— Саша, что ты делаешь, немедленно прекрати! — мама в смущении схватилась за порозовевшее лицо, но осознав, что не может до меня добраться, принялась извиняться перед пострадавшими соседями. Успел я хлопнуть тогда по рукам четырех человек, после чего под веселые возгласы был все-таки остановлен и возвращен обратно к маме.
Зато вся нереализованная мной доселе обида и неприязнь к американским агрессорам нашла свой выход на непослушных посетителях шоу. Ей-богу, мне почему-то взбрело в голову, что руки этих случайных людей — именно те конкретные руки, которые отвечают за американскую агрессию против вьетнамцев, и я решительно бросился на борьбу со злом.
— И что тебе взбрело в голову, причем здесь эти люди? — мама никак не могла понять, почему ее сынок решил назначить виновными за американские преступления во Вьетнаме жителей Советской Молдавии.
Да и сам я терялся в объяснениях, но один козырь у меня все же был на руках, и я его без промедления выложил:
— Ну, хорошо, пусть они ни в чем не виноваты, но ведь ты сама обещала бить по рукам, если я тебя не буду слушаться. Чем эти непослушные люди лучше меня? Мама молча улыбнулась и слегка потрепала меня за ухо.
В год олимпиады 1980 года возмущался я все теми же американцами и их союзниками, отказавшимися приехать к нам в Москву.
Не устраивает их, видите ли, то обстоятельство, что мы оказываем «дружественному афганскому народу братскую интернациональную помощь» по его же просьбе. Эти мерзавцы развязывают гонку вооружений, разворачивают свои военные базы по всему миру, вторгаются на территории государств, желающих идти по пути социализма, и подло объявляют мою страну «империей зла». Но и этого им мало. Даже мне — школьнику младших классов — хорошо известно из истории, что на время проведения олимпиад разногласия и войны прекращались и все участники сходились на спортивных соревнованиях для выявления победителей. А эти обормоты опять мутят воду и настраивают против нас другие страны.
В этом же году папа, видя мой интерес к международной политике, принес мне информационный сборник «Страны мира-1980», и я углубился в его изучение. Интересовался я всем подряд: названиями столиц, историей и государственными языками, политическим строем и действующими партиями. Но больше всего меня занимали демографические вопросы. Очень я был доволен, что помимо размера территории мы — Советский Союз — превосходим США по численности населения. Пусть это превосходство было и не столь очевидным, как в случае с площадью территории, но все равно, два-ноль в нашу пользу.
От папы я подробно узнал о составе стран-участников, входящих в блоки НАТО и Варшавского договора, и внимательно складывал миллионы жителей, входящих в противоборствующие лагеря. Здесь картина получалась уже не столь для нас радостной: население большинства стран наших восточно-европейских друзей, таких как ГДР, Венгрия, Болгария и Чехословакия, колебалось в диапазоне между восемью и пятнадцатью миллионами человек, и лишь только Румыния с Польшей выглядели более-менее солидно на их фоне. Но такие американские подпевалы, как Италия, Англия, Франция и ФРГ, с населением от пятидесяти миллионов и больше, уже в два раза превосходили наших европейских союзников. А были еще Испания и Турция и прочие малые страны, которые все вместе в буквальном смысле могли бы положить наших друзей на лопатки за счет количественного превосходства в живой силе. Их счастье, что есть, кому за них заступиться. Осознав, что перевес человеческих сил складывается явно не в нашу пользу, я по собственной инициативе начал включать в блок стран Варшавского договора такие страны, как Монголия, Куба, Вьетнам и Северная Корея. Несмотря на солидные размеры, Монголия со своим полуторамиллионным населением вызывала у меня только вздохи разочарования. Такая огромная территория, а почему там так мало монголов? Но социалистический Вьетнам, закаленный в боях с агрессором и наконец-то прогнавший его за океан, с его многомиллионным населением меня очень порадовал.
— Папа, как ты считаешь, могу ли я отнести к нашему блоку Афганистан? Ведь мы все-таки им очень помогаем, и я думаю, что в случае чего они должны воевать на нашей стороне, тем более что в справочнике указывается о том, что там живет много таджиков и узбеков, а это почти что советские граждане.
Очень мне были нужны эти обоснованные миллионы афганцев для расчетов, и я с надеждой уставился на отца. Представлялись мне афганцы ловкими и отважными джигитами на конях, похожими на Саида из «Белого солнца пустыни». Такая отважная конница нам очень бы пригодилась в боях с избалованными американцами.
— Ты, похоже, не на шутку решил устроить сухопутную схватку, без согласия на то сторон, — папа внимательно посмотрел на меня и засмеялся.
— Послушай, я не понимаю твоего веселья! Ведь если кто-нибудь из них решит на нас или наших друзей напасть, мы должны четко знать, хватит ли у нас сил дать им отпор! — задет я был ироничностью папиного тона, и поэтому решил его немного пристыдить и повысить у него сознательность, поставив разговор на серьезные рельсы.
— Понял тебя, вопрос действительно серьезный, но с афганцами дела обстоят не так однозначно, — папа в легкой задумчивости почесал за ухом, — вот где пригодился бы Китай, но с этими ребятами не знаешь чего ждать!
Коммунистический Китай, действительно, мог бы в одиночку опрокинуть всех наших врагов. Даже еще совсем маленьким я помнил, как бабушка говорила, что Китай в случае чего сможет «забросать всех нас шапками». Еще мне говорили, что отношения с ними раньше были прекрасными, и на улицах Ленинграда и Москвы то и дело раздавался стук китайских деревянных башмаков, но потом из-за чего-то мы повздорили, и поговорка «Русский с китайцем — братья на век» потеряла свою актуальность.
Вскоре я был вынужден все-таки приостановить мои демографические исследования из-за нечеткой и несознательной позиции некоторых наших союзников. О чем тут можно было говорить, если даже Польша совершила удар ниже пояса! Подрывная деятельность польской «Солидарности» вообще поставила под сомнение единство стран нашего социалистического блока, по иронии носящего имя польской столицы.
Как насмешку я расценил то обстоятельство, что самые большие темпы рождаемости наблюдались не где-нибудь, а в Монголии. О чем они только раньше думали?
Дедушка меня немного успокаивал и объяснял, что в современном мире все зависит от ядерного потенциала и вооружения, с которым у нас было все в порядке. Самолеты, танки, подводные лодки, — по этим позициям, как я понял, мы даже опережали американцев.
— Только больно уж изматывает нашу экономику эта гонка вооружений, — дедушка сокрушенно помотал головой, дав мне понять, что победа в этом соревновании любой ценой далеко небесспорна.
Но ничего не поделать, кто-то ведь должен взять на себя ответственность за торжество мира и справедливости на земле, и если эта почетная миссия принадлежит моей стране, то ничего, кроме гордости я не испытываю. Пусть, листая журнал «Америка», я сожалею, что по нашим улицам не ездят такие, как у них, автомобили, у нас нет небоскребов и красивой одежды, и живем мы далеко не в таких роскошных квартирах и домах, как они, но все равно — это наш путь и иначе мы не можем! Не для того мы в войне побеждали, чтобы потом спускать кому-нибудь мелкие пакости!
Даже «Голос Америки», который мы с папой или дедушкой иногда слушали, вызывал у меня только раздражение, хотя со многими вещами мы соглашались. Однажды я там услышал, что Советский Союз — это полунищая, развивающаяся страна, где люди чуть ли не голодают и вынуждены ютиться в крохотных клетушках. Голос ведущего сквозил высокомерием и неприязнью к нам и нашей стране. Мне это крайне не понравилось, и я больше никогда не слушал это радио.
Но не стоит думать, что будучи маленьким мальчиком я интересовался исключительно международной политикой. Мама мне всегда читала много книг о Ленине, и они были одними из самых любимых. Я рассматривал картинки и фотографии откуда на меня смотрели добрые и очень умные глаза. Совсем не геройской внешности, он вполне бы мог быть учителем, доктором или профессором, ведя спокойную и сытую жизнь. Но выбрал он сложный и опасный путь революционера, думая не только о себе, но и о всех жителях дореволюционной России, живших в тяжелых и угнетенных условиях. В Музее революции я однажды не смог удержаться и даже заплакал, после того как мама показала мне красные крестики от пуль на пальто Ленина. Эсерка Каплан стреляла в него из пистолета. Очень мне было жалко его!
Переживал я и за судьбу Александра Ульянова — брата Владимира Ильича. Старший брат — тоже революционер, был казнен царским режимом, но Ленин не испугался и продолжил дело брата. «Мы пойдем другим путем» и «из искры разгорится пламя» — я навсегда запомнил эти ленинские фразы.
Однажды из-за этой искры я чуть было серьезно не пострадал. Слава богу, что тогда все обошлось, но могла произойти настоящая трагедия. Дело было так: мне примерно шесть лет, моей двоюродной сестренке Танечке — пять, мы на даче в Зеленогорске, и родители уложили нас спать после обеда. Спать совершенно не хотелось, и принялись мы болтать на разные темы, пользуясь тем, что одни в комнате. Взрослые занимались своими делами на улице, и нам никто не мешал. Сначала мы смеялись и прыгали на пружинных кроватях, потом я схватил книгу о Ленине с прикроватной тумбочки и решил похвастаться своими знаниями о его жизни перед сестрой. Очень любил я показывать ей свою образованность и начитанность, и всегда была она моей благодарной слушательницей и последовательницей, восторгающейся многогранными знаниями. Залезла Танечка ко мне на кровать, и я принялся листать страницы, показывая ей картинки и комментируя их.
С открытым от восхищения ртом она внимательно проглатывала все, что мне приходило на ум:
— А знаешь, Танечка, как называлась газета, которую выпускал дедушка Ленин? — увидев, что сестренка безропотно внемлет каждому моему слову, я на правах политинформатора принялся за ее просвещение, — она называлась «Искра» и делать ее было очень опасно, так как царская полиция в любой момент могла разделаться с революционерами.
— Какой ты умный, Сашенька, а почему она называлась «Искра»?
— Это дедушка Ленин так ее назвал. Он сказал, что из искры разгорится пламя, а деятельность газеты перерастет в революцию. Сидели мы с Таней и разговаривали вполголоса, чтобы взрослые случайно не услышали наших разговоров и не догадались, что мы не спим. В комнате было довольно темно из-за задернутых занавесок, и мне даже начало казаться, что мы с Танькой настоящие борцы-революционеры и находимся на каком-то особом подпольном положении.
— А сейчас в нашей стране для школьников издается газета «Ленинские искры», названная так в честь «Искры», и когда я пойду в школу, я обязательно буду ее читать.
— Я тоже буду ее читать, только через два года. — Таня немножко даже расстроилась из-за сроков ожидания и завистливо на меня посмотрела.
Очень мне захотелось успокоить сестренку и совершить перед ней какой-нибудь особый героический поступок, свидетельствующий о том, что я настоящий юный ленинец. И вдруг идея, подкупающая своей оригинальностью, неожиданно быстро появилась у меня в голове.
— Давай добывать «ленинские искры», мы уже не маленькие!
— Давай, Сашенька, а как это сделать? — Таня, захваченная моим энтузиазмом, заметно оживилась.
— Я замечал, что когда из розетки быстро вынимаешь шнур лампы, то оттуда летят искры. Вот эти искры я и предлагаю добывать. Это и есть самые настоящие «ленинские искры».
— Здорово! Только лампы в нашей комнате сейчас нет, она, наверное, находится на веранде, а там дедушка.
— Ничего, мы с тобой обязаны придумать что-нибудь другое! Главное, чтобы можно было запихнуть в розетку какие-то железяч-ки!
Не смутили меня возникшие сложности и добавили даже мне находчивости. Осмотрев быстро комнату, я принял нестандартное и смелое решение.
— Давай, тащи сюда бабушкину коробочку с нитками, там она, кажется, хранит свои железные черные заколки для волос. Они должны нам подойти по размеру.
Заколок в коробке было предостаточно. Взял я первую попавшуюся и легким усилием раздвинул ее за концы, чтобы получить нужную ширину. Теперь ничего нам больше не мешало.
Ощущая торжественность момента, мы как заговорщики переглянулись, и я принялся за добывание «ленинских искр». Взял я заколку за дугу и быстро ввел и вывел ее концы в розетку. На удивление, я ничего не почувствовал, но к большой нашей радости из розетки выбежали долгожданные искры.
— Ура, мы добыли «ленинские искры»! — мы обнимались, торжествовали и прыгали на кровати. Радовались мы так сильно и искренне, как, вероятно, торжествовали в свое время люди, причастные к запуску в космос Юрия Гагарина. И хотели мы уже повторить наш успешный эксперимент, как вдруг со стороны кухни и веранды раздались громкие и взволнованные голоса взрослых.
— Гриша, на кухне что-то случилось, и погас свет, — бабушка вышла на крыльцо с какой-то кастрюлей в руках и адресовала свой вопрос папе, читавшему журнал за нашим большим уличным столом.
— Ничего не понимаю, на веранде погас свет, — дедушка с приемником на втором крыльце, казалось, окончательно добил папу.
Мы решили отложить наши опыты с ленинскими искрами в связи с непредвиденными обстоятельствами и принялись наблюдать за тем, что происходит на улице, через сетчатую занавеску. Все суетились. Особенно расстроенным выглядел папа. Было слышно, что такое у нас случилось впервые, что непонятно почему это произошло, и много говорилось о каких-то пробках и жучках, что нам показалось очень странным на фоне происходящего. Вышло так, что свет пропал не только на нашей даче, но и в соседских домах, и пострадавшие дачники дружно начали собираться у нашего дома. В конце концов, совет постановил отправить делегацию во главе с папой в дачный трест за электриком.
Смутно я начал догадываться, что мы с Танькой имеем некоторое отношение к происходящему, но поскольку помочь мы все равно ничем не могли, то решили, во избежание возможных проблем, все-таки лечь спать, ведь именно для этого нас и оставили взрослые одних в комнате.
А когда мы проснулись, то свет уже был, и все выглядели совершенно спокойными и расслабленными, занятые своими обычными дачными делами. Вечером за ужином я для очистки совести все же задал папе вопрос, который меня беспокоил:
— Папа, а свет может пропасть, если в розетку сунуть бабушкину металлическую шпильку от волос?
— Пропасть может не только свет, но и тот, кому на ум пришла эта дурацкая мысль, — папа весело на меня посмотрел и подмигнул, — так что, если такие идеи и приходили тебе в голову, то раз и навсегда выбрось их из головы, а то так долбанет, что мало не покажется.
Сидели мы на кухне за столом, и папа сопроводил свою фразу особым устрашающим жестом, от которого стало мне не по себе. Понял я, что здорово рисковал, и угрожала мне настоящая опасность, как угрожала она в свое время и революционерам. Это были мои первые и последние самостоятельно добытые ленинские искры, больше в эти игры мы не играли.
Скрип железной воли
(Дед — продолжение)
У Лескова есть повесть под названием «Железная воля». В ней описывается жизнь в России середины XIX века немца-инженера, приехавшего на чужбину в поисках лучшей доли. Инженером он был хорошим и даже талантливым, но за душой не имел ничего, кроме своей железной воли. Благодаря этой воле немец преодолевал любые трудности и лишения, быстро продвинулся и разбогател и уже через несколько лет стал крупным фабрикантом. Вроде бы ничего особенного, — в Германии много таких настойчивых и целеустремленных людей. Но в том-то все и дело, что в Германии. У нас же такие люди всегда были в диковинку, вызывая одновременно восхищение, уважение, ропот и насмешки.
Мой дедушка удивительным образом напоминал мне такого немца. Он всегда знал, чего хотел, и практически всегда добивался своей цели, благодаря железной воле. Большой гибкостью он не отличался и предпочитал менять все под себя, на удивление, преуспевая в этом. Он практически всегда говорил спокойно и властно, редко повышал голос и за всю жизнь не ударил и не применил физической силы ни к кому из семейного окружения. Это-то и пугало.
От отца мне иногда перепадали тычки и подзатыльники, но я его понимал и любил. Если в чем-то провинился, то получай. Все справедливо. Я боялся его кулаков, но знал, что он быстро отойдет и все простит. С дедом все было по-другому. Большего ужаса, чем вызвать на себя его гнев, представить было трудно. Уважали и боялись его все от мала до велика. Не дай бог перейти ему дорогу, он морально уничтожит тебя за секунды, поставит на место и забудет. А ты будешь переживать, мучиться и сходить с ума. Как это у него получалось, трудно сказать. Казалось, что какой-то гигантский энергетический поток, вселяющийся в него в определенные минуты, вихрем переходит в тебя, захватывает, парализует волю и переделывает под себя. Магнетизм и волшебство, одним словом. Он никогда не бил папу, даже когда тот был мальчишкой. Да и зачем собственно бить, если и так все домашние трепещут от твоего голоса или взгляда.