Хоруса окружали воины, броня которых казалась горящей, но странное зрелище не задержало Рэвена. Сенсориум сообщал, что другие воины направляются спасти своего предводителя. Они опоздают.
Он сжал кулак, и с наплечной установки ударил пылающий поток высокоэнергетических лазеров. Четверых черных воинов практически испепелило. «Лендрейдер» разрезало надвое.
Хорус поднялся на ноги, и, хотя на нем и был шлем, Рэвен мог вообразить страх в его глазах. «Бич погибели» щелкнул кнутом, и магистра войны отшвырнуло на разбитый «Лендрейдер». Он силился встать. На его плечах и груди вспыхивали лиловые дуги молний.
Плавающие перекрестья прицела Рэвена сошлись на янтарном оке, что было на груди магистра войны.
— Попался, — произнес Рэвен, дав волю яростной мощи оружия, которое берег для этого мгновения: термального копья.
Стремительные копья раскаленного, как солнце, света обвили Луперкаля. Когда Аксиманд проморгался, отогнав кружащиеся остаточные образы, он увидел вокруг своего господина и повелителя лишь тьму. Луперки прильнули к магистру войны, словно фанатики, умоляющиеся возносящегося бога остаться.
Они завыли, и Аксиманд почувствовал, что дневной жар пропал.
Время замедлилось. Не так, как это порой бывало в пылу боя. Совсем не так. В сущности, оно не замедлилось, а остановилось.
Мир стал неподвластен времени, будто оно здесь никогда и не существовало, не должно было быть и не могло существовать. Галактики могли бы возникнуть в круговороте, дойти в своем вращении до исчезновения, и это бы произошло в мгновение. Мясная муха могла бы взмахнуть крыльями, и на завершении движения уйти в вечность.
Это исходило из черных воинов, окруживших магистра войны, словно они черпали нечто из некоего бездонного источника внутри себя. Или же какая-то ужасная сила тянулась сквозь них, позволяя толике своего мира просочиться в этот.
Стрелы убийственной энергии из орудий рыцаря вошли в луперков. И исчезли. Они оказались поглощены, будто Двойное пламя стало темными окнами в иное царство бытия.
А затем все кончилось, и Аксиманд пошатнулся, когда ход времени догнал его, а мир мгновенно вернулся в фокус. Он оперся на щит. Сердце работало с натугой, словно оказалось в плену кожи, которая была ему слишком мала.
— Что…
Это было все, что он успел сказать, прежде чем луперки разорвали объятия вокруг магистра войны. К доспеху Луперкаля липли ручейки черного пламени, но он был жив.
Рыцарь, возглавляющий атаку, замешкался, ошеломленный тем, что цель не погибла. Его орудия поднялись исправить эту ошибку, но секундная пауза уже лишила его единственного преимущества.
И лишь эта секунда и требовалась Хорусу.
«Я должен быть мертв».
Нервные окончания горят. Боль. Боль, подобной которой он никогда не знал.
Даже при нападении на купол Возрождения не было настолько плохо. Он мог бы выдержать ожоги и физические травмы, но колючее пламя от кнута рыцаря резало нервы, словно ликующие мучители.
«Я должен быть мертв. Нет времени размышлять о том, что это не так. Справься с болью. Загони ее вглубь. Перенеси ее позже».
Луперки Мала и Таргоста спасли его. Не было времени гадать, как именно. Отступление было невозможно. Ему причинили боль, и ему нужно было причинить боль в ответ. Аксиманд и 5-я рота приближались. Все кончится прежде, чем они подберутся к нему.
Хорус поднял взгляд на атакующих рыцарей.
«Я жив, и это был ваш единственный шанс».
Луперки бросились от него, словно стая хищных птиц, выпущенных с гнезд на доспехе. Гораздо быстрее, чем должно двигаться что-либо живое. Там, где они вцеплялись в него, оставались ожоги — холодовые ожоги. Хорус двинулся следом, занося Сокрушитель миров над головой.
Первый рыцарь сделал шаг назад, и Хорус рассмеялся.
— Испугался теперь? — взревел он.
Шлем заполнился вопящим треском вокса. Он сорвал его и отшвырнул прочь.
Луперки роились вокруг ног рыцаря, карабкаясь и прыгая, хватаясь за кромки сегментированных пластин. По пути наверх они рвали, переламывали соединительные кабели, выдирали сервоприводы и сцепки. Гер Геррадон вскарабкался быстрее всех и вогнал когтистый кулак в пилотский отсек. Рыцарь щелкнул кнутом, бичуя себя самого, чтобы стряхнуть его. Приближались другие рыцари, обходящие предводителя с боков.
«Приблизься. Окажись внутри их зоны обстрела».
С фырканьем загрохотали пушки, дульное пламя перемалывало землю в пыль. Сплошной стеной снаряды следовали за Хорусом, но тот поставил между собой и обстрелом первого рыцаря. Заряды стабберов прошлись по панцирю ведущего рыцаря и по установке термального копья. Оружие взорвалось.
Тело другого рыцаря врезалось в первого, раздавив еще двух луперков, и те погибли с воем. Он вогнал ионный щит в броню предводителя. Словно слезы, хлынули стекло и смазка.
Показавшийся пилот был мрачным красавцем с жестокой улыбкой.
Хорус рассмеялся.
«Ты все еще думаешь, что можешь меня убить».
Он поднырнул, когда рыцарь топнул ногой. Перекатившись, Хорус поднялся на ноги и разорвал своей когтистой перчаткой пневматический узел в сочленении голени рыцаря. Тот пошатнулся, гироскопические сервоприводы с визгом пытались удержать боевую машину в вертикальном положении.
Третий и четвертый рыцари выходили на огневые позиции. Позади их было больше.
«Продолжай двигаться. Не давай им прижать тебя на месте».
Хорус петлял между ногами атакующих, будто волк-одиночка посреди стада. Однако создания из этого стада могли раздавить, сжечь и выпотрошить его. Топающие ноги давили землю. Вокруг били ревущие цепные клинки, превосходившие шириной спидер «Дротик». Энергетический кнут ведущего рыцаря затрещал, проплавив на песке трехметровую стеклянистую борозду.
Хорус вскарабкался на грейферный механизм растопыренной ноги рыцаря. Он ухватился за ребристые кабели на голени и согнул ноги. Присев, он подпрыгнул так высоко, как только мог. Взмах Сокрушителя миров — и коленный сустав взорвался. Нога рыцаря подогнулась, и тот пьяно оступился. Ни одна система стабилизации не могла его удержать.
Рыцарь рухнул, его броня смялась, панцирь раскололся. Взорвались силовые ячейки орудийной установки, и поверженную машину окутало пламя. Хорус увидел, как в кабине кричит сгорающий пилот.
Упал еще один рыцарь, верхняя часть его торса взорвалась вишнево-красным огненным шаром. Хорус ощутил волну жара, не связанную с его уничтожением. По черному пляжу с ревом двигался эскадрон из трех «Глеф», и их безумно мощные волкитные карронады окутывало колышущееся марево от недавнего разряда.
Громадные танки представляли собой разновидность «Разящего клинка», для производства которой требовался катастрофический объем ресурсов и квалификации. Лишь с великой неохотой Марс утвердил внедрение в легионы танка, несущего такое орудие. Лунные Волки были одним из первых легионов, кто получил «Глефы» — еще один знак благосклонности Императора.
За ними появились и другие танки, все сверхтяжелые. Два эскадрона «Теневых мечей» и кузенов «Глеф» — собственно «Разящих клинков». Из пушек-«вулканов» ударили жгучие лучи, а турели ускорителей хлестнули бронебойными снарядами. Шум был оглушительным. Грохот эхом отразился от утесов.
Три рыцаря оказались практически стерты с лица земли, от них осталась лишь пара расплавленных ног и пара орудийных установок. Четвертый успел вскинуть свой ионный щит достаточно быстро, чтобы отвести в сторону всю мощь снаряда повышенной плотности, который, тем не менее, полностью оторвал руку и большую часть плеча.
Рыцарей чудовищно превосходили огневой мощью, и им было об этом известно. Охотничий горн предводителя испустил воющий звук, и они отступили туда, откуда пришли. Посрамленные и сокрушенные, они оставили половину своих мертвыми и уничтоженными.
Хорус втянул пахнущий фицелином воздух, давая выход перенапряжению после боя. Маслянистый пот стекал по раскрасневшемуся лицу, собираясь в бороздках на броне, где запеклась кровь. Тело перегревалось, восстанавливая плоть. Движение с такой скоростью изнуряло. Даже примарха.
Он услышал лязг доспехов, и воины построились вокруг него, вогнав щиты в песок, чтобы создать импровизированное прикрытие. Он уже знал, что в этом нет нужды.
Сражение уже было выиграно.
Об этом сообщала болтающаяся бусинка вокса, что повисла на вороте, когда он выбросил шлем. Обезглавливающий удар Ноктюа разрушил центр и, скорее всего, убил старшего вражеского офицера. Телепортирующиеся юстаэринцы и Катуланские Налетчики зачищали траншеи, и Эзекиль с Кибре не давали пощады.
Когда линия обороны оказалась брошенной, по окровавленному пляжу двинулись тысячи бронемашин: «Лендрейдеры», «Разящие клинки», «Носороги», «Сикараны» и, наконец, «Химеры» ауксилий Литонана. За ними следовали «Хищники» всех разновидностей, а также эвакуационные тягачи, разведывательные танки и машины пополнения запасов «Троянец».
На поле боя роились апотекарии. Они подбирали раненых, пока дым от бомбардировки сдувало в море. Горело множество остовов, устилающих побережье.
— Высокая цена, — произнес Хорус, когда Аксиманд подошел к нему и вогнал свой щит в песок. Луперкаль закашлялся, ощутив во рту кровь.
— Сэр! — спросил Аксиманд. — Сэр, вы ранены?
Хорус покачал головой, а затем осознал, что да — его действительно ранили. Сильно ранили. Он протянул руку и оперся на Аксиманда. Последний раз, кода он находился в окружении своих воинов и чуть не упал, дело кончилось скверно для всех.
— Я в порядке, Маленький Хорус.
Они оба знали, что это ложь, но, тем не менее, сошлись на ней.
— Сразившись с десятью рыцарями? — поинтересовался Аксиманд. — Правда?
— Я убил одного, остальные бежали.
— Скорее, при виде «Глеф» и «Разящих клинков», — заметил Аксиманд.
— Аккуратнее, — произнес Хорус, на мгновение сильнее нажав на руку Аксиманда. — Будь я мелочен, мог бы решить, что ты принижаешь эту победу.
Вняв предостережению Луперкаля, Аксиманд кивнул.
— Вы уверены, что с вами все хорошо?
— Лучше, чем хорошо, — ответил Хорус. — Я победил.
Черный песок побережья Авадона напоминал Граэлю Ноктюа об Исстване V, однако прометиевые костры, горевшие вдоль дороги от пляжа, и построенная на ее краю трибуна были в точности как на Улланоре. Опустилась ночь, но небо до сих пор рассекали яркие, словно фосфорное пламя, следы падающих с орбиты обломков.
Над головой кружили «Грозовые орлы» и «Огненные хищники», похожие на охотничьих птиц, которым не терпится вновь получить свободу.
Возвышавшийся на узком полуострове Авадон был окутан тьмой, его острые углы озарялись лишь лунным светом, отраженным в океане. Огни жилых башен города, памятников легионам и рынков практически полностью погасли, тысячи жителей цеплялись за темноту в надежде, что легион обойдет их стороной.
Завоевательная армия высадилась на Дамесеке и строилась вокруг Авадона, готовясь наступать на юг по сельскохозяйственному центру континента, по направлению к Луперкалии. Отделения поиска и разведки уже носились в воздухе, и к командованию легиона потоком лилась информация о диспозиции сотен тысяч солдат Молеха.
Морниваль сопровождал магистра войны, шагающего среди построенных рот легиона. Он вновь обрел величественный вид, благодаря наспех произведенным ремонтным работам, пусть даже никакие из них не годились для нового сражения. Хорус шел, слегка прихрамывая, чего большинство не замечало, но для пронзительного взгляда Ноктюа это было очевидно.
Прямо перед ними располагалась трибуна, построенная из обломков разрушенных опорных пунктов линии обороны. За ней высилось шесть титанов «Полководец — Смертоносный»: четыре в графитово-золотистой раскраске Легио Вулканум, два — в цветах ржавчины и кости Вульпы. Лунный свет отражался от тяжелых пластин их брони. Орудийные установки испускали отработанные газы, словно жаркое дыхание зверя.
На Дамесек высадилось двадцать шесть машин Титаникус: одиннадцать из Вулканум, шесть из Интерфектор, четыре из Вульпы и пять из Мортис — самое крупное скопление титанов, какое Граалю доводилось видеть после Исствана III. Десять «Разбойников», будто громадные статуи, стояли в окраинных районах Авадона, а шесть «Псов войны», словно бдительные сторожевые собаки, бродили по краю сборной площадки.
— Напоминает мне о Триумфе, — одобрительно произнес Эзекиль.
— В том-то и идея, — отозвался Луперкаль.
— Разве триумфы обычно не устраивают после кампании? — спросил Ноктюа, и Первый капитан бросил на него рассерженный взгляд. Эзекиль не собирался так скоро забывать о задержке, к которой привела рана Грааля от руки смертной.
— Если только ты не из отребья Фениксийца, — сказал Кибре.
— Это символично, Грааль, — произнес Хорус. — Мы покидали Улланор слугами Императора. Покидая Молех, мы будем сами себе господа.
Что-то в интонации магистра войны подсказывало Ноктюа, что это не вся правда, однако предупреждающий взгляд Аксиманда удержал его от дальнейшего развития темы. Он кивнул и скрыл гримасу боли. Казалось, кто-то вгоняет ему в грудь холодный, словно лед, клинок.
— Грааль? — спросил Хорус, сделав паузу и искоса посмотрев на него.
— Ничего, — ответил он. — Сам виноват.
— Не поспоришь, — проворчал Эзекиль.
Хорус кивнул, и они двинулись дальше.
Апотекарий, занимавшийся Ноктюа в конце битвы, буквально требовал, чтобы тот покинул боевые порядки и отправился на операцию по имплантации сердца. Ноктюа отказался от всего, кроме простейшего ухода.
Он заставлял себя не отставать, чувствуя, как холодный клинок боли вкручивается вглубь пустоты в груди. Ощутив на себе чужой взгляд, Грааль перевел глаза с магистра войны на воинов, стоявших вдоль его пути.
Гер Геррадон ухмыльнулся Ноктюа так, что тому захотелось разбить ему лицо кулаком. Геррадона окружали луперки в глухих шлемах, глаза которых заполняли помехи. Их было гораздо больше, чем Ноктюа видел во время штурма «Вар Криксиа».
Насколько далеко зашли Малогарст и Таргост в поисках тех, кто бы добровольно вызвался стать носителями пожирающих плоть убийц из варпа?
Геррадон оглянулся через плечо и приподнял брови.
«Скоро ты станешь одним из нас», — говорил этот взгляд:
«Нерожденным.
Свободным от бремени…»
— Эзекиль, ты знал, что вы с этим городом тезки? — поинтересовался магистр войны, когда они приблизились к трибуне. Граэль отвернулся от Гера Геррадона и постарался избавиться от мысли, что смотрит на собственное будущее.
— А это так? — спросил Первый капитан.
— Я имею в виду имя «Абаддон». Говорят, Эзекиль был древним пророком, хотя, возможно, он просто мог оказаться свидетелем одного из первых контактов Старой Земли с ксеноморфами. Мне попадалось несколько упоминаний об Абаддоне, — сказал он. — Или же Аполлионе. Или Авадоне? В зависимости от того, читаешь ли ты Септуагинту или Гексаплу. Или это была Вульгата? Так много версий, и все они не сходятся одна с другой.
— Так кем был Абаддон? — спросил Кибре. — Или мы не хотим об этом знать?
Хорус остановился у подножия лестницы на трибуну.
— Он был ангелом, Фальк, — сказал Хорус. — Но пусть этот термин не вводит тебя в заблуждение. В те времена ангелы были пропитаны кровью, они были десницей мстительного духа, который посылал их в мир людей учинять опустошение и убивать во славу свою.
— Прямо как про тебя сказано, — заметил Аксиманд, и все рассмеялись.
Хорус взошел на трибуну, но Морниваль не последовал за ним. Их место было здесь — незримо присутствовать за кулисами, пока Луперкаль наслаждается преклонением. Ноктюа воспользовался моментом, чтобы оглядеть собравшихся легионеров.
Сыны магистра войны тянулись вдаль, насколько хватало зрения. По меньшей мере, шестьдесят тысяч космических десантников. В традиционной системе оценки численности эта сила являлась мизерной для завоевания мира.
Однако это был XVI легион, Сыны Хоруса, и этого было более чем достаточно. Если не сказать переизбыток.