Учитывая, что истребители и зенитчики дрались ежедневно, и обычно с максимальным напряжением сил, это выглядело почти ханжеством. Сейчас кое-что уже менялось (исключением стал, например, флот), но тут дело в принципе. Главное — не дать разрастись войне. Впрочем, в истории с этой спецкомандой было настолько много невнятного и просто странного, что генерал вполне мог допустить, что ей могли поставить и вполне конкретную цель, которую Василевский или даже Сам просто не сочли нужным сообщить ему. «Пока», — сказал он себе успокаивающе. Это тоже не имело значения. Москва или не Москва, но в его зоне ответственности, на территории КНДР, ни один советский человек не мог без разрешения главного военного советника сделать ничего такого, что выходило бы за его прямые служебные обязанности — будь это техническое обслуживание самолетов, атака на строй терзающих тыловые города вражеских бомбардировщиков или радиоразведка.
Как любой прошедший Великую Отечественную офицер-фронтовик, генерал-лейтенант Разуваев относился к разведке и к спецоперациям (и особенно к связанным с ними людям) с почтением, переходящим едва ли не в пиетет. Но такая разведка и такие сиецоперации должны были быть логичны и понятны. А главное — просты. Ворочающемуся в теплом коконе прогревшегося наконец-то меха генералу вспомнился 1946 год, когда он побывал в Демократической Голландии на какой-то полузабытой уже армейской конференции, где стал почти случайным свидетелем возвращения разведгруппы из рейда. Отряд боевых пловцов Дважды Краснознаменного Балтийского флота, не разделенного еще надвое, был переброшен (кажется, из Лиепаи) в маневренную военно-морскую базу Росток, а оттуда — в передовую военно-морскую базу «какой-то-там-Виг». Через два дня группа вернулась на издырявленном пулями трофейном немецком «шнелльботе» — без единого офицера на мостике, но все же не потеряв безвозвратно ни одного человека, а вдобавок вытащив с «той стороны» замотанного до состояния мумии двухметрового немца или голландца с глазами человека, абсолютного не верящего в происходящее. Что они делали эти два дня и кто был этот немец, генерал Разуваев так никогда и не узнал, да и не собирался спрашивать — себе дороже. Но зрелище возвращающихся из рейда диверсантов, одного за другим выносящих на берег своих тяжелораненых, неожиданно поразило его тогда именно своей простотой.
Генерал уже почти спал, но мелькающие под прикрытыми веками образы и обрывки мыслей были настолько мелкими, что практически не требовали напряжения. Если развед-операция планируется слишком сложной, то она обречена. Более того, она была обречена уже тогда, когда ей придавалось слишком большое значение на самом верху. Так ничего не вышло у спецгруппы генерал-лейтенанта Благовещенского, присланной ему с «Большой Земли» в самом начале войны, специально для охоты на целый и невредимый «Сейбр». И это при том, что прибывшие истребители, насколько он знал, были действительно отлично подготовлены, прекрасно разбирались, что надо делать, и не сомневались в успехе. Действительно, делов-то: зажать американский истребитель в «клещи», провести его к своему аэродрому и посадить практически насильно, получив в неповрежденном состоянии современнейший истребитель врага, пригодный для изучения и сравнительных испытаний. Дравшиеся с этими самыми «Сейбрами» с самого начала, с первого боя 17 декабря 1950-го еще года, строевые летчики первого состава их «особого» 64-го авиакорпуса были на сто процентов уверены, что у «спецов» не выйдет ровно ничего. Но это не произвело тогда ни на кого никакого впечатления. Американца должны были взять так, как были взяты несколько десятков немецких истребителей и бомбардировщиков за годы давно минувшей Великой Отечественной войны… А такая уверенность слишком опасна. Пилоты истребителей 5-й воздушной армии ВВС США оказались далеко не мальчиками, и в первых же боях с «Сейбрами» группа понесла настолько тяжелые потери, что реализм перевесил — как-то сразу проявившись в их понимании и ситуации, и собственных возможностей. «Летающий» командир спецгруппы полковник Дзюбенко погиб, разбившись при посадке на поврежденном, насколько было известно, самолете, и на этом история группы практически завершилась. Уцелевшие летчики вернулись в Союз, зная об этой войне и об американских истребителях гораздо больше того, что знали несколькими неделями раньше. А целый «Сейбр» (сначала один, потом другой) добыли боевые летчики 64-го ИАКа. Нормальные фронтовики, делавшие свою обычную солдатскую работу — так, как ее положено делать, если хочешь, чтобы тебя уважали.
Моторы тяжело нагруженного транспортника гудели в темноте за иллюминаторами ровно и успокаивающе. Снова сказав себе, что засыпает, и снова не сумев провалиться в желанное забытье, генерал подумал, что пакет с документами по работе с армейской спецкомандой, не имеющей даже четкого индекса или названия, должен ждать его прибытия в Пхеньяне. И это при том, что все ее бойцы служат в Корее уже не первую неделю, делая то, что составляет их ненужные среди своих, но зачем-то все же заданные и исполняемые легенды. Ну и пусть делают. Интересно, летит ли с ним в этом же самолете какой-нибудь подполковник или полковник, назначенный руководить планируемой операцией… или операциями? Или он уже там, среди вылизанных поземкой предгорий и стынущих в ожидании весны равнин Корейского полуострова, ждущего тепла для того, чтобы запах гниющего сена и гниющих фруктов на сутки или двое проплыл через блиндажи, просачиваясь в туннели и колодцы, пока его не перебьет запах разлагающихся в зловонных ямах тел…
Напоследок генерал подумал и о том, что каким бы ни был тот приказ, который московские тыловики отдадут новой спецкоманде, все равно вся судьба этой операции, при всей ее микроскопичности, будет зависеть только от него. И почти наверняка она будет связана с тем, о чем он не мог забыть все последние дни, — с применением химического оружия в значимых для фронта масштабах.
Довольный собственной догадливостью, генерал наконец-то уснул. Во сне он улыбался, но искоса поглядевший на эту улыбку майор-артиллерист, вставший со своего места, чтобы размять израненные многие годы назад и все чаще напоминающие о себе закоченевшие ноги, содрогнулся от застарелой боли. Он слишком хорошо помнил, в каких ситуациях фронтовики улыбаются так, что хочется закричать.
Узел 4.1
21 февраля 1953 года
Воздушный бой редко бывает легким. Не был он легким и в этот раз — ни для кого, даже для американцев, и так-то сразу же получивших двукратный перевес.
Все началось, по меркам летчиков, сравнительно поздно, но все же утром. В 8 часов 20 минут 21 февраля звено одного из полков 14-й истребительной авиадивизии китайских народных добровольцев в составе 6 истребителей «МиГ-15бис» поднялось на перехват одиночного авиаразведчика интервентов. Сначала предполагалось, что разведчиком является «RF-80» — скоростная реактивная машина, созданная на базе устаревшего в первый же год войны истребителя «Шутинг Стар». Но к 8:33 разведчик был достоверно опознан оказавшимся прямо по ходу его маршрута наземным «постом оповещения» как «RF-86». Наблюдатель был опытный, и ему можно было верить. Кроме того, этот вариант выглядел более естественным. Поршневые машины-разведчики, вроде регулярно работавших в прифронтовой полосе «RB-26» и «RF-51», китайские и корейские летчики уже научились неплохо перехватывать. И хотя с реактивными самолетами справиться значительно сложнее, шансов уцелеть при встрече с «МиГами» у «RF-80» тоже было немного.
Впрочем, командир китайского авиаполка, возбужденный появлением потенциально доступного его «весовой категории» противника, не сомневался, что если радиометристам удастся точно навести его звено, то с одним «Сейбром» они справятся совершенно без проблем. В короткой боевой истории дивизии имелось уже несколько подобных эпизодов, отмеченных теперь рядом обгоревших табличек, содранных с обломков вражеских машин и прибитых ко входу в столовую ее штаба. Несколько смущало, что этот разведчик идет без прикрытия в светлое время суток, но в последние недели американцы почему-то поступали так все чаще и чаще. Насколько Тьюан-чанг[29] Чжу знал, интерпретировать такое поведение штаб Объединенной воздушной армии пока не мог, но выгоды от подобной странности и для их дивизии, и для остальных пока оказалось действительно немного. Несмотря на отлично, по общему мнению, организованную сеть постов ВНОС[30], а также все большее насыщение системы фронтовой и объектовой ПВО современными радарными системами и техниками и операторами, подготовленными советскими инструкторами, сложный рельеф местности и высокое качество тактической и летной подготовки пилотов противника приводили к тому, что перехватывать и сбивать разведчиков удавалось пока не так часто, как это теоретически можно было ожидать. И все же, это был хороший шанс.
— Кии-Ии… Кии-Ии…
Командир звена, опытный боевой летчик, имевший «за ремнем» уже с полдюжины воздушных боев с самолетами агрессоров и две победы «в группе», общался с ведомыми и с командным бункером полка короткими отточенными фразами. Нескладный, худой и угловатый северянин с сильной примесью уйгурской крови, он преображался в воздухе, превращаясь в уверенного в себе и своей машине бойца, разговаривающего с врагами на том языке, которым с ними положено разговаривать, защищая небо братского народа: языком пороха и стали. Напыщенно, но точно…
— Товарищ командир полка Чжу, — сказал сзади солдат-телефонист. — Полковой радиолокатор принял разведчика. Курс тот же, высота одиннадцать тысяч.
— Что соседние посты? — поинтересовался командир полка, наморщив лоб. Ему не надо был смотреть на карту, чтобы представить положение вражеского самолета в корейском небе. Этот участок пространства он знал не хуже, чем оставшийся далеко за спиной родительский дом, сожженный японскими оккупантами и теперь заново отстроенный с его помощью.
— Ничего.
Разведчик, похоже, набирал высоту. В этом не было ничего странного, но удивляло постоянство курса. Можно было вспомнить, что они отучили врагов по пять минут летать неизменными курсами уже давно, когда в воздухе появились способные догнать почти кого угодно советские «МиГи». Но командир полка просто пожал плечами. Если американцу надоело жить — это его собственная проблема. При желании можно было наскоро придумать легенду о том, что летчика, возможно, обвинили в трусости, и теперь он стремится доказать, что не боится пилотов китайских и корейских ВВС. Или он на самом деле храбрец и уверен, что перехватить его сложно. В любом случае, он сильно рискует: шестерка новых «МиГов» — это очень много. Хотя… Сколько стоит самолето-вылет полного звена реактивных истребителей в их условиях, командир полка вполне себе представлял.
Разведчика обнаружила радиолокационная станция, по поводу которой в дивизии ходили упорные слухи о том, что ее обслуживают советские товарищи — настолько эффективно она работала. Сбоев, разумеется, хватало и на ней, но вот с полгода назад станция поставила рекорд обнаружения одиночной низколетящей цели, не побитый во всей армии до сих пор. На четырех тысячах метров она могла взять разведчика, даже такого малоразмерного, как «RE-86», километров с семидесяти — разумеется, лишь в тех секторах, которые не были затенены склонами соседних сопок. Но сейчас полк «принял» цель, и теперь многое зависело от подготовки персонала их собственной радиолокационной станции — а им предстояло еще много учиться, чтобы хотя бы приблизительно дорасти до уровня «соседей».
— Кии-Ии…
Командир полка подумал, что старший летчик придирается к своему ведомому, второму номеру звена. Этого пилота он тоже хорошо знал и относился к нему с большим уважением. Но что-то в его поведении командиру звена сегодня не нравилось, заставляя нервничать и повторять позывной ведомого раз за разом. В воздухе уже находились «МиГ-15» их полка, но у них должно было быть не так много топлива, поэтому Чжу и отдал приказ о взлете «МиГ-15бис». Летчикам полка были отчаянно нужны летные часы — и в первую очередь часы пилотажа на наиболее современном истребителе из всех, состоящих на вооружении ВВС НОАК. В итоге боевой вылет со сравнительно невысоким риском, даже вне зависимости от того, удастся ли сбить разведчика, окупался уже сам собой. Не удастся в этот раз — удастся в следующий, когда враг уже точно не будет уклоняться от боя.
— Товарищ командир полка Чжу, пост ВНОС № 9 сообщает, что принял условный сигнал со стороны деревни Миа.
— Хорошо, — отозвался Чжу, покосившись на второго связиста, непрерывно обменивающегося короткими репликами с телефонистом продолжающей успешно вести американца радарной станции. Американец вошел в инверсионный слой, и его должно было быть отлично видно. Теперь планшетист вел прокладку, и молодой штабист в ранге командира взвода, во френче, разорванном по спине наискосок и аккуратно зашитом не слишком подошедшими по цвету нитками, склонялся над плексигласовой плитой, чернильным карандашом быстро вписывая эшелоны разведчика и рвущегося к нему звена перехватчиков напротив индексов радиометрических ориентиров, отстоящих друг от друга на считанные километры.
А потом все кончилось. Разведчик поднялся еще выше, тянущийся за ним след растаял, а через минуту его потеряли из виду и с земли. Как раз в этот момент полковая РЛС засбоила в очередной раз, и к тому моменту, когда ее операторы снова увидели «RF», он, как оказалось, уже поменял курс, и звено перехватчиков с ним разминулось. Сам же он то ли увидел их в инверсионном слое самостоятельно, то ли получил наводку с какого-то из находящихся в Западно-Корейском заливе боевых кораблей интервентов, но к тому моменту, когда комполка восстановил ориентировку своего звена, разведчик уже уходил на максимальной скорости на юго-восток.
Несколько минут перехватчики продолжали преследование. Единственным обнадеживающим моментом было то, что вскоре американец довернул чуть восточнее, — это позволило чуть сократить разделяющее их расстояние. Но все же этого оказалось мало, догнать облегченный скоростной «RF-86» не удалось, и вскоре командир полка вынужден был констатировать, что на этот раз у них не вышло ничего. Погоня на максимальной скорости по маршруту, напоминавшему вытянутую с севера на юг дугу, слишком быстро съедала запасы топлива, поэтому он разрешил своим срезать курс, пройдя над заливом. Это оказалось ошибкой.
Запретов на пересечение береговой черты либо определенных линий на картах китайским и корейским авиачастям не ставилось, но риск выхода из-под «зонтика» прикрытия советских истребителей был определяющим: исключая легкие ночные бомбардировщики, к линии фронта и даже просто к прифронтовым объектам машины вылетали настолько редко, что это каждый раз считалось событием.
За годы своей службы командир полка Чжу сталкивался с добровольцами «северного соседа» не один раз — и в воздухе, и на земле — и знал, на что можно было рассчитывать, когда чувствуешь в кабине идущего тебе на помощь истребителя русского или украинца. Узнаваемый, по его мнению, почерк советских пилотов бывший деревенский кузнец провинции Хэбэй, за шестнадцать лет почти беспрерывной войны выросший от рядового пилота до командира полка реактивных истребителей, по мере сил пытался перенять и сам. То, что ему это уже неплохо удается, он слышал не один раз и даже начинал подумывать, что это может быть и правдой. Но сегодня он был на земле и мог только ждать. Примитивный, полкового уровня, «стол боевого управления» заменял ему АСП — тот автоматический стрелковый прицел, который ставили на поставляемые в Китай и Корею «МиГи». Уже расслабившись, командир полка размышлял о том, что пошедший наперерез наглому разведчику командир звена тоже имел в своих рефлексах что-то такое, что могло со стороны заставить принять его за выпускника знаменитой Качи[31], Алма-Атинского или Оренбургского летных училищ, хотя у того, в отличие от Тъюан-чанг Чжу, это было врожденное: такому приходилось лишь по-хорошему завидовать… И как раз в этот момент все и произошло.
Полковой радиолокатор опять отключился на минуту или полторы, но планшетист вел прекратившее набор высоты звено «МиГов» «по счислению»: тому оставались считанные минуты до береговой черты. Командир звена уже перестроил свою шестерку в широко растянутый по фронту пеленг, и командир полка, услышав краткую, не потребовавшую повторения команду в динамике, одобрил решение своего офицера утвердительным кивком. И в этот момент солдат-радист прокричал сзади слова, даже не понятые в первую секунду командиром полка.
Парень был хунанец, и когда он волновался, его было не слишком легко понять. Поэтому Чжу сначала просто не поверил услышанному, а потом было уже поздно. Впрочем, поздно было с самого начала. Две группы американских истребителей — одну за другой — обнаружила уже чужая радиолокационная станция. Они шли почти перпендикулярно к его самолетам. Как комментировал обливающийся потом хунаньский мальчишка-рядовой с прижатой к уху телефонной трубкой, связывающей его с оператором станции «соседей», скорость выдавала в них «Сейбры».