— Вы знаете, — сказала она и замолчала. — Знаете…
— Константин, — подсказал я.
— Знаете, Константин… По-моему, наш самолет сбили.
— То есть?! — удивился я.
Теоретически любое воздушное транспортное средство в подлете к Зоне сбить могли. Но — неопознанный вертолет или что-то маленькое, если бы нашелся идиот, вздумавший сунуться в Зону таким образом: заметным и практически бесперспективным. А никак не здоровенный пассажирский авиалайнер.
— Почему вы так думаете?
— Сережа, командир экипажа, пытался доложить на землю, но я не знаю, успел ли — связь почти сразу пропала… Он сказал — попадание ракеты.
— Я в авиации не слишком много понимаю, но если бы в вас попала ракета, вряд ли мы с вами сейчас разговаривали бы, — заметил я.
— Я тоже, я ведь не пилот… Но самолет очень сильно тряхнуло, и ребята тоже разбираются… разбирались… — Стюардесса шмыгнула носом, и я подумал, что она вот-вот разревется, но Марина справилась с собой и продолжила: — Нас могли сбить? Как вы думаете?
— Может, вас аномалия долбанула, — предположил я.
— Нет, мы за этим… как он… за Периметром еще были…
— Откуда вы знаете?
— Я же говорю, Сережа пытался с землей связаться… Я слышала переговоры. А потом сказал, чтобы я шла успокаивать пассажиров, а он постарается провести машину до более-менее подходящего места для аварийной посадки. Управление… управления уже не было, он сказал, что попробует двигателями управлять, японцы когда-то так делали, когда у них авария на лайнере произошла… этими… РУДами… Только, говорит, тут Зона, Периметр уже рядом, летать над ней не разрешается, а свернуть — нельзя…
— Понятно, — пробормотал я. — Именно поэтому мы и спрятали «черные ящики»?
— Да.
В самом деле, аномалии тут были вроде ни при чем. Долбанули ракетой с земли? Зенитчики там аховые, знают же, что в Зону по воздуху никто не лезет, кроме вертолетов армейских, далеко не забирающихся… Могли и ляпнуть, глаза продрав спьяну. Или даже не продрав — там куча автоматики стоит, за которой никто и не следит толком.
Стоп, это что ж получается? Это получается, что нас никто может вовсе и не ждать. Поскольку с землей пилоты, по словам стюардессы Марины, связаться так и не смогли, об аварии никто не знает. Кроме, само собой, военных. И тогда варианта здесь два.
Первый — вояки все же доложили своему начальству, что ошибочка вышла, завалили, дескать, пассажирский самолет. Каемся, сделайте чего-нибудь, а?
Зная местное начальство, я был уверен (за редким исключением, но эти честные люди ничего не решали), что оно с готовностью постарается замять некрасивый скандал. Потому что он вызовет вопросы, проверки, визиты нежелательных лиц — от журналистов до сенаторов, и… И лучше всего сделать так, как будто никакого самолета не было. Пропал над Зоной, какого черта туда полез — неизвестно. Сами виноваты, короче.
Второй вариант — вояки ничего своему начальству вообще не доложили.
И в первом, и во втором случае ничего хорошего нам не светит. Либо никто толпу гражданских на Периметре не ждет, и их положат автоматические оборонительные системы; пробраться незамеченными в таком количестве мы никак не сумеем. Либо эту толпу положат преднамеренно, оправдавшись первым вариантом — не знали, ах, какая трагедия, думали, сталкеры из Зоны поперли или мутанты. Еще версия — вообще никакой трагедии не отметят, просто обстреляют пару раз из своих систем залпового огня, перемешают косточки с землей, и как не бывало пассажиров. Да, упал самолет где-то в Зоне. Да, искали. Не нашли. А пассажиры? Пассажиров, поди, мутанты поели. Никто не полезет искать доказательства, а пока рано или поздно сподобятся под давлением родственников или каких-нибудь международных организаций, ничего, кроме разрушенного корпуса, уже не останется…
Да и плевать. Сбили, не сбили — в данный момент это никак не влияло на события. Потом, когда выберемся, будем обсуждать причины аварии. А сейчас нужно о другом думать.
О чем — я увидел буквально через несколько секунд.
Глава девятнадцатая
Старый друг хуже новых двух
Я порадовался, что недавно сходил в туалет. Иначе, наверное, оконфузился бы при всем честном народе… или нет, народу и любом случае было бы не до меня. Потому что перед нами находился не кто-нибудь, а один из легендарных персонажей Зоны: кровосос по имени Стронглав. Я его раньше не видел, бог миловал, но слыхал о Стронглаве многократно и сразу догадался, что это именно он по чудовищным размерам и огромной коллекции шрамов на груди, морде и голове, большую часть из которых оставил Хемуль, когда бесчинствовал на заводе «Росток». Вряд ли в Зоне водился второй такой урод.
Я не представлял, что Стронглав здесь может делать. Обычно кровосос обитал в корпусах упомянутого завода «Росток», где Тёмные его холили и лелеяли, периодически подбрасывая ему жертву в рамках Большого Испытания. Испытание на моей памяти прошел только Хемуль с бригадой, меня в тот момент как раз в городе не было, грел задницу в Крыму… Жалко, что он тогда не прикончил эту сволочь. И не стоял бы передо мной огромный кровосос, здоровенная падла двух с лишним метров ростом, и не таращился бы с любопытством на наше шествие.
Шествие, надо сказать, оцепенело, только Пауль суматошно вталкивал детишек куда-то за спины, как будто это им могло помочь…
Кровосос не торопился. Он прекрасно понимал, что перед ним вовсе не боевой отряд сталкеров, а какая-то мелкая шушера, с которой можно разделаться с шутками и прибаутками. Видимо, из «Ростока», из своего жуткого Лабиринта, Стронглав попросту сбежал. Надеюсь, перед этим он сожрал всех Тёмных, кто там вертелся в означенный момент. А может, его просто отпустили погулять…
Стронглав стоял, поглядывая на меня весьма хитро. Если бы он мог улыбаться — бля буду, улыбался бы.
Я в принципе всегда подозревал, что в Зоне самые умные шири — именно кровососы, а не общепринятые контролёры или бюреры. Последние притворялись умными спасения своего ради в экстренных ситуациях, а кровососы жили так, чтобы им не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Стронглав исключением не был, а скорее являлся даже показательным элементом. Хотя я бы отдал левое яйцо за то, чтобы не встречать его на своем пути. Никогда, а уж сегодня — тем более…
Стронглав стоял и смотрел. Это было уже страшно, потому что взгляд кровососа — нечто неописуемое. Неразумный разум разумно на вас пялится — каково, а?!
— Это что за падла? — спросил сзади старенький генерал.
— Кровосос, — сказал я, передергивая затвор автомата.
— Кровь, что ли, сосет? — уточнил дедушка.
— Все сосет, — сказал я.
Старик заперхал, это он так смеялся.
— То-то у него пасть такая рабочая… — пробормотал он. — И что дальше?
— Да, похоже, ничего уже дальше, товарищ генерал, — сказал я, не сводя глаз со Стронглава. Черт, что ж творилось сейчас в головах у бедных пассажиров… Чудовище вида ужасного, щупальца болтаются, пошевеливаясь, да еще и здоровый, как автопогрузчик. Если мы его встретим плотным огнем… Да ничего не будет, если мы его встретим плотным огнем. Из подствольника дать — отскочит… Скомандовать пассажирам врассыпную? Кто-то удерет, но толку? Все равно в одиночку не выживут.
— Убить-то его можно? — спросил генерал деловито.
— Убить всех можно. Этого — очень трудно.
Стронглав поднял левую лапу, задержал ее на уровне груди, словно задумался, потом вяло уронил. Может, ему лень с нами возиться? Попугает и уйдет. Ага, Упырь, утешай себя. Кого-то кровосос попугал и ушел. Тем паче — Стронглав.
— Места уязвимые есть?
— Есть. Глаза. Башка. Но у него череп такой крепкий, что надо в упор из гранатомета, например…
Стронглав снова поднял лапу, почесал висок.
— Вот где он чешет — там у него в кости есть дырки, — зачем-то продолжал я объяснять генералу Дубову анатомию кровососа. — Мозг почти ничем не прикрыт, только оболочкой вроде плексигласа… Но не попасть ведь никак.
— Башка. В упор, говоришь, — задумчиво произнес генерал. — Эх, ноги-то болят как… Загребся я идти уже, если честно. Дай-ка мне, боец, пару гранат.
— Что?! — переспросил я.
— Пару гранат дай, — сердито зыркнув на меня, сказал дед. — Осколочные у тебя? Вот и давай.
— Зачем?!
— Сейчас увидишь. Русские офицеры не сдаются. — Дед быстро обмахнул себя крестом. — Давай уже, сука!
Я безропотно подал ему две осколочные «феньки».
— Чеки вынь, — приказал дед.
— Что?!
— Чеки. Вынь.
Я вынул чеки, они беззвучно упали в траву. Дед зажал гранаты в кулаках и пошел навстречу гигантскому кровососу, прихрамывая на левую ногу. На полпути он обернулся и ласково так сказал:
— Удачи, черножопище. Выведи остальных.
В очередной раз в жизни я не обиделся на такие слова. Особенно после того, как Стронглав с готовностью схватил подходящего к нему старичка, сжал огромной лапой (мне казалось, что я слышу треск сломанных ребер) и потащил к алчно шевелящимся щупальцам. Тут-то и сработали гранаты, которые дед выставил перед собой. Стронглав пошатнулся и взвыл: от нижней части его морды остались лишь кровавые лохмотья, да и сам череп как-то раздулся — наверное, ударная волна раздвинула кости. Мозг уцелел, но кровососу пришлось несладко. Уронив то, что осталось от старенького генерала, он по-старушечьи всплеснул лапами и попытался собрать голову, как было, но не очень преуспел, и в этот момент заработали наши автоматы, а Соболь ахнул из своего ружья. Стронглав задергался, по-прежнему больше обращая внимания на израненную морду, нежели на попадания, потом завопил еще сильнее и бросился прочь не разбирая дороги. Я надеялся, что он вскочит на ходу в хорошую аномалию, но Стронглав успешно преодолел голый участок и скрылся за кривыми осинами и березками; его истошные вопли слышались и после того, как кровосос исчез из поля зрения.
Я мысленно пообещал себе поставить выпивку всем «Штям» за упокой души генерал-полковника Дубова, если получится в эти самые «Шти» вернуться. Дед помер красиво: на моей памяти даже многие лучшие сталкеры так не помирали.
Подходить и смотреть, что там с Дубовым, я не стал — видно было и отсюда. Две осколочные, как-никак. Да и хоронить некогда.
— Дедан — молоток… — сказал Аспирин, выщелкивая пустой магазин. — Жалко.
Сзади кто-то громко плакал, то ли женщины, то ли педики, то ли все вместе — я не стал оглядываться.
— Идем скорее отсюда на хрен. Вдруг вернется.
Пауль был прав — в самом деле, кровосос, да еще таких размеров и способностей, как Стронглав, вполне мог вернуться, чтобы страшно отомстить. Подвывания, правда, утихли вдали, но это не показатель. Повреждения ему нанесены серьезные, но далеко не смертельные, я вообще не знаю, что нужно сделать, чтобы угробить эдакую сволочь. Отделения челюстно-лицевой хирургии, конечно, поблизости нет, но Стронглав и сам справится с его-то способностью к регенерации. Не ровен час еще к Болотному Доктору пойдет на прием. Доктор чокнутый, он вылечит. Приходи ко мне лечиться и корова, и волчица, и… что там рифмуется с «кровосос»? Утконос?
— Быстро, быстро! — очнувшись, заорал я, словно фашистский надзиратель на лагерных узников в старых русских фильмах про войну. — Детей на руки! Уходим отсюда!
Мы трусцой двинулись вперед. Все молча, пыхтя и сопя, торопились покинуть жуткое место. Мелькнула мимолетно мысль, куда ж делась псевдоплоть и не схавал ли её Стронглав, но тут же закатилась куда-то в мозговой лабиринт — не до нее теперь, самим бы уйти без потерь.
— Вокруг смотрим! — крикнул Пауль.
Рядом с ним довольно спортивно двигалась капитан Заяц, держа мой пистолет в опущенной вдоль тела руке. Я поискал глазами снайпера, который лейтенант ФСБ (фамилию я уже забыл). Не успел найти, как он едва не врезался мне в спину.
— Аккуратнее! — рявкнул я.
— Извините.
Лейтенант, хоть и щуплый, темп держал не хуже капитана Заяц. Он явно что-то хотел сказать, и я подбодрил:
— Чего молчишь, офицер? Вижу, имеешь вопрос.
— Я вот что… Я, по идее, должен написать рапорт, когда мы вернемся.
— По поводу?
— Обо всем, что происходит. Разумеется, я подробно изложу все о подвиге… о поступке господина Дубова. Но я должен буду написать все и о вас. В то время как ваша группа, насколько я понимаю, действует здесь совершенно незаконно. Я постараюсь, само собой, изложить все события объективно, но…
— На здоровье, — сказал я. — Ты сначала выйди отсюда, а потом я тебе сам вручу тетрадку и авторучку: пиши, родной. Хоть в стихах. Только — я не понял, зачем ты мне все это говоришь?
— Я просто считал своим долгом предупредить… — Лейтенант на мгновение остановился и вскинул ружье. Выстрел бахнул к полуметре от моего левого плеча, я инстинктивно метнулся в противоположную сторону, сообразив, что снайпер не на меня покушался, а кого-то снял. Все заозирались.
— Простите, — сказал лейтенант виновато. — Мелькнул кто-то.
— Кто?!
— Не знаю. Я на движение среагировал.
— А если там человек был? — спросил я скорее интереса ради, потому что в Зоне правило: «Стреляй, потом разглядывай», спасло не одну сотню сталкеров. Впрочем, убило это правило столько же.
— Н-не знаю… — нервно буркнул лейтенант. — Давайте посмотрим?
Мы поотстали, я крикнул Соболю, чтобы шли потихоньку дальше, нагоним. Осторожно осматриваясь, мы с Воскобойниковым вошли в подлесок. Он аккуратно отвел рукой ветку, подломил, чтобы она не шлепнула меня по роже, и сказал с облегчением:
— Не человек.
Действительно, это был не человек. Зомби, достаточно потасканный, в ватных штанах и одном резиновом сапоге красного цвета. На груди — татуировка в виде заходящего солнца, морских волн с торчащей из них рубкой подводной лодки и надписи «Балаклава». Может, служил там. Или отдыхал.
— Зомби? — спросил деловито Воскобойников.
— Разбираешься, офицер. Он самый, — кивнул я. Пнул зомбака ногой, но тот не шевельнулся. Снайпер попал прямо в лоб, снес всю верхнюю часть головы, на траве была рассыпана скользкая каша — то, что осталось от мозгов… Кстати, вовсе не гарантия шлепнуть зомби, снеся ему голову. Это только в фильмах ужасов такое показывают, а я несколько раз наблюдал, как мертвец и без башки гонится, даже если не видит, куда идет. Натыкается падает, но преследует. Попозже, правда, подыхает окончательно, но зрелище очень неприятное. Наверное, не в башке у них главное. Или не у всех в башке. Я сплюнул и повернулся к лейтенанту:
— Давай догонять. А про свой рапорт — забей. Чего хочешь, то и пиши, хоть смертной казни для всех требуй. Только давай сначала выберемся и людей выведем.
Мы вернулись на дорогу — или дорожку, если угодно — и поспешили вслед нашему крестному ходу.
— Кстати, про людей… — снова несмелым тоном заговорил лейтенант, стараясь идти со мной в ногу. — Вы серьезно возьмете деньги с этого… с газовика?
— А ты как думаешь, офицер?
— А я почему-то думаю, что не возьмете, — сказал он.
Я остановился и внимательно посмотрел на снайпера. Похожий на прилежного выпускника школы, пригласившего девушку в театр, он сумел сохранить костюм и во время аварии, и в процессе движения через Зону. Туфли, правда, были все в глине и траве, а поверх пиджака он надел толстую кожаную куртку, найденную среди раскиданного багажа. Сейчас куртка (размера на два больше, чем надо) была расстегнута, и из-под нее смешно свисал галстук.
— Слушай, офицер, — сказал я. — Деньги я с этого типа, разумеется, возьму. Потому что у него их в любом случае много, а у меня — мало. В сравнении с ним, конечно. Совершенно не вижу, почему бы мне не заработать, раз такая удача подвернулась. Все равно девать их ему некуда — яхту себе купит, замок или остров… или даже путевку космического туриста. А у меня, знаешь, кофеварка недавно сгорела.
— Значит, я ошибся, — сказал Воскобойников. Я мог поклясться, что в его тоне и глазах проскользнуло разочарование. Вероятно, я представлялся снайперу этаким благородным лесным разбойником, который только и занят тем, что бродит по Зоне и ищет, кого бы бескорыстно спасти. Потому он меня и честно предупредил, что обязан все изложить. Мол, тоже благородный.