Непоколебимо было намерение Государя не мириться с Наполеоном в недрах России, но Он хотел впоследствии склонить его к переговорам. Положив бороться до истощения сил, Император Александр предвидел, что начавшаяся война повлечет за собой неслыханное до того времени разрушение городов и селений, гибель несчетного множества людей. Исчисляя мысленно все бедствия , какие должны были испить Его подданные, столь близкие Его добродетельному сердцу, предпринимая брань на жизнь и на смерть, Александр вознамерился еще предложить Наполеону остановить военные действия. 13 Июня, в 10 часов вечера, Император велел позвать к Себе Балашева и сказал ему: «Ты, верно, не ожидаешь, зачем Я тебя призвал. Я намерен отправить тебя к Наполеону. Я сей час получил донесение из Петербурга, что Нашему Министерству Иностранных Дел прислана нота от Французского Посла Графа Лористона, с изъяснением, что неотступное требование паспортов Князем Куракиным для выезда из Франции принимается за разрыв, и вследствие того дано приказание Лористону просить пропусков и ехать из России. Итак, в первый еще раз Я вижу причину, хотя весьма слабую, которой пользуется Наполеон, как предлогом к войне, но и та ничтожна, потому что Князь Куракин требовал паспортов сам собой, не имея от Меня на то повеления. Он видел, что все едут из Парижа, и Наполеон, и Маре, и, заключая, что после них не от кого будет получить паспорта, настоятельно требовал его прежде отъезда Наполеона. Наполеон присылал ко Мне своего Генерал-Адъютанта Графа Нарбонна, который когда-то был Военным Министром; в соответственность сего, решился Я отправить тебя. Хотя, впрочем, между нами сказать, Я не ожидаю от этой посылки прекращения войны, но пусть же будет известно Европе и послужит новым доказательством, что начинаем ее не мы. Я дам тебе письмо к Наполеону. Будь готов к отъезду» [44] .Во втором часу пополуночи Государь опять послал за Балашевым, прочитал ему письмо Свое к Наполеону [45] и, отдавая оное, велел сказать Наполеону словесно, что если он намерен вступить в соглашение, то переговоры могут тотчас же начаться, однако с одним непременным условием, чтобы армия его отступила за нашу границу. «В противном случае, – присовокупил Государь, – даю Наполеону обещание: пока хоть один вооруженный Француз будет в России, не говорить и не принимать ни одного слова о мире». Отправленное с Балашевым письмо было последнее, писанное Александром к Наполеону. С сей поры Император прекратил с ним всякие сношения и предоставил решение борьбы оружию. Тщетно, впоследствии, Наполеон писал к Александру: презрительное молчание было единственным ответом. Тщетно в России, Германии и Франции отправлял Наполеон посланников к Государю с предложениями вступить в переговоры: посланные не были допускаемы Александром, и первого из них выслушал Он в Бонди, в пяти верстах от Парижа, когда столица Франции, покоренная Его оружием, умоляла о великодушии. Потом еще принимал Александр посланных от Наполеона, но когда? В то время как покинутый войском и Францией, побежденный, лишившийся престола завоеватель из Фонтенбло выпрашивал у Александра уголка земли, где мог бы сокрыться от проклятий, какими осыпала его вселенная. Тогда Александр внял мольбам развенчанного, безоружного и не отказал Своему врагу и семейству его ни в покровительстве, ни в защите. Предложение Наполеону о переговорах было также последним действием Императора в Вильне. Получая в течение 15-го числа беспрестанные донесения о продолжении неприятельской переправы через Неман во многих местах, Его Величество отправился в Свенцяны, на заре 14 Июня. Барклай-де-Толли остался в Вильне. Государь пробыл в Свенцянах шесть дней, доколе сосредоточивалась армия, что, как легко вообразить, исключительно составляло предмет Его особенного попечения. Корпусным командирам было приказано, чтобы при отправлении рапортов своих к Главнокомандующему они представляли таковые же к Его Величеству. В нужных случаях Император прямо от себя давал повеления Генералам, всегда извещая о том Барклая-де-Толли, с которым находился в беспрерывной переписке. Иногда Государь писал к нему в день по три раза и входил во все подробности движения корпусов, авангардов, отрядов, обозов, госпиталей. Главнокомандующий, с своей стороны, представлял Императору копии отдаваемых им предписаний. Корпусные командиры, заблаговременно извещенные, куда им отступать, при получении о том повеления, тотчас привели войска в движение, одни несколькими часами ранее, другие немного позже, что зависело от времени, когда доставлены были к ним приказания. 13 Июня, к вечеру, вся армия находилась в полном отступлении, продолжавшемся и в следующие два дня. Корпуса Тучкова и Графа Шувалова, при которых был Главнокомандующий, отступя к Вильне, заняли позицию перед ней, примыкая правым крылом к Вильне, левым к Двору Подвысокому. Граф Витгенштейн шел чрез Вилькомир на Солок, Багговут на Ширвинты, Дохтуров из Лиды на Ольшаны; гвардия не трогалась из Свенцян, сборного пункта армии. Каждый генерал посылал разъезды сколь можно ближе к неприятелю и к соседним корпусам, чтобы находиться во всегдашней между собой связи.
В тот самый день, когда Император выехал из Вильны в Свенцяны, Наполеон окончил переправу войск при Ковно. Переночевав там с 13 на 14 Июня, выступил он на Жижморы. Первым предметом его усилий было овладеть Вильной, как городом самым значительным и многолюдным в возвращенных Россией от Польши губерниях и как центральным пунктом расположения Русской армии, которую Наполеон надеялся разрезать быстрым движением. Для достижения сей цели марш неприятельской армии из Ковно был устроен следующим образом: 1) Впереди, по столбовой дороге из Ковно в Вильну шли, под начальством Мюрата, кавалерийские корпуса Нансути и Монбрена; за ними корпус Даву и гвардия, при которой находился Наполеон. 2) Удино, правым берегом Вилии, на Яново и Девельтово. 3) Ней, левым берегом Вилии, на Кормелов и Скорули, с повелением поворотить оттуда на Вильну или, в случае надобности, служить подкреплением для Удино.
При выступлении Наполеона из Ковно был он остановлен воплями окрестных жителей, которые с семействами бежали из своих домов, куда Французы ломились для грабежа. Вся окрестность представляла зрелище насилий и разорения. Более 250 000 войск, сосредоточенных 15 Июня в скудной и песчаной стране между Вилией и Неманом, не могли найти продовольствия ни для людей, ни для лошадей. Во все стороны ринулись искать его. Поля были потоптаны, целые деревни разметаны и разобраны для биваков, устрашенные жители спасались в леса, угоняя с собой скот и наполняя воздух жалобными стонами. Так ознаменовались первые шаги Наполеона на Русской земле. 14-го числа Наполеон имел ночлег в Жижморах; 15-го усиленными маршами продолжал он наступление к Вильне, изредка встречая казаков и наши легкие кавалерийские войска, которые, не завязывая дела, отходили назад. Между тем Барклай-де-Толли стоял впереди Вильны. 14 Июня, замечая, что неприятель еще не показывался в больших силах у Вильны, он приостановил отступательное движение корпусов Багговута, Тучкова и Графа Шувалова и доносил: «Не хочу отступать, покуда достоверно не узнаю о силах и намерениях Наполеона. Не видя пред собой превосходного неприятеля, не почитаю нужным отходить назад» [46] . «Берегитесь, – отвечал ему Государь, – чтобы вас не обошли в Вильне: неприятель может перейти чрез Вилию ниже Вильны, между вами и Багговутом». На другой день, 15-го, перед нашими авангардами, стоявшими в Троках и Рыконтах, показались конные неприятельские отряды и получены известия, что за ними следуют густые колонны. «При них, – доносил Барклай-де-Толли, – идет и сам Наполеон, а потому, видя, что он намерен действовать всеми силами на наш центр, я приказал на следующее утро обоим корпусам, стоявшим перед Вильной, отступить на один марш по дороге к Свенцянам». 16-го, в 4 часа утра, неприятель атаковал перед Вильной арьергард корпуса Тучкова. Наши войска отступали в трех колоннах: 1-я через Зеленый Мост на Кальварию до деревни Любовны; 2-я через город Антовиль до Британишек; 3-я через Остробрамское предместье на Вержовку до Колунжи. Начальство в городе поручено Комиссии, составленной из трех почетных обывателей. Магистрату велено образовать стражу из благонадежных людей для содержания караула у тюрем и сохранения в городе безопасности и тишины. Все, что можно, было из Вильны вывезено, за исключением 85 труднобольных. Один транспорт муки, не могший далее следовать по слабости лошадей, был сожжен [47] . Это подало Французам повод к ложному показанию, что Русские, уходя из Вильны, предали пламени свои магазины. Арьергарды колонн разрушали за собой мосты и имели довольно сильные перестрелки с наступавшим вслед за ними неприятелем. Граф Орлов-Денисов, с лейб-казачьим полком, последний выступил из Вильны. В самом городе и при выходе из него сделаны были лейб-казаками две удачные атаки на неприятельскую конницу, которая напирала на них. Узнав об оставлении Русскими Вильны, Наполеон поспешил в авангард. Магистрат и большая часть жителей, по отступлении наших за Антокол и Зеленый Мост, пошли из города с ключами навстречу неприятелю. На Погулянке принял их Мюрат, от него отправились они далее к Понарам, где был Наполеон. Обласкав встретивших его, Наполеон объехал стоявшие вблизи войска и приказал им вступать в Вильну, куда сам въехал в полдень. Дома увешаны были коврами, женщины из окон махали платками, Ляхи рукоплескали, приветствовали Наполеона радостными кликами. Вечером город запылал в разноцветных огнях. В прозрачных картинах сияло торжество врагов, изображалось падение России. Ослепленные называли этот день – днем освобождения гнезда Гедиминова, мечтали, что дерзкий пришелец возможет поколебать Богом хранимую Державу Александра.
16 Июня, в день занятия Наполеоном Вильны, продолжалось отступление 1-й армии, имевшее целью сосредоточение ее вокруг Свенцян, где находился ИМПЕРАТОР. Туда шли Тучков и Граф Шувалов из Вильны, а Багговут из Ширвинт. Все трое, слабо преследуемые неприятелями, совершили свое движение безо всяких препятствий. Во время марша их не случилось ничего заслуживающего особенного внимания. Графу Витгенштейну и Дохтурову предстояло более затруднений, потому что при открытии военных действий они находились на оконечностях армии. Чтобы отрезать их, Наполеон, как выше сказано, велел Удино идти на Вилькомир, Нансути на Михалинки: первый должен был преградить пути Графу Витгенштейну, второй Дохтурову. Удино не настиг Графа Витгенштейна, который за несколько часов прежде него успел пройти через Вилькомир и занимал еще этот город своим арьергардом, под начальством Кульнева, когда приблизился туда Удино. Не имея средств воспрепятствовать дальнейшему маршу нашего корпуса, Удино должен был довольствоваться нападением на арьергард. Кульнев отразил мужественно несколько атак, держался восемь часов и, наконец, по большому превосходству сил неприятельских, уступил Вилькомир.
Дохтурову, стоявшему в Лиде, надлежало проходить еще большее пространство, нежели Графу Витгенштейну. Он получил 13 Июня приказ отступить и велел корпусу тотчас же собраться в Ольшанах. 15-го пришли войска на сборное место, а на другой день тронулись к Сморгонам. Боковой отряд, под командой Полковника Крейца, прикрывавший движение корпуса слева, встретившись, 18-го, в Ошмянах с одним Польским уланским полком, атаковал и опрокинул его. Пленные объявили, что они принадлежали к авангарду Даву, шедшему из Вильны в Воложин. Пажоль, командовавший сим авангардом, узнав о появлении Русских, поспешил вперед, но никого не нашел на дороге, по которой следовал. Дохтуров, избегнув столкновения с Даву, ускорил отступление, справедливо рассчитывая, что Наполеон, владея Вильной уже двое суток, мог другими войсками, бывшими у Вильны, остановить его на дороге к Свенцянам, у Михалишек, куда действительно был послан Нансути. 19 Июня, по самой дурной дороге, посредством 42-верстного перехода, ушел Дохтуров и от Нансути, передовые войска которого хотя достигли Михалишек, но от атаки нашего бокового отряда сами принуждены были защищаться. Нансути бросился вперед по поперечной дороге и на пути, по которому прошел Дохтуров, нашел только следы колес. Утомя бесполезно лошадей, он возвратился в Михалишки, не догнав Дохтурова, который, в следующий день, вступил в непосредственную связь с главной армией, собравшейся под Свенцянами. Государь сам ускорял движение Дохтурова и своеручно писал не только к нему, но даже и к Начальнику его авангарда, Графу Палену. Обоим приказывал Император, для облегчения людей и обозов, брать обывательских лошадей под своз тяжестей, солдатам ежедневно выдавать винную и мясную порции, забирая оные от обывателей под квитанции; для сбора вина и мяса посылать вперед на каждый ночлег особенных чиновников [48] . «Если неприятель воспрепятствует вам соединиться с корпусом, – писал ИМПЕРАТОР Графу Палену, – то идите к армии Князя Багратиона, который следует через Новогрудек на Вилейку» [49] .
Только Начальник авангарда Графа Шувалова, Генерал-Майор Дорохов, был отрезан от 1-й армии, потому что приказ об отступлении, по ошибке, не был к нему доставлен в надлежащее время. Дорохов стоял в Оранах, когда узнал о переправе неприятелей через Неман и об отступлении находившихся вправо и влево от него корпусных авангардов наших. Не получая повеления, он собрал свой отряд, состоявший из 1-го и 18-го егерских, Изюмского гусарского, двух казачьих полков и роты легкой артиллерии. Соединив войско, немедленно он выступил к Олькеникам, где надеялся найти корпус Графа Шувалова, однако там не застал уже его. В Олькениках получил он от Главнокомандующего уведомление, что Французы пресекли отряду его дорогу к Вильне и к 1-й армии, почему предписывалось ему стараться о присоединении к Князю Багратиону. Это было 16 Июня. Оставленный на произвол собственных сил, Дорохов очутился между колоннами, посланными Наполеоном против 2-й армии, и в сем положении находился неделю, имея ежедневные сшибки с неприятелем и избирая различные направления, в избежание встречи с превосходными силами. Его почитали погибшим, но он благополучно вывел из среды неприятелей отряд свой и соединился с Платовым близ Воложина, потеряв только 60 человек. Он принужден был делать марши самые утомительные. Изнурение пехоты простиралось до того, что у многих, по истощении всего пота, выступала под мышками кровь. Облегчить пехоты не было способа. По удалению из деревень всех поселян с их имуществом, нельзя было иметь подвод, а кавалерия занята была удерживанием неприятеля и разъездами, рассылаемыми во все стороны. Любовь офицеров к подчиненным в 1-м и 18-м егерских полках была такова, что некоторые из них несли на своих плечах по два и по три ружья солдатских; все верховые офицерские лошади были навьючены ранцами усталых.