Что же касается 170-го и 171-го данов, то они помимо выпадения из тематической общности вступают еще в хронологическое противоречие с соседними данами. Ведь все события, излагаемые в данах после. 141-го, относятся к мукаси, т. е. к «прежним временам». Однако 170-й дан начинается словами: «Когда государственный советник Корэхира был в чине тюдзё…», а это могло обозначать лишь промежуток с 925 по 935 г. Начало 171-го дана гласит: «Когда нынешний левый министр…», что может относиться к 919—925 гг. Эти события оказались здесь явно в нарушение порядка развертывания повествования. Кроме того, 171-й дан оборван, последняя строка и танка дописаны позже, что подтверждается тем обстоятельством, что этот последний фрагмент, представляющий собой отрывок из антологии Госэнсю, в разных списках оформлен по-разному: книга Тамэудзи содержит и прозаическую часть, и танка, книга Тамэиэ — и то и другое, но записанное иначе — в две строки, в группе списков Каритани имеется только танка, в группе книг годов Канги и в списке Кацура-но мия проза и стихи сопровождаются припиской: «Из Госэнсю», в списках годов Тэмпуку приводится танка, прозаическая часть вписана более мелкими знаками и знаками такого же размера добавлена помета: «Из Госэнсю». Во всех остальных списках этого фрагмента вообще нет. Скорее всего он был приписан на ранней стадии хождения рукописи и при последующих переписываниях уже закреплялся знаками такого же размера, как и остальной текст. В оригинале же его не было. При этом текст 171-го дана оборван наподобие того, как это сделано в 169-м дане, который во многих списках помещается после 173-го и, видимо, также на каком-то этапе был последним. Но обрыв текста в 169-м дане имеет особую природу и предназначен для выполнения специальной функции. Видимо, человек, приписавший 171-й дан, оборвал его, имитируя метод, примененный автором в 169-м дане, но прием получился уже чисто поверхностным, ибо изображаемые события были прекрасно известны современникам и при пропусках легко восстанавливались, а обрыв в 169-м дане восполнить невозможно, что и было, по всей вероятности, целью автора, о чем мы далее будем говорить особо.
Если принять, что 170-й и 171-й даны были созданы в одно время, то очевидно, что 172-й был добавлен позже и его введение в текст мотивировано тем, что в событиях, изображенных со 160-го по 168-й дан, участвуют знаменитые поэты Кокинсю Аривара-но Нарихира, Хэндзё, Оно-но Комати; в 172-м дане выводится поэт той же «Шестерки Бессмертных» — Отомо-но Куронуси.
Отсюда следует, что некогда 169-й, оборванный дан был действительно последним, завершающим в произведении. В таком случае 168-й дан был, видимо, создан тогда, когда 170-й и последующие еще не были приписаны. Тот, кто приписал 168-й дан, по всей вероятности, понимал значение обрыва 169-го дана и, чтобы не ослабить этого литературного жеста, поместил добавляемый дан не после, а перед 169-м даном. Таким образом, как пишет Такахаси, даны добавлялись в следующем порядке: сначала перед 169-м, конечным был помещен 168-й, потом после 169-го были прибавлены 170-й и 171-й, и 171-й стал конечным, потом был приписан 172-й и уже затем 173-й[19].
Особняком в тексте стоят также 161—166-й даны. Известно, что некоторые эпизоды Ямато-моногатари имеют аналогии в Хэйтю-моногатари, Исэ-моногатари, Хэндзёсю, Кондзяку-моногатари и т. д. 161—166-й даны повествуют об Аривара-но Нарихира, герое Исэ-моногатари, и отчасти совпадают с 3, 76, 100, 51, 52, 125 и 99-м данями Исэ-моногатари (нумерация эпизодов по рукописи годов Тэмпуку). Можно допустить, что эти даны Ямато-моногатари заимствованы из Исэ. Однако 165-й и 166-й даны имеют столь большие отличия от 125-го и 99-го эпизодов Исэ-моногатари[20], что можно предположить существование какого-то иного варианта Исэ. Далее, в конце 166-го дана говорится: «Эти события в виде повествования известны в свете» (Корэра ва моногатари-нитэ ё-ни ару кото домо нари). Невольно думается, что эта фраза относится ко всем шести (161—166) данам и подразумевает известное уже к тому времени Исэ-моногатари. Однако в Кокинсю, 11, где помещена танка, начинающаяся словами мидзу мо арадзу («не то чтобы не видел тебя») и входящая в 166-й дан Ямато и в 99-й Исэ, имеется приписка: «Эти стихи так и приведены в обычном Исэ-моногатари, как в Кокинсю, в иной книге первая танка сложена дамой, а кавалер ей отвечает». Значит, был еще какой-то вариант Исэ-моногатари, в котором авторство двух этих танка было переставлено местами по сравнению с известным вариантом Исэ. С этим неизвестным вариантом, как считает Такахаси Сёдзи, и было связано Ямато-моногатари, почерпнувшее из него ряд сюжетов.
Последняя фраза 166-го дана в списках II группы встречается в таком виде: Корэ ва моногатари-нитэ ё-ни ару хока-но кото домо нари (букв. «Это в виде повествования имеет хождение и кроме того, что есть в свете»). Слово корэра («эти») заменено на корэ («это»), т. е. переписчик отнес фразу только к 166-му дану. Видимо, фразу надо понимать следующим образом: «Эта история рассказывается не только так, как обычно в Исэ-моногатари». В рукописях III группы говорится уже не об «этой истории», а об «этих историях», т. е. обо всех шести данах, имеющих связь не с «обычным» Исэ-моногатари, а с тем, что существует помимо него.
Надо полагать, что если 161—166-й даны Ямато-моногатари были взяты из Исэ, то это единственное, что почерпнуто из сложившегося, оформленного произведения. Эти фрагменты Исэ-моногатари уже давно пересказывались, стали привычными. Такахаси Сёдзи указывает на интересную деталь: обычно в случае, если в эпизоде действует тот же персонаж, что и в предыдущих, он уже называется не по имени или званию, а «тот же кавалер». В этой группе эпизодов каждый раз, кроме 165-го дана, повторяется чин Нарихира — тюдзё (дзайтюдзё — «нынешний тюдзё»), что, видимо, является иероглифическим переложением оборота, столь характерного для Исэ-моногатари: мукаси отоко арикэри, т. е. «в давние времена был кавалер». Иероглиф «дзай» входит также в имя Аривара.
Видимо, эта группа эпизодов, связанных с Аривара-но Нарихира, отлична от остальных частей памятника и подлежит отдельному рассмотрению.
Непосредственное отношение к вопросу о первоначальном, исходном списке памятника имеет также проблема, какие танка и в каком количестве имелись в первичном варианте по сравнению с известными ныне списками Ямато-моногатари.
Фудзивара Киёскэ в Фукурососи указывал: «Вака (т. е. танка. — Л. Е.) — 270, в том числе рэнга — 3». Если исключить те даны, что предполагаются более поздними, число танка как раз составит 270. Несколько сложнее получается с количеством рэнга. В нынешних вариантах Ямато-моногатари рэнга (т. е. дополнение к заданным строкам необходимого числа строк до танка) обнаруживаются в 128-м дане (рэнга об олене), в 152-м (конец танка о соколе) и в 168-м (о часе Быка). Однако, если выкладки Такахаси Сёдзи верны и 168-й дан вставлен позже, тогда остаются лишь две рэнга, что не соответствует данным, изложенным Киёскэ в Фукурососи. Однако здесь, пишет Такахаси, встает вопрос о 131—133-м данах. В первых двух поэты Кимутада и Мицунэ слагают танка на заданную императором тему. В 133-м дане тема не предлагается: император видит плачущую фрейлину, ее спрашивают о причине слез, та не отвечает, император неприятно поражен. И тогда Кимутада говорит:
То есть тема не была задана Кимутада. Однако в сборнике Кимутадасю (список Фудзивара Тэйка, поэта и филолога, жившего в 1162—1241 гг.) эта история рассказана так:
«Увидев, как из одних покоев фрейлин вышла дама приятной наружности, безудержно плачущая, император:
так соизволил молвить и повелел — прибавь к этому начало, и тогда:
То есть здесь мы имеем дело с подлинной рэнга. Император дал Кимутада и тему, и заключительную часть пятистишия. Таким образом, в 133-м дане отыскивается недостающая третья рэнга, что вполне согласуется с позицией 133-го дана в тексте. Такая реконструкция кажется достоверной, так как превращение рэнга в обычную танка было распространенным явлением при многократных переписываниях рукописей. Текст Кимутадасю (список Фудзивара Тэйка) совпадает с данными Фудзивара Киёскэ и, видимо, может считаться текстом, относящимся к группе рукописей дома Рокудзё. Сведения о количестве танка в произведении в то время обычно сообщались относительно какого-либо самого репрезентативного списка, и, вероятно, Киёскэ имел в виду рукопись Ямато-моногатари того же дома Рокудзё, в которой, как и в рукописях I группы Нидзё, отсутствовало одиннадцать перечисленных выше данов (80, 86, 120, 126—128, 168, 170—173) и содержалось, как и указывал Киёскэ, 270 танка и 3 рэнга[22].
Однако, по-видимому, не все танка были внесены в текст синхронно.
Рассмотрим, например, 148-й дан. В нем рассказывается о том, как в стране Цу, в окрестностях Нанива, долгие годы в любви жили муж с женой, но обеднели, и им пришлось расстаться. Жена отправилась в столицу, собираясь поступить там в услужение, муж тоже решил искать счастья, и они разлучились, надеясь соединиться вновь, когда дела их поправятся. Женщина поступила служить в дом почтенного человека, пыталась разыскать мужа, писала письма разным доверенным лицам, никто ничего о нем не знал. Через некоторое время скончалась госпожа, и хозяин женился на этой женщине. Она же никак не могла забыть о прежних временах и однажды отправилась в Нанива для совершения обряда очищения в надежде найти своего прежнего мужа. Там повстречался на пути ее паланкина жалкий нищий с вязанкой тростника за плечами. Она приказала слугам подвести его поближе, но нищий бросил тростник и убежал, узнав свою прежнюю жену и стыдясь своего вида. Когда слуги стали убеждать его подойти, он попросил у них тушечницу и написал ей танка:
Далее говорится: «Зарыдала она громко. Что же до ответного послания, то неизвестно, что с ним сталось. Сняла она свои одежды, в которых путешествовала в паланкине, свернула и, написав письмо, все вместе ему отослала, а потом вернулась в столицу. Что было дальше — неведомо.
(148-й дан)
Другие списки представляют иные варианты конечного фрагмента этого дана. В списках II группы приводится:
«Сняла она свои одежды, в которых путешествовала в паланкине, свернула и, присоединив письмо, ему отдать велела.
Асикарадзи… и т. д. (приводится последняя танка). Таков ответ».
В рукописях III группы говорится:
«Сняла она свои одежды, в которых путешествовала в паланкине, свернула и послала, сопроводив только письмом (без танка). И обратно отправилась. Что было дальше — неведомо». В этом варианте указывается, что было послано только письмо, однако после танка нищего (кими накутэ) имеется приписка: «В Сюисю имеется и ответ, но в этом моногатари его нет».
Затем приводится танка асикарадзи.
Так, в списках III группы танка асикарадзи отсутствует, в рукописях I группы ее существование противоречит словам: «И что теперь отвечать ему — не знала», в списках II группы фраза «Таков ответ» (корэ кахэси-ни пару) звучит так, будто человек, слышавший эту историю без ответной танка, где-то прознал о танка, которую считают ответной, и вписал ее, будучи не до конца уверенным в своей правоте.
Такахаси Сёдзи пишет по поводу этой танка: «Естественно предположить, что ответной танка с самого начала не было…. Скорее это читатель, увидев, что ответная танка не приводится, попытался сам сложить ее и приписал в конце дана. Возможно также, что это повествование было помещено еще в какой-либо книге и там была прибавлена ответная танка, а человек, знавший об этом, вписал ее в Ямато-моногатари»[23].
Надо сказать, что танка асикарадзи и по содержанию мало соответствует смыслу эпизода: она довольно безжалостна, хотя в дане сообщается о том, как была потрясена женщина, узнав в нищем своего прежнего мужа, как она печалилась и как попыталась хоть чем-нибудь облегчить его положение.
Скорее всего тот, кто сложил танка асикарадзи, установил ее общность со стихотворением кими накутэ только в области употребления сходных приемов, в частности омонимической метафоры: асикари означает «было тяжело», «было плохо», а также «резал тростник», т. е. автора этой танка интересовала лишь степень поэтического мастерства, а не согласование его творения с контекстом эпизода и предыдущим стихотворением. Само собой разумеется, что эта танка была написана до создания антологии Сюисю, где она приведена во всех списках. Таким образом, можно считать установленным, что эта танка дописана позже, чем основной текст Ямато-моногатари.
Мы попытались по возможности кратко изложить тот весьма обширный материал, который существует по вопросам самых общих свойств текста, происхождения и списков Ямато-моногатари, перечислив основные и наиболее аргументированные концепции, существующие на этот счет в японской и западной филологической науке. Отечественная филология располагает содержательной статьей Н. И. Конрада Ямато-моногатари, помещенной в книге «Японская литература в образцах и очерках», и высококвалифицированными переводами шести данов памятника, выполненными Е. М. Колпакчи в том же издании[24].
Изложенные здесь сведения служат цели наиболее общего текстологического описания Ямато-моногатари и введения в научный обиход материалов, связанных с проблемой аутентичности памятника, еще не получившей освещения в европейских трудах по японской филологии. Они необходимы, кроме того, для уяснения поэтики произведения, его композиционных и стилевых особенностей.
ПОЭЗИЯ В ЯМАТО-МОНОГАТАРИ
Стихи Ямато-моногатари, как уже говорилось, в подавляющем большинстве представляют собой танка, услышанные автором либо почерпнутые им из домашних поэтических сборников (касю), антологий, черновых записей танка и т. д.