Обретение ада - Абдуллаев Чингиз Акиф оглы 15 стр.

Ему шел уже пятый десяток, но это был высокий, красивый мужчина, хорошо одевавшийся, почти сохранивший все волосы, всегда уложенные и коротко подстриженные, едва тронутые сединой. Резкие волевые черты лица делали его привлекательным для женщин. Сейчас Сизов показал на водителя жестом, попросив Матвеева замолчать.

– Коля, – попросил он водителя, – давай к парку Сан-Суси.

Водитель кивнул головой. Он знал, что генерал любил гулять в этом парке. Через пятнадцать минут они были на месте. Генералы вышли из машины и пошли к фонтанам. Редкие прохожие с удивлением смотрели на генеральскую форму Матвеева, спешившего за Сизовым. Только когда они отошли достаточно от машины, Виктор Михайлович молча процедил:

– Главное – не суетиться понапрасну, генерал.

– Тебе легко говорить, – возразил Матвеев, – а начнется проверка, и меня сразу схватят за жопу.

Сизов поморщился.

– Еще ничего нет, а ты уже наложил в штаны.

– Иди ты к черту! – разозлился Матвеев. – Я знаю, как они проверяют. Приедет целый полк проверяющих, и все до винтика подсчитают. А у нас твоих неучтенных денег несколько сот миллионов.

– Это ты сам виноват, – заметил Сизов, – я тебя предупреждал, что будет реформа. А ты со своим умником Евсеевым все отмахивался. Считали, что я паникую. Так вам и надо.

– Я скажу, чтобы он не привозил сюда денег, – запаниковал отчаявшийся Матвеев, – любая проверка выявит такое количество.

– С ума сошел? – раздувая ноздри от бешенства, спросил Сизов. – Это твои деньги, что ли? Комиссия, может, их и не найдет. А до нас с тобой быстро доберутся. И вот тогда ты действительно останешься без своей задницы.

– А тебе ничего не будет? – с вызовом спросил Матвеев.

– И мне будет нехорошо, – признал Сизов, – поэтому давай не паниковать, а что-нибудь придумывать.

– Каким образом? – плачущим голосом спросил Матвеев. – Ты хоть представляешь себе, что это такое? Такой объем? Куда я их дену, все эти ящики с деньгами? Да и на счет какой-нибудь не успею зачислить. Просто никто не примет.

– Какой счет? – не понял Сизов.

– На банковский счет, – пояснил Матвеев, – здесь, в Германии, их только мы можем принять. Или какая-нибудь фирма, торгующая с нами, которой нужно такое количество новых советских денег.

– Торгующая с нами? – задумчиво переспросил Сизов. – Кажется, я знаю такую фирму. Который час?

– Уже половина шестого.

– Мне нужно будет срочно связаться с Волковым, – решил Сизов, – возможно, я сумею найти такую фирму.

– А Волков действительно улетел в Москву?

– Конечно. Я его послал туда заранее, встретить твоих людей. Он должен был прилететь с ними. Теперь нужно решить, куда пойдут эти деньги. А вместо них на счет в банке будет зачислена валюта в немецких марках. Такой вариант подходит?

– Только не в немецкий банк, – попросил Матвеев, – в любую другую страну пусть переводят.

– Это мы решим, – отмахнулся Сизов, – значит, самолет должен прилететь с деньгами обратно в Берлин. Но сами деньги не должны вернуться к вам. Верно?

– Все правильно.

– Хорошо, генерал. Мы что-нибудь придумаем. У нас, кажется, есть такая фирма, которой очень понадобятся советские деньги. И в большом количестве, – повторил он.

– Виктор, – вдруг спросил Матвеев, – я хотел у тебя узнать. Это очень серьезно...

– Что-нибудь еще? – насторожился Сизов.

– Как погиб Валентинов?

– Откуда я знаю? Ты ведь слышал, что сказал наш гость. Его убили в Праге.

– Ваши ребята тут ни при чем?

– Да ты что! – почти искренне возмутился Сизов. – Разве мы пошли бы на такое?

– Ладно, – махнул рукой Матвеев, – считай, что я тебя ни о чем не спрашивал.

Они повернулись и пошли к машине. Сизов подумал, что впереди у него будет долгая ночь.

В кабинете у Эшби на этот раз собрались все – сам хозяин кабинета, руководитель советского отдела Милт Берден, прилетевшие Уильям Тернер и его напарник Томас Райт и Арт Бэннон. Ждали заключения экспертизы, которая должна была определить идентичность нынешнего Кемаля Аслана тому, прежнему, до того, как этот бывший гражданин Америки попал в катастрофу. Но уже по предварительным результатам было ясно, что фотография и нынешний Кемаль Аслан имеют мало общего. И из этого нужно было исходить, обсуждая вопрос, что делать с агентом КГБ.

Милт, сидевший за столом напротив Тернера, слушал его рассказ о необыкновенных приключениях в Болгарии и молча усмехался. И эта молчаливая усмешка больше всего остального злила Тернера, словно Берден заранее знал все, что скажет Тернер.

Эшби внимательно выслушал отчет Тернера, задал несколько вопросов и удовлетворенно кивнул головой. Затем почти торжествующе обвел взглядом всех присутствующих.

– Я гоняюсь за этим агентом русских уже много лет, – заметил Эшби, – и, кажется, наконец нам кое-что удалось. Мой старый знакомый в ФБР Томас Кэвеноу будет доволен, услышав о нашей находке.

– Нужно было делать ее раньше, – вздохнул Берден.

– Что вы хотите сказать? – насторожился Эшби.

Берден взглянул на часы.

– Самолет с нашим подопечным уже приземлился в Германии, в Мюнхене. Три часа назад. Сейчас мистер Кемаль Аслан сидит в поезде, который направляется в Берлин.

Наступило молчание.

– Откуда вы это знаете? – нервно дернулся Эшби. – Почему мне ничего не известно?

– Я сам узнал об этом только вчера ночью, когда Кемаль Аслан, провожавший сына в аэропорту, вдруг улетел раньше него в Мюнхен.

– В какой Мюнхен? – не мог понять Эшби. – Почему мне не сообщили?

– Информация поступила поздно ночью, а вас в это время не было. Мне передали, что вы ночью вылетели в Нью-Йорк.

– Да, – кивнул Эшби, – меня не было в городе.

Тернер с досады закусил нижнюю губу. Все их усилия оказались напрасны. Советский разведчик успел бежать, почувствовав, очевидно, как круг смыкается.

– А мы сидим здесь и теряем время, слушая сообщение Тернера, – в сердцах заметил Бэннон.

– Нет, – спокойно возразил Берден, – мы не теряем время.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Эшби.

– Во-первых, Кемаль Аслан не может так просто убежать. Даже если он советский разведчик. Это просто не тот случай. Он руководитель крупного концерна, с ним связаны десятки компаний, на его счету миллионы долларов. Как вы считаете, КГБ захочет терять эти деньги?

Эшби улыбнулся.

– Это интересно, продолжайте дальше.

– Во-вторых, он полетел по делу, так как мы сумели записать беседу Кемаля с его юристом. Кстати, к этому юристу тоже стоит присмотреться.

– У нас на него ничего нет, – возразил Бэннон.

– Я просто излагаю свое мнение, – продолжал руководитель советского отдела. – По моим расчетам, ему нужно минимум два-три дня пребывания на Западе, чтобы успеть каким-то образом спасти большую часть денег и перевести их в банки нейтральных стран на подставные счета.

– Может, он уже это сделал? – спросил Бэннон.

Он не любил мудрого Бердена и никогда этого особенно не скрывал.

– Нет, – возразил Милт, – мои люди достаточно четко контролируют прохождение всех банковских счетов Кемаля Аслана.

– Не отвлекайтесь, – попросил Эшби.

– В-третьих, если он хотел бежать, что ему мешало просто взять билет в Москву? Или даже в Берлин, где стоят советские войска? Почему, если он летит в Германию, он летит именно в Мюнхен? – спросил Берден. – Мне кажется, русские решили начать какую-то непонятную нам игру.

Тернер внимательно слушал. В отличие от Бэннона он уважал и признавал превосходство Бердена в знании психологии советских людей.

– Я не сомневаюсь, что КГБ сумел вычислить, что именно передали супруги Костандиновы мистеру Тернеру. А раз сумели вычислить, то их естественная реакция – немедленный отзыв своего агента. Вместо этого они отправляют агента в Мюнхен. Кстати, ему никто не звонил, кроме его юрисконсульта. Вот почему я прошу мистера Бэннона обратить на него самое пристальное внимание. И, наконец, сегодня он выехал в Берлин. Я спрашиваю, почему такой непонятный маршрут? Из Мюнхена на поезде в Берлин. И вынужден признать, что пока не знаю ответа на этот вопрос. Но не сомневаюсь, что он принимает участие в какой-то очень сложной комбинации, и в расчет, очевидно, принята и наша реакция на полученную фотографию.

– Вы хотите сказать, что КГБ специально держит его в пределах нашего внимания, чтобы провести какую-то операцию? – понял Эшби.

– В этом я убежден. И, наконец, самое важное – вчера в Берлин прилетел генерал Дроздов. Это тот самый генерал, который четыре года возглавлял резидентуру советской разведки в Нью-Йорке [7] . Наш агент сидит в аэропорту Восточного Берлина и фиксирует всех проходящих через ВИП пассажиров. Я думаю, генерал Дроздов не стал бы просто так лететь в Берлин.

– Интересная информация, – нахмурился Эшби, – надеюсь, ваши агенты сопровождают мистера Кемаля Аслана в его поездке в Берлин.

– Конечно. Они встретили его в Мюнхене и теперь едут вместе с ним в Берлин. Но я опять повторяю свой вопрос – к чему такой сложный маршрут? Почему в Берлин прилетел генерал Дроздов? Какую операцию решили провести на этот раз русские? Почему они просто не отзывают своего агента? Только из-за денег? Или, кроме денег, имеются и другие мотивы? Тогда какие? Думаю, здесь есть и еще какой-то неизвестный нам, не учтенный нами фактор.

Тернер тихо сказал сидевшему рядом Райту:

– Кажется, нам придется снова лететь в Европу.

– Что вы предлагаете? – спросил Эшби.

Как опытный профессионал, он понял, что Берден прав. Милт слишком долго занимался советской разведкой, чтобы ошибаться.

– Во-первых, по-прежнему вести мистера Кемаля Аслана. Во-вторых, под любым предлогом начать проверку активов и акций его компаний, заморозив на два-три дня продвижение его денег по различным счетам. Конечно, не по текущим, платежи остановить нельзя, но по основным средствам проконтролировать, куда именно они идут, мы сумеем. И наконец, мне кажется самым важным наше присутствие в Германии. Мы должны на месте постараться понять, какую игру ведет руководство ПГУ. Поэтому прошу вашего разрешения вылететь в Берлин.

– Согласен, – сразу ответил Эшби, – кого думаете с собой взять?

– Тернера и Райта, – показал на сидевших рядом с ним сотрудников ЦРУ Милт Берден, – я не люблю, когда об операции знает слишком много людей. В таких случаях всегда возможна утечка информации. Которая, кстати, у нас уже есть.

Эшби нахмурился. Несмотря на все проверки, ничего конкретного установить не удавалось. А провалы следовали один за другим. Особенно в Советском Союзе, где непостижимым образом проваливались самые лучшие агенты, самые проверенные сотрудники. Несмотря на все усилия внутренней контрразведки ЦРУ, несмотря на личные усилия самого Александра Эшби, найти «крота» в ЦРУ так и не удавалось. И это была самая большая проблема мистера Эшби и всего руководства ЦРУ.

– Кто будет вести разработку этого агента здесь, на месте? – спросил Эшби.

– Я думаю, Эймс, – подумав, ответил Берден, – он самый опытный сотрудник нашего отдела.

Олдридж Эймс был не просто ведущим сотрудником советского отдела ЦРУ. Он был кадровым офицером ЦРУ, отец которого также работал в этом ведомстве и пользовался абсолютным доверием руководства. Эшби удовлетворенно кивнул.

– Это правильно, – сказал он.

Эшби не знал, что через несколько лет будет вспоминать об этом как о своей чудовищной глупости. Не знал и Милт Берден, что его единственным темным пятном в биографии будет Олдридж Эймс, ведущий сотрудник советского отдела ЦРУ и одновременно агент советской разведки с тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Только получив такого агента, такой новый источник информации, руководство ПГУ КГБ пошло на своеобразный «обмен», подставив другого своего ценного агента – Рональда Пелтона, работавшего в Агентстве национальной безопасности США, чтобы спасти шесть лет назад Кемаля Аслана.

Ни молодой перспективный Александр Эшби, ни старый многоопытный Милт Берден, никто из сидевших в этот день в кабинете даже в страшном сне не могли представить, что советским агентом окажется именно Эймс, тот самый человек, который будет разрабатывать планы против КГБ СССР и справедливо считаться самым ценным агентом советской разведки в ЦРУ. В документах ПГУ КГБ он будет проходить как агент Циклоп. И даже местные резиденты КГБ в Америке не будут знать об истинном имени Циклопа, настолько секретным и охраняемым будет этот источник информации.

Но сейчас, в январе 1991 года, именно Эймсу будет поручена координация всех действий ЦРУ против КГБ в Германии. Милт Берден доверял Эймсу, что не помешало ему сказать Эшби:

– Я думаю, их источник информации в нашем ведомстве – это как раз тот самый неучтенный фактор, которого мы пока не знаем.

Эшби кивнул, и в этот момент зазвонил его телефон. Он поднял трубку. Выслушав сообщение и сухо сказав «спасибо», положил трубку. Потом потер кончик носа и глухо сказал:

– Наши эксперты подтверждают. Снятый на фотографии человек и находящийся сейчас в Германии Кемаль Аслан – абсолютно разные лица. Он советский агент-нелегал.

Арт Бэннон, единственный из присутствующих, улыбнулся, словно это была только его победа.

Сидя в купе первого класса, он смотрел, как за окном мелькали ухоженные дома немецких бюргеров, и чувствовал себя почти дома. Он хорошо знал, что между Западной и Восточной зонами Германии уже не будет никаких границ и никто не войдет в его вагон с просьбой показать паспорт. Но тем не менее сидел и ждал, когда наконец поезд перейдет эту невидимую линию, являвшуюся самой ожесточенной линией противостояния в истории человечества.

Поезд шел точно по расписанию, и он знал, что ближе к полуночи они пересекут эту невидимую теперь границу. И если по шоссейным дорогам еще можно было определить, где именно находится бывшая ГДР, а где, собственно, Западная Германия, то по железнодорожной колее сделать это было практически невозможно. Автомагистрали в ФРГ были образцовыми дорогами Европы, сравнимыми разве только со знаменитыми американскими дорогами. А вот дороги ГДР, уже не ремонтируемые и не контролируемые последние несколько лет, после развала страны являли собой образец, вряд ли достойный подражания. Но он знал время и, купив в буфете небольшую бутылочку виски, ждал, когда наконец поезд пересечет границу, словно возвращая его домой. Он закрыл глаза и попытался представить, каким будет его дом. Но вместо старого дома, забытого и брошенного семнадцать лет назад, он видел техасское ранчо своего тестя, свои дома в Хьюстоне, Нью-Йорке и Торонто, глаза Сандры, взгляд своего сына. И не мог представить себе ни своей однокомнатной московской квартиры, ни квартиры в другом городе, где он вырос и пошел в школу. Только воспоминание о матери по-прежнему жило в его сердце, и, хотя сам образ был несколько затуманен, воспоминания о ней всегда помогали сохранять ту боль и ностальгическое чувство потери, которые он испытывал все эти годы. Почему-то он всегда помнил ее руки. Ее добрые, ласковые руки. И не мог представить ее постаревшей на целых семнадцать лет.

Ей было пятьдесят с небольшим лет, когда он уезжал на Запад. Это была еще крепкая сильная женщина, часто шутившая по поводу его командировок. Сейчас ей должно было исполниться семьдесят. Несколько раз, в самом начале его деятельности за рубежом, ему удавалось поговорить с матерью, которую для этих целей привозили в другие страны. Но эти «подарки» быстро закончились, так как такие разговоры, несмотря на все меры предосторожности, были исключительно опасны. С тех пор им обоим передавали только устные приветы и иногда ему привозили письма, написанные другим почерком на английском языке, являвшиеся переводной копией ее подлинных писем.

Сейчас, сидя в поезде, направлявшемся в Берлин, он думал о том далеком теперь семьдесят четвертом, когда Юрий Андропов приехал лично проводить нелегала, отправляющегося за рубеж. Он запомнил эту встречу на всю жизнь. И слова Андропова о том, как будет трудно. Он потом часто вспоминал эти слова. Никто не знал тогда, не мог даже предположить, как долго продлится его «командировка».