Всего несколько минут назад этих самолетов не было, а почему и как такое могло случиться, гадать было некогда. Хотя чего там… Это было больно признавать, но командир полка Чжу, как профессионал, вполне осознавай, что радарные системы врагов по эффективной дальности превосходят те, которые производятся в Советском Союзе. Более того, и операторами на них тоже служат опытные профессионалы, продавшиеся капиталистам за пригоршню отнятых у бедняков долларов или фунтов, но при этом отлично знающие свое дело и демонстрирующие это при каждом удобном случае в надежде на очередную порцию кровавых денег. Если его звено отслеживали настолько точно, расставив ловушку с умением опытного охотника, то можно объяснить, почему американские истребители сразу получили такое преимущество — в первую очередь по высоте. А разменяв высоту и топливо на разгон, теперь они рвались вперед, с каждым десятком секунд приближаясь к его уже разворачивающимся и пытающимся уйти выше истребителям. Впрочем, вполне могло быть, что это совпадение и патрулирующие над заливом звенья американцев обнаружили перехватчиков самостоятельно — возможно, даже визуально.
Командир полка, сам уже рычащий команды в обтертую до желтизны прикрывающую микрофон пластину выносной трубки радиостанции и при этом короткими движениями свободной руки сигнализирующий помощнику и связистам, что ему от них надо, вдруг понял, что все эти последние фразы были сказаны в его мозгу кем-то другим, причем все — за какие-то одну или две секунды. На фоне всего происходящего голова думала сама по себе, рваными обрывками формулировок, цепляющихся друг задруга без всякого порядка. Минута — и было обнаружено еще и третье звено американцев, подходящее с другого направления и чуть отставшее от первых двух. Шестерка погнавшихся за разведчиком «МиГ-15бис» была еще цела, она пыталась оторваться от врагов, но ее судьбу все равно уже можно было считать решенной — противник имел слишком большое преимущество в высоте. Если полку очень сильно повезет, то командир звена со своим достаточно опытным уже ведомым с позывным «Кии-Ар», то есть «7—2», сумеет уцелеть в первой атаке и повредить или даже сбить хотя бы одного врага, прежде чем придет их время. В конце концов, американские истребители сделаны из такого же металла, что и китайские, и одного, двух или трех снарядов авиапушек достаточно, чтобы превратить их в пылающее нагромождение рваных алюминиевых листов обшивки и растерзанной механики — такое командир полка тоже видел, и не один раз. Но все равно — исход прямого боя в подобном соотношении предрешен одним только числом. А значит, надо спасать тех, кого можно.
Фактически, дерущееся в безнадежном меньшинстве звено составляло сейчас основную силу всей авиадивизии. 14-ю ИАД начали перевооружать на модифицированные «МиГ-15бис» летом 1952 года, и к февралю 1953 их дефицит стал менее острым. Но полностью освоивших новые машины нилотов в дивизии, считавшейся малоопытной и не слишком выдающейся по боевой подготовке, имелось еще слишком мало. После жестоких новогодних боев за контроль над несколькими сотнями кубических километров воздушного пространства над переправами, гидроэлектростанциями и коммуникациями КНА и КНД в дивизии оставалось почти три десятка «МиГ-15бис», но как раз сейчас заметная их часть была слишком далеко. Одна пара находилась в воздухе, прикрывая аэродром Догушань, однако командир авиаполка, лучшие летчики которого уже в ближайшую минуту должны были вступить в мгновенную и жестокую схватку, не колеблясь ни секунды, приказал ей садиться. Ему было совершенно ясно, что бой проигран с самого начала, и именно поэтому лишняя пара «МиГов», даже если бы ей хватило топлива, ничего не способна в нем изменить. Столкнуться в воздушном бою с «МиГ-15», который пилотирует недавний курсант, — именно так представляет себе рай любой американский, английский или австралийский летчик-истребитель.
Просто для того, чтобы что-то сделать, он передал сверхсрочное сообщение о происходящем и «наверх», в дивизию, и в релейный центр Объединенной воздушной армии, хотя надеялся, что там сами отслеживают все «напрямую», предупрежденные постами воздушного наблюдения и персоналом обнаруживших «Сейбры» радиотехнических станций. В воюющей уже почти три года стране до сих пор не хватало нормальных средств связи, и в сочетании с гиперцентрализованностью любой организационной структуры это приводило к тому, что многие даже не самые важные вопросы решались только при личном общении начальства и подчиненных. Но система ПВО все же была до какой-то степени исключением, и за последние полгода с их накалом воздушных боев в отношении связи и организации было сделано настолько много, что это не могло не впечатлять.
— Ориентировочно, двенадцать, — подтвердил он в трубку, когда ему перезвонили с КП.
С момента его собственного сообщения прошло всего секунд тридцать, и это означало, что командный пункт ОВА замкнулся сейчас именно на него. Возможно, это могло дать его ребятам хоть какой-то шанс.
— Двенадцать истребителей. Предполагаю «F-86». Да, по скорости.
Юный комвзвода подсунул ему под глаза лист сероватой бумаги с простой пиктограммой: перекрещивающееся скошенное «X», уложенное набок. Командир полка поднял глаза, и планшетист кивнул ему, проведя в воздухе рукой. Матовый истертый планшет стоял вертикально, а с того места, где находился командир полка Чжу, видно было плохо, но длины провода не хватало, чтобы подойти поближе. Хотя пиктограмма все объясняла и так: радиолокационные отметки слились. Американцы догнали его звено.
— Есть ли какая-то надежда на помощь? — спросил он, даже не задумываясь над тем, с кем он сейчас говорит. Перезвонивший ему штабной работник не представился, для этого не было ни одного лишнего мгновения, а его голос оказался совершенно незнакомым и звучал невнятно. Кореец?
Ответ был дан не сразу: офицер из ОВА, кем бы он ни был, ретранслировал его вопрос кому-то другому и теперь дожидался ответа оттуда. Каждая секунда промедления могла означать для любого из его ребят конец. Впрочем, ни одна секунда, ни три, ни десять, ничего уже не решат — если ему сейчас и ответят «да», пройдут еще долгие минуты, прежде чем даже находящиеся в воздухе истребители братских дивизий смогут прийти на помощь, чтобы хотя бы попытаться отпугнуть врага своим числом.
Надежды на такое на самом деле почти не имелось: слишком уж неправдоподобным было сочетание таких нечастых на их войне факторов, как наличие в воздухе краснозвездных истребителей с полным или почти полным запасом топлива в пределах досягаемости и уже «под потолком», с необходимым запасом высоты. В противном случае, начав взлетать, они сами попадали под удар разогнавшихся до максимума «охотников» в тот момент, когда из-за малой скорости едва-едва могли маневрировать. Исход такого боя, за редкими исключениями, был достаточно однозначен. После атаки американцы обычно немедленно уходили в облака и обратно в Залив, а после этого снова спокойно набирали высоту и, в зависимости от остатка топлива, возвращались домой или продолжали патрулирование в ожидании следующей возможности.
— Да! — сказали наконец в трубку; даже не сказали, а не то прокричали, не то выплюнули. — Тяните бой к востоку, изо всех сил тяните! Помощь будет.
— Ии! Ии! — тут же выкрикнул комполка сам в поданную связистом вторую трубку, даже не заботясь о том, что его крик услышит и гнусавый штабист. — Тяните бой к востоку! Держитесь!
В наушнике рычало и трещало статикой и голосами. Звено отчаянно дралось за свои жизни: как могло и умело. Американцы не прощают ошибок — замыкающий истребитель звена, ведомый третьей пары, обязанной прикрывать ведущую пару сверху и слева, был подбит в первой же атаке. Теперь он едва справлялся с управлением, с трудом удерживая свой поврежденный истребитель от срыва при каждом резком перекладе рулей. Дымные трассы уже несколько раз проходили почти вплотную к его фюзеляжу, но полученное при завязке боя попадание, обернувшееся рваной, вывернутой наизнанку дырой в плоскости, каким-то чудом оставалось пока единственным. Пока. Определив для себя степень риска как приемлемую, враги зажали их сверху. В этот раз они не собирались уходить, не пополнив свой боевой счет.
— Эскадрилья подходит с востока… Один из полков 32-й ИАД… Оповещение зенитчиков сектора о «входных воротах» будет обеспечено… — Голос в телефонной трубке выдавай куски жизненной информации с длинными паузами между фразами, будто говоривший считывал ее с ленты телетайпа.
— Ориентировочное время подхода — две или три минуты…
Это было здорово. Две или три минуты — это просто отлично, это почти чудо. Даже если тот незнакомый офицер с КП оказался слишком оптимистичен и американцы не позволят его летчикам оттянуть проекцию реактивной собачьей свалки к северу, подальше от линии фронта, эти минуты, быть может, сможет пережить хоть кто-то из них.
«Эскадрилья», — подумал командир полка, дотягиваясь рукавом до истекающего потом лба, стараясь при этом не столкнуть зажатые в руках трубки рации и телефона. Он стиснул зубы, чтобы не застонать от напряжения в ожидании того, когда крики и команды в эфире сменятся на вой горящего, падающего со своим самолетом летчика — любого из знакомых ему по имени уже не один месяц.
32-я ИАД. Это было и хорошо, и плохо одновременно. Хотя на фоне всего произошедшего и происходящего — наверное, всё же просто хорошо. Сейчас в Корее воевали семь истребительных авиадивизий на «МиГ-15» и «МиГ-15бис», включая трех «соседей»: 2-ю, 14-ю и 18-ю. Рядом базировались остатки 20-й бомбардировочной — эта летала на «Ту-2». Но прозвучавший в эфире номер «32» четко обозначал советских добровольцев: это была одна из трех их истребительных авиадивизий: 32-й, 216-й и действующей с аэродромов второй линии 133-й. Подходящая авиаэскадрилья могла принадлежать 535-му, 913-му или, если он ничего не напутал, 224-му истребительным авиаполкам, полностью оснащенным самолетами «МиГ-15бис». Скорее всего, какому-то из двух первых, базирующихся несколько ближе, на Аньдун.
Как эта дивизия может работать, знал каждый офицер ВВС, имеющий по своему рангу доступ к информации ОВА. Или предполагал — хотя бы по тому, что в прикрываемой ею зоне на каждую пораженную наземную цель американцы тратили втрое или вчетверо больше самолето-вылетов, чем «в норме», — в первую очередь на прикрытие каждой ударной машины несколькими собственными истребителями. Если кореец честно сообщил ему реальное положение дел, то это что-то новое. Туда, в небо над заливом, где крутился сейчас бешеный клубок истребительного воздушного боя, советские пилоты заходили пока считанные разы — в первую очередь потому, что им это было запрещено.
Как было уже сказано, бой оказался не из легких даже для американцев, которых было двенадцать против шести. Наличие сравнительно неплохо развернутой радарной сети все же позволило красным в самый последний момент обнаружить противника. Поэтому выбить половину звена их истребителей в первом же заходе не удалось.
Более того, класс подготовки попавшихся им китайских пилотов оказался достаточно неплохим. Уйти вверх «МиГам» не дали, но они раз за разом выкручивались из прицелов, то и дело пытаясь контратаковать. Или, во всяком случае, демонстрируя готовность к контратаке тем положением, которое они стремились занять по отношению к отдельным американским звеньям и парам в клокочущем смутными следами трехмерном пространстве над какими-то безымянными корейскими островками и песчаными банками. Повредив в самом начале боя один из китайских «МиГов», а затем и второй, американские летчики все же были достаточно уверены в себе, чтобы не форсировать бой. Пилотаж на таких перегрузках выматывал людей сильнее, чем может вымотать борца-тяжеловеса бой с десятком крокодилов в наполненном глицерином бассейне. А то, что азиаты физически значительно слабее европейцев и хуже переносят продолжительную тяжелую нагрузку, апофеозом которой и является современный воздушный бой, было известно уже давно — собственно, с тех времен, когда «Летающие тигры»[32] дрались над Китаем против японцев.
Кроме того, их противников, как было известно, сейчас гораздо хуже кормили, и это просто не могло не сказываться. И вдобавок, у них не было противоперегрузочных костюмов.
Мучительно пытаясь загнать мечущуюся косыми зигзагами и почти состворенную сейчас пару врагов в прицельную марку радиодальномерного прицела, командир того звена американской эскадрильи, которое тоже было принято называть «красным», выжимал из своей машины все возможное, стараясь подобраться поближе, чтобы пройтись по врагам хотя бы одной хорошо нацеленной очередью из шести своих крупнокалиберных пулеметов. Промахнувшись в первой атаке и потратив время на то, чтобы прикрыть некстати подставившуюся вторую «красную» пару, первая настолько отстала от рвущихся к северу китаез, что упустила свой шанс. За это время кто-то добрался до «МиГов» вместо них, и один из китайцев наконец-то начал «парить». Тонкая, почти незаметная струйка керосина тянулась за шатающейся теперь из одной стороны в другую серебряной машиной слабым пунктиром, отмечая его эволюции в небе. За время своих туров в Корею командир звена уже видел, как по-разному могут гибнуть реактивные машины, и сомнений у него почти не оставалось — этому истребителю скоро конец. Первому.
Вторую машину невезучего звена истребительного авиаполка китайских добровольцев американцы сбили через 30 или 40 секунд — к этому времени двигатель первого поврежденного «МиГа» окончательно сдох, и летчик катапультировался, надеясь спасти свою жизнь. Но численное превосходство американцев в воздухе к этому времени было уже полностью подавляющим, и выходящая из очередной атаки пара «Сейбров» расстреляла летчика в воздухе: если в подобных ситуациях позволять уцелеть хорошим пилотам врага, то война станет совсем уж бесполезной. Оставшаяся четверка китайских машин окончательно потеряла инициативу, была рассечена на две далеко отделенные друг от друга пары и дралась уже просто из гордости и ненависти, смешанных со злобой, — шансов вытянуть бой еще хотя бы несколько минут у них уже практически не было.
— Когда? Ну когда? — буквально выл командир полка Чжу в микрофон рации. В бункере было тоскливо и холодно. Командир гибнущего звена уже практически перестал командовать боем, и теперь в динамике не было слышно ничего, кроме отдельных обращенных к ведомому слов, прорывающихся сквозь его сорванное дыхание в те секунды, когда он вжимал кнопку передачи. Это было хуже всего. Чжу уже перестал верить в помощь сам — наземные посты наблюдения, над которыми последние минуты шел затянувшийся бой, непрерывно транслировали ему информацию, и вообразить происходящее опытному летчику не составляло труда. В общем, это был конец.
Командир полка поднялся бы в воздух и сам, но это с самого начало было бессмысленно. Считанные пары «МиГов», вводимые в такой бой разрозненно, не решат ничего, даже если не думать о том времени, которое они затратят, чтобы дойти от Догушаня до залива. Чжу не был трусом, он был просто реалистом. Именно поэтому после нескольких оставшихся безответными вопросов, обращенных к КП ОВА, он замолчал, сжав зубы и глядя в пол.
— Дивизия! — вдруг заорал сбоку радист. Еще не поняв, что он имеет в виду, комполка бросился ко второй рации, игравшей сейчас вспомогательную роль. Солдат, отчаянно жестикулируя, сунул истертую трубку ему в руки. На связи был какой-то неназвавшийся и неузнанный штабист их 14-й истребительной авиадивизии, и слова, произнесенные им, заставили потерявшего уже последние капли надежды командира полка снова взвыть — но на этот раз совсем иначе.
Слушая скороговорку дивизионного штабиста, он одновременно криком и топотом ног заставил молодого офицера со своим солдатом добиться приемлемого качества приема на выданной ему частоте. На ней молчали, но шум несущей волны и сдавленное дыхание не дозволяли сделать ошибку. Двадцать секунд, потом еще двадцать…
— Трид-цатъ-пятъ! — прокричал динамик. — Ат-така!
Последнее слово командир полка сначала не понял, но потом какой-то теплый толчок из глубины лет одним мягким ударом вернул ему воспоминание: 1937 год, небо над Маньчжурией, он, молодой пилот, из последних сил отбивается со своим ведущим от наседающих японских бипланов, когда появившиеся советские «Чайки» буквально вырывают его из зубов врага, а потом на земле подбитый и выпрыгнувший русский летчик, сверкая зубами на закопченном лице, показывает руками, как он стрелял и как стреляли в него, и все повторяет и повторяет это самое слово.