предсказываемой участи. Одновременно я прикоснулась к исказителю звука, скрытому под иллюзорной пуговицей на моём фраке.
И уже не заботясь о том, что нас подслушают, произнесла, мысленно поминая недобрым словом затейника из Тайной Магической Канцелярии, придумавшего пароль:
– Лань легко летает летом.
– Лев лелеет лепость лилий, – не задумываясь, ответила моя партнёрша.
– Какие будут приказания, господин Задольский?
– Завтра под амулетом незаметности вам надлежит явиться ко мне в дом в половине восьмого вечера, – отчеканила я. – Форма одежды служебная. Набор амулетов боевой. Все дальнейшие инструкции завтра. И прежде, чем обозница успела мне что-то ответить, фигура танца развела нас в стороны.
Сердцевина 12
Стоило мне сомкнуть глаза, как я оказалась во владениях Аэрта. И не просто во владениях, а прямо перед ним. Только теперь Охотник выглядел не призрачно, а вполне себе материально. Шкура на мощных плечах оказалась огненно-рыжей, покрытой то ли причудливыми полосками, то ли вязью слов на неведомом языке. Длинные волосы, на тон темнее, чем шкура, свободно ниспадали на плечи, рыжие усы оттеняли смугловатую кожу. А глаза… Невозможно было описать словами цвет его глаз, как нельзя описать цвет ветра. И эти глаза цвета ветра пугали и завораживали. Хотя завораживали, пожалуй, больше, чем пугали. Хотелось всматриваться в них бесконечно.
Но бесконечности у меня не было.
– Идём, Таливайдена, – сказал Аэрт, протягивая мне руку. – У нас мало времени.
И я послушно взяла тёмного Стража за руку и пошла за ним, не спрашивая куда. Всего за несколько шагов ковыльная степь, в которой мы с ним встретились, сменилась лесом, да каким! Тропинка между деревьями была узкой, так что Охотнику пришлось отпустить меня. Но я не радовалась обретённой свободе. Тёмный Страж всё ещё пугал меня, но лес, нет Лес, страшил куда больше.
Мне случалось видеть сухие деревья, чьи изъеденные жучками стволы, лишились коры. Но в этом лесу все деревья были не мёртвыми, а мертвящими. Казалось, они протягивают со всех сторон сучья, желая выпить из меня жизнь. А тишина… В обычном лесу то птица пролетит, то белка пробежит. Здесь не то, ни малейшего признака жизни. Хотя с представителями местной нежизни я бы предпочла не встречаться. Стоило об этом подумать, как Аэрт остановился, к чему-то прислушиваясь. Я замерла за его спиной, чувствуя, что леденею, то ли от страха, то ли от холодного дыхания Леса, ощущавшегося среди не шелохнувшихся мёртвых веток. В следующее мгновение на тропинку перед нами вылетела тень. Рассмотреть, были ли у неё крылья или она так быстро перемещалась на бессчётных лапах, я не успела. Копьё, появившееся в руках Охотника, вонзилось в тварь, и Лес затопил пронзительный вой, полный боли и отчаяния.
Он оборвался, и тень растаяла, не оставив и следа. А Лес всё продолжал играть с криком, перебрасывая его, словно мячик, от дерева к дереву. Аэрт снова двинулся вперёд, я за ним, готовая в любой момент замереть на месте. Дурные предчувствия меня не обманули. Ещё дважды останавливался тёмный Страж. В первый раз стрелами из возникшего в руках лука он поразил трёх чудовищных птиц, попытавшихся атаковать нас сверху, в другой – искрошил мечом змееподобную тварь.
Мне уже начинало казаться, что мы никогда не выберемся из этого жуткого места. Но тут деревья расступились, выпустив нас на каменистое плато угольно-чёрного цвета.
– Что это было? – почти шёпотом спросила я.
– Души, – равнодушно пожал плечами Охотник.
– Откуда они? С Того света? – продолжала любопытствовать я.
– Нет, – рассмеялся Аэрт. – Как бы смертные ни тешили себя сказками о беглецах, обратного пути с Того света нет.
– А эти? – я показала рукой в сторону леса.
– В своё время узнаешь, – ответил Охотник, заставив меня забеспокоиться от тона, каким было произнесено «своё время». – Идём. Он снова взял меня за руку и повёл. Мелкие чёрные камешки, светившиеся тусклым чёрным светом, мерзко хрустели под ногами, рассыпаясь в пыль. Я шла, прикрывая глаза от пыли свободной рукой, и едва не налетела на Аэрта, который неожиданно остановился. Но на этот раз он не стал хвататься за оружие, а просто подождал, пропуская устало бредущую полупрозрачную фигуру.
– Что это? – опять не удержалась от вопроса я.
– Душа пророка-безумца, – на этот раз мой спутник был более словоохотлив. – Она заплутала в Предгранье. А у тех, кто так близок к грядущему, нет настоящего.
– В Предгранье? – переспросила я, осознав с ужасом, куда завёл меня Охотник. – Ты не можешь увести меня за Грань! – Негодование пересилило во мне страх. – Ты не догнал меня!
Но моё негодование, похоже, только позабавило его.
– За Грань уводят Проводники, – улыбнулся Аэрт, – а я – Охотник. Без меня и моих собратьев, – с гордостью добавил он, – Проводникам пришлось бы каждый раз пробиваться к Грани с боем.
– Тогда зачем мы здесь? – удивилась я.
– Потому что я не намерен отдавать тебя Проводнику, – ответил он, жестом собственника отводя с моего лица прядь. – Идём, я хочу кое-что тебе показать.
Вскоре мы подошли к пропасти, разрубавшей чёрное плато пополам. Одного взгляда, брошенного вниз, туда, где клубился багровый туман, мне оказалось достаточным, чтобы отшатнуться.
Но сильные руки легли мне на плечи, заставляя приблизиться к самому краю пропасти.
– Это – Грань, – глухо сказал Аэрт. – Грань между Тем и Этим светом, между правдой и ложью, между небывшим и несбывшимся.
Я попыталась отодвинуться или хотя бы отвернуться, но тёмный Страж был неумолим.
– Смотри, Таливайдена, – приказал он. – Смотри!
Повинуясь его приказу, я стала всматриваться в клубящееся нечто. Сперва я не могла ничего разглядеть, но туман постепенно выцвел, утратил багрянец, а потом и вовсе всякий цвет… И я вдруг я увидела комнату, показавшуюся странно знакомой. Да, это же гостиная в версановском доме княгини! За столом я увидела знакомые фигуры – Виталиона, Аннет, Яшки и Арсения. В кресле у камина дремала с книгой в руке Клара. Внезапно в комнату вошли двое: высокая женщина в чёрном плаще и мужчина, показавшийся мне странно знакомым. Но мужчина был сейчас неважен. Опасность, смертельная опасность ореолом окружала женскую фигуру.
– Я пришла за своим, – сказала незваная гостья, выступив вперёд.
Она отбросила плащ, и я узнала… Серафину! Вот кто явился за Арсением и Яшкой!
Я невольно отшатнулась, вцепившись в лежавшую на плече руку Аэрта. Картинка перед глазами поплыла, обесцветилась, и через мгновение я не могла уже разглядеть ничего, кроме клубов багрового тумана.
– У тебя такой вкусный страх, Таливайдена, – прошептал Охотник.
– Вкусный страх? – растерянно переспросила я, сбитая с толку словами, заворожённая нежностью голоса и улыбкой в глазах цвета ветра.
– Страх подобен соли, – продолжал он, не сводя с меня глаз. – Еда без соли пресна, а я навечно обречён есть пересоленную пищу.
– Мои соболезнования, – холодно сказала я, осознав вдруг, что бездна его глаз не менее опасна, чем бездонная пропасть Грани.
– Зато твой страх, моя Таливайдена, – сказал, не обращая внимания на мою неожиданную холодность, Охотник, – твой страх с нотками ярости и отчаянного веселья я готов смаковать вечно.
– А если я перестану бояться? – с вызовом спросила я.
– Не так быстро, моя хорошая, – он усмехнулся, став на мгновение похож на кота, играющего мышью. И на мгновение я увидела в нём того, кто мчался за мной по пятам с кличем «Вайде-ра!». Я поняла, что ускользнула от Охотника не благодаря своей ловкости, и не благодаря несравненной Луночке, а благодаря его желанию освободиться и… поиграть со мной подольше.
– А как быстро? – дерзко спросила я, цепляясь за собственную дерзость так, как совсем недавно цеплялась за руку Аэрта.
– Может, через вечность-другую, – предположил он с улыбкой, которая должна была бы напугать меня ещё сильнее. Но не напугала. Наоборот, теперь я точно знала, что мне надо делать.
Сердцевина 13
Моё появление у карточного стола было встречено смешками и удивлёнными взглядами.
– Что это вы, господин Задольский, – с ехидной усмешкой спросил меня господин Банников, сухенький благообразный старичок, – танцами манкируете[15]?
Вопроса этого я ожидала, памятуя о сборнике наставлений «На все случаи жизни общественной», на знание коего экзаменовала меня в своё время кузина Софья Александровна. Сборник безапелляционно объявлял невежами юношей, избегающих танцев. И, хотя я оттанцевала уже все обязательные танцы, от которых молодого человека возраста Виталиона могла избавить только хроническая хромота на обе ноги, моя ретирада к карточному столу разочаровала версановок.
– Помилуйте, господин Банников, отчего же манкирую! – воскликнула я. – Честно отдав дань уважения версановским девицам и дамам, я теперь хочу отдать дань дамам другого рода.
Я указала на колоду, лежавшую на столе.
– Экий вы, милый мой, проказник, – хихикнула госпожа Подковицына, молодящаяся ровесница господина Банникова, которой белые букли придавали сходство с болонкой.
– К вашим услугам, сударыня, – почтительно поклонилась я. И вновь повернулась к Банникову. – Позволите присоединиться?
– Сделайте одолжение, молодой человек, – всё с той же усмешечкой ответил мне Банников. – Господин полковник изволил нынче предпочесть живых дам карточным. Можно, конечно, сыграть и втроём, но вчетвером веселее. Не правда ли, Вадим Сергеич?
Он повернулся к своему соседу, худощавому господину, чья выправка выдавала в нем человека военного, а фрак из дешёвого сукна свидетельствовал об отставке и безденежье. Фамилия соседа – Менцев – показалась мне странно знакомой. Однако лица его, перечёркнутого безобразным шрамом, вспомнить я никак не могла.
– Д-д-да, – заикаясь, пробормотал Вадим Сергеевич.
– Милости просим, сударь, – Банников указал мне на свободное кресло. – Сколько поставить изволите?
Я на мгновение задумалась. Не хотелось ставить слишком много, но и слишком мало поставить тоже было нельзя.
– Три полуимпериала, – ответила я. И тут же поняла по лицам собеседников, что ставка оказалось слишком высокой.
– Однако, – покачал головой господин Банников, а госпожа Подковицына хихикнула.
– Я не смммогу под-д-ддержать, – мучительно покраснев, произнёс Вадим Сергеевич. Видно было, что каждое слово давалось ему с трудом.
Я растерялась, не зная, что сказать, но положение спасла моя соседка.
– А вы поставьте фант, – предложила она, весело тряхнув буклями. – Вот когда я была ещё совсем девочкой…
Вадим Сергеевич побледнел. Похоже было, что угроза рассказать о временах «когда я была девочкой» испугала его не на шутку, и он готов капитулировать.
– И в самом деле, Вадим Сергеич, – поддержал Банников. – Мы не из корысти играем, а приятного времяпровождения ради. Скажите же, господин Задольский!
И старичок добродушно улыбнулся. На этот раз в его улыбке не было и тени ехидства.
– Право же, господин Менцев, – любезным тоном произнесла я. И тут меня осенило. Я вспомнила, где я видела эту фамилию. В длинном списке погибших в Динской битве, в первых строках которого стояли имена генерала Улитина и его адъютанта поручика Волковецкого, в списке, который я выучила почти наизусть, числился и Вадим Сергеевич Менцев, капитан от инфантерии. – Поставьте фант, оговорим, что его исполнение не будет противоречить здравому смыслу и не заставит вас поступиться честью или имуществом.
Неприязнь, с которой смотрел на меня Вадим Сергеевич, не исчезла, а лишь немного уменьшилась, смешавшись с насторожённостью.
– Ф-ф-фант, – обречённо махнул он рукой.
Я улыбнулась, зная, о чём именно попрошу я Вадима Сергеевича в случае выигрыша. Но улыбалась я напрасно, поскольку первую партию выиграл именно он, а я, погрузившись в свои мысли, позорно обремизилась[16], имея на руках туза треф.
Лицо капитана при известии о выигрыше на мгновение озарила тень улыбки. Остальные же партнёры показались мне весьма довольными своим проигрышем. И верно, лучшего способа помочь деньгами Вадиму Сергеевичу не найти.
– Ставлю десять полуимпериалов, – воскликнула я, изображая раззадоренного проигрышем мальчишку.
Мои партнёры вновь посмотрели на меня с удивлением.
– Эдак, мы, сударь мой, вас в два счёта обдерём, как липку, – с непосредственностью пятилетней девочки хихикнула госпожа Подковицына. И тут же смутилась под строгим взглядом господина Банникова.
Рамс, снисходительно именуемый «дамской игрой», презираемый в столице и популярный в провинции, не требовал особого внимания или точных расчётов. Расчёт мне требовался лишь для того, чтобы проиграть наверняка, причём проиграть именно господину Менцеву.