«Где вы?»
Колдун облетел башню, отрастившую себе шипы из серебра. Перед ним раскинулась круглая площадь, растянувшаяся на полкилометра до противоположной стены башен. Центр ее покрывала золотая печать в форме лучащегося солнца. Кнекку замедлился, увидев фигуры, разбегавшиеся от центра печати, их сине-белые одеяния развевались на ветру, с уст срывались тревожные возгласы. Но бежали не все. На краю диска стояли худощавые силуэты в красном. Над ними извивались ореолы из плотьметаллических щупалец, словно анемоны, фильтрующие океаническую воду. Из-под капюшонов взирали хромированные черепа.
Он остановился, поняв, что происходит. От лязга содрогнулась земля. Кнекку увидел, как стоявших на краю золотой печати сбило с ног. Техноремесленники, замкнувшие кольцо, воздели головы и щупальца к небесам, и он услышал, как из их глоток вырвались статические вопли. Печать раскололась. Огромные металлические лепестки опустились и свернулись с грохотом крутящихся шестерней. Издалека донесся звук, повторившийся девять раз по всему городу. Из-под поверхности начала вырастать фигура, постепенно выпрямляясь в полный рост. По ее панцирю, словно околоплодные воды, стекал синий огонь. Механизмы высотой с человека вздрогнули и затряслись, когда машина развернула оружие. Последней поднялась ее голова с длинным клювом из металла и кости, а также красными светящимися глазами. Она оглядела площадь и окружающие башни, а затем обратила безбрежный взор на парившего в воздухе Кнекку.
Демонический титан взревел, и его голос сотряс эфир.
Диск Кнекку дернулся, прежде чем он успел успокоить его.
+Приветствую тебя, Цзетерртихор+, — послал Кнекку, его мысль была спокойной, но властной.
Титан качнул головой, и второй беззвучный рев прокатился по городу. Ему ответили другие крики, грохочущие скованной яростью и гордостью. Кнекку увидел, как Цзетерртихор сделал шаг назад, и пластины его брони замерцали разными цветами. Машина посмотрела на Кнекку и со скрежетом металла склонила голову.
Кнекку кивнул в ответ и увидел, как демоническая машина покидает площадь, ведя за собой караван фигур в красном.
+Кнекку… — Колдун застыл, услышав в черепе звук мысли. — Кнекку…+
Он медленно повернулся, по его коже внезапно побежали мурашки. Он упустил, что вело его по городу. Наблюдая за подъемом титана, он позабыл о своей тревоге и ее причине.
+Владыка? Лорд Магнус?+
Черная башня была там, вздымаясь над вершинами остальных шпилей. Она казалась тонкой, как будто была выше и дальше, чем он когда-либо видел ее.
+Кнекку, я…+
Он взмыл, и диск опалил воздух, рванувшись к черной башне. Кнекку не сводил своих чувств с растущих перед ним очертаний. Ему не хотелось думать о том, что он расслышал в призыве Магнуса. Голос в его черепе звучал напряженно, надтреснуто, сломленно. Звучал так, словно тот, кому он принадлежит, умирал.
IX
Голоса
Калькулус логи прим Лене Марр проводил дни и ночи, следя за пустотой космоса вокруг «Вечного воителя». Антенны ауспиков и эфирные сита направляли данные в его уши и глазные разъемы. Сотни меньших сенсоров тянулись чувствами в пустоту и переводили поступающие данные в нервные окончания, соединенные с его ушами и кожей. Он получал отфильтрованный анализ входящей информации со всех третичных сенсоров и временами лично проверял качество работы подчиненных. Всего на корабле было тридцать пять калькулус логи, разделенных на четыре градации, и сидели они на нижних уровнях кафедры сенсориума. Марр занимал место на самой вершине; в его глаза были воткнуты толстые узлы кабелей, свисавших с потолка мостика, пальцы покоились на подлокотниках кресла, подрагивая в симпатической связи с ответными сигналами, бегущими по нервам. Время от времени он жевал язык — старая привычка, от которой прим никогда не пытался избавиться. Это никак не влияло на его функцию, каковая состояла в том, чтобы видеть, ощущать и чувствовать все, что движется вокруг корабля. Марр выполнял эту функцию шестьдесят один год.
«Вечный воитель» удерживал позицию на протяжении семидесяти часов. Он был не один, но в качестве единственного боевого крейсера в сторожевой группе играл роль ядра, вокруг которого кружилось с полдюжины других тяжелых и легких крейсеров и фрегатов. Ближайшее — и единственное — звездное тело было планетой-сиротой, находившейся в пустоте без солнца, вокруг которого она могла бы оборачиваться, и луны, которая бы вращалась вокруг нее. Ближайшие звезды были отдаленными точками света, их излучения едва хватало, чтобы вызывать гул в сенсорах. Это было мертвое пространство космоса, лишенное всего, кроме облаков пыли и газа, а также громады одинокого планетоида. Ничто в радиусе миллионов километров не двигалось без абсолютной предсказуемости.
Космос, за которым следил Марр, казался ему спокойным. Хуже того, он казался ему скучным. Много времени миновало с тех пор, как прим слышал смертный крик реакторов и чувствовал, как прицелы пытаются навестись на мишень. Они дрейфовали здесь без всякой причины. Конечно, если не считать того факта, что охранять этот участок «Вечный воитель» и его братьев направила сама Инквизиция. Причин для такого решения Марр не ведал. Знать свыше того, что требовалось для службы, грозило чистоте души, но это не означало, что у него не было на данный счет своих догадок. Как-никак, его функцией и предназначением было слушать и наблюдать. Марр слышал сигналы и видел нечастые прибытия и отлеты других кораблей, что заходили в это безрадостное место.
А еще здесь присутствовали аномалии. За время караула «Вечного воителя» во мраке космоса несколько раз вспыхивали облака света, клубясь меж звезд, будто грозовой фронт, скрывавший за собой небо. Засечь их удавалось лишь немногим военным кораблям, но Марр их видел. Он мельком замечал в облаках огромные лица, запечатленные в моменты ярости и боли.
Еще здесь были голоса, но слышал их не один Марр. Зачастую это были просто вопли — холодные, и пронзительные, и наполненные обещанием крови и льда. Они прокатывались по коридорам военного корабля, будя мужчин и женщин видениями желтых глаз и заостренных зубов. Комиссары не сводили глаз с команды. Марр видел, как младшего офицера застрелили на месте, когда тот сказал, что слышит крики постоянно.
Когда же появились настоящие голоса, они оказались еще хуже — звучали так реально, всегда так близко, но неизменно за границами зрения. Они умоляли. Они просили. Они кричали.
И не только эти инциденты происходили на «Вечном воителе» и его братьях. Объекты двигались, когда на них никто не смотрел. Статуи в часовнях плакали серебром и кровью. Ржавчина и копоть складывались в узоры на стенах корпуса, узоры, от вида которых к горлу подкатывала желчь, а в глаза впивалась боль. После таких инцидентов по кораблям ходили Черные жрецы, бормоча и рассыпая по палубам пепел и разбрызгивая воду. Они были странными людьми, облаченными в угольно-черные одеяния и вооруженными прямыми мечами с серебряными кромками. Марр предположил, что их прислала Инквизиция. Они ему совсем не нравились — там, где ходили Черные жрецы, даже комиссары отступали в сторону и отводили глаза — но наблюдение за ними и прослушка открыли Марру секрет: «Вечный воитель» и его боевая группа охраняли ворота к чему-то иному, к чему-то запретному для всех остальных.
Этот факт льстил Марру. Он придавал его существованию смысл: прим был глазами и ушами часового из металла и огня, и ничто не проскользнет мимо него незамеченным. Или так он себя убеждал.
Когда нечто все же случилось, он не замечал первого знака несколько секунд.
На пределе дальности его сенсоров начали двигаться два куска межзвездного мусора. Каждый из них представлял собой неровный осколок пыли со льдом, размерами не больше танка. Вокруг планетоида-сироты дрейфовали целые облака подобных обломков. Они были слишком маленькими и слишком немногочисленными, чтобы представлять угрозу для чего-либо крупного, а их движения — слишком медлительными и предсказуемыми, чтобы Марр уделял им пристальное внимание.
Но теперь два обломка пришли в движение. Прим увидел, как один из них заскользил в сторону, а затем обратно, после чего задрожал на месте, все сильнее и сильнее.
Он потянулся сенсорами, приказывая технопровидцам подать больше энергии на его аппаратуру. За это время зашевелились новые куски мусора, содрогаясь и скользя в вакууме, словно бусинки по боку туго натянутого барабана. Завихрились пылевые облака, поначалу медленно, а затем постепенно ускоряясь. Черноту накрыли переливающиеся полотнища. Марр почувствовал, как открывается его рот, чтобы выкрикнуть предупреждение. Обломки и пыль кружились, пелены света пылали зелено-бирюзовыми цветами. Его язык зашевелился. И застыл.
+Нет. Боюсь, этого не случится+, — голос был негромким, и казалось, раздается прямо у него за спиной.
Марр попытался обернуться, вытащить сенсорные кабели из глаз. Тщетно. Его тело осталось на месте, безвольное и неподвижное, как все последние семнадцать часов вахты. Он не мог пошевелить и пальцем, в состоянии только наблюдать, и от увиденного его сковало льдом.
Каскад света поглотил звезды. На его глазах там разверзлась щель, затем еще и еще. Из них бесшумно выскользнули темные очертания, волоча за собой обрывки тошнотворных оттенков.
Военный флот. На мостике не раздалось ни единого сигнала тревоги, ни один голос не выкрикнул приказа готовиться к бою, не последовало никаких предупреждений, никакой паники.
+Предупреждения не будет, — снова прозвучал голос. Марр услышал звон и понял, что это дребезжат в гнездах разболтавшиеся заклепки, скрепляющие кафедру. — Ты, и твои подчиненные, и весь твой род на других кораблях немы. Вы видите все, однако ни один этого не расскажет+.
«Но астропаты и навигаторы, — подумал Марр. — Они почувствуют смещение в варпе. Они увидят…»
+Навигаторы уже не проснутся, а астропаты умирают прямо сейчас+.
И Марр внезапно почувствовал, как в его разум проникают иные образы, словно сон, разворачивающийся во время бодрствования. Прим увидел покои в анклаве навигаторов и питательные трубки, опутавшие спящие тела. Он увидел, как те дернулись, и жидкость внутри затуманилась кровью. Он узрел залы астропатов и изможденных мужчин и женщин, пытающихся подняться, когда из их ртов хлынул дым, а кожа начала чернеть и покрываться волдырями.
«Нет, не может быть! Кто-то должен заметить, кто-то должен понять!»
+Никто не поймет. Никто не узнает, что мы здесь. Мы зашли слишком далеко, чтобы подобные тебе встали у нас на пути+.
«Почему? — подумал он. — Почему ты говоришь мне это?»
+Потому что если твои сенсоры умрут, кто-нибудь на мостике твоего корабля заметит это. Поэтому, как сам понимаешь, ты должен жить и наблюдать чуточку дольше+.
Марр обнаружил, что корабли уже полностью вышли из дыр, пробитых ими в реальности. Он увидел, как в их двигателях нарастает жар, и ощутил, что в его сознание потекли данные, когда их орудия начали заряжаться. А на мостике по-прежнему царило спокойствие.
«Но зачем мне это рассказывать?»
Он услышал смешок и почувствовал в нем отголосок жестокости.
+Потому что кто-то должен знать, что мы возвращаемся домой, даже если свидетель этому лишь ты, Ленс Марр+.
Прим смотрел, как вдоль хребтов и носов приближающихся кораблей вспыхивают огни, когда те выпустили в пустоту торпеды и снаряды.
+Меня зовут Азек Ариман, и мы — сыны Просперо. Мы вернулись домой+.
Первые снаряды попали в «Вечного воителя». Марр обнаружил, что может кричать, за мгновение до того, как его зрение затопило ослепительно-белым огнем.
Сильван вел корабль в одиночку. Ни Ариман, ни остальной Круг не вторгались в его разум. Они были с ним, когда бросили остовы имперских кораблей догорать у пороговой точки. Они все еще были с ним, когда флот снова прыгнул в варп, к Просперо. Он ощутил, что колдуны оставили его, лишь когда их корабли помчались по каналу сквозь клокочущие волны. Они смотрели его глазами, а затем спрыгнули, один за другим, пока не осталась только одна аура присутствия на границе восприятия, а вскоре навигатор оказался и вовсе один на один с бурями, что окутывали Просперо.
Скорбь и ярость бросали «Слово Гермеса» в разные стороны. Для Сильвана волны походили на монолитные черно-белые утесы, без устали разбивающиеся и поднимающиеся заново. Иногда коридор между ними исчезал почти полностью, и рваные края бури касались корабля. Тогда Сильван начинал задыхаться, его выворачивало наизнанку. Он видел лица, тысячи и тысячи лиц, измазанных кровью, озаренных огнем, плавящихся под обжигающим дождем.
«Почему это случилось?»
«Пожалуйста, позвольте ей жить, пожалуйста…»
«Зачем вы делаете это с нами?»
«Ты подохнешь здесь, пес».
«Почему?..»
С каждым новым голосом и видением он ощущал все больше смятения, и злости, и ярости. Возможно, остальные корабли флота были с ним, а может, и нет. Без психического соединения с Ариманом и Кругом каждое судно на волнах было само по себе. Но это не имело значения. Все они направлялись в одно место.
Он и корабль неслись сквозь бурю, мечась в вихре ярости, и горечи, и сожаления. Он хотел остановиться, но продолжал двигаться, чувствуя, как судно размером с город трещит и поет вместе с голосами убитого мира.
— Мне жаль…
Он понял, что шепчет буре, и в уединении своего разума, и в озаряемом варпом сумраке навигационного зала Сильван Йешар рыдал, сам не зная почему.
Ариман встал, наблюдая за тем, как свет масляной лампы омывает стену. Секунду он изучал переплетение тени и пламени, пытаясь обнаружить смысл и значение. Их не оказалось. Пламя было просто пламенем, а тень — всего лишь узором на стене.
Комната застыла в неподвижности. Даже гул двигателей и щитов был приглушенной ноткой на границе слуха. Гелио Исидор следил за ним со своего места рядом с дверью. Тело воина Рубрики было скупым наброском во мраке, золото и ляпис-лазурь его доспехов тускло поблескивали.
Члены Круга замкнулись в уединении собственных разумов, сделав последний шаг в путешествии. С тех пор как они превратили имперские сторожевые корабли в обломки, никто из них не проронил ни слова насчет того, что они делают и куда направляются.
«Наконец-то, — подумал Азек, — мы снова увидим дом».
Ариман отложил свой посох на оружейную стойку. Внутренним взором он видел, что чернота его ядра сжалась в узкую полоску. Создание Черного Посоха было сложной задачей, почти такой же тяжелой, как поиски Атенеума. Но, несмотря на время, усилия и кровь, которых стоили ему эти затеи, они были лишь составными частями большего целого.
«Просперо изменился, но изменились ли мы еще сильнее?»
Он стянул шлем с головы.
«Дороги назад нет. Ее никогда и не было».
Ариман резко оглянулся, когда ему показалось, будто он что-то услышал.
Там был лишь Гелио Исидор, неподвижный, как статуя, смотревший, но не видевший.
«Некоторые части тебя уже не вполне твои, — однажды сказала ему Иобель, — части, которые мыслят и дремлют вне твоего черепа».
— Ты там? — спросил он во мрак, и звук собственного голоса показался Азеку пустым. — Если и есть подходящее время, чтобы явиться мне, то вот оно.
Ничто не шелохнулось, и единственным ответом был гул его доспехов. Ариман ждал, но фигура в красном плаще из теней так и не вышла. Наконец он опустил глаза и подошел к небольшому сундучку, стоявшему в углу пустой комнаты.
Колдун опустился на колени и осторожно поднял крышку. На него взирал шлем, чей нос почернел от копоти. Ариман достал его и аккуратно поставил на пол. Затем он откинул кусок ткани и посмотрел на два предмета, которые лежали под ней.
Рука колдуна задрожала, когда он потянулся к серебряному дубовому листку, но, взяв его, ничего не ощутил — ни вспышки былой боли, ни чувства потери. Секунду он разглядывал его, а затем спрятал в маленький шелковый мешочек и привязал к поясу.
Когда же Ариман взял скарабея, то уже не колебался — воля колдуна окаменела, едва пальцы сомкнулись на фигурке. Он увидел, как тусклый свет играет в трещинах и сколах, усеявших нефрит. Азек медленно потянулся своей волей к камню, ощущая слои нюансов, из которых тот был сотворен. Он ощутил неспешные колебания тектоники, приведшие к рождению камня, и лязг металла, который вынес его на свет. И среди бормотания прошлого колдун почувствовал отголосок прикосновения, миг единения между скарабеем и разумом Магнуса Красного. В тот момент ему дали цель, и цель эта оставалась внутри до сих пор. Он был частью сети, что связала всех легионеров Тысячи Сынов в мгновение, когда те перенеслись с Просперо в свое убежище в Оке Ужаса, на Планету Колдунов.