– Наша мастерская рада, что ты написала неожиданно хороший сценарий. Не стыдно показать на Мосфильме. Достоин режиссера. Будем думать.
– Спасибо большое, Капитолина Кондратьевна! Я старалась.
– Да, да… – задумчиво произнесла она. – Терпение и труд все перетрут. – И завела свою старую песню. – Наташа, ты почему-то совсем не думаешь о будущем. Связалась с Гераклом. Хочу предупредить тебя, что он на заметке.
– На какой заметке? – спросила я, кося под дурочку.
– Он в церковь ходит! – с притворным ужасом на лице произнесла Капа.
– Да? – задрожал мой голос. – Не знала…
– Именно! Нет, Наташа, твое будущее должно быть другим… Как мать родная тебе говорю. Ты симпатичная девушка. Умная, веселая. Но теряешь время. Одета как-то… не модно. Творческий человек должен во всем подавать пример. Ты же знаешь Чехова: «В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли». Ну?..
– Да, конечно, – ответила я и, может, впервые задумалась, над тем, что слова классика по пословице, как дышло: куда повернешь, туда и вышло. Слова Христа на эту тему, не перековеркаешь: «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный».[15 - Мф. 5:48.]
– Ты слышишь меня?
– Да-да, Капитолина Кондратьевна…
– Поэтому у меня и было множество поклонников, – продолжила она.
Я не успела расслышать, почему у Капы было множество поклонников, «которые дарили ей шубы». Но догадывалась.
– Так что, деточка, очень рекомендую тебе познакомиться с этим человеком. – И она протянула мне написанный на листке номер телефона. – Он прекрасно выглядит в свои пятьдесят лет и совершенно спокойно может помочь твоей карьере.
Я не стала звонить пятидесятилетнему супермену и вскоре заметила, что Капа стала поглядывать на меня то ли с презрением, то ли с ненавистью… Это ли или что другое чуть не привело к катастрофе. Наступил день защиты диплома, в аудитории собралась комиссия с представителями из Госкино.
Капа предварила мою защиту похвальным словом. Краткий рассказ про поездку на Сахалин высокая комиссия сопровождала добродушными репликами. Зачитали рецензию консультанта. Я охарактеризовала свой сценарий несколькими предложениями. Вопросов не было. Меня выпроводили за дверь и в аудитории началось обсуждение моего диплома. Сокурсники поздравляли меня чуть ли не с премьерой фильма…
Что называется, ничего не предвещало, как вдруг из-за двери, весь красный и взъерошенный, выбежал мой консультант.
– Как там, Виталий Иваныч? – Я схватила его за руку.
Он стряхнул ее и кинул на ходу:
– За крамолу вашего сценария меня могут уволить, – и побежал дальше.
Внутри все сжалось: ничего хорошего я больше не ждала.
Когда комиссия ушла, Капа объявила оценки: из пятнадцати человек нашего курса десять, в том числе все богемные, получили «отлично», пятеро, в том числе и я, – «хорошо». Среди отличников были трое, о которых знали, что сценарий был написан не ими, один сдал диплом только вчера.
– Благодари, что не двойка, – сказала мне Капа. – Это означало бы профнепригодность. Не пиши больше на подобные темы, мой тебе материнский совет.
– Благодарю, – проскрежетала я, понимая, что двухгодичная стажировка мне не светит. Адью, покедова! Buy-buy life, buy-buy happiness, hello oneliness… как пел герой любимого зарубежного фильма про изнанку шоу-бизнеса.
– Горбачева, так, значит, ты все-таки не Горбачева? – сказал мне после защиты один из наших богемных. У него уже был подписан договор на сценарий, который не он сочинил.
Я не хотела огорчать Ирину Васильевну, просто вечером позвонила в Хабаровск узнать о ее здоровье. По моему голосу она все поняла. И я по ее голосу поняла: приближалась развязка.
– Натуля… – она тяжело дышала. – Держись… Только помни: претерпевший до конца спасется.
Это был последний наш разговор.
Отмечали окончание мы опять отдельно: богемные у себя, а «не москвичи» – в общаге. Ночью нашел меня Геракл, спросил:
– Как насчет открытого окна?
– Нормально, – отозвалась я.
– Смотри у меня, – он погрозил кулаком. – Слушай, что я придумал! Тебе надо идти в ЦК ВЛКСМ и давить на жалость. Что они, зря тебя посылали?
– Да пошли они все вместе с Капкой, знаешь куда?
На следующий день мы застали в Тихвинской знакомого священника. Он одобрил совет Геракла, отслужил молебен, окропил нас святой водой. Благословляя крестом, батюшка сказал:
– Да будет так. Аминь.
И было так. Но не сразу. Пошла бродить я по тем же коридорам и кабинетам здания на Старой площади, вспоминая, как год назад выпрашивала командировку на Сахалин. Кто-то был в отпуске, кто-то уволился. Одни просили подождать, другие указывали на дверь. Но я почему-то верила, что парни из ЦК ВЛКСМ мне помогут. Они были совсем не дураки. Все лето я промаялась в общаге, пока не выгнали перед началом учебного года. Тут из отпусков стали возвращаться ЦКовские деятели, завязалась переписка и перезвонка с Госкино, киностудиями, ВГИКом. До самых морозов я перекантовывалась по разным углам у знакомых. Безнадега того времени – тоже отдельная повесть…
Узнала о том, что мне все-таки дали стажировку на студии им. Горького в тот день, когда умерла Ирина Васильевна. Я восприняла и радость и горе с удивительным бесчувствием. Может, от усталости и напряжения борьбы, а может, от того, что смирилась с обстоятельствами.
Мрак неизвестности будущего рассеялся – на целых два года. Снова – на законных основаниях – я вселилась в родную общагу, жизнь стала входить в привычную спокойную колею. В сценарно-редакционной коллегии студии им. Горького меня приняли с любовью. Приглядывались, прощупывали, взвешивали и наконец разрешили писать заявку на сценарий, который решили вставить в план киностудии. Считай, начались этапы большого пути. Мою заявку на коллегии обсудили и приняли. На написание пятидесятистраничного сценария детского фильма дали полгода. Даже не верится: сейчас, в эпоху дикого капитализма, приходится большую книгу, не поднимая головы, писать за четыре месяца… Художнику в советские времена давали время на всякого рода раздумья.
Через полгода я принесла сценарий, его обсудили, в общих чертах приняли и, дав поправки, отправили думать еще три месяца. На следующем худсовете сказали, что почти все идеально, но кое-что можно доработать… Доработать так доработать! Время есть. Немного. Кончался срок стажировки и как раз к ее окончанию намечалось начало съемочного периода. Я больше не беспокоилась за свое будущее. С режиссером фильма познакомилась и даже закумилась: стала крестной двух его маленьких дочек, которые стали первыми моими крестницами. На дворе стоял 1986 год. Естественно, о состоявшемся крещении в Елоховском соборе на студии не знала ни одна душа.
На последнем худсовете перед сдачей сценария в производство атмосфера мне сразу не понравилась. Никто в лицо мне, как раньше, не смотрел, восторгов не высказывал… Все было как-то хмуро. Последнее слово взял режиссер Z, уже отмеченный киношными наградами. Z считался другом моего режиссера: учились вместе, жили в общаге в одной комнате…
– Мне кажется, – стал рассуждать Z, – вряд ли можно что-то поправить в Наташином сценарии. Вернее всего признать эту попытку неудачей и дать ей возможность написать другой сценарий…
Я не могла понять, о чем он? Вдруг мой режиссер вскочил с места и выбежал из кабинета.
– В общем, Наташа, твой фильм мы закрываем и надеемся, что ты соберешься с мыслями и в ближайшем будущем принесешь новый сценарий, – извиняющимся тоном сказал главный редактор. – Ну что, товарищи? Закончили?
Товарищи закончили и, не глядя на меня, быстро покинули помещение. Я вышла из кабинета и прислонилась к стенке: впереди мрак неизвестности. Мрачный-мрачный мрак.
Z пробежал мимо меня. Я окликнула и спросила, почему он меня предал.
– Да что ты, девочка моя! Ты талантливая, ты очень талантливая. Ну зачем тебе высовываться с этим г… Ты напишешь что-нибудь гениальное, и тебе дадут национальную премию.
– Зачем мне премия? У меня нет жилья, волосатых рук, богатых любовников. Я пропаду.
– Не пропадешь! – воскликнул Z и радостный побежал дальше. Вместо фильма по моему сценарию на киностудии запустили съемки его, под названием «ТАСС уполномочен заявить». Был такой…
В сущности Z оказался прав. Я не пропала. С Божией помощью следующие десять лет только и делала, что выкарабкивалась из душевного мрака.[16 - Об этом в книге «Без любви жить нельзя».] Трудная, но необходимая работа. Слава Богу за все! Когда горечь поражений ушла, я поняла, как промыслительно случилось то, что по интригам Z меня «выбросили» из студийного плана. Успех, видимо, испортил бы начинающую сценаристку, многого в жизни я бы не поняла. И только тогда, когда душа созрела, Господь благословил стать писателем.
Завещание Царя Александра III своему сыну Цесаревичу Николаю II
Тебе предстоит взять с плеч моих тяжелый груз государственной власти и нести его до могилы так же, как нес его я и как несли наши предки. Я передаю тебе царство Богом мне врученное. Я принял его 13 лет тому назад от истекавшего кровью отца. В тот трагический день встал передо мною вопрос, какой дорогой идти, той ли, на которую меня толкало так называемое передовое общество, зараженное либеральными идеями, или той, которую подсказывало мне мое собственное убеждение, мой высший священный долг Государя и моя совесть. Я избрал свой путь. Либералы окрестили его реакционным. Меня интересовало только благо моего народа и величие России. Я стремился дать внешний и внутренний мир, чтобы государство могло свободно и спокойно развиваться, крепнуть, богатеть и благоденствовать.
Самодержавие создало историческую индивидуальность России. Рухнет самодержавие, не дай Бог, тогда с ним рухнет и Россия. Падение исконно русской власти откроет бесконечную эру смут и кровавых междоусобиц. Я завещаю любить тебе все, что служит ко благу, чести и достоинству России. Охраняй самодержавие, памятуя при том, что ты несешь ответственность за судьбу твоих подданных перед престолом Всевышнего. Вера в Бога и святость твоего царского долга да будут для тебя основой твоей жизни. В политике внешней держись независимой позиции. Помни у России нет друзей. Нашей огромности боятся. Избегай войн. В политике внутренней прежде всего покровительствуй Церкви, она не раз спасала Россию в годину бед. Укрепляй семью, потому что она основа всякого государства.
Жених
Не обошлось без промыслительных неудач и в «личной жизни». В сорок лет по ряду причин я рассталась с мужем. Случайно встретившись, несколько лет мы жили будто начерно, постоянно «испытывая чувства». Семейная жизнь не заладилась с первых месяцев. Не проскочила искра, не зажгла огня любви. Не подумавши хорошенько, соединила я жизнь с человеком чуждого духа, хотя поначалу этого было совсем не заметно. Оба – творческие натуры. Это объединяло. Обоим пора было бросить якорь в житейском море. Вот и сошлись. Был он некрещеным, я заставила креститься. Но ни венчаться, ни просто поставить штамп в паспорте не решалась. Мы по-разному смотрели на жизнь, по-разному понимали свои права и обязанности, имели разные привычки и воспитание, ему нравилась зима и спорт, мне – лето и походы в лес за грибами и ягодами. Долго я искала выход из сложившейся ситуации. Вычитав у апостола Павла: «Жена, которая имеет мужа неверующего, и он согласен жить с нею, не должна оставлять его. Ибо неверующий муж освящается женою верующею, и жена неверующая освящается мужем верующим… Почему ты знаешь, жена, не спасешь ли мужа»,[17 - 1 Кор. 7:13–16.] я терпела, терпела – насколько хватало душевных сил. В конце концов они исчерпались до дна. Семьи как малой Церкви создать мы не смогли. И мне разонравилась филантропическая идея – спасать человека, который сидел на моей шее и сверху еще палочкой погонял… Детей не было, зачем эта каторга? Бог милостив, я попала к старцу, которому обрисовала свою ситуацию. Благодаря его молитвам произошел наш разрыв – окончательный и бесповоротный.
Сначала полегчало – свобода! Но потом… Прошло несколько месяцев, а на сердце кошки скребли. Неужели так и останусь одна до смерти? Сорок лет, всего-то… Где теперь женихов искать? В двадцать лет это не проблема, а в сорок, да еще православной христианке, – куда податься? Раньше запросто знакомилась с молодыми людьми на вечеринках, на концертах, на экскурсиях, на отдыхе – по путевке или дикарем… Но мои «вечеринки» давно превратились в редкие застолья родственников, знакомых или друзей. На концерты я ходила теперь только для того, чтобы послушать сам концерт, а не поглазеть по сторонам. Мои экскурсии теперь назывались паломническими поездками, а весь отдых, как правило, проходил в любимом Березове – в дачных хлопотах и заботах. Наверно, надо взять путевку и поехать в любимый Крым. Но что там после перестройки с «организованным» отдыхом творится было мне неведомо. Если бардак – чего деньги зря тратить? В Египет и Турцию россияне только начинали массово летать: отзывы хорошие, но все равно было боязно. Может, дикарем на Черное море рвануть – вспомнить молодость… Но с кем? Серьезный вопрос. Те подруги, с кем хотела бы поехать, имели семьи. Одной, что ли, отважиться? Помолиться, и Бог пошлет за мной в Крым жениха… Богу все возможно. А если пошлет, но не в Крым? Все-таки какая это нудная классика: «быть или не быть»…
Я была знакома с несколькими прихожанками нашего храма – женщинами «за тридцать», которые остались без мужей. У них тоже была проблема: где познакомиться с мужчиной? Конечно – только с верующим, с неверующим уже пожили… Я, наверно, располагала к задушевным разговорам, поэтому знала их судьбы. Разговоры были отрывочными и краткими – по дороге со службы домой. Все наши пересуды, как правило, заканчивались смиренным возгласом: Бог милостив, пошлет кого-нибудь, буде на то Его воля. Усвоив, что надо смиряться с обстоятельствами, мы не очень хорошо понимали, в чем состояло смирение в конкретном случае…
У моей знакомой Насти, которая развелась с мужем, глаза постоянно отсвечивали неизбывным страхом одиночества. Хотя у нее был десятилетний сын. Ему, как считала Настя, срочно нужна была твердая мужская рука. Но где ее найти, эту руку? Последнее время я старалась не попадаться ей на глаза – замучила своим нытьем. Однажды по окончании службы, Настя схватила меня за локоть: