– Я думала, вы действительно итальянец, – грустно улыбнулась женщина. – Вы даже внешне похожи.
– Мне многие об этом говорят.
– Как вас зовут?
– Извините. Я не представился. Обычно меня называют Дронго. Так и называют – Дронго.
– Это ваше имя? Красивое.
– Нет. Но меня так называют.
– Вы хорошо целуетесь, – вдруг сказала она, глядя ему в глаза.
– Вы тоже.
Молчание длилось долго, секунд двадцать. Затем она, не спуская с него глаз, поднялась, подошла к нему и села на колени, обхватив своими ногами его ноги и приблизив к нему лицо.
– У вас есть еще час? – спросила она.
Он понимал ее состояние. Сегодня она выговорилась, сегодня она выплеснула из себя некий энергетический заряд, который носила в душе много лет. И теперь образовавшуюся пустоту она хотела заполнить нежностью, чтобы сохранить память об этой встрече на всю жизнь. Она осторожно дотронулась губами до его губ. На этот раз поцелуй был более глубоким и долгим. Она, не сказав ни слова, начала снимать с него галстук, расстегнула рубашку. Он обхватил ее руками и начал поднимать юбку. На ней были чулки вместо колготок, словно она была готова именно к этой, единственной в своей неповторимости, встрече. Он осторожно поднял юбку еще выше. Она наклонилась к нему.
– Да, – сказала она, – здесь. Сейчас.
Он вспомнил про микрофон в своем кармане. Достать его сейчас из кармана означало оскорбить женщину, нанести ей страшную душевную рану.
«Какие мы все сволочи», – подумал Дронго с отвращением. Он чуть привстал, освобождаясь от пиджака, в котором был микрофон. И бросил пиджак в угол, подальше от кресла. Она удивленно взглянула на его пиджак, потом понимающе улыбнулась. Очевидно, она поняла все, о чем он ей не сказал. Они молча прошли в другую комнату, где была кровать. Больше им в этот момент ничего не было нужно.
За одиннадцать дней до начала событий.
Берлин.
10 октября 1999 года
В три часа дня, когда в Лэнгли было еще раннее утро, Кардигану позвонил сам Джордж Тенет. Находившийся в кабинете советника посла Майкл Кардиган взял трубку, уже предчувствуя серьезный разговор. Сегодня был воскресный день, и появление Тенета на службе невольно подтверждало исключительную важность полученного сообщения.
– Наши ребята работали всю ночь, – сказал Тенет после обычного приветствия. – Только что мне доложили, что ваши сведения полностью подтвердились. Мы сообщили в Бельгию о необходимости ареста этого типа. Невозможно подсчитать ущерб, который он нанес нам своей деятельностью.
– Я все понимаю, сэр.
– В Министерстве финансов завтра начнут готовить деньги, – подтвердил Тенет. – Думаю, вам не нужно тянуть с решением этого вопроса. Соглашайтесь на любые условия, Кардиган. Если продолжение списка хотя бы наполовину окажется столь обнадеживающим, как и первая фамилия, мы добьемся самого крупного успеха в своей истории.
– Мы ждем его звонка. Сейчас наше представительство проверяет его досье.
– Хорошо. Если будут новости, немедленно сообщайте. Я рассчитываю на вас, Кардиган.
Директор повесил трубку. Кардиган вышел из кабинета советника и отправился в офис Давида Страуса, где его уже ждал Филипп Данери с материалами по Барлаху. Кардиган сел в кресло, наблюдая, как Данери раскрывает папку с данными. Кроме них в кабинете был только Страус, посвященный в детали операции.
– Он ушел на пенсию, – пояснил Данери. – Существовал некий лимит на получение очередной должности и звания. Он в него не входил. Новой должности ему не давали, а на старой он уже оставаться не мог. Его отправили на пенсию, но, очевидно, решили использовать. Есть материалы, которые позволяют считать, что он был осведомителем «Штази».
– Вы проверили, с кем именно он работал? – спросил Кардиган. – Нам очень важно знать, с кем он работал. Может, таким образом мы сможем выйти на бывших сотрудников «Штази», предоставивших ему эту информацию.
– Мы проверяем по нашей картотеке. Это очень сложно. Агентурные дела осведомителей были получены нами не в полном объеме. Некоторая часть копий досталась западным немцам, а они не хотели тогда с нами делиться. Мы уже несколько лет пробуем восстановить все записи. Поэтому сейчас наши люди проверяют все его связи. Сегодня днем он выходил из дома и ездил в западную часть города.
– Он с кем-нибудь встречался?
– Не думаю, сэр. Мы его не «вели». Плотного наблюдения не было, чтобы не спугнуть. Однако он нигде не останавливался. Хотя два раза входил в магазины, один раз был в интернет-кафе. Мы полагаем, что он мог связаться через Интернет со своими сообщниками, хотя, возможно, он почувствовал наблюдение и просто морочит нам голову. Ведь вполне можно было позвонить и договориться о встрече. Однако он никому не звонил. Сейчас он обедает в небольшом кафе на Мейеринк-плац.
– Если бы у вас было несколько профессионалов, мы смогли бы проверить его квартиру, – задумчиво произнес Кардиган. Потом покачал головой, словно отвечая на свой вопрос: – Нет, его нельзя пугать. Если он почувствует, что в доме были посторонние, он может оборвать все контакты или исчезнуть. Такие деньги ему заплатят и другие страны. Он может подумать, что в его доме побывали сотрудники местной контрразведки.
– Мы полагали, что осторожно можно устроить обыск в его доме. Разумеется, только осмотр, чтобы он ничего не понял.
– Нет, – твердо возразил Кардиган. – Мне поручена эта операция, и я не хочу, чтобы она сорвалась. Шансов найти нужные нам документы один на миллион. Он не такая важная птица, чтобы ему доверили хранить столь важные документы. К тому же его используют как связного, а значит, понимают, что риск быть обнаруженным у Барлаха есть. И нормальный профессионал ни при каких обстоятельствах не станет держать в доме своего связного важные документы, которые он готов продать. Поэтому никакой самодеятельности, мистер Данери. Выполняйте только мои распоряжения.
– Разумеется, сэр, мы все понимаем.
Страус неприятно улыбнулся, слушая этот диалог. На его лысой голове блестели капельки пота. Он достал платок, вытер голову и сказал Кардигану:
– Говорят, утром в посольство вам позвонил мистер Тенет.
– Господи Боже ты мой, – всплеснул руками Майкл. – Мистер Страус, неужели у вас есть свои осведомители и в американском посольстве? Или среди окружения мистера Тенета?
– Нет. Просто мне сразу докладывают, если из ЦРУ звонят кому-либо из сотрудников нашего посольства. Мне ужасно не хочется, чтобы в один прекрасный день выяснилось, что среди моих людей оказался и вражеский агент. Или стукач, который сообщает о моих действиях нашему руководству, Кардиган. Для меня это очень важно. Я привык работать, не оглядываясь.
– Я тоже, – сказал с вызовом Кардиган. – А сейчас выясняется, что вас информируют о каждом моем шаге, о каждом телефонном звонке.
– Это всего лишь превентивные меры безопасности. Не забывайте, Кардиган, что мы находимся в городе, который сорок лет был центром борьбы против нашей страны. Восточный Берлин был столицей государства, которое официально провозгласило своим главным приоритетом противостояние с нашей страной.
– Это было давно.
– Мы до сих пор работаем с последствиями сорокалетнего хонеккеровского режима, – резонно возразил Страус. – Можете мне поверить, Кардиган, но я делаю все, чтобы максимально подстраховать вас и не допустить никакого провала. Отвечать в случае поражения мы будем вдвоем.
– Уже второй час дня, – взглянул на часы Кардиган. – Когда вы сможете дать мне список сотрудников «Штази», с которыми мог общаться Барлах?
– Сегодня вечером, – кивнул Данери. – Мы обрабатываем все поступающие к нам данные.
– Сегодня вечером он должен мне позвонить, – напомнил Кардиган. – Надеюсь, у нас все будет в порядке.
– Увидим, – загадочно улыбнулся Страус.
И он оказался провидцем. Барлах позвонил ровно в семь часов вечера. Кардиган снял трубку, уже зная, кто именно звонит. Телефон показывал номер, откуда был звонок.
– Я вас слушаю, – дрогнувшим голосом сказал Кардиган.
– Вы сказали, чтобы я позвонил, – напомнил хриплым голосом Барлах.
– Да, конечно. Мы проверили ваше сообщение. Наши специалисты сейчас обрабатывают информацию, но мы полагаем, что она нас устроит.
Барлах молчал.
– Вы меня слышите? – забеспокоился Кардиган.
– Слышу. Когда вы будете готовы?
– Мы практически готовы. Нам нужно знать ваши условия. Конкретные предложения по переводу денег и передаче нам всех материалов.
– Во вторник, – вдруг сказал Барлах, – послезавтра.
– Почему во вторник? – начал нервничать Кардиган. – Почему нельзя завтра?
– Во вторник, – упрямо повторил Барлах. – Я вам позвоню.
– Но послушайте, герр Барлах, – сорвался наконец Кардиган, – это не серьезно. Вы даете информацию, мы тратим огромные силы и средства на ее проверку. А после этого вы исчезаете. Согласитесь, это несколько настораживает нас.
– Во вторник, – снова повторил Барлах.
– Хорошо, – сжал зубы Кардиган, – пусть будет во вторник. Вы позвоните, или мы увидимся? Скажите хотя бы время, когда вы позвоните, чтобы я не сидел у телефона.
– В полдень, – сообщил Барлах, – ровно в двенадцать. До свидания.
– До встречи, – рявкнул Кардиган, бросая трубку. – Сволочь, – гневно прошептал он. – Настоящая сволочь.
Когда вечером перезвонил мистер Тенет, Кардиган честно признался, что пока у него нет результатов. Тенет положил трубку, даже не попрощавшись.
На следующее утро в кабинете Страуса, когда там был Кардиган, появился ликующий Данери.
– У нас есть список сотрудников «Штази», – победно сообщил он, – восемь человек, которые с ним общались. У меня есть окончательный список, сэр.
– Начинаем работу, – кивнул Кардиган. – Мне нужно получить максимально полную информацию о каждом из них. И еще я хотел бы понять, почему он вчера ничего не сказал. Тянуть с получением такой суммы не может быть ему выгодно. Почему он тянет?
– Может, ему нужно время, чтобы обговорить все детали? – предположил Страус.
– Получается, что он их заранее не обговорил, – пожал плечами Кардиган. – Такое возможно?
– Нет, конечно, – согласился Страус. – Нужно было все-таки обыскать его квартиру. Напрасно вы так долго сопротивлялись. Вы связываете мне руки, мистер Кардиган. – Обычно он обращался к Майклу без слова «мистер». Он был старше своего собеседника почти вдвое. И Кардиган почувствовал, как старик нервничает.
– Если хотите, мы можем проверить, – примиряюще сказал Кардиган. – Вы полагаете, что это даст какой-то эффект?
– Я привык работать так, как работал всегда, – твердо ответил Страус. – Соберу лучших специалистов, вызову, если понадобится, из Лэнгли. Но я должен посмотреть, как живет, чем дышит этот тип. Я должен знать его мысли, понимать смысл его поступков. В подобных случаях нельзя играть втемную. Так меня всегда учили.
– Хорошо, – согласился Кардиган, – делайте, как считаете нужным. Я согласен, мистер Страус. – Он подчеркнул слово «мистер». Хозяин кабинета добродушно усмехнулся. Его трудно было вывести из состояния равновесия, сказывался большой опыт работы. Он посмотрел на Данери и коротко приказал:
– Готовьте группу. Как только этот тип уйдет из дома, нужно провести очень осторожный обыск. Очень осторожный, Данери. И не больше двух человек, чтобы они не мешали друг другу.
Нюрнберг.
3 ноября 1999 года
Он опомнился примерно через час. Представил себе, что о нем думают Лариса и Андрей Константинович.
– Ты торопишься, – поняла Габриэлла по его лицу. – Я, наверно, отняла у тебя много времени.
– Нет. Но меня будут искать.
– Конечно. – Она поднялась первой и прошла в ванную комнату с контрастным душем.
– Иди сюда, – позвала она.
Он поднялся и прошел следом за ней, с трудом умещаясь в ограниченном пространстве тесной кабинки. Сверху хлынула вода. Он невольно вздрогнул.
– Нельзя сделать немного теплее? – попросил он через несколько секунд. – Я совсем не такой закаленный человек, как ты. Мне нужна несколько более высокая температура.
Улыбнувшись, она изменила настройку душа, смещая ее вправо, в направлении теплой воды. Струя хлестнула по его груди и раздвинула волосы. Она увидела след от старого ранения.
– Это что? – спросила она. – Ты тоже был...
– Нет, – улыбнулся он, – получил в детстве, случайно ударился.
– Это след от пулевого ранения, – сказала она, глядя ему в глаза. – Я видела нечто подобное. Ты напрасно не говоришь мне всей правды.
– Вся правда бывает иногда слишком горькой, – пробормотал Дронго. – Разве ты поверишь, что в меня стреляла женщина?
Он вышел из душевой кабины и достал полотенце. Вытираясь, он увидел, как она вышла следом и замерла, глядя на него.
– У меня не было ни одного мужчины, кроме моего мужа, за последние десять лет, – почему-то сказала она.
Он посмотрел на нее. Убрал полотенце.
– Ты жалеешь, что сделала?
– Нет, – улыбнулась она, – это другое. Мне была необходима такая встреча. Я должна была поверить, что вы не убивали Хеелиха и Шилковского. И мне нужно было с кем-то поговорить. Иначе я бы сошла с ума. Все это столько времени во мне копилось. Ты меня понимаешь? Мне нужна была эта встреча. Для себя.
Дронго подошел к ней и поцеловал ей руку. Он всегда целовал руки женщинам после подобных встреч. Во всех случаях, не делая никаких исключений.
– Будь осторожен, – сказала Габриэлла. – Я убеждена, что ни Гайслер, ни Менарт не могли этого сделать. Но тебе нужно быть осторожным. Теперь тебя будут искать не только предполагаемый предатель, но и наши спецслужбы.
Он одевался, слушая женщину и кивая ей в знак согласия. Закончив одеваться, он подождал, пока она оденется. Когда она начала одеваться, он вдруг улыбнулся. Она вопросительно посмотрела на него.
– Кажется, я сейчас снова захочу в душ, – пошутил Дронго.
– Нет, – она покачала головой, – больше такого не повторится. Ты нужен был мне как... как лекарство. Извини, я не хотела тебя обидеть. Больше мы с тобой не встретимся. Это было бы нечестно по отношению к моему мужу.
Она закончила одеваться и взглянула на него.
– Когда-нибудь приезжай еще раз. Просто так, – предложила она. – Нюрнберг замечательный город, здесь хорошо пожить несколько дней. Не больше, – печально улыбнулась она.
Когда они вышли в коридор, все было тихо.
– Я вернусь в свой кабинет, чтобы отвлечь от тебя внимание, – сказала она. – Иди по аварийной лестнице, я пойду к лифту. Иди и не оглядывайся. Прощай.
Дронго пошел по коридору, чувствуя на себе ее взгляд. И заставил себя выйти на лестницу, так ни разу и не обернувшись. Затем начал осторожно спускаться вниз. На первом этаже, у открытых дверей, стоял мужчина. Дронго нахмурился. Встречаться с этим типом не входило в его планы. Он замер на площадке второго этажа, затем прошел к двери, ведущей на второй этаж. Открыл дверь. На втором этаже никого не было. Он подошел к лифту и нажал кнопку вызова. Они его не могли видеть, и он может спокойно выйти, не привлекая внимания наблюдателей.
На первом этаже у входных дверей стояли двое мужчин. Они все-таки не поверили в его исчезновение и теперь смотрели на всех выходивших. Дронго отличался от других. К тому же ему часто говорили, что он похож на итальянца. К входной двери подходить нельзя, немецкого языка он не знает, и если его увидят, то могут вычислить.
Он посмотрел по сторонам. Нужно продумать, как отсюда уйти. Черт возьми, он не сможет выйти, пока что-нибудь не придумает. Иногда попадая в такое положение, он невольно бросал вызов самому себе. Чем сложнее было положение, тем изобретательнее должен быть выход из сложившейся ситуации.
Уйти отсюда в универмаг и там раствориться среди людей невозможно. Вход в универмаг перекрыт, а на единственном выходе стоят двое мужчин, которые задают каждому выходящему вопрос на немецком языке. Во-первых, его могут вычислить по голосу. Во-вторых, даже если сумеет заучить нужную фразу, он все равно языка не знает. Значит, положение безвыходное. Или подняться к Габриэлле и снова попросить ее о помощи. Нет. Так не получится. У нее уже, наверно, сидят сотрудники БНД. Интересно, как она объясняет свое отсутствие. Хотя зачем ей объяснять, она может сказать правду. Была наверху, в комнате психолога, принимала душ и вернулась обратно в кабинет. Все правильно, ничего не нужно придумывать.