Басаргин вместе с офицером «Альфы», вводящим его в курс дела, сидел в углу просторного кабинета за журнальным столиком и просматривал документы, предоставленные ему по приказу генерала. Александр правильно предположил, что если террористы интересуются одним объектом, то они могут заинтересоваться и другими, и потому «Альфа», начиная большую игру по выманиванию боевиков из темных пещер, просто физически не может оставить другие объекты без контроля со своей стороны. Хотя контроль, конечно, ведется другими подразделениями, но другие, даже при всей подготовленности, могут или что-то упустить, или просто спугнуть террористов. Естественно при этом составить досье на все существующие учреждения системы. Именно такое досье и было предоставлено руководителю российского бюро Интерпола. Благо подобных учреждений насчитывалось немного, и все они было заняты большей частью медицинскими проблемами, хотя и привлекались неоднократно для контроля объектов повышенной опасности – где когда-то производилось, испытывалось или уничтожалось бактериологическое оружие.
Здесь же, в отдельной папке, подобрались сопутствующие материалы – где, как и что произошло, что имеет причастность или просто может иметь причастность к основной операции. Эта папка была более объемной, чем первая, но и более интересной для Басаргина, потому что из множества посторонних, не имеющих внешнего отношения к делу происшествий часто можно найти нужное, знания о котором как раз и не хватало для возможности обобщения.
При появлении комиссара Басаргин оторвался от своего занятия, вернул документы офицеру, который остался здесь же дожидаться продолжения, и перебрался за длинный стол для заседаний, приставленный к столу Астахова. Костромин уже устроился напротив, с любопытством оглядывая кабинет одного из руководителей управления, аналогичного руководимому им подотделу Интерпола.
– Я предполагаю, – сразу после взаимного представления и традиционного рукопожатия под взаимными оценивающими взглядами начал комиссар, – что возникли какие-то соприкосновения двух направлений расследования – российского и французского, иначе Александр Игоревич не пригласил бы меня. В свою очередь, я такому только рад, поскольку давно уже утверждаю состоявшимся переход всех серьезных террористических организаций на качественно новую ступень – на международный уровень, с последующей интеграцией мелких групп в более крупные системы. То, что чеченцы не проводят международные акции, говорит только о том, что для них сейчас очень важна поддержка третьих стран. Но они, по моим данным, составляющим звеном входят в другие организации и играют в них немаловажную роль. По крайней мере, среди талибов Афганистана чеченские боевики считались не последними людьми.
– Честно говоря, я совсем не в курсе французского расследования и даже не знал, что какое-то другое дело имеет касательство к нашему, – ответил Астахов довольно сухо, стараясь не удаляться от проблем собственных к проблемам международным, потому что и собственные загружали его по горло. – Мне кажется, что Александр Игоревич сумеет лучше обосновать свое желание пригласить вас.
Басаргин остался сосредоточенно-деловым и начал сразу выкладывать свои доводы:
– Обоснование простое. Нас сегодня утром комиссар вводил в курс дела долго и с подробностями, я же сейчас перескажу всю историю кратко, чтобы была понятна только суть. Во французском городе Кольмаре готовится проведение международной конференции «Религии мира против терроризма». Конференция должна начаться через две недели. Инициатором ее проведения выступил известный в религиозных кругах Франции человек, некий ученый, аббат-экстрасенс Фуко.
– Знаменитая во Франции фамилия, – заметил Астахов.
– Да, – кивнул Костромин. – Несколько представителей этого рода вошли в историю Франции. Когда-то все Фуко были одними из самых богатых семей страны. Они практически полностью потеряли свои состояния во времена французских революций.
– Я продолжаю, – прервал Басаргин короткий исторический экскурс.
– Мы слушаем, извините… – генерал всем видом хотел показать свою внимательность.
– На днях поздно вечером рядом с отелем, где будет проводиться конференция, остановился автомобиль-фургон, украденный за три часа до этого. На крыше фургона была нарисована мишень. И прямо в эту мишень, пробив крышу, неизвестно откуда упал кирпич. Самый обыкновенный строительный кирпич. Такой прицельный бросок невозможно было сделать из окна, поскольку пластиковые окна не дают такой возможности. Бросок с крыши, как утверждает комиссар Костромин, невозможен – слишком высоко, затруднительно попасть. Он проверял это лично. Честно говоря, не знаю, сколько поддонов кирпича он перебросал для проверки…
– Но почему именно кирпич? – спросил генерал с улыбкой. Сам прецедент подобного террористического акта показался и ему, и другим присутствующим офицерам достаточно забавным. – Такого в практике терактов, кажется, еще не наблюдалось. Еще куда ни шло: булыжник – оружие пролетариата…
– Я продолжаю, – серьезно сказал Александр. – С небольшим интервалом после первого происшествия на расстоянии нескольких кварталов от отеля произошел еще один инцидент. Бомбардировка другого рода. На улицу города упал и разбился насмерть дельтапланерист. Как установили специалисты Интерпола, именно он и произвел прицельный бросок кирпича на крышу фургона. На шлеме дельтапланериста было установлено самодельное прицельное устройство. Этот дельтапланерист – гражданин России, бывший сержант ВДВ Ренат Киреев, житель города Салавата. Предположительно, член националистической группы «Черный ангел». Слышали про такую группу?
– Слышали про такие группы. В Башкирии, в Татарии, в Узбекистане и в Таджикистане…
– Мы знаем только про татарские и башкирские группы, хотя мы и международная организация. Но вернемся к событиям в Кольмаре. В том, что это был, так сказать, контрольный бросок перед настоящим терактом, сомневаться не приходится. Мишень на крыше только что угнанного фургона. Необычный способ ночной бомбардировки. И особенно прицельность самого броска! Такой прицельности можно добиться только путем упорных тренировок. Хулиганских побуждений в происшествии не усматривается.
– Хорошо. А связь с нашим делом? – поинтересовался генерал. – Я допускаю, что в Кольмаре шла подготовка к террористическому акту. Но какое отношение это имеет к нашим делам? Я не вижу ни одной нити, за которую можно уцепиться.
– Что должен был бы бросать дельтапланерист вместо кирпича в нужный момент?
– Взрывное устройство.
– Смысл?
– Сорвать проведение конференции.
– Террористам отлично известно, что они не смогли бы сорвать такое важное международное мероприятие. Ради разбитых стекол теракты, как вы знаете, не проводятся. И еще один важный момент… Почему кирпич бросали прицельно на машину? Не на тротуар, а на машину? Взрывное устройство, несомненно, бросали бы на тротуар. Там не надо прицеливаться. И вообще его не бросали бы с дельтаплана, а принесли бы в пластиковом пакете и оставили в ближайшем мусорном контейнере. Такие контейнеры стоят, как нам любезно сообщил господин комиссар, через каждые тридцать шагов. Должно быть, он расстояние мерил. Муниципалитет Кольмара старается поддерживать в городе чистоту.
– Я понял, что предполагает Александр Игоревич, – сказал Костромин, не обращая внимания на манеру Басаргина передавать данные, – научился, должно быть, руководитель бюро разговаривать у своих вольных помощников – Тобако с Доктором.
– Я тоже это понял, но не вижу пока прочной связи, – нахмурился генерал Астахов. – Мне кажется, это только предположение возможного развития событий. Есть, Александр Игоревич, у вас что-то конкретное? Хоть какое-то связующее звено.
– Есть. Даже три звена. По дороге сюда я слушал в машине радио…
– И там сообщили, полагаю, план террористов по пунктам, во всех подробностях…
– Да, именно там сообщили… – Басаргин паузой подчеркнул важность своего умозаключения. – Любая случайная машина, в которую производится подобное камнеметание, или другое метание делает действия террористов бессмысленными. Значит, должна быть особая машина. И непременно как-то связанная с конференцией.
– Так что сообщили по радио? – спросил генерал.
– По радио, когда я уже собирался выйти из своей машины, передавали международные новости. Ничего интересного. Обыкновенное словоблудие наших политических комментаторов. Только в конце рассказали о небольшой аварии, произошедшей сегодня рано утром в Мюнхене. Машина везла свежую зелень для завтрака в ресторан какого-то отеля. На одной из улиц кто-то бросил из окна в машину пустой бутылкой. Бутылка разбила лобовое стекло, порезала лицо водителю, но не заставила машину остановиться. Так, окровавленный, он и доехал до места. Почему? Оказывается, водитель боялся, что его зелень опоздает к завтраку. Зелени было заказано много. Для участников какого-то конкурса танцоров, что проходит в Мюнхене.
– И что? – спросил Костромин.
– Ассоциация…
– Я вас понял, Александр Игоревич, – генерал Астахов не перестал хмуриться. – Вы предполагаете, что кирпич должен представлять из себя контейнер, заполненный каким-то опасным веществом. В данном случае, поскольку у нас шел разговор о бактериологическом оружии, спорами какой-то гадости. Это вполне вероятный вариант развития событий в Кольмаре. Тем не менее я не вижу связи между двумя делами.
Басаргин вздохнул, словно вздохом определил степень тупости слушателей.
– Запрос из-за границы… Я взял на себя смелость предположить, что запрос осуществлен тем же самым лицом, которое готовило акцию в Кольмаре, но уже для следующих акций, потому что для первой у него споры уже есть. Я понимаю ваше недоумение. Но машина для контрольного броска была выбрана не случайно. Это машина местного булочника. Я прошу комиссара уточнить, не этот ли булочник привозит по утрам хлеб в ресторан отеля. Это первое. Еще я прошу узнать, кто ремонтировал или все еще ремонтирует ему кузов? Много ли ремонтных мастерских в городе, и кто специализируется на кузовных работах? Вероятно предположить связь между ремонтником и устроителями теракта. В ремонтной мастерской должны установить для будущего события или ослабленную крышу, чтобы в следующий раз ее пробило легче, или же крышу со специальным контейнером, в котором что-то произойдет от удара тяжелого предмета. В нашем случае – кирпича. Предположим, контейнер очень плоский, хорошо маскируется, но при ударе распространяет смертоносные споры на хлеб для завтрака или обеда участников конференции. Причем эти споры будут походить на муку или какую-то присыпку.
– Я запрошу Кольмар, – сказал комиссар серьезно.
Басаргин продолжил:
– Наличие контейнера мне кажется более вероятным, чем заряд с заражающим веществом. Заряд будут рассматривать, поймут его специальное предназначение, примут какие-то меры. Кирпич рассматривать не будут. Слишком он обычный. Будет только возмущение самого булочника, который второй кирпич в свой адрес воспримет именно как хулиганство и никак иначе. Или же за происки конкурентов, желающих, чтобы он сорвал такие важные для него и выгодные поставки.
– Но и это не говорит о связи двух дел. – Астахов продолжал настаивать на уточнении своего вопроса. И даже сердился, что до сих пор не может этого добиться от Басаргина.
– До этого я еще не дошел, – невозмутимо продолжил Басаргин. – Просто не успел. Хотя цепочку выстраивать начал. Сейчас я высказал предположения о первом ее звене – о самом оружии, которым собирались неизвестные террористы произвести акт. Впрочем, почему неизвестные… Один человек известен точно. Обратите внимание. Здесь предыдущее звено цепочки соединяется с последующим. Теперь поговорим о недостающих звеньях более конкретно. Сам вопрос в настоящее время еще уточняется, этим занимается Доктор Смерть, но связь быть должна непременно. Поскольку мы имеем в этом деле жителя Башкирии Рената Киреева. Мы предполагаем, что Ренат Киреев входил в салаватскую группу «Черного ангела». Какие у нас есть для этого основания? «Черный ангел» распространял среди своих членов, и не только среди них, брошюру о методах террористической борьбы в городе. Не просто какие-то сказки или призывы, а методологическую брошюру. То есть он готовился к террористической деятельности и продолжает готовиться.
– Вы знаете про брошюру? – удивился генерал.
– Мы знаем про нее. Еще мы знаем, что один член уфимской группы и три члена казанской группы принимали участие в деятельности банды Арби Бараева, а до этого проходили боевую подготовку в террористическом лагере в Судане.
– У нас нет данных об их подготовке в Судане.
– У нас такие данные есть. В настоящее время несколько членов этих же групп оказываются в Саудовской Аравии и тщательно старались показать до вылета, что друг с другом не знакомы, хотя проводили скрытые мероприятия по охране Ирека Мунтагирова, одного из руководителей башкирской группы. Это уже предполагает скрытые помыслы. И на основании всех этих косвенных данных я берусь утверждать, что «Черный ангел» не просто националистическая, но и террористическая организация.
– Такие данные мы имеем об узбекской группе, – сказал Астахов. – В настоящее время служба безопасности Узбекистана ведет расследование.
– Предположительно, из Саудовской Аравии наши путешественники отправятся в Судан.
– Надо было предупредить нас. Мы просто не выпустили бы их.
– Их уже встретили и плотно «ведут», – сказал Костромин.
– Я ясно обосновал существование следующего звена цепочки? – поинтересовался Басаргин.
– Не слишком доказательно, – Астахов поморщился, – но допустимо. Принимается за рабочую версию. С достаточной долей вероятности. А третье звено, которым вы нам грозили, я, кажется, знаю сам.
– Еще бы вы не знали, если меня с ним познакомили только что по вашему приказу, – Александр кивнул в сторону офицера, дожидающегося его с документами.
– Его я не знаю, – сказал Костромин.
– В небольшом городке Верхнетобольске в Курганской области проживал учитель истории местной школы. Или, может быть, уже пенсионер. Бывший военный, вышедший на инвалидность. Инвалидность получил в 1956 году вследствие неосторожного обращения с химическими зарядами… Сибирская язва… Anthrax!
– Даже не совсем так, – сказал генерал. – Новые данные еще не успели оформить документально, потому и не познакомили с ними Александра Игоревича. Сейчас их готовят, потом посмотрите. На полигоне, расположенном на острове Возрождения, закапывались морально устаревшие боеголовки от снарядов для дальнобойных артиллерийских орудий. В боеголовках содержались контейнеры с питательной средой для размножения спор сибирской язвы и сами споры. По сути дела, это было не захоронение, а консервация, выполненная полукустарным способом, с возможностью использования спор когда-то. Боеголовки просто закапывались в землю и в песок. Командовал солдатами, проводившими захоронение, замполит части капитан Столбов. При выполнении очередного задания солдаты поленились вырыть яму достаточной глубины, закопали боеголовки близко к поверхности. Капитан устроил солдатам разгон по всей форме и приказал произвести перезахоронение. При откапывании один из стеклянных контейнеров в боеголовке был поврежден. Сам капитан и трое солдат были инфицированы. Двое солдат умерли в госпитале. Третий солдат выжил, но мы не смогли найти о нем информацию, поскольку проживал он на территории Азербайджана, а при развале Союза куда-то уехал. Может быть, даже в Россию. Столбов тоже выжил, хотя и лишился легкого. Куда-то, вероятно, ушли копии карт с указанием мест консервации. Оригиналы по решению Политбюро ЦК КПСС были уничтожены. Но остались свидетели. И среди них капитан Столбов.
– Да, а много лет спустя он начал рассказывать об этом журналистам разных газет и журналов, – сказал Басаргин. – Написал несколько писем. И кончилось это для него плачевно. Какое-то из писем с легкой руки журналиста «Комсомольской правды» Юрия Кольцова ушло за границу. Он подготовил материал для одного германского журнала и приложил письмо в качестве доказательства – свидетельство участника событий. Но это, прошу учесть, вовсе не обязательная указка на то, что щупальца тянутся из Германии. Интерес к материалам Кольцова вполне могли проявить и россияне. Вчера вечером Кольцова пытались убить. Убийца по национальности башкир. Московский милиционер. Официальная версия – убийство на почве ревности. Но подстроено все было, похоже, достаточно грамотно. Классическая провокация. И тут же, предположительно, уфимской группой «Черный ангел» был захвачен и вывезен из Верхнетобольска Владилен Юрьевич Столбов.