– Помогите нам, Тор-Воитель и Хёймдалль-Страж! – выдохнула валькирия. Подняв левую руку, она выкрикнула короткое заклинание. Громыхнуло, с пальцев девы сорвалась толстая синяя молния, ударив великана в грудь и заставив его отступить на несколько шагов. Окрестности огласились жутким рёвом.
– Получил? – зло рассмеялась дева. – Ещё хочешь?
Ётун перемещался быстро и плавно, подобно дыму. Внезапно он снова оказался перед валькирией, и из свободной его руки вырвалось грязно-дымное, как будто жидкое, пламя. На мгновение оно целиком окутало Гёндуль, и у отца Целестина упало сердце: «Без неё мы пропали!» Гуннар издал угрожающий рык.
Валькирия вырвалась из пламенного облака целой и невредимой. Правда, шлем потускнел и волосы утратили свой блеск. Отпрыгнув подальше, Гёндуль вторично запустила в колыхавшуюся перед ней тварь молнией – и ётун опять отступил. Следующее, очень напряжённое, мгновение стояла тишина. Никто не двигался, даже ётун. Потом великан заворочался, не решаясь подойти к разъярённой воительнице, и вдруг изверг низкий громкий звук. Можно было даже различить слова, слившиеся в единую связную фразу, но языка не понял никто, даже Гёндуль. Одно слышалось чётко – это был призыв. Ётун явно звал кого-то на подмогу.
Гуннар приобрёл устрашающий вид – сказывалось действие принятого им средства, однако соображал германец по-прежнему хорошо. Наклонившись к уху отца Целестина, он прохрипел срывающимся голосом:
– Его сущность – огонь. Огонь гасят водой. Где фляга с водой, посвящённой твоему богу? Ты брал её, я знаю!
Отец Целестин, заворожённо глядя в безумные глаза Гуннара, отцепил от пояса бутыль со святой водой, не понимая, что тот собирается делать. Германец сорвал пробку, плеснул водой на свой меч, сунул флягу обратно в руки монаха и выскочил вперёд, как раз в момент, когда огненный великан решился на очередную атаку, обрушив на Гёндуль багровый клинок и новую струю жидкого пламени.
– Гуннар, назад!! – отчаянно завопил Видгар, и только железная хватка конунга удержала молодого норманна от попытки ринуться вслед за германцем, который с малоразборчивым, но донельзя непристойным кличем легко перепрыгнул через костёр и разбросанные в беспорядке вещи, отпихнул опустившуюся на одно колено Гёндуль, упал, перекатился под мечом ётуна, оказавшись у самого основания чёрно-багрового облака, возле места, где у всех нормальных существ находятся ноги. Лёжа, Гуннар поднял руку, вооружённую стареньким, изрядно иззубренным мечом, что подарил Торир, и, размахнувшись как мог, пропорол плотную черноту, сделав широченный разрез, откуда вместо крови хлынул огонь. В то же мгновение Гёндуль ещё раз метнула молнию, целясь туда, где у ётуна было подобие головы.
Полыхнуло жарким, слепяще-белым огнём. Там, где стоял великан, взметнулся купол белоснежного огня, быстро разраставшегося и рассыпающегося на драные бездымные лохмотья, поджигавшие всё встречавшееся на пути. Вихрь, составлявший сердцевину купола, рванулся в небеса, окрасив облака багровым цветом, и исчез. Гуннар, вопя благим матом, сдирал с себя горящую безрукавку, а пришедшая ему на помощь валькирия пыталась сбить пламя.
Всё кончилось как-то неожиданно, и монах не сразу понял, что ётун сгинул. Совсем.
– Вы... вы убили его? – облизывая пересохшие губы, робко спросил Видгар у валькирии, сидевшей на корточках рядом с подававшим слабые признаки жизни Гуннаром.
– Как же, убьёшь его, поганца, – мрачно ответствовала дева. – Сбросил обличье да сбежал к себе, в Ётунхейм.
– Он не вернётся? – пискнул отец Целестин, глядя на Гёндуль вылезающими из орбит от пережитого ужаса глазами. Монах никогда не признавался себе в том, что он отъявленный трус, но всё же данный факт оставался вопиющей реальностью.
– Не знаю, – буркнула валькирия. – А до рассвета, между прочим, ждать ещё и ждать.
Гуннар очнулся на удивление скоро и вперился слезящимися глазами в Гёндуль:
– Ты как?
– Я-то ничего, – хмыкнула валькирия. – А ты, как погляжу, мужик крутой. Люблю таких. Вставай.
Она помогла германцу подняться на ноги. Его качало, но выглядел Гуннар неплохо, умудряясь даже не падать.
Но неприятности только начинались. Видгар разглядел вдали ещё несколько багровых теней, – похоже, призванная первым нападавшим помощь наконец прибыла. Отец Целестин, несмотря на истерический настрой, дрожь в руках и прочие неприятности, сопровождавшие чувство, именуемое смертным ужасом, сумел-таки с пятого на десятое объяснить, отчего удар Гуннара стал решающим в минувшей схватке. Все, не исключая Гёндуль, окропили оружие святой водой ещё до того, как на сцену перед костром Одина вышли враги.
– Нет, нам тут даже с волшебным составом не выстоять, – мрачно сообщила валькирия, глядя на воинственные приготовления несколько приободрившихся людей. – Этих гадов сюда, наверно, с десяток идёт. И на кой мы им сдались?
Дева опустилась на колени и, не слушая тревожных окликов, быстро-быстро зашептала слова, другим не слышные. Затем прочертила мечом в воздухе несколько знаков – отец Целестин разобрал очертания рун: «тейваз» и «эйваз». Немного знакомый с основами суеверия, именуемого норманнами рунической магией, он начал понимать, что Гёндуль взывает к богу Тору с просьбой о защите. Ну что ж, пусть помогут нам все святые, Иисус, Дева Мария... и Аса-Тор!
Когда восемь пылающих теней сгрудились возле валуна сплошной стеной огня, валькирии было уже не до геройства. Как и смертные, валькирия прижалась к холодному камню, надеясь только на крепость меча и милость богов. Тёмный огонь ревел вокруг, становилось всё труднее дышать, и жар бил в лица. Отец Целестин мысленно прикидывал, куда его отправят – сразу в ад или всё же в чистилище. Впрочем, о каком аде может идти речь, когда вот он, наяву! Именно такими и представлял святой отец демонов преисподней – большие, чёрные, с огнём и пылающими глазами.
Самый решительный ётун атаковал почти сразу, пустив в дело меч. К счастью, Гёндуль среагировала моментально – удар, направленный в Гудмунда, не достиг цели, парированный быстрым движением её клинка. Сын Хёгни Ингвиссона не остался в долгу: воспользовавшись замешательством чудовища, он сделал выпад и ткнул в густо-чёрный сгусток, заставив ётуна взреветь от бешенства и отпрянуть. Менее настырные чудовища, заметив пусть небольшую, но болезненную рану своего сотоварища, остановились, словно ожидая чего-то.
Краткая передышка спасла жизнь и отцу Целестину, и конунгу, и всем, кто был с ними. Ётуны дождались, но явно не того, кого им хотелось.
Происшедшее в последующие минуты отцу Целестину хотелось бы забыть раз и навсегда.
Собственно, никто толком и не понял, что же случилось. Внезапно поплыла и затряслась земля, от валуна начали отваливаться небольшие осколки, а затем тряхануло так, что никто не удержался на ногах, и у подножия скалы образовалась весьма неприглядная куча мала. Просто удивительно, что никто не напоролся и не порезался об оружие, вылетевшее из рук. Падая, монах увидел, как разлетаются в клочья тела ётунов, оставляя в горячем воздухе дымные следы и сполохи умирающего багрового огня. Грохот стоял немыслимый – в сравнение шло только явление Владыки Эйреми в Вадхейм; то справа, то слева вспыхивали и угасали сине-зелёные молнии, и монаху почудилось, что за спинами ревущих и отчаянно отбивающихся ётунов поднимаются очертания огромного молота и чьей-то исполинской фигуры.
«Это Тор, Тор пришёл...» – эта мысль стала у отца Целестина последней. Отколовшийся от валуна обломок с роковой неумолимостью угодил ему точно в темя. Вокруг по-прежнему грохотало, вспыхивало пламя, взлетали и исчезали в небесах огненные вихри, ввинчиваясь в низкие тучи и растворяясь в них...
* * *– Да ничего с ним не случится. Вот, пожалуйста, уже глаза открыл... – проговорил спокойный мужской голос, не знакомый отцу Целестину. Монах поднял голову, превозмогая жуткую боль в затылке и тошноту и пребывая в уверенности, что ночью ему привиделся на диво жуткий кошмар. Вспомнились Один, Гёндуль, как укладывались спать. Всё само собой разумеющееся, привычное. Боги, валькирии всякие... А что потом?
Исландское плоскогорье заливал грязно-серый свет, какой бывает только в утренние часы ненастного и холодного осеннего дня. Над головами проносились к востоку лохмотья облаков, похожие на сожжённые обрывки отслуживших своё тряпок. По-прежнему подвывал на разные лады ветер, а вокруг, куда ни взгляни, серел под тусклым, не желающим радовать человека солнцем снег. Исключение составляли только чёрно-коричневые холмы, поднимавшиеся на юге. И земля вокруг валуна, невесть кем брошенного посреди безжизненной равнины.
Всё так же шипел, выпрастываясь из каменной плиты, огонь, швыряя вверх белые язычки, гаснущие на пронизывающем ветру. Туша огромного камня возлежала на земле, так же как и сотни лет до этого дня и как будет лежать ещё сотню лет после него. Только на пятьдесят шагов вокруг места, где отца Целестина и его друзей встретил Один, всё, включая тонкий слой торфа, базальт, карликовые деревца и небольшие камни, опалила неведомая сила, окрасив в чёрный цвет смерти и без того неживую землю Страны Льдов.
Сильные руки Торира усадили монаха, даже не пытавшегося протестовать из-за раздирающей головной боли, а Видгар подсунул ему под спину свёрток полуобгоревшего меха. Медленно, с трудом отец Целестин начал вспоминать события прошедшей ночи.
– Все живы? – Он с трудом разлепил губы. Каждый звук отдавался в голове колокольным звоном.
– Живы, живы! – отозвался всё тот же незнакомый голос. Монах сквозь полуприкрытые веки почувствовал, что свет загородила чья-то тень. Присмотревшись, отец Целестин разглядел-таки присевшего рядом с ним на корточки человека, с улыбкой рассматривавшего страдающего душевно и телесно монаха. Неизвестный – плечистый и рыжебородый молодой мужчина с весёлыми серо-зелёными глазами – протянул к монаху правую руку:
– Лежи смирно. Сейчас тебе станет получше.
При всём желании монах не смог бы лежать «не смирно». Каждое движение лишь усиливало боль и вызывало спазмы в желудке. Когда же сильные пальцы рыжебородого коснулись лба, отец Целестин ощутил, как от его руки разбегаются волны приятного, облегчающего холода, а затем боль стала уходить, оставляя только маленький очаг воспоминаний о себе где-то в глубине черепа. Словно из потухшего очага забыли вытащить последний тлеющий уголёк.
– Ну как? – участливо спросил человек, заглядывая монаху в глаза.
– Спасибо, почтенный... не знаю твоего имени, вроде отлегло. – Отец Целестин осторожно потряс головой, боясь, что исцеление не настоящее и сейчас всё начнется сначала.
– Моё имя не секрет, – сказал рыжебородый, поднимаясь и отряхивая тёмные полотняные штаны. – Зовут меня Винг-Тор, или просто Тор. Сын Одина. Давай попробуй встать на ноги.
Тор нагнулся, поймал протянутую монахом руку и помог ему встать. Теперь отец Целестин во все глаза смотрел на ещё одного – почитай, третьего – бога из тех, с кем довелось свести знакомство за последние сутки.
Память вернулась окончательно. Ётуны, швыряющие во врагов жидкий огонь, Гёндуль и Гуннар, сумевшие отпугнуть первого великана, потом ещё десяток чудовищ, и наконец... Да нет же, ну как может быть этот вполне обычный человек тем гигантом с испускающим молнии всесокрушающим молотом? Хотя постойте, Один ведь рассказал (да и показал!), что дух может принимать любую форму, даже самую невероятную. Но всё равно не верится...
Отец Целестин опустил глаза на пояс Тора и увидел висящий на левом боку тяжеленный боевой молот. Самый обычный – железная рукоять украшена золотыми бляхами, ремешок, чтобы на руку надевать, и всё. Отец Целестин заворожённо, забыв о возможных последствиях, протянул руку к оружию бога. Тонкая, как игла, синяя искра вонзилась ему в палец прежде, чем он успел коснуться отполированной стали. На указательном пальце тут же появилось красное пятно ожога.
– Опять руки зачесались? – съехидничал наблюдавший за монахом Гуннар.
– Нельзя смертному касаться Мьёлльнира, – строго сказал Тор. – Скажи спасибо, что этим всё обошлось. А ведь и убить могло... Ну, я своё дело сделал, пора и отправляться. Да и вы домой возвращайтесь.
– Постой! – Торир тронул бога за плечо. – Как нам отблагодарить тебя, Винг-Тор?
Тор промолчал, оглядев собравшихся кружком людей. Затем вытащил из-за пояса латные рукавицы, надел их и легонько ткнул Торира в грудь:
– Ничего не нужно, кроме вашей доблести. Мы, Асы, любим героев. Один, отец мой, и Локи рассказали всё, и теперь я знаю, что судьба богов зависит только от вас. Что может значить небольшая драка с великанами перед тем, что собирается сделать конунг Вадхейма, идя против Нидхёгга Чёрного? Верни Трудхейм в этот мир, Торир, Асы и Ваны всегда помогут тебе на избранном пути.
Тор развернулся и, не прощаясь, пошёл в сторону. Только сейчас отец Целестин заметил, что слева от камня стоит громадная двухосная повозка, запряжённая двумя быками. Тьфу, да какие же это быки? В колесницу была впряжена пара козлов, да каких! Ни одна из зверюг не уступила бы размером громадным буйволам, виденным отцом Целестином в Индии. Изогнутые, в две человеческие руки длиной, рога, длиннющие жёлтые зубы и глумливые выкаченные глазищи... Козёл справа вдобавок задумчиво жевал клок шерсти, выдранный из загривка своего соседа по упряжке.
Тор как ни в чём не бывало вскочил в повозку, помахал людям рукой и, взяв вожжи, стегнул ими козлов, моментально забывших свою меланхолию. Цельные деревянные колеса загрохотали по скрытым под тонким снегом камням, и вскоре повозка грозного бога-воителя скрылась в туче ледяной пыли, а затем и исчезла вовсе.
«Хорошо бы сейчас медовухи», – подумал отец Целестин.
– Мальчики, долго стоять будете? – рявкнула у него над ухом Гёндуль, заставив монаха вздрогнуть. – Домой, что, и не собираетесь? Опять с ётунами повоевать хотите?
«Позвольте, позвольте, – подумал святой отец, прищурив глаза и озирая округу, – как же нам возвращаться? Лошади где? И ещё на голодный желудок...»
Гёндуль словно подслушала его мысли:
– Без коней идти далековато и неудобно. Ну, я сейчас что-нибудь придумаю. Видгар, иди-ка сюда. Тебе такие знания могут пригодиться. Мало ли что.
Она отвела Видгара в сторону и стала что-то объяснять, иногда вычерчивая пальцем на обгоревшей земле рунические знаки. Затем они оба опустились на колени, и валькирия запела. Видгар вторил, стараясь в точности следовать музыке и ритму:
Отец Целестин, в котором вновь проснулось неуёмное любопытство исследователя, прислушивался, стараясь точно запомнить текст. Сейчас явно должно было произойти очередное чудо, и монах понял, что именно делает Гёндуль, только после следующих слов её песни:
Гёндуль, а за ней Видгар прочертили перед собой в воздухе знак «науд» и ещё один, отцу Целестину не знакомый. Все насторожились, чувствуя, как в воздухе вновь завибрировала Сила. На краткое мгновение взглядам людей предстало видение – очень красивая, благожелательно улыбающаяся девушка в белом платье, стоящая между двух белых же лошадей, а затем раздалось задорное ржание беглых коньков. Все шестеро вернулись словно ниоткуда. Вот только что их не было, а теперь стоят рядом, постукивая копытами, и трясут косматыми, нечёсаными гривами.