Но самые большие разговоры и самые ожесточенные споры у нас велись о сущности большевизма и его пригодности для русского народа. Вот и сегодня разговор зашел на эту вечную для нас тему, тем более что там, у них, в настоящий момент был полдень тридцатого апреля, канун одного из двух главных революционных праздников, отмечающихся у нас тут с особой помпой. Там, в двадцать первом веке, этот праздник говорят, тоже празднуют, но он из главного весеннего официоза превратился в повод и себя показать, и людей посмотреть. На первомайские демонстрации, как говорят мои новые друзья, там ходят все – от недобитых временем большевиков до разных желающих политической известности дурачков, которых Марина Андреевна назвала иностранным словом «фрики».
Мы с мамой считали и считаем большевизм чуждым России явлением, теорией, завезенной к нам из Европы. И прижилась-то эта теория на нашей почве лишь благодаря неимоверной жестокости марксистского кагала-интернационала, который во время Гражданской войны и после безжалостно перебил почти всех лучших людей России. Дворянство и интеллигенция либо эмигрировали, оставив Родину, в одночасье ставшую им постылой мачехой, либо погибли в бесчисленных подвалах губернских чрезвычаек и на фронтах гражданской войны.
– Две трети офицеров Русской армии, – парировала слова моей мамы Марина Андреевна, – записались добровольцами не в белую, а в красную армию, составив костяк ее командного состава, которому просто больше неоткуда было взяться. У моего отца один дед, фронтовой офицер, в Гражданской войне сразу и до конца воевал за красных, а другой дед, тоже фронтовик, сначала за белых, а после Новороссийского разгрома Добровольческой армии уже за красных. Оба командовали кавалерийскими эскадронами и оба в сабельных походах немало погуляли по российским просторам – сначала между Орлом и предгорьями Кавказа, а потом почти до самой Варшавы. И не их вина, что комфронта Тухачевский так и остался в душе туповатым поручиком. Так вот, они оба ему рассказывали, что белые – тех, кого вы называете лучшими людьми – вешали с еще большим азартом, чем красные, справедливо считая их виновниками гибели старой России. А то кто же пел осанну демократическим сладкоголосым говорунам и бесновался, крича в адрес свергнутого царя с семейством: «Распни его, распни!».
На этом месте в разговор вступил Мишель, который, как я поняла, состоял с Мариной Андреевной в одном молодежном клубе.
– Белые проиграли, а красные, соответственно, выиграли, – безаппеляционно заявил он, – потому что крики разного рода демократов и либералов о деньгах германского Генштаба, якобы переданных Ленину на организацию революции, являлись ярчайшим примером художественного свиста, а вот английская, французская, американская и японская помощь различным антибольшевистским силам, как и прямые военные интервенции этих стран на территорию России скрьтть было невозможно. Неоспорима также роль в разжигании русской смуты так называемого чехословацкого корпуса. Господа союзники уже успели поделить нашу территорию. Север с Мурманском, Петроградом и Архангельском должен был стать британской колонией, Юг России, с Украиной, Донбассом, Крымом, отходил к Франции, а Дальний Восток – к Японии.
Одни большевики последовательно выступали защитниками национальных интересов, сохранив единое государство, которое господа в Лондоне, Париже, Токио и Вашингтоне уже мысленно раскромсали на множество кусков. При этом вожди белого движения, попавшие в зависимость от иностранных симпатизантов, даже не заикались о воссоздании единого русского государства, и так и были разбиты большевиками поодиночке – Юденич, Колчак и в самом конце Деникин. Так уж устроено сознание русского народа, что он всегда отдает поддержку той политической силе, которая опирается на чисто отечественную почву. Ну а с кагалом-интернационалом товарищ Сталин расправился еще в конце тридцатых. Как говорится, лучше поздно, чем никогда, потому что эти, в кавычках, товарищи, если бы им дали волю, действительно могли разнести нашу страну в клочья…
И на этой оптимистической ноте мы все вдруг замолчали, услышав, как где-то вдалеке, на юге, нарастает тяжелый гул множества работающих моторов и металлический лязг гусениц. Было понятно, что к нашему городу от пункта перехода приближается еще одна крупная механизированная часть потомков, и может даже, не одна; а это значит, что в скором времени так «любимым» мною немцам в очередной раз придется сильно пожалеть о том, что они незваными пришли на нашу землю. Там, куда потомки перебрасывают свои крупные механизированные соединения, по выражению Марины Андреевны, врага всегда ждет внезапный лютый гнездец.
Точно такой же гнездец, какой недавно случился с ними под Гомелем. Сначала о той победе мне рассказала Марина Андреевна, а потом, через два дня, Совинформбюро подтвердило, что действительно, наши совместно действующие войска одержали над врагом крупную победу, разгромив прямым ударом один армейский корпус гитлеровцев и полностью окружив другой. Сейчас, как говорят потомки, бои там уже затихают, потому что окруженные немецкие солдаты и офицеры частью погибли в боях, частью без тяжелого вооружения и техники сумели просочиться на север к своим, а остальные, поняв безнадежность сопротивления, уже начали сдаваться в советский плен, потому что потомки пленных не берут. А если и берут, то тут же передают советскому командованию. Не их это дело – возиться с пленной германской сволочью.
30 августа 1941 года, 01:15. Брянский фронт, Унеча, штаб Брянского фронта
Командующий Брянским фронтом генерал армии Георгий Жуков
Этой ночью генерал армии Жуков находился в самом благостном расположении духа. Гомельская наступательная операция, подготовку к которой брали на себя союзные войска потомков, закончилась решительным успехом советско-российских войск и сокрушительным поражением гитлеровцев. Враг был разгромлен, Гомель освобожден, также в результате этой победы появилась возможность приступить к пополнению и переформированию изрядно потрепанной и дезорганизованной 21-й армии РККА, у которой на момент начала Гомельской операции даже не было полноценного командующего, а только Вр.И.Д.* генерал-майор Гордов.
Примечание авторов: * Вр.И.Д. – временно исполняющий должность, то есть должность командарма генерал Гордов не занимал, но временно исполнял связанные с ней обязанности.
В настоящий момент с командованием у 21-й армии все в порядке, новый командующий, генерал-лейтенант Василий Иванович Кузнецов свое дело знает, маршевые пополнения так же поступают, согласно составленного графика. Таким образом, есть все основания рассчитывать, что к решающей фазе смоленской операции 21-я армия будет полностью готова своими действиями поддержать удар механизированных соединений потомков в направлении Могилева и далее Орши. За левый фланг фронта генерал армии Жуков был спокоен, тем более что попытка вражеского контрудара на этом направлении была сорвана авиацией потомков, на марше раздолбившей передислоцируемую к Гомелю третью танковую группу немцев. И Гот, ранее попивший советской кровушки, тоже стал уже не тот. Его соединение понесло тяжелые потери, а подчиненные солдаты и офицеры научились бояться любой промелькнувшей в воздухе стремительной краснозвездной тени.
Но все равно внимание немецкого командования от левого фланга фронта, где чуть позже будет нанесен главный удар, следовало отвлечь. Для этого командование Брянского фронта и экспедиционная группа войск потомков разработали совместную рейдовую операцию, на первом этапе предусматривающую стремительный прорыв к Кричеву одной танковой и одной мотострелковой бригады потомков, действия которых в полном составе поддержит переброшенная в сорок первый год группировка российских ВКС. Основной целью поставленной перед войсками в этой операции являлся разгром расположенного в этом белорусском городе штаба 2-й танковой группы и штабов, приданных ей 34-го и 35-го армейских корпусов, а также уничтожение накопленных немецкими тыловыми службами запасов боеприпасов и вещевого снабжения.
Кроме всего прочего, в Кричеве, на территории цементного завода, немцы разместили лагерь советских военнопленных, в котором, по предварительным оценкам, могли находиться до пятнадцати тысяч советских бойцов и командиров, попавших в плен в период с восьмого по четырнадцатое августа. А этого количества военнослужащих достаточно для укомплектования полнокровной стрелковой дивизии РККА по штатам военного времени, и еще останется народа на формирование одного запасного полка и числа тех, кто в плену настолько ослабел, что не сможет сразу занять свое место на передовой.
И самое главное – исполнив свою задачу, уничтожив все, что требуется уничтожить и эвакуировав все, что требуется эвакуировать, ударная группировка немедленно отступит на исходные позиции, дабы из-за открытых флангов не попасть под удары противника одновременно с трех сторон. Именно по этой причине двумя неделями ранее под тем же Кричевым был окружен, разгромлен и уничтожен 45-й стрелковый корпус РККА, вынужденный сражаться с открытыми флангами, и военнопленные в Кричевском лагере – это как раз результат тех самых боев. Потомки считают излишними любые потери своих войск, если их можно избежать без ущерба для выполнения основной задачи. Поэтому, как бы ни хотелось удерживать Кричев, после завершения операции его придется оставить, чтобы снова освободить (уже окончательно) после начала основной фазы операции по разгрому группы армий Центр.
А задачи перед войсками стоят простые. Во-первых – дезориентировать вражеское командование и нарушить его планы, вызвав ненужные и даже вредные перегруппировки войск. Пусть за этим ударом Фон Бок увидит попытку повернуть на Рославль и отрезать от основных немецких сил часть 4-й армии, а также пока еще частично боеспособные 46-й и 47-й моторизованные корпуса. Пуганная ворона любого куста боится, а после произошедшего под Гомелем немецкое командование пугливее любой вороны. Самое главное, чтобы немецкие резервы пришли в движение и начали передислокацию. Во-вторых – войска должны нанести противнику максимальный ущерб, а сами понести от его ответных действий минимальные потери. На выполнение этих двух основных задач сработает внезапность удара, а также мощь и подвижность осуществляющей операцию ударной группировки. Не успеют немцы опомниться, а дело уже будет сделано. И совсем хорошо, если потомкам удастся тепленьким сцапать Гудериана, который будет весьма неплохо смотреться в качестве преподавателя тактики в бронетанковой академии РККА.
Генерал армии посмотрел на часы – до начала операции, когда перед рассветом на направлении главного удара заговорит сведенная в один кулак гаубичная артиллерия потомков, осталось меньше четырех часов. Пора и ему садиться в машину и выдвигаться на передовой НП группы войск потомков, откуда они с генералом Матвеевым вдвоем смогут дирижировать предстоящим концертом.
30 августа 1941 года, 04:35. Брянский фронт, граница межу РСФСР и БССР, линия фронта по речке Клинна
Батальонный командир 125-го стрелкового полка 6-й стрелковой дивизии РККА старший лейтенант Виктор Петрович Ростовцев
Ну нет, товарищи, честное слово, я вам не вру! Над нами даже «мессеры» не летают – боятся, потому что у потомков «стрел» и «игл», как у дурака махорки. Говорят, что для их мира они устаревшие и самолеты противника могут обмануть их плохонький электронный мозг, а у нас они ужас и гроза люфтваффе – то есть немецких военно-воздушных сил. И «шторьх», корректировщик, за неделю показался только один раз. Короче, где показался, там и остался. Но даже я, провоевавший бок о бок с потомками целых десять дней, пока не наступило сегодняшнее утро и не началось решительное наступление потомков, предположить не мог, что бывает на свете такая мощь. Еще под покровом темноты к нашему рубежу с тыла подошли танковая и мотострелковая бригады потомков, причем не какие-нибудь, а, как говорит старший лейтенант Голубцов, одни из самых лучших, и вместе с ними две наших кавалерийских дивизии.
А потом, как только на востоке забрезжила полоска зари, в тылу у нас взревела артиллерия потомков. Били и обычные ствольные гаубицы, которых у них было тоже немало, но главными на этом празднике огня были отнюдь не они. Самый ужасающий эффект, буквально сносящий вражеские позиции с лица земли, производили так называемые реактивные системы залпового огня с метеорологическими названиями «Град», «Ураган» и «Торнадо» (мои новые знакомые из будущего сказали, что есть еще и какой-то «Смерч», но это так страшно, примерно как главный калибр у линкора, что совершенно не про наш случай). Калибр у них целых триста ме-ме и бьют они на сто двадцать километров… Да ладно, пусть даже на девяносто – в любом случае, фрицы на таком расстоянии совсем непуганые, и удар, к примеру, по железнодорожной станции или аэродрому подскока для истребителей может быть внезапным и уничтожающим, но, как я уже говорил, по вражеским позициям, расположенным на самой линии фронта, «Смерчами» не бьют. Не для того они предназначены.
Итак, к тому моменту, как артиллерия отбушевала и прекратила огонь, окружающая нас атмосфера посветлела, но при этом затянулась утренним туманом.
В такой обстановке даже выжившие немецкие солдаты не знали, куда стрелять, а вот для потомков, точнее, для наводчиков их боевых машин этот туман большого значения не имел. Если где-то в полуразрушенных окопах и оставался кто живой и способный вести огонь, то его судьба была печальна. В ответ на короткую пулеметную очередь, пущенную наугад, просто предположительно в направлении атакующих, на ожившем пулеметчике скрещивались несколько прицельных очередей автоматических пушек и спаренных с ними пулеметов, после чего из того места по нам больше никто не стрелял.
Впрочем, в этот день печальна она была у всех немецких солдат, потому что вслед за боевыми машинами потомков в атаку поднялся наш полк, более чем на треть состоявший из уже битых войной бойцов и командиров, многие из которых отступали от самой границы, а некоторые даже успели побывать в немецком плену. У тех на мышастую форму и гортанный германский говор один рефлекс: «Коротким коли»; удар штыком – и нет немца, был живой, а стал мертвый. В этом тумане по-другому нельзя, потому что если ты сохранишь ему жизнь, он может попытаться удрать, чтобы потом снова начать убивать наших советских людей. Поэтому – никакой пощады фашистским захватчикам. Шевельнулось что-то под ногами или мелькнул в тумане серый силуэт – удар штыком или (если ты командир) выстрел из нагана. Они сейчас – те, кто выжил после огневого удара, все контуженные, будто вареные заживо. И это к лучшему. Смерть проклятым фашистским оккупантам! Никто их к нам сюда не звал!
Ближе к концу, на третьей траншее, где немец меньше пострадал от артподготовки (да и туман к тому моменту уже начал рассеиваться), разгорелось нечто вроде настоящего боя. Но и этих немцев мы тоже с помощью потомков перебили всех до последнего человека, после чего снова ворвались в деревню Смольки, оставленную нами несколько дней назад ради выравнивания линии фронта. Сейчас я думаю, что это была такая мелкая хитрость, чтобы нанести уже запланированный удар через ослабленный участок обороны с необорудованными позициями.
Кстати, в этих Смольках мы (с потомками) застали штаб немецкого полка, который немножечко готовился к эвакуации, и также основательно его разгромили. Те немецкие офицеры, которые остались в живых, оказались у нас в плену, остальные не пережили этого утра, взяли и неожиданно умерли.
– Война, однако, – как сказал мой друг из будущего, старший лейтенант Голубцов, – они что, думали, что они на нас немножко нападут и им за это ничего не будет? А вот хрен им на лысый череп, тоже мне «онижедети» нашлись.
Кстати, наш полк и связанная с ним батальонная тактическая группа в прорыв не пошли, а принялись обустраиваться на своих старых рубежах в Смольках. Как нам объяснили, это пока не настоящее наступление, а только прорыв к Кричеву с целью разрушить немецкую штабную и тыловую инфраструктуру, уничтожить хранящиеся там складские запасы боеприпасов и амуниции, освободить из лагеря наших пленных товарищей и по возможности сцапать в плен кого-нибудь из нашего же немецкого начальства. Если ударная группировка попробует задержаться в районе Кричева, то попадет под одновременный удар с трех сторон и будет вынужден сражаться с открытыми флангами. Так тут же, под Кричевом, две недели назад попал под удар, был окружен и полностью разгромлен наш пятидесятый стрелковый корпус, и пленные, которых собираются освобождать потомки, это наши же товарищи, которым повезло меньше, чем нам.