Приказы хана были стремительно доведены до нижних чинов и успешно исполнены. Техники в машинном отделении настроили главные двигатели, штурманы проложили новый маршрут, пилоты, закладывая виражи, уклонились от пробных залпов «Неумолимого» с дальней дистанции, и вскоре в иллюминаторах показался великанский грязно-серый шар Рево.
— Мы в радиусе пертурбационного маневра, — сообщила Эрья, специалист по субварповой навигации. Вражеские артиллеристы уже пристрелялись, и ее трон у консоли заметно раскачивался. — Скорость возрастает.
— Держать курс! — скомандовал Алгу, внимательно изучая обстановку по увеличенному изображению на экранах.
Тут же нечто врезаюсь в кормовые пустотные щиты «Мелак-Карты» с такой силой, что фрегат завалился на правый борт. Весь корпус содрогнулся, с нижних пагуб донеслись отголоски взрывов.
Хан покачнулся, удерживая равновесие. Комм-станции мостика покрылись алой сыпью тревожных сигналов. Корабль продолжал набирать скорость в гравитационной праще, огромный круг Рево четко проступал впереди, на черном фоне космоса.
В тот момент Алгу впервые забеспокоился.
— Ты выполнял прямое сканирование планеты? — спросил он.
Идда поднял голову:
— Зачем? Это бессмысленно, у нее слишком плотное ядро.
Белый Шрам повернулся к Эрье:
— Тогда уводи нас прочь.
Вопреки обыкновению, женщина помедлила.
— Мой хан, если мы…
— Уводи нас. — Пока штурманы пытались изменить вектор подхода, Алгу расширил зону тактического обзора. — Прочь от этой планеты. Сейчас же!
«Мелак-Карта» ушла вниз с разворотом, напряженно выполняя коррекцию курса. Залпы преследователей вновь настигли ее, из поврежденных кормовых ускорителей вырвались извивающиеся струи плазмы.
Идда, пристегнутый ремнями к трону, обернулся со смущенным видом:
— Хан, мы не сможем оторваться от Рево.
— Так и было задумано, — мрачно произнес Алгу. — Они не собирались догонять нас.
Стоило легионеру договорить, как его правота стала очевидна всем. Из-за далекого горизонта Рево появился линейный корабль. Он казался крохотной искоркой света на громадной железной дуге, но фрегат уже скоро очутился бы в радиусе поражения его дальнобойных орудий. По дисплеям когитаторов «Мелак-Карты» побежали строчки идент-рун: результаты сканирования цели, ее поиска по базам данных флотов и визуальных наблюдений.
«Стойкость», звездолет типа «Глориана», флагман примарха Четырнадцатого легиона. Задача спастись только что превратилась из сложной в почти невыполнимую.
— Продолжать отступление, — приказал хан. Наблюдая за растущим силуэтом линкора, он вспоминал, как в прошлом сам устраивал подобные ловушки для своих жертв. — Выжмите еще немного хода, откуда угодно. Плевать на ограничения — дайте мне скорость!
Идда немедленно повиновался, как и все офицеры на мостике. Зазвучали голоса, люди на каждом посту лихорадочно искали способ повысить и без того опасную нагрузку на двигатели.
Алгу с минуту смотрел на них. Некоторые из смертных десятилетиями служили вместе с ним, и хан знал, что они отыщут возможность, если таковая существует. По крайней мере, так они займут мысли чем-то полезным и не впадут в оцепенение от страха.
Сам легионер, разумеется, нисколько не боялся. Алгу крепче сжал рукоять цепного меча, ощущая вес и балансировку оружия. Приятно было держать такой клинок — недавно доработанный технодесантником Сяном, он находился в отличном состоянии и уже гудел в предвкушении битвы.
Вот и хорошо. Если не произойдет чуда, меч понадобится хану в течение часа.
Мортарион не руководил погоней за фрегатом. Примарх ждал в недрах «Стойкости» доклада о том, что корабль выведен из строя и на него отправлены абордажные отряды.
Повелитель Смерти коротал время среди артефактов, захваченных на Тераталионе, Ксерксе IX и десятке других планет, уничтоженных его легионом. Со времени Просперо и последней встречи с Боевым Ястребом он брел через пустоту извилистой дорогой, словно бы мимоходом разрушая миры. В те дни жертвами ярости Мортариона стали угасающие очаги империи Магнуса, и барбарусец завладел последними ее тайнами в надежде успокоить сомнения, что пробудил в нем Хан.
Сейчас примарха окружало наследие того похода. На полках вдоль стен просторного зала стояли тяжелые стеклянные сосуды, в которых глянцевито поблескивали тягучие консервирующие смеси. В жидкостях хранились атрофированные останки, напоминающие эмбрионы. Из полумрака выступали башни толстых томов с кожаными переплетами, что плесневели в сыром воздухе. Стазис-поля окутывали три громадных клинка из темного железа, покрытых надписями на языках чужаков.
Шагая меж эзотерических памятников погибших цивилизаций, Мортарион оглядывал трофеи слезящимися глазами. Возможно, поистине целеустремленные собиратели времен Крестового похода вроде Лоргара и Магнуса с их сорочьей любовью к безделушкам посмеялись бы над такой коллекцией, но Повелитель Смерти пристрастился к наукам гораздо позже них. Теперь он пожирал информацию с жадностью оголодавшего, порой читал днями напролет, не позволяя отвлекать себя. Повелитель Смерти постоянно вспоминал слова демоницы Лерменты, которую захватил на развалинах Тераталиона и не выпускал, пока не узнал всю правду о ней.
«Клянусь богами, ты учишься быстро», — сказала она примарху.
Мортарион прикончил смертную оболочку Лерменты, но не оживлявший ее дух. Тот следил за барбарусцем из теней — то ли дразнил его, то ли помогал, но всегда оставался рядом. Все это время примарх овладевал новыми премудростями. Изученные им чары стали еще одним оружием во внушительном арсенале его легиона. Но по мере того как возрастало могущество Повелителя Смерти, разумные твари извне все сильнее давили на оболочку реальности. В редкие часы сна Мортарион слышал, как они говорят с ним, одаряя видениями прошлого и грядущего. Впрочем, существа так безыскусно переплетали истину с ложью, что даже он легко различал обман.
Бывало и так, что примарх расшвыривал книги, вырывал из них страницы и сжигал тексты. Разбив несколько сосудов, он выбегал из покоев и клялся никогда больше не осквернять себя запретными познаниями. В подобные минуты слуги в трюмах и на артиллерийских палубах «Стойкости» с ужасом глядели вверх, ожидая услышать грохот шагов и рев разъяренного господина.
Случались и промахи. Худший произошел на Молехе, где Мортарион так безоглядно использовал колдовство эфира, что казалось, будто обратной дороги нет. И все же, как и на Барбарусе, давно укоренившееся упрямство помогло ему выбраться. Чудовищного Грульгора удалось сдержать и запереть в мрачнейшей темнице флагмана, усиленной гексаграммами и оберегами, которые примарх отыскал в жутких гримуарах. Вместо варп-токсинов монстра Гвардия Смерти теперь использовала запретное биологическое оружие, разработанное до Крестового похода. Столь же разрушительное, оно хотя бы не преступало законов реальности.
Мортарион сказал Хорусу правду — он сохранил легион непорочным. Его воины сражались только клинками, болтерами или голыми руками. В Четырнадцатом давно уже не было библиариев, и никогда больше не будет.
Но что с Тифоном? Он уж точно вышел из-под контроля примарха. Калас все чаще появлялся в лихорадочных снах Мортариона — маршировал во главе каких-то почти неузнаваемых отрядов Гвардии Смерти. Разобраться с Тифоном следовало до начала штурма Терры. Легион и без того слишком рассредоточился, завяз на разных фронтах пылающей Галактики.
В общем, приказ сокрушить Хана оказался на руку барбарусцу. Столь грандиозная победа затмит свершения и Фулгрима, и Лоргара. Мортарион отправится на Терру, овеянный славой убийцы примарха, как мог бы поступить его брат с Кемоса.
До тех пор Повелитель Смерти продолжал зарываться в знания, что одновременно отвращали и восхищали его. Если Мортарион и замечал, как постепенно ухудшается облик его соратников, как их броню покрывают слои грязи и следов сражений, то не говорил об этом. Среди неулучшенных членов экипажей линкоров бушевали эпидемии, от воплей заболевших сотрясались гулкие трюмы, но никто не боролся с заразой.
«Я все постигну. — Такие слова примарх твердил бесконечными ночами, словно мантру. — По крайней мере, эту науку у меня не отнимут, как отобрали все остальное».
Когда наконец пришло сообщение, что фрегат Пятого легиона взят на абордаж и подготовлен к его прибытию, Мортарион перебрал несколько колб и стеклянных капсул с живыми образцами. Найдя то, что искал, он грузно вышел из отсека. Внутри остались неумолчные шепоты и медленно ползущая тьма.
Примарх миновал извилистые внутренние переходы «Стойкости», где каждый встречный уступал ему путь. Легионеры кланялись, простые смертные падали на колени, не осмеливаясь смотреть в мертвенно-бледное лицо шагающего мимо великана. Воины Савана, почетной гвардии Мортариона, встретили его в ангаре «Грозовых птиц».
В пустоте, на подлете к цели, примарх изучил трофей через иллюминаторы реального обзора. Корпус фрегата был обожжен, словно тот рухнул в озеро жидкого пламени. Несомненно, артиллеристы «Стойкости» сегодня поработали на славу.
Пролетая через осевший створ посадочной палубы, «Грозовая птица» резко снизилась во избежание столкновения. Она приземлилась на расколотую площадку перед ангаром, среди шипящих груд расплавленного металла.
Мортарион покинул транспорт. Палубы звездолета еще горели, но примарх преодолевал их, словно тень из загробного мира, пока его свита топала позади. Повелитель Смерти ступал по распластанным телам и Белых Шрамов, и своих легионеров, что вместе лежали кровавыми грудами. Издали еще доносились звуки боя — треск болтерных выстрелов, лязг клинков, — но абордаж подходил к концу. Воины обеспечили Мортариону безопасное прибытие на корабль: зачистили машинное отделение и мостик, отключили оружейные системы.
В коридорах дурно пахло — Белые Шрамы измазали некогда блестящие поверхности благовониями с какой-то варварской планеты. Помещения были слишком яркими, с красно-золотой отделкой, и примарх машинально настроил фильтры смотровых линз. Он уже привык, что отсеки всех космолетов его легиона затянуты миазмами.
Подходы к мостику были разрушены полностью. Очевидно, враги успели возвести баррикаду за последними взрывозащитными дверями и яростно сражались за каждый метр палубы. Павшие в доспехах Гвардии Смерти и бело-костяной броне сынов Хана встречались одинаково часто, что говорило о несгибаемости чогорийцев. Раньше они не особенно славились подобным.
Из врагов, что участвовали в сражении, уцелел только один. Все остальных — космодесантников, людей из экипажа, сервиторов — перебили на их постах, отчего мостик пропах медью и угольной гарью.
Выжившего неприятеля, командира корабля, держали двое Гвардейцев Смерти. С него сорвали шлем, длинные черные волосы свисали путаными космами с головы, покрытой красными пятнами.
Мортарион подошел к нему, и все легионеры отступили, выстраиваясь кольцом вокруг примарха и его добычи. Разбитое оборудование глухо потрескивало, выпуская под своды мостика вьющиеся струйки дыма.
— Посмотри на меня, — скомандовал Мортарион.
Белый Шрам с трудом поднял голову и попытался сфокусировать взгляд.
— Тебя взяли в плен, — сказал примарх и наклонился к легионеру, изучая его раны. Вытянув руку в медной перчатке, он провел пальцем вдоль рубца на левой щеке воина. — Ты достойно сражался, но теперь твоя судьба решена. Ты направлялся в точку встречи со своим господином. Назови мне ее координаты.
Пленный ухмыльнулся разбитым ртом. Затем он харкнул сгустком крови Мортариону в лицо.
Примарх не стал вытирать кислотную жижу, и та сползла по корпусу дыхательной маски.
— Что ж, ладно, — произнес он.
Повелитель Смерти достал сосуд, который прихватил в своих покоях. Этот контейнер, длиной с предплечье и немногим больше его в диаметре, с обеих сторон закрывали железные колпачки. Между ними, за матовым бронестеклом, рывками плавало нечто живое. Когда примарх поднял колбу, черные щупальца хлестнули по ее внутренней поверхности, ненадолго присосались к ней и резко отдернулись.
— Взгляни. Это дьемдья-фалак, пожиратель разума. Он убьет тебя, но лишь через много долгих часов. Пока он поедает твой мозг, ты будешь выкрикивать ответы на все мои вопросы, а затем потеряешь сознание. Если тебе известно о перемещениях Хана, его союзниках, его слабостях, ты все расскажешь мне. Разве не странный финал? Разве не странное существо? Я долго охотился за ним, поскольку сейчас такие твари немыслимо редки и бесценны. Но теперь оно принадлежит мне, и, будь уверен, я его использую.
Воин презрительно взглянул на сосуд.
— Якша, — прохрипел он.
— Демон? Нет, не в этом случае. Во вселенной есть чудовища не только из варпа. Но послушай, упрямством делу не поможешь. Скажи, где твой господин, и я, возможно, позволю тебе умереть с честью.
Белый Шрам не мог оторвать взгляд кроваво-красных глаз от создания, что дергалось внутри колбы. После долгой, мучительной паузы он поднял взгляд на Мортариона.
— Тогда я… скажу… — заговорил легионер; в горле у него клокотала кровь.
Примарх внимательно слушал.
Пленный ухмыльнулся.
— …твоему трупу. Смеясь.
— Боюсь, ты упустил свой шанс, — тонко улыбнулся Мортарион. По его знаку двое Гвардейцев Смерти заломили воину руки и вынудили опустить голову ближе к наклонившемуся примарху. — Мы еще поговорим о многом, но сейчас, пока твой разум принадлежит тебе, знай: вы разбиты. Вы проигрываете все свои битвы. Вас создали быстрыми, но эта война ведется на медленное истощение. Вы истекаете кровью за творца, которому неизвестно даже, выжили вы или погибли. На Просперо я предложил твоему господину выбор: величие или ничтожность. Пока твой разум будет рваться на куски, мучительная боль — просачиваться в душу, а ты сам — выдавать мне любые тайны, помни об этом. Он виноват во всем.
Закрыв глаза, легионер забормотал какую-то мантру.
— Эр Каган, эран орду гамана Джагатай. Танада талскар. Эран Императора. Эр Каган, эран орду гамана Джагатай…
Мортарион не мешал ему бредить. Он поднес стеклянную трубку к лицу воина и одним движением скрутил колпачок. Тварь в вихре черных чешуек, струях жидкости и треске рвущейся кожи прыгнула на голову Белого Шрама, пробила шипастыми щупальцами закрытые глаза и уцепилась за виски.
Примарх отступил от завопившего легионера и выбросил ненужную колбу. Быстро оглядев разрушенный мостик, ряды изломанных тел и залитые кровью переходные мостки, он вздохнул.
— Итак, начнем и посмотрим, надолго ли это затянется, — произнес он, оборачиваясь к дергающемуся воину. Лоб пленника целиком скрылся за дрожащей, извивающейся массой, на которой пульсировали железы с нейротоксином. — Скажи мне, где Хан?
Глава двенадцатая
«Лунный серп» вышел из-за пелены вдали от Эрелиона — с запланированного курса к точке перехода его снес яростный варп-шквал. Во время странствия Есугэй чувствовал все удары эфирного шторма — как сильные, так и слабые. Волны имматериума захлестывали хрупкую внешнюю оболочку корабля, накатывали на нее, давили, словно груды земли на прогнивший частокол.
Таргутай видывал и худшие бури, но непрерывные жестокие атаки небес сказывались на корабле. Его состояние почти не улучшилось после возвращения в строй, со времен Просперо, а тогда звездолет едва годился для рейсов в пустоте. Есугэй повсюду замечал признаки тяжелых нагрузок: трещины на стыке переборок и палуб, постоянное мерцание люменов, запах подтекающего прометия.
Запершись в личных покоях, грозовой пророк прочитал мантры возвращения домой, чтобы на несколько секунд забыть об урагане. Он стоял с закрытыми глазами перед алтарем, застланным тьяном с каллиграфическими письменами. Над золотыми чашами курился дымок сандалового дерева, что мерцал в свете трех люменов на антигравитационных подушках.
Ощутив, что руки и ноги налиты свинцом от усталости, Таргутай проделал привычные упражнения для мускулатуры. Эти приемы, изученные им еще до Вознесения, предназначались для обычного человека, но Есугэй по-прежнему расслаблял мышцы с их помощью. Если старые ритуалы и не слишком влияли на генетически улучшенное тело воина, то уж разум помогали успокоить точно.