Надо признать, что из всех известных нам жанров и видов городского фольклора анекдот — самый обыкновенный, если не сказать тривиальный. Но одновременно он же и самый интригующий. Он — как острая пряная приправа к привычному повседневному обеду или как экзотический ароматный деликатес, неожиданно поданный на десерт. Без него, как без соли, обед становится пресным, разговор скучным, застолье унылым и неинтересным.
К бесспорным достоинствам анекдота, особенно в его современном варианте, надо отнести и то обстоятельство, что он по своей природе исключительно национален, его почти невозможно перевести на другой язык. Попытки перевода приводят к полному обескровливанию анекдота, выводят его из одного жанра в другой, превращают анекдот в скучную и неинтересную информацию.
С известной долей допущения можно сказать, что анекдот — это самый древний жанр фольклора. Может быть, даже древнее мифа. Во всяком случае, в рамках европейской культуры. В самом деле. Чтобы создать миф, человеку нужно было натренировать свой мозг, приучить его к серьезной работе, к умению думать, сопоставлять, размышлять о причинах возникновения тех или иных стихийных явлений природы, чтобы потом в придуманном мифе как-то попытаться объяснить это и себе, и другим. Эпоха первобытного мифа была одновременно и эпохой некой своеобразной первобытной философии, предшествовавшей переходу человечества из естественного, природного существования к цивилизации, к культуре. Авторами древних мифов должны были быть искушенные рассказчики, люди, не лишенные способности аналитически мыслить и рассуждать. Таких было немного. А анекдот — это всего лишь короткий пересказ более или менее любопытного факта из собственной жизни, интересный фрагмент подслушанного разговора или случайно подсмотренного события. Для этого не нужно было обладать никаким особенным опытом. Авторами анекдотов могли быть буквально все, и уже только поэтому анекдот еще в древности стал одним из самых демократичных видов устного народного творчества.
Другое дело, что благодаря именно этим свойствам анекдот слыл самым легким и необязательным элементом этого творчества. Долгое время никто не мог себе даже представить, что анекдот может являть собой отдельный, самостоятельный жанр того направления человеческой деятельности, которое потом назовут искусством. Достаточно сказать, что в классификации видов и жанров раннего искусства анекдот не имел даже собственного названия. Только в XVIII в. нашей эры анекдот стали называть анекдотом — по названию выходивших тогда в Германии популярных сборников неопубликованных ранее (а значит, новых и интересных) развлекательных юмористических рассказов о тех или иных личностях или событиях истории.
Название не было случайным. Оно возникло из интереса к античности и было заимствовано у выдающегося юриста и историка древности Прокопия из Кесарии, жившего в V в., в эпоху императора Восточной Римской империи Юстиниана. Среди его многочисленных работ был один тайный исторический труд, направленный против политики императора. Он не имел официального авторского названия и при жизни Юстиниана не издавался. Из элементарного страха за собственную жизнь. В этом смысле древнейшие анекдоты, записанные когда-то Прокопием, сродни современным политическим анекдотам тоталитарной советской эпохи. И те и другие могли существовать исключительно в устном варианте, то есть в фольклоре. Только так могла быть обеспечена безопасность подлинного автора.
Но вернемся в V в. Только после смерти Юстиниана работа Прокопия была опубликована под немудрящим названием «Anekdota», что в переводе с греческого означает не более чем «неопубликованный». В книге содержались подробные описания обычаев и нравов того времени. Многие из них носили остро критический характер и были нелицеприятны. С тех пор всякие короткие, неопубликованные, передающиеся из уст в уста новеллы из жизни окружающих стали называть анекдотами.
В 1830 г. один из таких сборников анекдотов, переведенный на русский язык с немецкого и изданный неким К. Зайделем, появился и в России. Здесь он легко прижился. Почва для этого была хорошо подготовлена. В России в то время среди читающей публики пользовались исключительной популярностью французские фаблио — короткие, родственные анекдоту по жанру юмористические рассказы — и старинные итальянские новеллы, в сюжетной основе которых лежали обыкновенные анекдоты из жизни.
Однако тот факт, что возникновение и становление европейского анекдота в России совпало с эпохой Петра Великого, дерзнувшего развернуть неуклюжий корабль русской истории на Запад, нельзя рассматривать как случайность. Это, если можно так выразиться, чисто литературное обстоятельство легко вписывалось в логику титанической работы, одним из эпизодов которой стало основание в устье Невы, под самым боком матушки Европы, новой столицы русского государства — Санкт-Петербурга. Поэтому нет ничего удивительного в том, что и появление первого русского анекдота, в общеевропейском понимании этого слова, было зафиксировано в Петербурге. Он хорошо известен. Значение его для устной петербургской культуры трудно переоценить. Это не только первый собственно петербургский анекдот. В его сюжетную канву искусно вплетена затейливая грамматическая конструкция, которой суждено было стать первой питерской поговоркой. Таким образом, одновременно родились сразу два жанра петербургского городского фольклора. Вот почему наше повествование мы начинаем именно с него.
Петр спросил однажды у своего шута Балакирева:
— Скажи, шут, что говорят о моем городе петербуржцы?
— А что говорят, — ответил шут, — говорят, что с одной стороны — море, с другой — горе, с третьей — мох, а с четвертой — ох!
Петр вскипел от злости, схватил свою знаменитую дубинку и прошелся ею по спине своего незадачливого шута, приговаривая:
— Вот тебе море, вот тебе горе, вот тебе мох, а вот тебе ох!
Этот анекдот положил начало целой серии передаваемых из уст в уста, из поколения в поколение увлекательных исторических рассказов о Петербурге и персонажах петербургского периода отечественной истории. Яркие, выразительные и остроумные, они, расположенные в хронологическом порядке, дают достаточно полное представление обо всей истории Петербурга с первых лет его существования и вплоть до наших дней. Причем не официальной, описанной в учебниках истории и канонизированной на всех этапах всеобуча, а параллельной, такой, как она виделась в народе.
Тут надо признаться, что официальная историография страдает тремя неизлечимыми болезнями. Она либо не договаривает, либо умалчивает, либо вообще лжет. На фоне этих клинических недугов — опасной недоговоренности, стыдливого умолчания или откровенной лжи — и возникает фольклор, который по-своему пытается объяснить события, происходящие вокруг. Роль анекдота в этом смысле трудно переоценить. Он становился не только источником информации, но и ее комментатором. То, что анекдот не только сохраняет информацию, но еще и комментирует ее, только повышает ценность как этой информации, так и самого анекдота. Достаточно напомнить, что многие детали жизни и быта, черты и особенности характеров исторических персонажей, а главное аромат безвозвратно исчезающего времени доносятся до потомков исключительно благодаря анекдоту.
Особенное значение анекдот приобретает в тоталитарном государстве, в котором официальная историография испытывает известные трудности не только с распространением информации, но и со свободным доступом к ней. В этих условиях анекдот выполняет еще и роль клапана, который позволяет выпустить пар и ослабить опасное напряжение идеологического пресса, и роль, некогда возложенную историей на эпос. Современный фольклор, как и доисторический эпос, сохраняет информацию во времени путем неоднократной передачи ее из уст в уста.
Среди многочисленных персонажей петербургской истории первым заслужил внимание городского анекдота основатель Петербурга император Петр Первый. Он всегда был наиболее любимым героем городского фольклора вообще и анекдота в частности. В значительной степени именно в анекдоте создавался тот привлекательный образ деятельного, неутомимого, жесткого, но справедливого руководителя государства и строителя новой столицы, к которому мы все привыкли.
Исторические анекдоты о Петре I составили целый пласт не только устного народного творчества, но и письменной литературы. На всем протяжении жизни и деятельности великого императора они старательно собирались исследователями фольклора и профессиональными историками. Практически все они в разное время были опубликованы. Большинство из них представляет собой подлинные жемчужины жанра, хотя и далеко не все принадлежат Петербургу. Известно, что деятельность Петра распространялась далеко за пределы новой столицы, он много ездил по стране, бывал за границей, и где бы ни приходилось ему находиться, везде он оставлял о себе память в виде фольклора. Анекдот не был в этом смысле исключением.
Понятно, что в контексте нашей книги важны только те анекдоты, которые напрямую связаны с характерными чертами личности Петра I и в особенности с жизнью и историей основанного им города Петербурга. Но и их достаточно. Надо, правда, иметь в виду, что при Петре I анекдот как жанр еще только формировался и многие тексты, известные в литературе как анекдоты о Петре I, на самом деле по форме более похожи на легенды и предания и анекдотами называются исключительно по традиции. Но и анекдоты в нашем, современном понимании есть. Один из них мы уже знаем. Вот еще несколько:
Государь Петр I, заседая однажды в Сенате и слушая дела о различных воровствах, за несколько дней до того случившихся, в гневе своем клялся пресечь оные и тотчас сказал тогдашнему генерал-прокурору Павлу Ивановичу Ягужинскому:
— Сейчас напиши от моего имени указ во все государство такого содержания: что если кто и настолько украдет, что можно купить веревку, тот без дальнейшего следствия повешен будет.
Генерал-прокурор, выслушав строгое повеление, взялся было уже за перо, но, несколько поудержавшись, отвечал монарху:
— Подумайте, Ваше Величество, какие следствия будет иметь этот указ?
— Пиши, — прервал государь, — что я тебе приказал.
Ягужинский все еще не писал и, наконец, с улыбкою сказал монарху:
— Всемилостивейший государь! Неужели ты хочешь остаться императором один, без служителей и подданных? Все мы воруем, с тем только различием, что один более и приметнее, нежели другой.
Государь, погруженный в свои мысли, услышав такой забавный ответ, рассмеялся и замолчал.
Один монах у архиерея, подавая водку Петру I, споткнулся и его облил, но не потерял рассудка и сказал: — На ком капля, а на тебя, государь, излияся вся благодать.
Петр Великий, садя сам дубовые желуди, приметя, что один из стоящих тут трудам его улыбнулся, гневно промолвил:
— Ты мнишь, не доживу я матерых дубов. Правда, но ты дурак.
Я оставляю сим пример, чтоб потомки, делая то ж, со временем из них строили корабли.
Первоначально Петербург задумывался вовсе не в качестве столицы государства. Предполагалось, что это будет военная крепость и морской порт на Балтике. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Петр I считается основателем русского военно-морского флота. Понятно и то, что зарождение всех наиболее значительных событий флотской жизни фольклор приписывает ему. О моряках в Петербурге ходили замысловатые байки и затейливые анекдоты. С завистью смотрели юные недоросли на матросскую форму. Следил за красотой и единообразием этой формы и сам Петр. Сохранилась легенда о том, как не раз, посещая корабли, Петр восклицал: «Пекарей и лекарей с палубы долой!» Известно, что единственными людьми на флоте, кто не носил единой матросской формы, были представители именно этих корабельных профессий. И хотя многие элементы флотской одежды были довольно позднего происхождения, все они в фольклоре связывались с именем Петра I.
Однажды, прогуливаясь по Летнему саду, Петр заметил в кустах обнаженную задницу. Подойдя ближе, он увидел и обладателя этого зада — матроса, пристроившегося со спущенными штанами к какой-то девке.
— Сия голая задница позорит флот российский, — недовольно проворчал император и вскоре ввел на флоте форменные брюки с клапаном, что позволяло матросам заниматься любовью, не обнажая при этом зады.
Так это или нет, судите сами. Но с тех пор, если, конечно, верить фольклору, и носят российские моряки флотские брюки с клапаном вместо ширинки.
Эпоха Петра наиболее известна двумя важнейшими событиями политической истории России нового времени. Это, во-первых, основание Петербурга и, во-вторых, завершение длительной, 21-летней войны со Швецией за выход России к Балтийскому морю и возвращение ей исконно русских, некогда оккупированных шведами прибалтийских земель. Обе эти задачи были Петром успешно выполнены. К 1721 г. — году заключения мира со Швецией — Петербург стал широко признанной в Европе новой столицей России. А об итогах войны, вошедшей в историю под названием Северной, можно узнать из современного «школьного» анекдота:
— Чем закончилась Северная война?
— Шведы одержали сокрушительное поражение.
Поражение действительно для шведов было столь чувствительным, что попытки приуменьшить победу русской армии предпринимались ими еще в течение многих десятилетий. Большого успеха это, правда, не имело. Русские дипломаты хорошо понимали подлинные интересы своей страны.
Однажды шведский король Густав III пригласил нашего посла в Стокгольме графа Моркова осмотреть Дроттигамский дворец. Когда они пришли в оружейную палату, король подвел Моркова к трем знаменам, стоявшим в углу, и с насмешливой улыбкой сказал:
— Вот русские знамена, отбитые у Петра Первого.
— Да, это наши, — ответил Морков, — они стоили шведам трех областей.
Из детского фольклора мы знаем и о другой, не менее значительной заслуге Петра в истории нашего города:
Петр Первый заставил всех ленинградцев быть культурными людьми.
В связи с этим самое время вспомнить о таком устойчивом словосочетании, как «Окно в Европу», которое давно уже стало широко известным синонимом Петербурга. Впервые эту мысль для широкой публики сформулировал в октябре 1833 г. Пушкин. Именно тогда, находясь в имении Болдино, в знаменитую болдинскую осень, менее чем за месяц он написал поэму «Медный всадник». При жизни поэта она опубликована не была, за исключением одного отрывка. Полностью поэма появилась в печати только в 1837 г., через несколько месяцев после гибели Пушкина, в журнале «Современник». Тогда же две строки из этой поэмы сразу стали крылатыми:
Пушкин сопровождает эти стихи собственным комментарием: «Альгаротти где-то сказал: Петербург — это окно, через которое Россия смотрит в Европу». Франческо Альгаротти, итальянский публицист и писатель, в 1739 г. посетил Петербург, после чего опубликовал книгу «Письма из России». Там-то и были те строки, на которые ссылается Пушкин. В буквальном переводе с итальянского они звучат несколько иначе, не столь поэтично: «Город — большое окнище, из которого Россия смотрит в Европу». Но сути это, конечно, не меняет, тем более что такой взгляд на Петербург, в принципе, существовал и раньше. В одном из писем Вольтер ссылался на лорда Балтимора, который будто бы говорил, что «Петербург — это глаз России, которым она смотрит на цивилизованные страны, и если этот глаз закрыть, она опять впадет в полное варварство». Известна эта мысль и фольклору. Правда, в фольклоре она приписывается самому Петру I. Один из современных ирландских потомков М. И. Кутузова М. П. Голенищев-Кутузов-Толстой вспоминает, что в их семье существовала легенда о том, что Петр, закладывая первый камень в основание Петербурга, будто бы произнес: «Именую сей град Санкт-Петербургом и чрез него желаю открыть для России первое окно в Европу».